Солнцеворот желаний (СИ)

Самое верное исцеление — правильное питание и чистая вода было им недоступно, в результате отравление зашло так далеко, что они попали сюда. Некоторые семьи заражались целиком, и в итоге часть детей остались сиротами.

Перед выездом в больницу я в очередной раз проговаривала вариант с открытием небольшого королевского приюта для таких детей. Я считала, что будет правильным дать им кров и дом, и шанс устроиться в будущем. Небольшая компенсация за их потери. Совет Женевры меня не поддержал, но я знала, к кому обратиться, что исполнить задуманное, так что они были вынуждены уступить.

— Ох, ребята, я же просила называть меня просто — Селеста или Сэлли, зачем нам такие официальные прозвища, м?..

Дети наперебой заголосили «Сэлли, Сэлли, расскажи сказку про принцессу-дракона, про короля и морское чудовище», а я обхожу по кругу каждого ребёнка, проверяя их самочувствие, да и просто стараясь каждому уделить внимание. То коснусь вихрастой макушки, то щёлкну по носу, кого-то поцелую в лоб, кому леденец вытащу из-за пазухи. У новых детей задержалась, опускаясь на край постели и прикладывая холодную руку к покрытому испариной лбу.

Девочка передо мной совсем крошечная, бледненькая и серая от усталости. Она совсем не реагировала на общий шум палаты, а дети, заметив, как я посерьёзнела, притихли словно мышки, наблюдая за мной. Подошедшая Месария покачала головой, поправляя сползшее одеяло.

— Чудо, что её вообще нашли. Она из заброшенного квартала, что неподалёку от больницы. Когда была ночь Трезубцев и костей, там возник пожар и старые постройки рухнули, а новые строить было недосуг. Да и поговаривают всякое о тех местах…

— Всякое? — спрашиваю, вытаскивая ладонь девочки и проверяя пульс. Совсем слабенький, жизнь едва теплится в ней.

— Ну… про этих, как их там, морвиусов… Её и нашли потому, что городская стража совершала обход и случайно наткнулась на занятую квартиру. Видимо её родители не смогли устроиться после пожара и заняли пустующий дом.

«Ну да, повезло…» — невесело подумала про себя, закрывая глаза. Месария тотчас умолкла и почтительно отошла в сторону, звучно издав «Тсссс!», чтобы и дети не мешались. Внутренним взором я настроилась на белую тьму и ариус тотчас отозвался, выползая из меня и устремляясь к девочке. Я пыталась заставить его проникнуть под кожу малышки, чтобы запустить процесс исцеления. Я не первый раз это делала, но постоянно терпела неудачу.

Прикусив губу, нахмурилась, будто пытаясь вытянуть из себя как можно больше тьмы и впустить её в ребёнка, однако ариус только обволакивал дитя и вовсе не стремился проникнуть внутрь. Он не понимал, чего я хочу. Увы, но и в этот раз я потерпела поражение.

Мотнув головой, с сожалением отпустила ариус и обратилась к единственному работающему методу. Выудив из-под рукава платья небольшую заострённую как кошачий коготь иглу, с силой провела по собственному запястью, а затем аналогичным образом поступила с рукой девочки. Медсестра и дети не видели происходящего, нас скрывал белый дым и почти варварское лечение осталось только на моей совести.

Я прижала запястье к руке ребёнка и тотчас проснулся ариус, опутывая наши руки толстыми нитями и от них забираясь в рану девочки, отправляясь в путешествие под её кожей. Не знаю почему, но это был единственный способ лечить невидимые глазу раны.

Вот и сейчас кожа ребёнка мягко засветилась нежно-серебряным светом, пробивающим плотный туман ариуса и вызывая восхищённые восклицания остальной ребятни. Ариус рассеивается и их глазам предстаёт почти полностью здоровый ребёнок, спящий глубоким целебным сном. Аналогичным образом поступила и с мальчиком, и хоть после процедуры меня шатало от переутомления, я была довольна собой и тем, что за раз смогла помочь сразу двум.

