Помоги проекту - поделись книгой:
Польско-литовское государство (1386 г.)
В 1648 году их недовольство переросло в восстание. В то время Речь Посполитая готовилась воевать с Османской империей. Казаки, прежде собиравшиеся выступить против турок, вместо этого выбрали гетманом Богдана Хмельницкого, и он убедил их восстать против местных полонизированных помещиков. Искавший союзников Хмельницкий призвал на помощь татар, которым предложил в качестве рабов украинцев-христиан. Когда татары оставили Хмельницкого, ему понадобился новый союзник, и Московское государство оказалось единственным доступным вариантом. Этот союз ни в коем случае не был предопределен. И казаки, и московиты считали себя воспреемниками Руси, но они говорили на разных языках и не могли обходиться без переводчиков. Мятежник Хмельницкий был наследником Возрождения, Реформации и Контрреформации, владел украинским, польским и латинским языками (а вот по-русски он не говорил). Казаки (привыкшие к договоренностям, обязательным для всех сторон) считали временным соглашением то, что Москва рассматривала как постоянный переход “под руку” русского царя. В 1654 году началась война Московского государства с Речью Посполитой. В 1667 году земли современной Украины разделили по Днепру, и казацкие крепости достались Москве. Статус Киева сначала был неясен. В итоге город достался московитам.
После долгой азиатской ориентации Московское государство обратилось на запад. Киев около восьмисот лет не был политически связан с Москвой. В средние века, в эпохи Ренессанса, Реформации и Контрреформации Киев оставался европейской метрополией. После присоединения к Московскому государству [Киево-Могилянская] академия была главным высшим учебным заведением в стране, которая с 1721 года стала называться Российской империей. Образованные выходцы из Киева вливались в образованные слои Москвы, а затем и Петербурга. Казаки вступили в императорскую армию. Екатерина II сделала казака [Александра Безбородко] своим фаворитом и отправила казаков покорять Крым. В конце XVIII века Российская империя разделила Речь Посполитую с Пруссией и Австрией, и польско-литовское государство прекратило свое существование. Почти все земли Киевской Руси вошли в состав Российской империи.
В XIX веке имперская интеграция привела к росту украинского патриотизма. Императорский университет в Харькове стал первым центром романтической тенденции к идеализации украинского крестьянства и его культуры. В Киеве в середине XIX века некоторые представители старой знати начали отождествлять себя с украиноязычным крестьянством, а не с российской или польской властью. Сначала российское правительство усматривало здесь похвальный интерес к “малороссийской” культуре. Однако после Крымской войны (1853–1856) и восстания 1863–1864 годов в Польше российские власти сочли украинскую культуру политически вредной и запретили публикации на украинском языке. Утратили свою силу законы Великого княжества Литовского с их рудиментами древнерусского права. Москва заняла место Киева как центра православия. Образованная в 1596 году униатская церковь (с византийским обрядом и католической иерархией) была ликвидирована.
Теперь единственной из земель Киевской Руси, оставшейся за пределами Российской империи, была Галиция: в конце XVIII века, когда с карты исчезла Речь Посполитая, эти земли получили Габсбурги. В коронной земле Галиции сохранились некоторые черты древнерусской цивилизации, например униатская церковь. Австрийцы назвали ее греко-католической и обучали священнослужителей в Вене. Дети и внуки этих людей стали украинскими активистами, редакторами газет и кандидатами в депутаты. Когда российские власти открыли гонения на украинскую культуру, литераторы и активисты уехали в Галицию. После 1867 года в государстве Габсбургов имелись либеральная конституция и нестесненная печать, и украинцы-политэмигранты свободно продолжили свою деятельность. В Австрии проводились демократические выборы, и в монархическом государстве партийная политика становилась национальной. Беженцы из Российской империи видели в украинской политике и истории продолжение своего языка и культуры. Что касается крестьян, то основную часть говорившего по-украински населения заботил главным образом земельный вопрос.
Соперничество за Черное море (1569 г.)
В ноябре 1917 года, после большевистской революции, Украина объявила независимость. Однако, в отличие от других восточноевропейских народов, украинцы не сумели построить национальное государство. Державы-победительницы в Первой мировой войне не признали их притязаний. Киев более десяти раз переходил из рук в руки: город захватывали красные и белые, украинская и польская армии. Испытывавшие огромные трудности украинские власти заключили союз с недавно получившей независимость Польшей, и в мае 1920 года польская и украинская армии взяли Киев. Затем Красная армия перешла в контрнаступление, и украинские солдаты до самой Варшавы сражались плечом к плечу с поляками. Но когда в 1921 году Польша и РСФСР заключили (в Риге) мирный договор, земли, которые украинские активисты считали своими, были разделены: почти вся территория, прежде входившая в состав Российской империи, досталась СССР, а Галиция и Волынь отошли Польше. (Итог совершенно закономерный.) Хотя национальное государство украинцев существовало всего несколько месяцев, а государства его западных соседей – несколько лет, украинский пример нагляднее: национальное государство – вещь в эксплуатации непростая и в большинстве случаев нежизнеспособная.
Пример Украины подводит нас к главному вопросу современной европейской истории: а что после империи? Согласно мифу о рациональной нации, национальные государства усвоили урок войны и приступили к интеграции. Чтобы этот миф выглядел правдоподобно, национальные государства нужно поместить во времена, когда их не существовало. О важнейшем же событии европейской истории середины XX века, то есть о попытках европейцев основать империи в самой Европе (важнейший пример – неудачная колонизация Украины немцами в 1941 году) – следует забыть. Украинский чернозем играл ключевую роль в двух основных европейских неоимперских проектах XX века: советском и нацистском. Украинская история и в этом отношении не являет собой исключение – и поэтому очень показательна. Ни одна другая территория в Европе не влекла к себе колонизаторов настолько сильно. Отсюда – правило: в европейской истории чередуются периоды колонизации и деколонизации.
Проект Сталина подразумевал внутреннюю колонизацию. Поскольку у Советского Союза не было заморских владений, метрополия эксплуатировала провинции. Украине пришлось вверить свои урожаи авторам Первого пятилетнего плана (1928–1932). Из-за голода, вызванного государственным контролем над сельским хозяйством, погибло от 3 до 4 млн жителей советской Украины. Гитлер считал, что плодородные земли Украины превратят Германию в великую державу. В ходе немецкой оккупации, начавшейся в 1941 году, погибло более 3 млн жителей советской Украины (в том числе около 1,6 млн евреев, убитых немцами, местной вспомогательной полицией и повстанцами). Кроме этого, около 3 млн жителей Украины погибли, сражаясь в Красной армии. Таким образом, из-за оспаривания двумя колониальными державами одной территории за десятилетие погибло около 10 млн ее жителей.
После того как РККА разгромила вермахт, граница советской Украины была отодвинута на запад, и после 1945 года в состав УССР вошли территории, отторгнутые у Польши, Чехословакии и Румынии. В 1954 году Крым, находившийся в составе РСФСР, был передан в административное подчинение УССР. Этот шаг стал последним в череде изменений границ советских республик. Поскольку полуостров был связан перешейком с Украиной, Москва вверила Крым ей, чтобы та обеспечивала полуостров водой и электроэнергией. Советские лидеры воспользовались случаем напомнить, что Украине и России суждено быть вместе. В 1954 году, когда исполнилось триста лет направленному против Речи Посполитой альянсу казаков с Москвой, промышленность СССР выпустила сигареты и ночные рубашки с соответствующей символикой. Это один из первых примеров советской “политики вечности”: легитимация режима не на основе его успехов в настоящем или будущем, а через ностальгическое обращение к круглым датам.
