Николай Иванович Леонов
«Здравствуйте! Пограничный контроль!»
Они сидели в подвале предназначенного на снос дома, пили водку. Точнее, пили двое. Интеллигент лишь пригубливал да наливал. Дружки, «взявшие» где-то золотую церковную утварь, пригласили его для разговора, он слушал их рваную, порой бессмысленную речь и ждал. Увидев золото, он понял, что оно будет принадлежать ему, а дружки свой многогрешный жизненный путь закончили. Теперь вопрос, как осуществить принятое решение. Конечно, лучше всего их из этого подвала не выпускать.
Преступники не знали путей реализации золота, потому и обратились к Интеллигенту, предложив положенную треть.
Интеллигент был уверен, что уже объявлен розыск. В стране сбыть ничего не удастся. Да и треть его не устраивала. Он вроде бы задумался, начал лениво торговаться. Дружки нервничали, объяснили: за ними сторож, который остался там, на месте, а впереди у них — вышка, мол, надо торопиться. И тут они совершили последнюю ошибку, показали полуржавый ТТ, который и был виновным в смерти сторожа. Интеллигент сказал, что, мол, его мажут в «мокрое», вырвал пистолет как единственную улику, стал искать, куда его выбросить, и дважды выстрелил.
Стакан, из которого он пил, Интеллигент вымыл и ушел к своей временной сожительнице решать извечно сложный вопрос, как жить дальше.
Рельсы пересекались, электровоз мягко вздрагивал, переходя с одного пути на другой. Ажурная металлическая арка медленно наплывала, и все крупнее и четче становились буквы на ее своде: СССР.
Состав, нырнув под арку, покатился вдоль перрона, на котором на равных интервалах стояли молодые, подтянутые пограничники. Состав вздрогнул и остановился, пограничники одновременно вспрыгнули на площадки.
Казалось бы, что может быть скучнее и однообразнее службы на КПП? Для непосвященных расшифруем — контрольно-пропускной пункт. Застава? Это совсем другое дело. Множество фильмов о службе советских пограничников на заставах, дорогу которым открыл незабываемый «Джульбарс». Если за два года службы на пограничной заставе и не будет попытки прорыва границы, то на учениях, в секретах, на постоянных обходах-проверках контрольной полосы скучать не дадут.
А что на КПП? Здравствуйте, пограничный контроль! Прошу предъявить документы. Да и просить не надо, каждый приезжающий или уезжающий, увидев пограничника, знает, что надо предъявить паспорт. Через КПП какой диверсант полезет? Если он из психушника сбежал?
Скучное и однообразное это дело — служба на КПП. Однако случается! А если приглядеться и знать, что случиться может в любой непредсказуемый момент, то выяснится, что все есть у пограничников на КПП: и ежедневные тренировки, и постоянный самоконтроль, и напряжение, вызванное огромной ответственностью.
Открылась дверь купе международного вагона, молодой пограничник козырнул и сказал:
— Здравствуйте! Пограничный контроль... Прошу предъявить документы...
Ему протянули паспорт, пограничник взял его и посторонился, пропуская в купе своего начальника, капитана Бравина. Бравин быстро оценил обстановку, понял, что все в порядке, его помощь не требуется, и пошел дальше. Проверка документов проходила быстро, молодые, подтянутые ребята с бесстрастными лицами, возможно, кому-нибудь напоминали отлаженностью своих движений роботов. Но такой «наблюдатель» ошибается, это были советские воины, корректные, внимательные, успевающие не только проверить подлинность документов...
Старший пограничного наряда капитан Олег Бравин шел вместе со своими солдатами к зданию вокзала. Олег выглядел моложе своих двадцати восьми лет, чуть выше среднего роста, в плечах неширок, но фигурой крепок, форма на нем сидела безукоризненно, и был он свежим, словно не заканчивал с нарядом длительную, утомительную смену, а входил в праздничный день в помещение офицерского клуба.
Солдаты, поглядывая на Бравина, невольно поправляли одежду, подтягивались.
— Когда варшавский, Олег Сергеевич? — спросил кто-то.
— Опаздывает, Комов, — не оглядываясь, ответил Бравин. — Вы даже успеете вымыть руки, а то походите не на пограничника, а на трубочиста.
Солдаты сдержанно рассмеялись, а Комов, оправдываясь, сказал:
— Так не вытирают поручни, товарищ капитан.
Рядовой Василий Трофимов, москвич, острослов и заводила, поймал на себе ожидающие взгляды товарищей и понял, что пора солировать.