В этот раз пришлось обойтись без сказки, я была слишком измотана исцелением, однако шоколадные печенья с королевской кухни сгладили разочарование детей, а новые книжки со сказками довершили их восторг. Те, кто постарше обязательно устроят вечером книжный сеанс, отыгрывая на импровизированной сцене особо полюбившиеся истории.

Завтра или послезавтра выберу из предложенных вариантов подходящие комнаты во дворце, куда сироты переберутся после окончательного выздоровления. У них будет нормальная жизнь, они получат и образование, и работу, и даже шанс поступить в академию при должном старании. Отчасти я чувствовала вину за то, что с ними приключилось. Уйди я в море — не было бы солевой болезни…

Последний раз оглядев, наполненную детскими, звонкими голосами, палату, с улыбкой помахала веселящимся детям и напоследок выпустила в воздух тающих бабочек, а вот выйдя наружу, бросилась к окну и распахнула его, вывалившись наполовину, подставляя разгорячённое лицо освежающим струям воды.

— Не стоило вам так выкладываться, кэрра Селеста, — скупо заметил подошедший Аксель. Мужчина прислонился к стенке, скучающим взглядом провожая спешащих мимо медсестёр.

— Предлагаешь бросить их? Дать умереть, когда в моих силах помочь?..

— Если вас эта помощь убивает — какой в ней смысл? Вы важнее всех этих детей.

Я упрямо стиснула зубы, возвращаясь обратно и поворачивая ручку, с противным скрипом закрывая окно. Обтерев носовым платком лицо, ненадолго склонила голову, прижимая ладонь к горячей шее, чувствуя, как сильно бьётся жилка у виска, отзываясь тупой затылочной болью.

Мы слишком мало времени проводим вместе. Не будь невыносимым присутствие Никлоса, я бы сопровождала его каждый час, питаясь связью нориуса и ариуса, усиливая свой дар. Увы, но я не могла перешагнуть через себя, ведь каждый взгляд на него будил воспоминания о том, что он сделал. И о том, что намеревался сделать. Лежать с ним в одной постели — невыносимо, но это единственное, на что я готова была пойти, чтобы укрепить ариус.

Отлипнув от стены, Аксель намеревался сказать что-то ещё, видимо поторопить с возвращением во дворец, однако выглянувший из-за поворота доктор Флар дэ’Мор нарушил эти планы. Рядом с ним шла низкорослая медсестра, в руках держащая медицинский халат моего размера. Это означало только одно — случилась трагедия.

— Кэрра Селеста! — почти фамильярно, учитывая разницу в статусе, воскликнул доктор Флар, однако для наших устоявшихся отношений такое обращение было простительно.

Невысокий, пухлый, серый дракон был одним из немногих, кто с блеском окончил академию общих наук по медицинскому профилю, а после дополнил образование в обычном медицинском вузе. Обладая пытливым умом и железными нервами, а также гибкостью и некой долей изворотливости, он сумел стать заместителем директора единственной городской больницы для драконов, а после ареста директора во время весенних событий, занял ведущее место и вот уже четыре месяца с чувством и тактом руководит данным заведением.

Именно к нему я и обратилась со своей странной просьбой, из-за того, что Никлос был резко против моего обучения в стенах академий, так что только практика у достойного человека оказалась единственным вариантом моего медицинского образования. Я должна была постичь науку исцеления. И сделать это максимально быстро, учитывая как мало времени мне было отведено.

— Дэр Флар, рада вас видеть. Вижу, нас ждёт операция?

— Час назад поступил пациент со вспоротым животом. На него упало дерево, — кивнул доктор, пока медсестра помогла мне надеть халат и перебрать волосы, пряча их за косынкой. Стоявший рядом Аксель недовольно заворчал, хмуря брови. Он не считал, что я должна участвовать в таких низменных вещах, как вскрытие человека. Даже, если это спасёт чью-то жизнь.

Вот и сейчас, когда мы заторопились в операционный зал, он перехватил меня за локоть, шепча:

— Помните, ваши силы не безграничны.