УССР по численности населения была второй (после РСФСР) союзной республикой. В Западной Украине, принадлежавшей до Второй мировой войны Польше, украинские националисты сопротивлялись установлению советской власти. В конце 1940-х – начале 1950-х годов сотни тысяч людей – целые семьи – попали в ГУЛАГ. Так, всего за несколько октябрьских дней 1947 года было выслано 76 192 украинца (“операция «Запад»”). Большинство тех, кто дожил до 1953 года, освободил Никита Хрущев. В 1960–70-х годах украинские коммунисты вместе со своими русскими товарищами стали управлять крупнейшим на планете государством. Во время холодной войны юго-восток Украины являлся оплотом ВПК: например, в Днепропетровске (неподалеку от места, где располагалась Сеча) строили ракеты. Хотя советская власть погубила много украинцев, вожди никогда не отрицали существование украинского народа. Считалось, что в условиях советской власти народы полностью раскроют свой потенциал и, когда будет построен коммунизм, так сказать, “растворятся”. В первые десятилетия СССР существование украинского народа признавалось всеми, от Йозефа Рота до статистиков Лиги Наций. Голод 1932–1933 годов явился и войной с украинцами: он подорвал сплоченность сельского населения и сопровождался кровавыми репрессиями против националистов. Но вместе с тем смутная уверенность в том, что, наряду с другими народами СССР, украинцев тоже обязательно ждет социалистическое будущее, все же оставалась. От этой иллюзии Советы официально отказались лишь в 1970-х годах. В брежневском мифе о “Великой Отечественной войне” русские и украинские солдаты плечом к плечу сражаются с фашизмом. Леонид Брежнев, который предпочел утопии “реальный (развитой) социализм”, утверждал, что развитие советских народов завершилось. Брежнев настаивал, что языком всех советских элит должен стать русский. Делами Украины занимался ставленник Брежнева. Русификация коснулась сначала школ, затем университетов. В 1970-х годах за выступления в защиту украинской культуры грозило тюремное заключение и принудительное “лечение” в психиатрической больнице.
Конечно, украинские коммунисты охотно поддерживали советский проект, помогая русским коммунистам управлять азиатскими республиками СССР. Попытка Михаила Горбачева игнорировать КПСС после 1985 года оттолкнула таких людей, а политика гласности подвигла советских граждан к выражению недовольства тем, как решались национальные вопросы. В 1986 году молчание Горбачева после катастрофы в Чернобыле дискредитировало его в глазах многих украинцев. Миллионы жителей УССР подверглись высоким дозам облучения. Было трудно простить ему распоряжение о первомайском шествии под смертельно опасными осадками. Бессмысленное отравление в 1986 году напомнило украинцам о бессмысленном массовом голоде 1933 года.
Провалившийся путч лета 1991 года позволил Борису Ельцину вывести Россию из состава СССР. И украинские коммунисты, и украинские оппозиционеры сошлись в том, что Украина должна последовать за ней. На референдуме 92 % жителей советской Украины (и большинство населения всех ее областей) проголосовало за независимость.
Как и в России, на Украине 1990-е годы отмечены захватом прежней социалистической собственности и хитроумными приватизационными сделками. Однако украинские олигархи, в отличие от российских, составили устойчивые кланы, ни один из которых не контролировал государство дольше нескольких лет подряд. Кроме того, на Украине власть передавалась демократическим путем. В сравнительно благополучные годы перед мировым финансовым кризисом 2008 года Россия и Украина упустили возможность провести экономические реформы. В отличие от россиян, украинцы видели в Европейском Союзе средство от коррупции, мешавшей развитию общества, а также механизм более справедливого распределения богатства. Украинские лидеры добивались, по крайней мере на словах, вступления своей страны в ЕС. Виктор Янукович, с 2010 года занимавший пост президента, высказывался за европейское будущее, хотя его политика отнюдь не приближала такой исход.
Карьера Януковича демонстрирует отличие украинского олигархического плюрализма от российского клептократического централизма. Впервые Янукович принял участие в президентской гонке в 2004 году. Его покровитель, уходящий президент Леонид Кучма, оказал влияние на подсчет голосов. Россия также сделала ставку на Януковича и признала его победителем. После трехнедельных манифестаций на киевской Площади независимости (укр.
После своей неудачи Янукович пригласил американского политтехнолога Пола Манафорта исправить его имидж. Манафорт, живший в
Победив на президентских выборах в 2010 году, Янукович сосредоточился на личном обогащении. По-видимому, он решил перенять российские порядки, создав вместо чередующихся у власти олигархических кланов устойчивую клептократическую элиту. Его сын Александр Янукович, по профессии стоматолог, стал одним из богатейших людей Украины. Виктор Янукович пошатнул систему сдержек и противовесов. Так, он назначил председателем Конституционного суда [Вячеслава Овчаренко], который скрыл его криминальное прошлое. Кроме того, Янукович пытался насаждать демократию в российском духе. Одного из двух главных своих противников он отправил в тюрьму и добился принятия закона, согласно которому второй его противник не мог претендовать на пост президента. Это позволило Януковичу выставить свою кандидатуру на второй срок против специально подобранного оппонента-националиста. Янукович одержал убедительную победу и теперь мог заявить европейцам и американцам, что спас Украину от национализма.
Украина, молодое государство, испытывала огромные сложности, и самой наглядной из них была коррупция. Соглашение об ассоциации с ЕС, которое пообещал подписать Янукович, стало бы инструментом укрепления верховенства права на Украине. Исторически функцией ЕС как раз и было спасение европейских государств из-под обломков империй. Янукович – в отличие от многих украинцев – мог этого не понимать.
Мириться с режимом Януковича их заставляла лишь перспектива ассоциации с ЕС. И когда 21 ноября 2013 года Янукович неожиданно объявил, что не подпишет соглашение об ассоциации, терпение народа кончилось. Украинский президент принял такое решение после разговора с Путиным. Российская “политика вечности”, прежде не замечаемая большинством украинцев, внезапно дала о себе знать.
Журналистские расследования обнажили олигархию и неравенство. Журналисты – летописцы актуального – первыми отреагировали на “политику вечности”. В олигархической Украине XXI века именно журналисты дали согражданам шанс защититься. Журналист Мустафа Найем, занимавшийся расследованиями, 21 ноября решил, что с него хватит. Он призвал выйти на улицы. “Лайки не считаются”, – написал он в Фейсбуке. И люди вышли: сначала студенты и молодежь, которых украденное будущее лишило бы слишком многого.
Тысячи людей, киевляне и не только, пришли на Майдан – и остались там. И приняли участие в создании кое-чего нового: нации.