— За что же вы так, товарищ капитан? — начал он задушевно.
Солдаты прислушивались, а Бравин чуть заметно улыбнулся, ожидая продолжения.
— У человека предчувствие: в варшавском следует его персональный нарушитель. Нет, чтобы поощрить... Мол, будь зорче, Комов! А вы его руки мыть...
Пограничный вокзал отличает некоторая сдержанность и неторопливость. Здесь редко разговаривают громко, редко бегут, опаздывая, и на лавочках здесь не располагаются основательно, как на обычном вокзале, каждый человек приходит точно к определенному поезду. Слышится иностранная речь, мелькают зеленые фуражки пограничников, серые — таможенников.
При выходе из здания вокзала на платформу стояли металлические вертушки. С одной стороны толпились отъезжающие, по другую сторону — молодые рослые пограничники проверяли паспорт, открывали вертушку, пропуская пассажира, брали паспорт у следующего.
Капитан Бравин, как всегда свежий и элегантный, стоял чуть в стороне. Наблюдая за безукоризненной работой своего наряда, он заметил, что возле одного из пограничников произошла какая-то заминка. Бравин быстро подошел и увидел молодую женщину, за подол которой цеплялся пятилетний мальчуган. Он взял у пограничника паспорт иностранки, взглянул на фотографию и сказал по-английски:
— Добрый день, мадам. Кто еще с вами едет?
— Майкл! — женщина повернулась к соседнему контрольному пункту, пытаясь успокоить плачущего сына. Стоявший там мужчина повернулся:
— Что случилось?
— Все в порядке, — сказал Бравин и, поддернув брюки, опустился на корточки, протянул малышу значок: — Здравствуй, как тебя зовут?
— Дик, — взяв значок, ответил малыш.
— Отлично, Дик. Можно, я тебя возьму на руки и отнесу к папе?
— Можно, сэр.
— Прекрасно. — Бравин взял малыша, перенес к отцу: — Извините, но сын зарегистрирован в вашем паспорте, а не у мадам. — Бравин козырнул и вернулся на место.
— Это русский офицер? — шепотом спросил мальчик у отца.
— Конечно, Дик, — тоже шепотом ответил отец и громко сказал: — Благодарю вас, капитан!
В зале для совещаний собрался офицерский состав КПП.
— Товарищи офицеры, — говорил полковник. — В дополнение ориентировки уголовного розыска об ограблении церковной ризницы и возможной попытке вывезти награбленное за рубеж нам сообщают, — он взял лежавший перед ним документ. — Внешние приметы преступника уточнить пока не удается. По характеру и методу совершенного преступления полагают, что действовал рецидивист, следовательно, выехать за рубеж легально, по своим документам, он возможности не имеет. Просим принять меры и так далее...
Полковник отложил документ, оглядел собравшихся.
— Мы пропускаем четырнадцать поездов в сутки плюс шоссе... — сказал кто-то.
Полковник кивнул, соглашаясь.
— И конкретных примет нет. Мужчина выше среднего роста, в возрасте от двадцати пяти до сорока, — добавил другой голос. — Несерьезно.
Полковник вновь кивнул и сказал:
— Давайте порассуждаем. Преступник вряд ли будет камуфлироваться под иностранца, поедет по советскому паспорту. Далее... Туристическая группа, как правило, организуется на предприятии, в организации, в творческом союзе. Вряд ли преступник-рецидивист—активист-общественник. Возможно и такое прикрытие, но... — он выдержал паузу. — Думаю, что он поедет как турист-одиночка.
— Иван Григорьевич, — сказал один из офицеров, — какая гарантия, что преступник повезет золото сам, а...
— Не продал его иностранцам? — продолжил полковник. — Никакой. У нас есть только то, что есть. Исходим из того, что двадцать килограммов золота продать трудно, почти невозможно. Итак, одиночка. Поезд? Возможно. Но скорее машина... Давайте произведем некоторую передислокацию наших сил...
А в это время из Минска в Брест неслись «Жигули».
В машине находились двое мужчин, водитель пел, пассажир следил за дорогой, не забывая посматривать назад. Было им обоим лет тридцать, выглядели они, как и было на самом деле, вырвавшимися на волю горожанами.
— Толик, тебя догоняют, пропусти, — сказал пассажир водителю.
— Слушаюсь, Алеша! — Толик выполнил маневр. — Но я мог бы...