Однако я вывернулась и смерив его свирепым взглядом, вынудила отступить, сама же нагнала спешащих доктора и медсестру, на ходу в очередной раз слушая порядок действий и что именно я должна делать. По сути ничего, моя единственная задача — наблюдать и запоминать. Во время операции доктор будет озвучивать всё, что делает, попутно показывая мне «внутренний мир» дракона, чтобы я наглядно понимала, что и как работает.

Перед операционной, мы обмыли руки в чистой воде, протёрли спиртом, а две помогающие медсестры закрыли наши лица масками. Как объяснил Флар — эти нововведения появились благодаря реформе короля Вернона, допустившего многих талантливых простолюдинов в стены высших заведений, тем самым подтолкнув науку ко множеству открытий.

Зайдя следом за хирургом, я на мгновение застопорилась, прикрывая глаза и настраиваясь на нужный лад. Нельзя видеть перед собой человека. Нельзя позволить его боли забраться ко мне в душу, иначе ничем не смогу ему помочь.

Так странно, глядя в голубые глаза пострадавшего, вижу перед собой Райво в тот момент, когда ему вспороли грудь и вытащили сердце. Я слышу крик, чувствую запах крови. Стоящая рядом медсестра пытается что-то сказать, но я хватаю её за запястье и сжимаю, чтобы молчала. Уже в порядке. Уже здесь и слышу слова доктора, вижу, как аккуратно, но уверенно вытаскивают обломки из тела раненного, как к его губам прикладывают смоченную морийской травой тряпку и как он медленно погружается в очередной сон без сновидений. Я рядом и в тот момент, когда врач взмахом руки требует подойти ближе и показывает, как разошлись края лёгкого, со стороны казавшееся просто пористой слизью. Это всё, что могу увидеть. Разные оттенки красного и синего, и чёрного, и кажется внутри шевелятся слизняки в такт ускоренного биения сердца. А может это моё бешеное сердцебиение?..

Движения хирурга завораживают своей точностью и скоростью, и я теряю нить происходящего, будто окунаясь в густой, красный туман. В воздухе стоит невообразимая вонь — одна из веток вспорола живот и пробила его насквозь, вывалив содержимое. Кишечник разорван, пострадали печень и почки. Доктор Флар сухим, безэмоциональным голосом перечисляет повреждения, споро проходясь по каждой ране специальным магическим прибором, подсвечивающим то, что скрывалось за внешним краем повреждений. И таким же тоном врач констатирует:

— С учётом всех травм и не имея возможности проведения ускоренной магической операции по сшиванию внутренних органов, дальнейшие действия считаю бессмысленной тратой времени, продлевающей агонию пострадавшего. Пациент не переживёт операцию. На этом всё.

— Что? — воскликнула очнувшись. Подняв голову, удивлённо уставилась на доктора. — Что вы имеете ввиду? Вы не хотите даже попробовать его спасти?!

Доктор стягивает с лица маску и устало смотрит на меня.

— У него задеты почти все важные органы. Порвано лёгкое, кишечник на лоскуты порезан, одну почку даже не сошьёшь — от неё ничего не осталось. Я уж не говорю о печени! Всё, что мы сделаем, только продлит его страдания. Он истечёт кровью задолго до конца операции.

— Он серый дракон. Как и вы. Хотя бы попробуйте! — тихо, но упрямо возразила ему, наклоняя голову, будто бык, собравшийся идти на таран. В операционной стало тихо.

— Ваше Высочество, я пытаюсь сказать, что даже с переливанием крови, что в восьми из десяти случаев приводит к отторжению, у нас не хватит времени, чтобы успеть всё зашить. Он умрёт на операционном столе в ближайшие несколько минут, — почти вкрадчиво и невероятно мягко ответил Флар. Его лицо смягчилось и он, пожевав губы, окинул залитую кровью поверхность стола и лежащего человека. — Это неизбежность нашей работы. Мы не всем можем помочь.

— Ошибаетесь, — хрипло ответила ему, плечами отодвигая молчащих медсестёр и касаясь плеч спящего мужчины. — Говорите, что делать. Я сама его спасу.