Несмотря на все недостатки политической системы, после 1991 года украинцы привыкли к тому, что политические разногласия разрешались без насилия. Исключения (например, убийство в 2000 году Георгия Гонгадзе, популярного журналиста, занимавшегося расследованиями) вызывали протесты. В стране, видевшей в XX веке больше насилия, чем любая другая, гражданский мир в XXI веке стал важным достижением. Свобода мирных собраний (наряду с регулярными выборами и отсутствием вооруженных конфликтов) – вот чем, по мнению самих украинцев, их страна отличалась от России. Поэтому когда 30 ноября на Майдане милиция напала на манифестантов, это явилось для многих шоком. По Киеву пронеслось: “наших детей” избивают. Первая кровь заставила людей действовать.
Украинцев встревожило насилие, и они стали съезжаться в Киев на помощь студентам. Одним из этих людей был Сергей Нигоян, говорящий по-русски армянин-рабочий с Донбасса. У студентов страх потерять Европу запустил реакцию защиты будущего. У остальных украинцев ту же реакцию вызвал страх потерять поколение, выросшее в независимой стране. Среди людей постарше, пришедших на Майдан защитить студентов, были ветераны-“афганцы”. Акции протеста в декабре 2013 года в меньшей степени касались Европы и в большей – должной политики, “приличий” и “достоинства”.
10 декабря 2013 года милиция снова попыталась изгнать протестующих с Майдана. Снова бросили клич, и представители всех слоев общества встали перед омоновскими дубинками. Молодая женщина-предприниматель вспоминала, что ее друзья “брились и переодевались в чистое на тот случай, если этой ночью они погибнут”. Историк литературы отправилась на Майдан с пожилой парой, издателем и врачом: “Мои друзья – это инвалид, которому сильно за шестьдесят, и его жена, ей примерно столько же. Рядом с ними я выглядела молодой, сильной и здоровой (мне 53 года, я женщина, и, конечно, в моем возрасте трудно рассчитывать на победу в драке с вооруженными мужчинами). Мои друзья – евреи, я – гражданка Польши, и мы пошли туда вместе, как украинские патриоты, убежденные, что наша жизнь не будет иметь никакого смысла, если протест подавят. Мы добрались до Майдана, но не без затруднений. Моя подруга Лена, врач, добрейший на свете человек, всего полтора метра ростом – и мне пришлось оттаскивать ее от беркутовцев, поскольку я знала, что она скажет им все, что думает и о них, и обо всем этом”. 10 декабря милиция не смогла рассеять толпу.
16 января 2014 года Янукович объявил манифестантов преступниками и узаконил милицейское насилие. В парламент внесли пакет законопроектов, названных протестующими “законами о диктатуре”. Эти меры сильно ограничивали свободу выражения и свободу собраний, был запрещен нечетко определенный законодателями “экстремизм”, а от негосударственных организаций, получавших деньги из-за границы, потребовали зарегистрироваться в качестве “иностранных агентов”. Законопроекты (копировавшие российские нормы) внесли депутаты, имевшие тесные связи с Россией. Не было ни публичных слушаний, ни парламентских дебатов, ни даже вотирования: вместо обычного электронного голосования депутаты поднимали руки, и поднятых рук оказалось отнюдь не большинство. Тем не менее законы вступили в силу, и манифестанты поняли, что в случае задержания их ждет уголовное наказание.
Шесть дней спустя двоих протестующих застрелили. Американцу или россиянину трудно понять, какой шок вызвали у украинцев эти смерти: уровень насилия в американском и российском обществе гораздо выше. (Месяц спустя снайперы застрелили еще больше людей, а еще через пять недель началось российское вторжение, и сейчас почти невозможно вспомнить, с чего началось кровопролитие.) Общество сочло многие действия власти вопиющим нарушением приличий. В последнюю неделю января в Киев со всей страны стали съезжаться граждане, прежде не поддерживавшие Майдан. Поскольку люди полагали, что руки Януковича теперь в крови, его пребывание у власти перестало устраивать многих украинцев.
Протестующие увидели опасность для политической системы страны. Манифестации в поддержку европейского курса были попыткой защитить хрупкие достижения Украины. К февралю Майдан насмерть встал против Евразии. Прежде мало кто из украинцев задумывался о российской “политике вечности”. И то, что им теперь предложили – насилие во имя жизни без будущего и мечты о том, что могло бы произойти, – им не понравилось.
В начале февраля Янукович все еще занимал пост президента. И у Вашингтона, и у Москвы имелись соображения о том, как его сохранить. Из телефонного разговора (перехваченного, скорее всего, российскими спецслужбами; запись была опубликована 4 февраля) помощника госсекретаря США с американским послом в Киеве стало ясно, что американцы поддерживают формирование нового правительства во главе с Януковичем. Это предложение шло вразрез с требованиями Майдана и на тот момент не имело уже отношения к реальности. Правление Януковича закончилось, по крайней мере в умах людей, оставшихся на Майдане после убийств 22 января и готовых рисковать собственной жизнью. Опрос показал, что лишь 1 % протестующих одобряет политический компромисс, при котором Янукович сохранит свой пост. 18 февраля начались парламентские дискуссии: еще оставалась надежда на достижение некоей договоренности. Однако кровопролитие, случившееся на следующий день, сделало сохранение режима куда менее вероятным.
История Майдана, которую с ноября 2013 по февраль 2014 года творили более 1 млн человек, мерзнувших на улице, – это не простая хронология неудачных попыток милиции разогнать манифестантов. Кровопролитие было для протестующих чем-то совершенно немыслимым, но лишь оно заставило американцев и европейцев обратить внимание на происходящее. Пролитая кровь послужила Москве поводом для отправки на Украину армии, из-за чего крови было пролито еще больше. Риторика следовала траектории пуль.
Люди на Майдане считали, что защищают то, что им все еще казалось возможным: достойное будущее своей страны. Насилие было для них неприемлемым. Да, оно вспыхивало на несколько минут или часов. Но люди пришли на Майдан не на несколько часов: они оставались там днями, неделями, месяцами. Их стойкость породила новое ощущение времени и новые формы политики. Те, кто оставался на Майдане, сумели это сделать лишь потому, что нашли новые способы самоорганизации.
Протестующие пользовались четырьмя формами политики: у них было гражданское общество, реципрокный обмен (экономика дара), стихийное государство всеобщего благосостояния и “дружба Майдана”. Киев – двуязычный город: явление необычное для Европы и небывалое – для России и США. Европейцы, россияне и американцы почти не задумывались о том, что бытовое двуязычие может указывать на политическую зрелость общества, и попросту делили Украину на “этнических украинцев” и “этнических русских”. Это примерно то же самое, что сказать, будто “этнические американцы” непременно голосуют за республиканцев. Такова суть политики, определяющей людей по этнической принадлежности и навязывающей им печальную “вечность” вместо перспективы. На Украине же язык – это гамма, а не граница. А если это граница, то она проходит внутри человека, а не отделяет его от других.
Собравшиеся на Майдане украинские граждане, как и в обыденной жизни, переходили с украинского языка на русский и обратно тогда, когда считали это нужным. Революцию начал журналист, по-русски объяснявший, где надо поставить камеру, и говоривший перед ней по-украински. Его знаменитая запись в Фейсбуке – “Лайки не считаются” – была сделана по-русски. На Майдане нелепо было спрашивать, кто на каком языке говорит. Манифестант Иван Суренко вспоминал (по-русски): “Толпа на Майдане проявляла терпимость в языковом вопросе. Я ни разу не слышал споров на эту тему”. На Майдане 59 % опрошенных сообщили социологам, что они говорят по-украински, 16 % – по-русски, а 25 % – по-русски и по-украински. Со сцены на Майдане выступали по-украински, поскольку украинский есть язык политики. Но затем оратор возвращался в толпу и разговаривал с друзьями по-русски. Такой была обыденность новой общности.