— Твоя скорость девяносто, Толик, — прервал Алексей. — Не гоняйся, будь на трассе джентльменом. — Он вдруг начал подпрыгивать и кричать: — Бум! Бум! Бум! У тебя начинает стучать задняя дверь.
Анатолий свернул с дороги, остановил машину, взглянул растерянно.
— Чего на меня смотришь? Машину смотри. Ты меня просишь научить тебя ездить. Кататься на исправной машине каждый умеет, я имитирую аварийную ситуацию.
Они вышли на шоссе, обошли машину.
— Порядок, — сказал Анатолий.
— Прокол заднего правого. Меняй! — скомандовал Алексей.
— Лешка! — Анатолий прижал руки к груди.
— Меняй! С чего начинаешь?
— Домкрат...
— Аварийный знак...
Обреченно вздохнув, Анатолий достал из багажника аварийный знак, выставил его позади машины, начал искать домкрат. Алексей присел на травку и, покусывая стебелек, комментировал:
— Темно, идет дождь, мимо, сигналя и ослепляя тебя фарами, проносятся машины. У тебя в багажнике солдат со шпагой пропадет... — Алексей закурил, смотрел на товарища усмешливо. — Надо подстилочку иметь, грязь.
— Сухо же, — буркнул Анатолий, но послушно расстелил целлофан.
Бравин шел по улице, отвечая на приветствия военных, раскланиваясь со знакомыми, когда увидел девушку лет двадцати трех, которая шла по улице, грызла яблоко и старалась не замечать двух молодых парней, шедших рядом и изрекавших оригинальные фразы:
— Девушка, мы, кажется, знакомы...
— Вас зовут Галя?
— Ваше имя начинается на А?
Бравин на секунду закрыл глаза, открыл, но девушка не исчезла, продолжала следовать по улице в сопровождении «телохранителей». Бравин быстро пересек улицу, некоторое время шел следом за ними.
— Я никогда не пристаю на улице... — говорил один из парней. — Но ваша неземная красота...
— А я чемпион района по знакомству на улице, — вмешался Бравин, взял девушку под руку мягко, но решительно, взглянул на парней недоуменно и спросил: — Вопросы есть? Вопросов нет, вы свободны, — и, оставив ошарашенных парней, пошел с девушкой по улице.
— Если вы меня прогоните, — Бравин попытался улыбнуться, — то первое место в районе захватит мой личный враг водопроводчик Вася. У него двое детей, и он пьет портвейн.
Девушка протянула Бравину яблоко и сказала:
— Ты похудел. — Она быстро взглянула на него: — Еще больше похож на Печорина.
Бравин откусил яблоко и спросил:
— Наташка, давно рассталась с Печориным?
Наташа устало вздохнула:
— Бравин, почему ты не можешь хоть изредка быть простым человеком, ничего не изображать...
Они свернули с центральной улицы, вошли в малолюдную аллею.
— Мог бы рассердиться... обрадоваться, — продолжала Наташа. — Обнять... и поцеловать, обозвать стервой, ударить, в конце концов...
Бравин усадил Наташу на лавочку, сел рядом, поправил девушке волосы.
— Ты хорошеешь, я рад, — он смутился и достал сигареты.
— Куришь? — Наташа словно обрадовалась. — Человеческая черта.
— Девушка, приглашаю вас в ресторан... — Бравин усмехнулся. — На товарищеский ужин.
— Да? — Наташа провела ладонями по талии. — Мы не будем говорить о нас...
— Нет, будем танцевать, пить и есть, — подхватил Бравин.
— Годится! — Наташа вскочила, взяла Бравина под руку.
— Только мне необходимо, — Бравин указал на свою форму.
— Боже! — Наташа схватилась за голову. — Ну, хоть бы раз, один-единственный раз ты выпрыгнул из своего устава!
Наташа в гимнастическом трико, вытянувшись в шпагате, застыла в воздухе.
Эта огромная фотография висела на стене. Наташа задумчиво рассматривала себя, покачала головой:
— Не из лучших.
Бравин вошел в комнату, одетый уже в штатский костюм, завязывая на ходу галстук.
— А ретушь такая, что меня и узнать нельзя, — Наташа взглянула на Бравина. — Тебе было необходимо переодеваться?
— Нет, дорогая, я хотел, чтобы тебя мучила совесть, — Бравин раскладывал по карманам бумажник, сигареты, зажигалку, взял со стола ключи, указал на фотографию: — Ты бросила мужа, а он только и думает о тебе...