В ответ на мои слова показался ариус. Не сразу, но доктор заговорил. И под его чутким руководством я направила белую тьму в открытые раны пациента.

* * *

Из операционной я буквально вывалилась и тотчас опустилась на один из диванчиков в комнате отдыха медсестёр. У меня не осталось сил даже чтобы смыть пот с лица и кровь с рук, поэтому девушкам пришлось взять заботу обо мне на себя. Они обмыли щёки, лоб и шею, обтёрли руки, помогли стянуть испачканный кровью халат, и довели до комнаты отдыха, где, укутав в тёплое одеяло, выдали ещё и чашку с шиповником и лимоном. Прикрыв глаза и грея пальцы о край чашки, я с наслаждением и каким-то опустошением погрузилась в полудрёму, убаюканная тихим переливчатым шелестом дождя.

Не знаю сколько времени провела в операционной, сколько часов потребовалось, прежде чем смогла завершить начатое под чёткими инструкциями оживившегося доктора, который, когда я успешно сшила в единое ариусом самые серьёзные повреждения, сам приступил к операции. Вдвоём мы действовали почти синхронно и нам удалось сшить и соединить всё, даже кишечник, который ветвился странной изогнутой линией в моих руках. Это было нечто невероятное, и впервые в жизни я была полностью довольна тем, что сделала. Нет, сегодня я не освоила ничего нового, но закрепила то, что уже знала. Более того, благодаря мне крупные повреждения были закрыты без использования швов, а значит никаких перевязок и никакой вероятности заражения. И даже переливание крови прошло успешно! Когда мужчина очнётся только общая слабость будет напоминать ему о том, что с ним приключилось.

После сделанного я не чувствовала ног, а в руках ощущала странное онемение. Оно же отражалось и в том, что я почти потеряла связь с ариусом, настолько сильно выложилась сегодня в операционной и с теми детьми. Теперь могла только надеяться, что сила Никлоса перебьёт магию подводников и соль не вернётся на землю.

Пока я предавалась вялым размышлениям, меня разыскал взвинченный до предела Аксель. Его не пустили в операционную, а когда операция закончилась мы покинули комнату через другие двери, и телохранитель не знал, что я уже освободилась. Теперь он жутко переживал и всё повторял, что бал вот-вот начнётся, а мы ещё в городе, а я совсем не в себе, раз решилась оперировать ариусом, тем самым полностью себя измотав. Ему даже пришлось взять меня на руки и собственноручно отнести в карету, идя через задние ворота, чтобы люди не увидели меня в таком состоянии.

Дождь к вечеру вновь распоясался, усилившись до мощного ливня, бившего по телу как миллионы тончайших стрел. Оказавшись в карете, мы почти не слышали друг друга, настолько оглушительно барабанило по крыше, так что я отмахнулась от очередных бессмысленных слов Акселя и погрузилась в неглубокий сон, прерываемый каждой встреченной кочкой.

С приближением ко дворцу, мне становилось легче. Будто тоненькие ниточки между мной и Ником вступали в связь, гуляя по моим нервам, высвобождая из-под гнёта усталости. Я посвежела, а щёки порозовели, и я даже повеселела, из-под прикрытых глаз наблюдая как зло перебирает пальцами по обивке кресла Аксель.

Он не молод. В его волосах уже струилась лёгкая седина, а под глазами набухли мешки. В прошлом мужчина участвовал в войне против песков, лично огнём жёг демонов и теперь это пламя обитало на дне его бирюзовых зрачков, держась упрямой линией губ и вертикальной складкой между бровей. Его тревога объяснима — он переживал за меня, как за свой потерянный отряд, что был утоплен в зыбучем песке полевым командиром демонов.

Но каждый раз, когда пыталась побольше разузнать о том, с чем столкнулся мой телохранитель, он замыкался в себе, пряча истории за холодной маской видевшего смерть человека. Это сильно печалило, ведь я отчаянно искала человека опытного в таких делах, с кем могла бы разделить всё то, через что прошла сама.