Политика этой общности фокусировалась на верховенстве права. У манифестантов имелась, во-первых, надежда на то, что соглашение об ассоциации с Европейским Союзом ослабит коррупцию, а во-вторых, решимость уберечь верховенство права от исчезновения под напором государственного насилия. В ходе социологических опросов протестующие наиболее часто определяли своей главной целью отстаивание верховенства права. Философия была простой: гражданскому обществу требуется государство, чтобы вести страну в Европу, а государство нуждается в Европе, чтобы избавиться от коррупции. Когда началось насилие, эта теория воплотилась в поэтические формы. Философ Владимир Ермоленко написал: “ [Европа – это] также свет в конце туннеля. Когда нуждаются в таком свете? Только тогда, когда вокруг темно”.
Тем временем гражданскому обществу приходилось идти на ощупь. Стали образовываться горизонтальные сети, не связанные с политическими партиями. Манифестант Игорь Бигун вспоминал: “Не было ни фиксированного членства, ни иерархии”. С декабря 2013 до конца февраля 2014 года политическую и общественную деятельность на Майдане осуществляли временные добровольные ассоциации. Фундаментальным принципом признавался следующий: свобода – это ответственность. Поэтому у протестующих появились собственные органы образования (библиотеки и школы), безопасности (“Самооборона Майдана”), внешних сношений (совет Майдана), помощи жертвам насилия и поиска потерявшихся (“Евромайдан SOS”), контрпропаганды (
Экономической моделью Майдана стал
В начале 2014 года подавляющее большинство протестующих (около 88 % из сотен тысяч человек) не было киевлянами. Лишь 3 % манифестантов представляли политические партии, а 13 % являлись членами негосударственных организаций. По данным соцопросов, почти все протестующие (около 86 %) самостоятельно приняли решение прийти – и пришли – поодиночке, с друзьями или семьями. Они приняли участие в “корпореальной политике” (по выражению арт-куратора Василия Черепанина): оторвались от экранов и встали рядом с другими людьми.
Терпеливый протест при растущем риске породил явление “дружбы Майдана”: это о человеке, которому вы доверяете из-за пережитых вместе испытаний. Историк Ярослав Грицак описал один из способов завязывания знакомств: “На Майдане вы – пиксел, а пикселы всегда организуются в группы. Группы образовывались в основном спонтанно. Вы или ваш друг натыкались на знакомого, и этот знакомый тоже не был в одиночестве – его или ее сопровождали друзья. И вот вы все объединялись. Однажды вечером я гулял с необычным отрядом «солдат удачи»: своим другом-философом и знакомым бизнесменом. С ним был человечек с грустными глазами, похожий на печального клоуна, и я узнал, что это и в самом деле клоун-профессионал. Он организовал благотворительную группу, работающую с детьми, у которых рак”.
Украинские граждане, приходившие на Майдан поодиночке, присоединялись к новым институтам. Занимаясь корпореальной политикой, они рисковали собой. Люди нередко описывали происходящее с ними как своего рода преображение, как необычный выбор. Грицак и другие вспоминали французского философа Альбера Камю и его взгляд на бунт как на предпочтение гибели подчинению. На Майдане можно было увидеть плакаты с цитатой из письма Бенджамина Франклина 1755 года: “Пожертвовавший свободой ради безопасности не заслуживает ни свободы, ни безопасности”.
На Майдане постоянно дежурила группа адвокатов – “юристы Площади”. Те, кто был избит или как-либо иначе пострадал от государства, могли сообщить об этом и получить консультацию. Сотрудники Центра правовой помощи и все остальные люди на Майдане не размышляли над актуальной проблемой российской политической философии: как в условиях автократии вызвать дух права. Но при этом – своими поступками – они занимались решением той самой задачи, которая когда-то не давала покоя Ильину.
Веком ранее, в последние годы существования империи, Ильин желал для России верховенства права, однако он не понимал, как привить народу дух права. После большевистской революции он решил, что произволу ультралевых нужно противопоставить произвол ультраправых. В то самое время, когда Путин воплощал в России представления Ильина о законе и праве, украинцы доказывали, что выбору авторитарного пути можно сопротивляться. Рискуя собой и взаимодействуя друг с другом, они демонстрировали свою приверженность праву.
Но если украинцы, обратившись к Европе и солидарности, сумели разрешить затруднение Ильина касательно права, то, конечно, на это способны и россияне? Российские лидеры не могли позволить своим согражданам надеяться на подобное. И через два года после манифестаций в Москве российские лидеры применили сходную тактику в Киеве: “гомосексуализация” протеста должна была породить ощущение вечной, неизменной цивилизации, а применение насилия следом – убежденность в том, что перемены невозможны.
В конце 2011 года, когда россияне протестовали против фальсификации выборов, Кремль приравнял протестующих к гомосексуалам. Столкнувшись в конце 2013 года с киевским Майданом, Кремль применил тот же прием. После двух лет гомофобной пропаганды в Российской Федерации идеологи и представители индустрии развлечений были уверены в себе. Отправной точкой стало соображение, что Европейский Союз – это оплот гомосексуальности, а стремление украинцев к Европе, вероятно, имеет ту же природу. Изборский клуб объявил, что Европейский Союз “стонет от засилья ЛГБТ-лобби”.
В ноябре – декабре 2013 года российские СМИ в материалах о Майдане постоянно (и некстати) вспоминали о гомосексуалах. Рассказывая о первом дне выступлений украинских студентов в поддержку ассоциации с ЕС, российские СМИ попытались связать украинскую политику с красивыми мужчинами и однополыми связями. Хакеры взломали аккаунт Виталия Кличко – боксера-тяжеловеса, возглавившего политическую партию, – и разместили там материалы о геях, а НТВ преподнесло это как новостной сюжет. Прежде чем миллионы российских телезрителей смогли уяснить себе причину массовых манифестаций в соседней стране, их внимание перевели на запретный секс.
Сразу после начала студенческих протестов на Майдане НТВ заговорило о “гомодиктатуре” на Украине. Виктор Шестаков писал: “Призрак бродит по Майдану, призрак гомосексуализма. В том, что первыми и наиболее ретивыми европейскими интеграторами Украины являются местные сексуальные извращенцы, было известно давно”.
Тему подхватил российский телеведущий Дмитрий Киселев. В декабре 2013 года его назначили главой информационного агентства “Россия сегодня”. Цель – превратить подачу новостей в государственных СМИ в полезное мифотворчество. Киселев сразу же объявил подчиненным, что “объективность – это миф”, а новую редакционную политику определил как “любовь к России”.
1 декабря 2013 года мировая пресса сообщила об избиении в Киеве студентов. Когда студенты прятались в соборе, залечивая раны, Киселев нашел способ преподнести их требования как сексуально-геополитические. Тем вечером в программе “Вести недели”, напомнив зрителям о Северной войне (1700–1721), он назвал Европейский Союз “новой старой коалицией” против России. Но в этот раз, по Киселеву, шведы, поляки и литовцы воюют во имя половых извращений. Заметим, что во время Северной войны Польша и Литва не воевали с Россией. Впрочем, ничего нового: искажение собственной истории для “политики вечности” – вещь обыденная.