Я видела так много смертей и так остро чувствовала собственную беспомощность и смертность, что иногда могла часами сидеть на месте, погружённая в мрачные воспоминания, где вновь лежу на снегу, видя сражающихся драконов в чёрном небе. Пронзительный ветер прорывается из прошлого в реальность, морозя грудь и сбивая дыхание. В такие моменты я деревенею. Начинает казаться, что мой поступок был бессмысленным и я не спасла Артана, а лишь отсрочила неизбежное. Глядя на Никлоса, я не верила, что он отступит и не попытается нарушить Сделку. Признаться честно, я и сама постоянно думала, как можно из неё вырваться.

Карета остановилась у королевского крыла. Выглянув в золоченное окошко, увидела сколь многими красками и огнями украшены потерявшие листву деревья в саду и как ярко сияют огни хрустальных люстр из окон верхних этажей. Аксель открывает дверцу и предлагает вновь на руках отнести во дворец, но я самостоятельно спускаюсь по ступеньке на гравий и без помощи поднимаюсь по лестнице, не дожидаясь, пока мужчина раскроет надо мной зонтик.

Распахиваются двери и в жёлтом ореоле появляется секретарь Август. Его светлые, прилизанные волосы вспыхнули золотом, когда он склонил голову, а в глазах мелькнула неподдельная тревога, стоило ему разглядеть меня целиком. Он поджал губы и с укоризной глянул на Акселя, будто виня в том, что я так плохо выгляжу. Однако ни словом, ни жестом секретарь ничем более не выдал своего беспокойства. Только раскрыл ежедневник, корректируя планы, да вызвал слугу и наскоро написал записку, передавая с наказом отдать её кэрру Богарту.

— Ради вас бал состоится на час позже. Король не может выйти к гостям без своей невесты, — сухо и по-деловому заявил он, жестом ведя за собой. — Надеюсь то, что вы делаете, того стоит, учитывая, что стоит на кону?

Аксель не был посвящён в мои планы, так что отнёс слова Августа на королевские планы, однако я поняла истинную подоплёку слов секретаря и внутренне сжалась. Увы, но я не наделена холодной прагматичностью доктора Флара, который хоть и был в восторге от моих способностей, тем не менее проницательно заметил, сколь много я вложила в обычного смертного, тем самым подчеркнув, что иногда надо делать правильный выбор, даже если он кажется жестоким.

Я промолчала, а когда мы достигли моих комнат, и вовсе велела обоих мужчин ждать снаружи, отдавшись во власть горничных. Их опытность и расторопность не раз спасали меня от собственной неосмотрительности. Вместе мы были прекрасной командой.

Отмыв от пота, грязи и крови, они умаслили кожу лавандовым маслом и нанесли на сгибы локтей, запястий и под мочками ушей духи с ароматом лилий. Покрыв мокрые волосы особым маслом и закрутив на тонкие жгутики, они дождались, пока я нагрею их до сухости, и сняли заколки, распушив волосы волной крупных кудряшек, которые разложили на более мелкие гребнем с редкой резьбой.

Лицо покрыли тонким слоем крема с красящим эффектом, чтобы скрыть следы усталости. На щёки нанесли воздушные румяна, на веки — масляные тени нежно-серебристого тона, а на губы — помаду светло-розового оттенка, тем самым подчеркнув нежность моей внешности, полностью скрывая грубость характера и несгибаемость в чертах лица. Король хотел видеть невинность белой драконицы, своей невесты. Я должна олицетворять почти что святость, тем самым подчёркивая божественную природу ариуса в противовес грубой, физической силы нориуса.

И как бы я не противилась его желаниям, раз за разом приходилось уступать. Однако, я всегда умудрялась находить выход. Вот и сейчас, позволяя девушкам облачить меня в лёгкое и воздушное платье, покрытое сотней золотистых веточек и листьев, я вижу, что его основа сделана в точности так, как сказала — простой каркас, удобная форма, не сковывающая движений.

В завершении водрузили на голову тонкий золотой обруч с чёрным камнем в центре над лбом. Неприятный, тяжёлый и кажется, что своими острыми гранями он вот-вот вцепится в кожу или запутается в волосах.

Я схожу с подиума и девушки подставляют ажурные туфельки на высоком каблучке. Опираясь на одну из них, влезаю в туфли и разом становлюсь на полголовы выше. Последний раз покрутившись перед зеркалом, благодарю помощниц и выхожу к ожидающим мужчинам.

Время безнадёжно упущено, король будет недоволен, но я уже привыкла к его недовольству. Поэтому иду прямо с высоко задранной головой, держа на губах высокомерную холодную улыбку — единственный способ отвадить нежелательных попутчиков.

— Дэр Аксель — с вас всё на сегодня, можете идти. Увидимся завтра, — отпустила я телохранителя, сама подходя к королевскому выходу в зал и замечая впереди высокую фигуру, окружённую деловитыми придворными. Когда мужчина отошёл, секретарь почти вплотную приблизился ко мне, шепча:

— Дэра Амалия будет ожидать вас в зоне фуршета около розового фламинго.

Я едва заметно кивнула, и секретарь с поклоном удалился. Вскоре и король остался один. Он круто развернулся, и я увидела, как от гнева потемнели его глаза.

Мой король изволил гневаться. Мне же остаётся только принимать его гнев, уже зная, чем можно его остудить.

Глава 3. Бал во время войны

Селеста

Он смотрит на меня так требовательно, зло и яростно, что в зобу дыханье спёрло, но я — сама невозмутимость. И лёгкость, и женственность, и почти невинность, которую он так отчаянно пытается во мне видеть. Мне пришлось быстро научиться быть такой… нежной. Но упрямой. Своевольной. Непокорной. Иначе сожрёт, как самый настоящий дракон.

Я опускаюсь в глубоком реверансе и иду к нему навстречу, держа на устах мимолётную, воздушную, как моё платье, улыбку. За закрытыми дверями раздаётся гомон голосов, слышна лёгкая музыка, звон бокалов и звонкий смех. Но здесь все звуки глушит толстый ковёр, под которым, от моих шагов, скрипит паркетный пол. Здесь жёлтый свет от потолочных ламп, тусклый, приглушённый, мягкостью уводящий обстановку коридора в тень. Теряются сюжетные картины на стенах, пропадают яркие краски, а листья на комнатных растениях выцветают до желтизны и опадают на влажную почву.

Мои руки покоятся спереди чуть ниже талии. Моя голова задрана, чтобы ловить чёрным камнем на обруче верхний свет. Я расслаблена и останавливаясь перед королём, легко склоняюсь перед ним в очередном поклоне.

А вот он жесток в своей нетерпеливости. Он дёргает меня за плечо, поднимая назад и хватает за подбородок, пристально глядя в глаза. Его голос по-змеиному холоден и отчуждён, тьма звучит из его горла, разливаясь вокруг нас волнами обозлённого нориуса.

— Где ты была? И не ври, что торчала в этой проклятой больнице, я не верю, что ты так безнадёжно наивна, что думаешь, будто я поверю в твои байки! — он больнее обхватывает меня за руку, сдавливая, а в ответ я нежно касаюсь его запястья и чуть забираюсь за край рубашки, касаясь выступающей напряжённой жилки.

— Но мой король, это правда. Я была в больнице, помогла детям. И участвовала в операции. Ник, почему ты не можешь поверить, что я хочу спасать людей? Помогать им хотя бы так, зная, что я во всём виновата.

Моя ответная теплота и отсутствие агрессии смягчили его, и он спустил руку на мою талию, сжимая совсем легко. Опустились брови, ушла вертикальная черта гнева, а нориус растаял без следа, как и его ярость.

— Мне тяжело без тебя, моя девочка. Каждый раз, когда ты уходишь, мне кажется, что я больше никогда не увижу тебя. Думаешь, не замечаю, как ты смотришь на меня? В твоих глазах слишком много боли и противоречий, — он обхватил мою руку и погладил, пройдясь по каждому пальчику сверху-вниз. Его глаза в жёлтом свете совсем провалились в черноту. Она же проступала в его коже, в его сжатых губах, в том, как он водил подбородком и опускались ресницы. Ник водил свободной рукой по воздухе, словно перебирая невидимые нити нориуса. С тех пор, как случился разрыв, я больше не видела его, когда король этого не хотел.