В другой раз Киселев с удовольствием продемонстрировал аудитории журнал десятилетней давности с обнаженным Кличко. Киселев показал в эфире разбитый шлем украинского милиционера. Тем временем газета “Сегодня” опубликовала фотографию Кличко рядом с украинским публицистом-геем [Виталием Портниковым]. Украинская аудитория увидела двух политических активистов на пресс-конференции. В российском контексте гомосексуальность одного и мужская красота второго превратились в сюжет.
Российские политики расценили европейскую интеграцию как путь к легализации однополых браков (в соглашении Украины об ассоциации с ЕС об этом не было ни слова) и, следовательно, к распространению гомосексуальности. Когда 4 декабря в Киев приехал германский министр иностранных дел, “Комсомольская правда” отозвалась на визит материалом “Гей-дровишки в костер Майдана”.
Путинский режим, подавивший в 2011–2012 годах манифестации в России, стремился переосмыслить политику, представить ее как невинность вместо деятельности. Вместо того чтобы задаться вопросом, чему опыт прошлого может научить нынешних реформаторов, россиянам предложили информационную картину, убеждающую их в собственной невинности. Одним из столпов русской цивилизации предстали сексуальные фобии. Если, как воображалось Ильину, Россия – это девственный организм, которому угрожает злой, чуждый мир, то российское насилие – это оправданная самозащита от проникновения. С точки зрения и Путина, и Ильина, Украина есть часть национального организма. И чтобы родилась Евразия, украинская внутренняя политика должна стать похожей на российскую.
Российские власти восприняли как победу известие, что в ноябре 2013 года Янукович отказался от заключения соглашения с ЕС. При этом Янукович не согласился вести страну в Евразию: это сделало бы его еще менее популярным. В декабре 2013 – январе 2014 года Кремль попытался помочь Януковичу подавить манифестации и таким образом завершить разворот от Европы к Евразии. Янукович заявил, что поскольку Украина нужна и ЕС, и России, каждая из сторон должна ему заплатить. ЕС отказался. Россия с готовностью согласилась.
17 декабря 2013 года Путин предложил Януковичу 15 млрд долларов (за украинские государственные облигации) и скидку при покупке природного газа – но при условии, что на улицах Киева не останется протестующих. К тому времени украинский ОМОН уже дважды, 30 ноября и 10 декабря, безуспешно пытался разогнать их. Также милиционеры похищали тех манифестантов, которых считали лидерами протеста, и избивали их. Нужного эффекта это не произвело, и тогда в Киев прилетели 27 российских специалистов по разгону манифестаций – офицеры ФСБ и инструкторы из МВД. 9 января 2014 года российский посол на Украине [Михаил Зурабов] известил Януковича, что после разгона Майдана украинские омоновцы смогут получить гражданство РФ и, следовательно, им нечего опасаться ответственности за свои поступки. В случае же победы оппозиции они все равно окажутся в безопасности.
В январе 2014 года Москва, по-видимому, решила, что более умелое применение насилия погасит протест и превратит Януковича в марионетку. Но россияне не учли, что украинцы вышли на Майдан по своей воле, движимые патриотизмом. Когда 16 января 2014 года режим Януковича принял пакет диктаторских законов в российском духе, это предвещало массовое насилие. Но на Украине законы не принесли ожидаемого эффекта: их расценили как чуждые и оскорбительные. После гибели двух манифестантов 22 января Майдан усилился как никогда прежде. Контрреволюция, управляемая издали, провалилась. Москва, помогавшая Януковичу расправиться с оппозицией, не сумела привести Украину в Евразию. Пришло время переменить тактику. К началу февраля 2014 года стало ясно, что Москва уже не стремится увлечь Януковича и Украину в Евразию. Януковичем пожертвовали, чтобы вызвать в стране хаос.
Ключевую роль теперь играл Игорь Гиркин, полковник российской военной разведки (ГРУ), служивший у Константина Малофеева. По мнению “православного бизнесмена” Малофеева (воинствующий гомофоб и не скрывающий убеждений русский империалист), “Украина является частью России. Я не могу воспринимать украинский народ отдельно от российского”. Таким образом, россиянам пришлось “спасать” соседей от европейцев, поскольку те “должны были распространить содомию как норму в украинском обществе”. Это во всех отношениях ложь. Малофеев представил политический курс России так: Европа – враждебная цивилизация, гомосексуальность – битва, а Украина – поле битвы.
Гиркин, сотрудник Малофеева, имел опыт партизанской войны. Он воевал как доброволец (на стороне сербов) в Югославии, участвовал в боях на улицах боснийских городов и в “зонах безопасности” ООН, где происходили этнические чистки и массовые изнасилования. Гиркин также воевал в Приднестровье и Чечне и рассказал об этом своем опыте в газете, редактируемой фашистом Александром Прохановым. С 22 января по 4 февраля 2014 года Гиркин находился в Киеве и затем, по всей вероятности, рекомендовал Кремлю вторгнуться на Украину и расчленить ее.
Перемену российского политического курса предвосхитила аналитическая записка, циркулировавшая в администрации президента РФ в начале февраля 2014 года. Автор документа (в основу которого, судя по всему, легли выкладки Гиркина) исходил из того, что “режим В. Януковича окончательно обанкротился. Его политическая, дипломатическая, финансовая, информационная поддержка Российской Федерацией уже не имеет никакого смысла”. Российские интересы на Украине требуют “включения в ВПК России” предприятий военно-промышленного сектора Восточной Украины и “контроля над газотранспортной системой” страны. Главной целью в документе названа “дезинтеграция украинского государства”. Предлагаемая тактика – дискредитация и Януковича, и оппозиции кровопролитием с одновременным захватом юга Украины и дестабилизацией украинского государства. В аналитической записке были перечислены три пропагандистских приема для маскировки интервенции: 1) “Требование федерализации (или даже конфедерализации)… в качестве гарантии от вмешательства прозападных и националистических сил во… внутренние дела” Восточной Украины и якобы угнетаемого русскоязычного меньшинства, 2) определение противников как фашистов (“Лозунгами момента должно стать справедливое нежелание «поддерживать налоговыми отчислениями профашистские силы» Западной Украины и зависимое от них правительство, ориентирующееся на требования Европейского Союза, а не на нужды своих граждан”), 3) определение вторжения как гражданской войны, разжигаемой Западом.
13 февраля 2014 года Изборский клуб в своем меморандуме повторил тезисы секретной аналитической записки: Майдан может подтолкнуть россиян к действию и поэтому неприемлем, с Януковичем покончено, России следует напасть на Украину и забрать все, что получится. Как и в записке, главный тезис Изборского клуба таков: России следует захватить часть украинской территории и ждать распада государства. Изборский клуб также призвал к “началу широкой кампании по федеральным ТВ-каналам в поддержку украинской общественности и раскрытию фашистского содержания… переворота”, чтобы оправдать вторжение. С началом войны это стало главной линией российской пропаганды.