— Ты пахнешь лилиями, но сквозь них проступает аромат запёкшейся крови. Ты исчезаешь, когда тебе вздумается, и сколько бы людей я к тебе…

— То есть ты не отрицаешь, что Аксель и Август, и служанка Пьетро, и весь проклятый Совет Женевры следят за мной? Ты просишь прозрачности, приказываешь мне быть рядом, но сам только торопишься сжать мою шею в кулаке, чтобы даже воздух и тот — был исключительно по твоей милости. В том, что ты делаешь со мной, нет свободы. Нет любви. А только узы, которые ты каждый день затягиваешь всё туже.

Никлос хотел ответить, но оборвал себя и мотнул головой, будто отгоняя мух. Его взгляд скользнул к дверям, ведущим в зал, и он прислушался, улавливая нориусом происходящее там.

— Нам пора, Сэлли. Хочешь ты этого или нет, но мы и правда связаны. Навеки. Тебе придётся привыкнуть к тому, что я никогда тебя не оставлю. Лучше поскорее свыкнись и смирись с этим.

Он перехватывает меня под локоть и ведёт за собой в зал.

* * *

Новому распорядителю не хватало элегантности Винелии, он действовал грубо и в духе современных веяний. Поэтому в зале были установлены небольшие подиумы, на которых опалённые горячим, красным песком демоницы, устраивали игры с огнём и металлом, пронзая свою прозрачную песочную кожу ножами, кинжалами и острыми, длинными иглами, от чего она сыпалась как золотистый дождь и собиралась вновь, извиваясь под огненным песчинками, падающими с неба. Аналогичная труппа развлекала гостей на основной сцене, но состояла преимущественно из демонов-мужчин, что были способны целиком распадаться песком, небольшими смерчами перемещаясь по сцене, вызывая восторженные возгласы из зрительного зала. Коргус, вместо обычно оркестра, пригласил барабанный квартет, который за полупрозрачной вуалью наполнял зал тяжёлой ритмичной музыкой, над которой властвовал тонкий пронзительный мизмарный духовой инструмент, погружая красно-чёрную атмосферу бальной залы в песочно-дымчатый дурман.

Я плотнее обхватила сгиб локтя Никлоса и прошептала на ухо, когда он наклонился ко мне:

— Я попала в Боркамские пески? Не думала, что поражение демонов — это хороший выбор для праздника начала Буремесяца.

Ник потемнел лицом, будто под нос сунули лимон. Кажется, ему и самому не понравилось, что устроил Коргус. Он недовольно глядел на фривольные наряды выступающих демониц, почти со злостью глазел на устроенное представление демонов, будя в своей памяти настоящие, жуткие смерчи, способные скрутить летящего дракона в бараний рог, лишая воздуха и ломая кости. И это лишь малая часть того, на что были способны эти существа!

— Ты говорил, я слишком придираюсь к нашему организатору, но это превзошло все мои опасения. Я говорила ему, что он чересчур вольно трактует своё положение. Он мнит себя великим, непонятым гением, но ему незнакомо чувство такта и банальной разумности! Видишь лица военных? Они не сводят глаз с песчанников, готовясь в любой момент напасть, вздумай демон позволить себе лишнее!

— Он будет смещён с занимаемой должности. И скоро вернётся Винелия.

Я даже остановилась, вынуждая и короля замереть, хотя мы были в шаге чтобы выйти из-за ширмы и появится возле королевских кресел, так что Богарт уже видел нас и недоумённо переглянулся с Фредериком. Заметив моё недоумение, Ник вновь недовольно скривился, исказив губы в неприязненную гримасу.