В тот день, когда Изборский клуб выдвинул эту идею, Владислав Сурков, гений пропаганды на службе у Путина, приехал в Крым – южный регион Украины. На следующий день Сурков прилетел в Киев. 13 февраля министр иностранных дел РФ Сергей Лавров придал официальный статус фантазии, будто русская цивилизация подобна девственному организму, обороняющему себя от растленного Запада. В своей статье, помещенной в газете “Коммерсант”, Лавров повторил соображение Ильина о том, что “общество – это живой организм”, нуждающийся в защите от свойственных Европе “нравственного релятивизма, проповеди вседозволенности и гедонизма, укрепления позиций воинствующего атеизма, отказа от традиционных ценностей”. Лавров представил украинцев – сражавшихся за европейские представления о праве и к тому времени уже погибавших – жертвами сексуальной политики ЕС. Даже тогда, когда российские войска уже готовились вторгнуться на Украину и свергнуть ее правительство, Лавров изображал Россию жертвой. Подлинный же агрессор, по Лаврову, это мировое гомосексуальное лобби, которое “с мессианской настойчивостью как внутри своих стран, так и в отношениях с соседями” навязывает “такие установки”. 15 февраля Сурков покинул Киев. 16 февраля украинские милиционеры получили боевые патроны. 18 февраля Украина ждала итогов дискуссии в парламенте, но вместо этого ее ожидало кровопролитие.
Европейские политики наконец начали действовать. Хотя акции протеста с самого начала носили проевропейский характер, ни органы ЕС, ни государства-члены – вообще ни один субъект западной политики! – не оказали манифестантам существенную поддержку. Пока не пролилась кровь, европейское общество почти не замечало Майдан, а политики рекомендовали обеим сторонам “избегать насилия”. Когда начались убийства, дипломаты выразили “обеспокоенность”. (Майдан высмеял дипломатическую риторику: ведь те, кто рисковал жизнью, оказались в изоляции.) Когда насилие стало шириться, иронию сменила патетика. На Майдане появились флаги “Соединенных Штатов России”: украинцы демонстрировали, что всем великим державам свойственны безразличие или враждебность.
С наиболее разумной инициативой выступил европейский дипломат. Министр иностранных дел Польши Радослав Сикорский убедил коллег – французского и германского министров – отправиться с ним в Киев для переговоров с Януковичем. На встрече 20 февраля присутствовал и российский дипломат. В тот день Янукович после долгих и трудных переговоров согласился покинуть пост в конце 2014 года, до окончания срока своих президентских полномочий. Увы, впечатляющая победа дипломатии утратила значение еще раньше, чем была оформлена. Российские власти, твердо решившие, что Янукович уже обречен, начали вторжение. Подписание соглашения позволило России обвинить другие стороны в срыве договоренностей, хотя четыре дня спустя вторжение радикальнейшим образом изменило первоначальную ситуацию.
Время, когда манифестанты признавали Януковича своим президентом, ушло. Если еще утром 20 февраля существовали сомнения в том, надо ли ему непременно подавать в отставку, то к вечеру они полностью исчезли. В тот день в Киев прилетела еще одна российская делегация (во главе с Сурковым), в составе которой находился генерал ФСБ Сергей Беседа. Эти люди приехали уже не для переговоров. Снайперы, занявшие позиции неподалеку от Майдана, убили около ста манифестантов и несколько милиционеров. Неясно, представители какого именно органа украинского государства расстреливали людей (если украинское государство вообще участвовало в этом). Януковича после бойни оставили и прежние союзники в парламенте, и милиция, и он сбежал из своей безвкусно-яркой резиденции, бросив множество ценных документов – в том числе о выплате крупных сумм наличными американцу Полу Манафорту. (Два года спустя Манафорт появился на публике в качестве руководителя избирательного штаба Дональда Трампа.)
Расстрел протестующих и бегство Януковича обозначили переход евразийцев от первого плана ко второму. Российские лидеры решили, что Янукович теперь бесполезен. Москва рассчитывала, что кровавый финал его правления породит хаос, а тот послужит ширмой для военного вторжения, которое раздробит украинское государство. За несколько дней между киевским расстрелом (20 февраля) и российским вторжением (24 февраля) появились страшные слухи о зверствах украинцев в Крыму и о беженцах с полуострова. Эту дезинформацию в интернете распространяла российская военная разведка при помощи фейковых аккаунтов. Располагающееся в Петербурге “Агентство интернет-исследований” (“фабрика троллей”) стремилось ввести в заблуждение украинскую и международную общественность. К тому времени кибероперации, сопровождающие настоящую войну, стали характерной особенностью российской внешней политики.
К тому моменту, когда пропавший Янукович объявился в России, вторжение уже шло полным ходом. Агрессия началась с Крыма, где, согласно договору, базировался российский флот. В одном только Севастополе на постоянной основе дислоцировалось 2 тыс. российских морских пехотинцев. Этот контингент с декабря 2013 года усиливался войсками, прибывавшими из Российской Федерации. Среди 22 тыс. дополнительно присланных в Крым солдат находились военнослужащие частей 27777, 73612, 74268 и 54607. В январе 2014 года Крым посетил Гиркин. В феврале его сопровождал “старинный товарищ и друг” Александр Бородай: евразиец и поклонник Л. Гумилева, сотрудничавший с Прохановым автор и главный пиар-консультант Малофеева.
24 февраля 2014 года около 10 тыс. бойцов российских сил специального назначения (в собственной униформе, но без знаков отличия) выдвинулись на север и захватили полуостров. В тот момент, когда они покинули свои базы, началось вторжение. Для Киева это явилось полной неожиданностью: система подчинения тогда была ненадежной, а главной заботой правительства являлось недопущение эскалации насилия. Временное правительство Украины приказало войскам в Крыму избегать вооруженного сопротивления. К ночи 26 февраля российские военнослужащие в Симферополе захватили здание регионального парламента и правительства и подняли над ним российский флаг. По словам Гиркина, он командовал сопутствующей операцией по захвату симферопольского аэропорта. 27 февраля Сергей Глазьев, путинский советник по евразийским вопросам, позвонил в Крым, чтобы назначить новое правительство. Местный бандит Сергей Аксенов, этнический русский, был объявлен премьер-министром Крыма. Бородай стал его советником по связям с общественностью. 28 февраля Госдума одобрила вхождение части украинской территории в состав Российской Федерации. В тот же день президент США заявил (это стало первым публичным заявлением Барака Обамы о кризисе), что он “глубоко обеспокоен сообщениями о передвижении российских военных по территории Украины”.
Зрелище обеспечили байкеры из мотоклуба “Ночные волки”: полувоенной организации с официальной поддержкой и пропагандистскими функциями. 28 февраля, в день, когда российский парламент проголосовал за аннексию, “Ночные волки” отправились в Крым. Байкеры много лет организовывали там свои слеты, и в 2012 году к ним присоединился сам Путин. (Поскольку он не умеет ездить на обычном мотоцикле, ему достался трехколесный.) Теперь “Ночные волки” показали то, что Россия давно желала продемонстрировать. Несколькими месяцами ранее один из “волков” [Алексей Вайц] так изложил свое видение мира: “Нужно учиться видеть за повседневным священную войну. Демократия – это падшее состояние. Категории «правого» и «левого» лишь разделяют людей. В Царстве Божием есть только то, что внизу, и то, что наверху. Все едино. Поэтому русская душа свята. Она может объединить все. Как на иконе. Сталина и Бога”. Вот вкратце философия Ильина, геополитика Суркова и цивилизация Путина.