— Скажи спасибо Акрошу, который влез в расследование подручных Богарта и сумел докопаться до правды. Винелия абсолютно невиновна. А Ниркес вчера бежал из-под стражи, убив при этом начальника тюрьмы, что разом нивелировало все и без того ненадёжные обвинения.

Я очень много хотела сказать, хотела кувалдой пройтись по всем нашим прежним разговорам, когда король упорствовал в своих решениях и не соглашался с моими доводами, но не стала. Не сейчас. Не тогда, когда его глаза краснеют до алого огня, а дым невидимого нориуса витает вокруг моей шеи. Он теперь легко гневается. С тех пор, как изгнал из дворца Анку.

Поэтому я лишь кивнула, а после, поддавшись порыву, приподнялась на мысочки, как цапелька, и поцеловала небритую щёку, пальцем заправив вырвавшуюся прядь чернильных, отросших волос. И Ник потянулся за мной вниз, полностью разворачивая к себе и накрывая мои губы своими. Его руки обвились вокруг моей талии, а после поднялись выше к убранным в высокую причёску волосам. Я не отстранилась, теперь это было бессмысленным. Я пыталась закрыть глаза и представить на его месте Арта, но видела лишь черноту.

Рядом раздалось негромкое покашливание, и король со стоном оторвался от меня, испепеляя взглядом непрошеного Богарта.

— Ваше Величество, пора начинать, — со всей возможной учтивостью в голосе заявил канцлер, прикладывая ладонь к груди и чуть склоняясь вперёд.

Несмотря на неуместность, праздник был по-своему хорош и красив. Кроме барабанов и духовых, среди музыкальных инструментов нашлись и гитары, и флейты, и необычные струнные, и скрипичные инструменты, завораживая своей гипнотической красотой. Не сразу, но я смогла распознать знакомые мелодии в таком необычном исполнении, а Никлос, выдав очередную вдохновляющую речь и поблагодарив присутствующих послов, дипломатов и аристократию за стойкость и верность Каргатскому королевству (что бы это ни значило), отметил, что как мы победили песчаных демонов, так и наши новые враги — русалки, будут повержены и утоплены в пучине морской. А за любую информацию о местонахождении короля-спрута будет заплачено чёрными алмазами. И после этого по залу разнесли чёрное вино и началось представление демонов — потомков поверженного, некогда великого народа.

Представление затянулось, как и без конца поднимавшиеся к нам гости столицы, желающие выразить своё почтение и поздравления с помолвкой, выражая преданность заключённым союзам между нашими королевствами. Послов было достаточно, чтобы вернуть королю хорошее расположение духа, теперь он иначе разглядывал устроенное торжество, наслаждаясь громовыми звуками бури, доносившимся из специально открытых окон. Для меня праздник выглядел гротескно, слишком вычурно и грязно-нелепо, учитывая, что творилось за пределами дворца. Но Ник объяснял, что не будь торжеств, пышных приёмов и великолепных балов, люди погрузятся в уныние, а это куда как хуже празднеств посреди войны. Уныние ввинчивает в головы подданных опасные мысли и толкает на необдуманные поступки. Пусть лучше веселятся как в последний раз, чем участвуют в сомнительных мероприятиях, соблазняясь словами до сих пор не истреблённых ячеек морвиусов. К тому же, на их глазах расцветала настоящая сказка — влюблённый сирота-король и очаровательная, как будто сошедшая с разноцветных фресок, ожившая Селеста-Клэрия, овдовевшая белая драконица. Я много раз слышала, как теперь называют слияние зелёных драконов: «злое колдовство, дурман, отрава!» И это разбивало сердце.

Уже несколько раз я порывалась удрать в зал, видя вдалеке яркое розовое пятно в окружении других приглашённых колдунов, но Ник тормозил мои порывы, желая видеть меня рядом. Наверное, это было связано с ариусом, который как сорвавшийся с цепи пёс вырвался из меня, сливаясь в причудливом танце с тонкими дымовыми линиями нориуса. Они танцевали вокруг нас: то закручиваясь узорами над головами, то переплетая руки, то касаясь лиц, то забираясь под одежду, делая нас похожими на демонов, веселящихся среди людей.