“Ночные волки” нашли удобные способы превратить сексуальность в геополитику (и наоборот). “Ночные волки” – исключительно мужской клуб, члены которого предпочитают одежду из черной кожи, – имеют твердые убеждения относительно гомосексуальности и видят в ней агрессию со стороны Европы и США. Празднуя годовщину российского вторжения, предводитель “Ночных волков” Александр Залдостанов так охарактеризовал свое крымское дефиле: “Впервые мы дали отпор глобальному сатанизму, усиливающейся дикости Западной Европы, стремлению к потребительству, отвергающему всякую духовность, разрушению традиционных ценностей, всей этой гомосексуальной болтовне, этой американской демократии”. По мнению Залдостанова, лозунг войны с Украиной должен звучать так: “Смерть педикам”. Сопоставление демократии с сатаной-гомосексуалом стало способом сделать право и реформы чуждыми, немыслимыми.
Напав на Украину, российские лидеры встали на ту точку зрения, что соседнее государство вовсе не обладает суверенитетом. Это тезис, разделяемый империалистами. 4 марта Путин объяснил, что проблема Украины – это демократические выборы, ведущие к смене власти. По его мнению, выборы – это чужеродное – американское – заимствование. Путин заявил, что положение на Украине напоминает положение в России в 1917 году – но в этот раз Россия может вернуться в прошлое и исправить тогдашнюю ошибку. “Логично, – написал Александр Дугин 8 марта, – что той Украины, которая существовала двадцать три года… более не существует”. Российские юристы-международники, которые двадцать три года уделяли исключительно пристальное внимание вопросам территориального разграничения и суверенитета, стали оправдывать агрессию и аннексию распадом украинского государства – то есть хаосом, обусловленным вмешательством самих же россиян. По мысли Дугина, война, нацеленная на разрушение украинского государства, – это также и война с Европейским Союзом: “Мы должны завоевать и разрушить Европу”.
16 марта некоторые украинские граждане в Крыму приняли участие в фарсе, названном оккупантами “референдумом”. Голосованию предшествовала пропагандистская кампания. Судя по рекламе, жителям Крыма предстоял выбор между
На пышной церемонии в Москве Путин, пойдя навстречу “чаяниям” жителей Крыма, расширил пределы своей страны – в нарушение основ международного права, Устава ООН, всех договоров между Украиной и Россией, а также ее гарантий Украине относительно защиты границ. Одним из нарушенных соглашений был Будапештский меморандум (1994), при заключении которого Россия (а также Великобритания и США) гарантировали территориальную целостность Украины в обмен на отказ последней от ядерного оружия. Это, вероятно, крупнейший в истории акт ядерного разоружения. Украина рассталась примерно с 1300 межконтинентальными баллистическими ракетами. Напав на отказавшуюся от ядерного оружия страну, Россия преподала миру урок: ракеты лучше держать при себе.
В марте и апреле российские СМИ приняли пропагандистскую повестку, в феврале обсуждавшуюся в администрации президента и Изборском клубе. Наблюдался всплеск энтузиазма по поводу “федерализации” Украины: после якобы добровольного отделения Крыма Киев должен предоставить свободу действий и остальным регионам. Российский МИД аккуратно уточнил, что под “федерализацией” имеет в виду лишь российский план расчленения украинского государства, а не общий принцип, применимый и к самой России. 17 марта МИД РФ заявил, что ввиду “глубокого кризиса украинского государства” у России появилось право рассматривать Украину как “многонациональный народ” и предложить ему новую, федеративную конституцию. Слово “федерализация” в апреле прозвучало на крупнейших российских телеканалах 1412 раз. Правда, даже опьяненные националистической эйфорией российские лидеры вскоре увидели в “федерализации” угрозу самим себе. Российская
Владимир Путин представил аннексию Крыма таинственным личным преображением, собственным торжественным въездом в вечность. По мысли Путина, Крым должен находиться в составе России из-за того, что тысячу лет назад здесь был крещен князь Владимир (Вальдемар). Это событие в жизни давно покойного тезки Путин изобразил далеко идущим умыслом бессмертного супергероя: “Его духовный подвиг – обращение к православию – предопределил общую культурную, ценностную, цивилизационную основу, которая объединяет народы России, Украины и Белоруссии” (этих понятий, напомним, тысячу лет назад еще не существовало). И если миф тысячелетней давности “предопределил” новейшие события, то нет нужды в знаниях о прошлом, а выбор наших современников не имеет никакого значения. Путин – князь, Россия – Русь, политика – удовольствие немногих богачей, и ничего с этим поделать нельзя.
Татьяна Саенко из парламента Кабардино-Балкарии, процитировав Ильина, заявила, что осуждение Западом российского вторжения в Крым обусловлено “политикой двойных стандартов”. Этот популярный у россиян взгляд предполагает, что закон и право – не универсальный принцип, а культурная особенность народов, обитающих за рубежами Российской Федерации. Из того, что не все западные государства неукоснительно соблюдают закон, вытекает, что он не действует. Значит, России также можно нарушать закон. Но, поскольку Россия не признает верховенство права, назвать это лицемерием нельзя. А если Россия не лицемерит, то она невинна. Если нет стандартов, то нет и двойных стандартов. Если европейцы или американцы апеллируют к международному праву во время вторжения на Украину, то это делает их духовной угрозой для России. Таким образом, апеллирование к международному праву демонстрирует коварство Запада.
Это и есть “политика вечности” по Ильину. Возвращение к прошлому заменяет собой движение вперед. Закон и право – это то, что российский правитель желает считать таковым. Россия, применяя насилие, исправляет испорченный мир. Путин – спаситель вне рамок истории, изменяющий время. Сам Путин заговорил об этом 17 апреля, назвав вторжение на Украину защитой от агрессии с Запада: “Желание поссорить Россию и Украину, разделить, растащить единый, по сути, народ является предметом международной политики уже на протяжении столетий – столетий просто”. Малофеев счел российское вторжение актом сопротивления извечному злу: “Но для тех, кто там сражается, эта война выглядит как война с полчищами, идущими под знаменами антихриста с сатанинскими лозунгами”. Что может быть исконнее войны с Содомом?
После успеха в Крыму воодушевленные российские лидеры пожелали повторить этот спектакль на юге и востоке Украины. 1 марта Глазьев звонил сепаратистам в областные центры юга и юго-востока Украины и помогал спланировать переворот. Советник Путина по делам евразийской интеграции распорядился повторить крымский план: толпа штурмует здание областной администрации и учреждает новое собрание, которое объявляет об отделении от Украины и просит помощи у России. В Харькове толпа из местных жителей и приехавших на автобусах россиян ворвалась в здание областной администрации (сначала они по ошибке штурмовали оперный театр). Эти люди избивали и унижали украинцев, защищавших здание. Писателю Сергею Жадану, который отказался встать на колени, проломили голову.
В апреле Путин публично озвучил цели российской политики, перечисленные в февральском меморандуме. Суть по-прежнему заключалась в “дезинтеграции” украинского государства в интересах России. Десятки украинских компаний и государственных органов неожиданно подверглись кибератакам – как и важнейшие институты ЕС. 1 мая в Донецкой области русский неонацист Павел Губарев объявил себя “народным губернатором”, поскольку “Украины никогда не существовало”. Посланный Малофеевым в Крым дуэт Игоря Гиркина и Александра Бородая в апреле вернулся на Украину. Бородай объявил себя премьер-министром “Донецкой народной республики” на том основании, что “нет больше никакой Украины”. Его друг Гиркин стал министром обороны “ДНР” и призвал Россию захватить Донбасс и создать там военные базы.
Российскую интервенцию на Донбассе назвали “Русской весной”. Русский фашизм той весной определенно расцвел. 7 марта 2014 года Александр Дугин радовался “распространению в Европе освободительной (от американцев) идеологии. Вот цель всего евразийства – Европа от Лиссабона до Владивостока”. Появляется фашистское содружество, хвалился фашист. Через несколько дней Дугин объявил, что история закончилась: “По сути, модерн всегда был ложен, и теперь мы оказались в его конечной точке. Для тех, кто считал модерн и собственную судьбу синонимами, или тех, кто считал так бессознательно, это будет означать конец”. Грядущая борьба будет означать “подлинное освобождение от открытого общества и его бенефициаров”. По мнению Дугина, американский дипломат с еврейскими корнями – “грязная свинья”, а украинский политик еврейского происхождения – “упырь” и “ублюдок”. Хаос на Украине – работа Моссада. Аналогичным образом Александр Проханов, беседуя 24 марта на российском ТВ с Эвелиной Закамской, возложил на украинских евреев ответственность за российское вторжение на Украину – и за Холокост.
Это новая разновидность фашизма –
Так воспитанные в 1970-х годах россияне, в том числе политические лидеры и пропагандисты 2010-х годов, усвоили, что “фашистский” и “антироссийский” – синонимы. В рамках современного российского дискурса настоящему русскому фашисту проще назвать нефашиста “фашистом”, чем нефашисту назвать “фашистом” русского фашиста. Поэтому фашист вроде Дугина может восхвалять победу фашистов на фашистском языке, при этом клеймя “фашистами” своих оппонентов. Защищавшие свою страну украинцы превратились в “преданных хунте наемников из рядов свинофашистов”. Фашист вроде Проханова может рассуждать о фашизме как о текущей с Запада субстанции, угрожающей российской непорочности. В июне Проханов назвал фашизм “черной спермой”, угрожающей “золотым богиням Евразии”. Его статьи, выражающие расовый и сексуальный страх, – совершенные фашистские тексты. Глазьев, исповедующий нацистскую геополитику, также следует шизофашистскому протоколу: он называет врагов России “фашистами” и так задает стандарт. В сентябре 2014 года в своем материале для Изборского клуба Глазьев назвал Украину “фашистским государством со всеми признаками фашизма, известными науке”.
Шизофашизм – одно из множества противоречий, ставших заметными весной 2014 года. Согласно российской пропаганде, на Украине тьма националистов, однако украинцы – не народ; украинское государство репрессивно – и при этом его не существует; русских заставляют говорить по-украински, но такого языка нет. Глазьев снял противоречие, сославшись на Запад. Американцы, утверждал он, хотят третьей мировой войны из-за своего крупного государственного долга. Украина должна была рухнуть после нескольких телефонных звонков Глазьева. Когда она устояла, это лишь подтвердило, что украинское правительство – американский проект, “проамериканская нацистская хунта”. Чтобы “освободить Украину от американо-нацистской оккупации”, по мнению Глазьева, “нужно прекратить действие всех ее движущих сил: американской властвующей элиты, евробюрократии и укронацистов. Первая из них является основной, две остальные – производными”. Советник Путина по делам евразийской интеграции заявил, что интересы Евразии требуют подрыва американской политики. Войну за Украину и Европу можно выиграть, по мысли Глазьева, в Вашингтоне.
Владимир Путин, как и его советник Глазьев, назвал украинцев, сопротивляющихся российскому вторжению, фашистами. 18 марта Путин, рассуждая о хаосе, в который Россия ввергла соседнее государство, заявил, что “главными исполнителями переворота стали националисты, неонацисты, русофобы и антисемиты. Именно они во многом определяют и сегодня еще до сих пор жизнь на Украине”. Это, конечно, шизофашистское заявление. Российская внешняя политика в 2014 году имела далеко не поверхностное сходство с некоторыми из самых страшных эпизодов истории 1930-х годов. Геополитика с непорочностью, праведностью и “большими пространствами” вместо права, границ и суверенитета – это фашистская геополитика. Для оправдания вторжения министр Лавров обратился к внешнеполитической концепции, гласящей, что государство вправе вмешиваться в чужие дела, чтобы защитить того, за кем оно признает принадлежность к собственной культуре. Этим доводом Гитлер воспользовался для оправдания аншлюса Австрии, расчленения Чехословакии и захвата Польши в 1938–1939 годах, а Сталин – для оправдания вторжения в Польшу (1939) и аннексии Эстонии, Латвии и Литвы (1940). 14 марта 2014 года, когда в Донецке
Союзниками России в войне с “фашизмом” оказались именно фашисты. Американские белые расисты Ричард Спенсер, Мэттью Геймбах и Дэвид Дюк прославляли Путина и одобряли начатую им войну, и россияне отплатили тем, что флагом оккупированных ими территорий на юго-востоке Украины стало знамя, очень напоминающее знамя конфедератов. Российскую агрессию одобрили и европейские ультраправые. Польский фашист Конрад Ренкас принял евразийскую идею Путина в целом и вторжение на Украину – в частности. В сентябре 2013 года Ренкас предполагал, что Россия захватит Украину, и мечтал возглавить пророссийское правительство Польши. Роберт Лушня (сотрудничавший с органами госбезопасности коммунистической Польши, теперь спонсор Антония Мацеревича) – заметная фигура в среде польских правых. Вместе с Ренкасом он пытался распространять выдумку российских пропагандистов, будто на Украине “заправляют евреи”.
Лидер венгерской фашистской партии “Йоббик”, которого Дугин пригласил в Москву, с похвалой отозвался о евразийской идее. Лидер болгарской фашистской партии начал свою избирательную кампанию в Москве. Греческие неонацисты из “Золотой зари” хвалили Россию за защиту Украины от “стервятников международного ростовщичества”, то есть от всемирного еврейского заговора. Итальянский Национальный фронт приветствовал позицию Путина, “отважно выступившего против могущественного гомосексуального лобби”. Видный американский белый расист Ричард Спенсер попытался (безуспешно) организовать съезд европейских ультраправых в Будапеште. Среди депутатов числились Дугин и немецкий неонацист Мануэль Охзенрайтер, оправдывавший в российских СМИ вторжение на Украину.
Несколько десятков французских ультраправых активистов приехало на Украину, чтобы сражаться на стороне России. Российские военные подвергли их проверке и отправили в бой. Около сотни граждан Германии (и некоторых других европейских стран) встали плечом к плечу с российскими военными и ополченцами. Война с Украиной стала полигоном для террористов. Осенью 2016 года за планирование вооруженного переворота в Черногории был арестован сербский националист. Он воевал на Украине на российской стороне и, как утверждается, был вовлечен в заговор русскими националистами. В январе 2017 года шведские нацисты, прошедшие подготовку в России у боевиков, устроили взрыв в центре для беженцев в Гетеборге.
Флаг армии КША
Поделиться книгой: