Братья Худяковы

Шаря по всем углам, хунхузы нашли и американский чемодан Чарльза.

В чемодане оказалось много хороших вещей и даже американские доллары!

Конечно, разбойники жадно набросились на эту добычу.

Но Чарльз сказал:

— Нельзя!

— Почему твоя говори «нельзя» — моя все можно! — нагло закричал бандит.

— Я американский гражданин! — твердо сказал молодой человек.

И у Чарльза Боя не взяли ничего, даже деньги!..

В этом выявилась удивительная черта в психологии этих отчаянных головорезов — какие-то свои понятия о различных оттенках во взглядах на собственность даже в самом процессе грабежа: что-то рыцарское по отношению к бедняку учителю и слепое преклонение перед силой американского капитала!..

Оставив Устина, не добившись от него толку, но и не причинив ему вреда, хунхузы, выставив здесь караул, кинулись грабить амбары, где хранились припасы, а затем, обойдя кругом, стали подкрадываться к дому Федора, подползая и подбегая нагнувшись чуть не до земли.

Первая увидела их дочь Федора и сказала:

— Тятя, скорее двери запри — китайцы с ружьями!

Федор живо двери на крюк… а сам с ружьем в руках встал за косяк окна. Хунхузы, найдя двери запертыми, начали бить в них прикладами и стрелять.

Федор из окна ответил им тем же и свалил двоих.

Домашние его в это время спустились в подполье.

Встретив сопротивление, хунхузы начали обстреливать дверь, окна и самый дом. Пули их свободно пронизывали его деревянные стены.

Федор, присевший за какую-то случайную защиту, тоже отстреливался, а в это время пули разбойников так пробили стену над его головой, что она стала походить на пчелиные соты.

Наконец, хунхузы стали бросать гранаты, но, к счастью, из брошенных ими шести гранат ни одна не взорвалась.

В самом начале перестрелки бывший в зимней избушке русский работник Худяковых выскочил оттуда и с перепуга бросился бежать.

Хунхузы сразу, чуть не в упор застрелили его и еще пустили в него, уже мертвого, несколько пуль.

Оставшиеся за оградой остальные хунхузы (потом выяснилось, что их всего было при нападении 48 человек) также начали беспорядочную пальбу в дома и, кроме того, подожгли надворные постройки.

А один из разбойников во дворе собрал разный сушник и ветошь и стал поджигать дом Федора…

Услышав первые выстрелы, двое других братьев — Афанасий и Александр, — дом которых стоял в другой стороне участка, выбежали из дома и, обходя осторожно все подозрительные места, где могла быть засада (что и было на самом деле), бросились к пчелиному омшанику, где на зиму ставятся ульи и где сейчас хранились винтовки партизан…

Дело в том, что в крае шла партизанская война, и одна из партий их, спасаясь от японского отряда, ухоронилась на хуторе Худяковых.

Здесь партизаны оставили все снаряжение и оружие и, переодевшись в крестьянское платье, разошлись по своим деревням (все были местные жители), не возбуждая подозрения японских застав.

Вот к этому-то складу и стремились Афанасий и Александр, зная, что в нем есть винтовки и масса патронов.

Там были японские винтовки-«арисаки» и мексиканские скорострелки.

Взяв по винтовке и наспех захватив через плечо патронташи, братья немедленно заняли такую позицию, откуда было видно все, что делается в усадьбе.

Дистанция была 400–450 шагов.

Частыми выстрелами заговорили их скорострелки.

От каждой пули падал кто-либо из грабителей.

Поджигавший дом огромный китаец с черной большой косой, получив смертельную рану в висок, сперва высоко подпрыгнул, а затем, упав на четвереньки, еще некоторое время качался из стороны в сторону и, наконец, свалился уже мертвым.

Еще маленькая характерная подробность.

У Худяковых было несколько очень злых зверовых собак, которые не давали спуску незнакомым людям и в особенности сердито бросались на китайцев, — что собственно присуще всем здешним собакам, — так что в этих случаях требовалось каждый раз энергичное вмешательство самих хозяев.

И эти собаки куда-то спрятались и не подали даже голосу.

Умные животные учуяли, что дело так серьезно, что их помощь здесь бесполезна!

Федор же, спасаясь от пуль, тоже спустился в подвал и как-раз через небольшое окошечко в фундаменте увидел недалеко от себя ноги хунхуза, который стоял тут на карауле.

Федор почти в упор выстрелил по этим ногам и перебил кости их выше колен!

Хунхуз с воем упал на землю и в следующий момент, видимо сообразив, что ног он лишился, выхватил нож и вонзил себе в сердце…

У хунхузов нет полевых лазаретов, и такие серьезные ранения лечить некогда и некому, поэтому неудивительно, что, зарезав себя, бандит только предупредил то, что с ним сделали бы свои же…

Когда в подвале услышали четкие выстрелы с другой стороны, то Федор сразу узнал их: это стреляют братья — выцеливают… об этом можно было догадаться и по взрыву криков и стонов, которые стали раздаваться среди нападающих.

— Теперь мы спасены! — с радостью сказал он бывшему с ним семейству.

Да, радость была велика: если не все, то Федор-то уже знал, какая участь ждала их в этом подвале — сгореть заживо!

Если же им выйти наверх, то самая легкая из смертей — это погибнуть от пули, так как раненых и захваченных в плен хунхузы, прежде чем убить, подвергли бы неслыханным мучениям…

А в подвале было, считая женщин и детей, 12 человек!

………………………………………………………………………………………………………

У Афанасия же, как нагрех, с ружьем случилась беда: расстреляв первую бывшую в ружье обойму, он поспешно вложил следующую, но… винтовка была японская, а патроны мексиканские!.. Второпях не те захватил…

Обойма застряла — ни взад, ни вперед!

Выбить ее шомполом… шомпол вынуть не может: головка вертится, а он не выходит!

Японская «арисаки» попала в руки Афанасия в первый раз, и он не знал, что для этого нужно только нажать пружинку.

Конечно, при более нормальных условиях он разобрался бы в этом, но в такой горячке, при залпах хунхузов, при треске горевших построек, он так и провозился с чужой винтовкой, пока Александр сыпал пулю за пулей в хунхузов, каждый раз выводя из строя по человеку!

Не выдержали разбойники и как испуганное стадо овец кинулись в тайгу, захватив все же своих убитых и раненых.

Худяковы же после них спешно принялись разламывать и тушить горевшие постройки.

Дом хунхузы так и не успели поджечь, хотя все было готово, и даже спички лежали возле подложенного сушника и всякой ветоши.

Еще нужно сказать, что все здесь описанное произошло в течение каких-нибудь 15–20 минут.

В тот же день на семейном совете было вырешено, что обнаглевших хунхузов следует проучить серьезно, чтобы впредь и другим было неповадно нарушать установившееся «табу» на хутор бр. Худяковых.

На другой день двое — Федор и Александр — снарядившись, пошли по следам шайки и, осторожно скрываясь в зарослях, увидели ее на зимовье лесного подрядчика Синкевича, у которого зимами здесь жили его рабочие.

Разбойники, видимо, совсем не ожидали, что Худяковы станут их преследовать на другой же день! Они не выставили даже караула! Когда загремели знакомые им выстрелы, в стане поднялся страшный переполох.

Все попадали на землю и стали кто ползком, кто перебежками, уходить куда попало, лишь бы дальше от метких худяковских пуль…

Через некоторое время, тщательно осмотрев окрестность, братья убедились, что банда бросилась к реке Большая Клепка, где несомненно будет ночевать в такой же фанзе, построенной тоже для зимних порубщиков.

Федору по делам нужно было возвратиться домой, но Александр пожелал еще раз переведаться с хунхузами, чтобы окончательно закрепить победу.

Этот таежный охотник, молодой и сильный, с винчестером в руках чувствовал себя в лесу, как дома. Стрелок он был, как и все братья, изумительный.

Он верил в свою пулю так же, как другие верят в судьбу.

Это не подходило под определение безумной храбрости, — это была спокойная уверенность.

Взять его в тайге врасплох было невозможно.

И вот он один пошел за большой шайкой отчаянных грабителей, вооруженных не хуже его, пошел, уверенный в своих силах, в своей ловкости и лесной сметке.

Обойдя след хунхузов далеко стороною, к раннему утру следующего дня он зашел к фанзе на р. Большая Клепка с той стороны, откуда ее было видно всю, где и занял удобную позицию для обстрела, хотя расстояние было немалое: 120–150 сажен. Отступление было вполне обеспечено — позади такие пади, заросли и непролазная тайга, что, нырнув туда, хоть ложись и отдыхай: без собаки никому не найти. А для очень уж «любопытных» в магазине ружья всегда имеется наготове шесть метких пуль.

Нечего и говорить, что всю эту местность Александр знал как свой двор.

Он не обманулся — вся шайка ночевала в фанзе.

На выставленных в этот раз пикетах дремали полусонные хунхузы — сильнее всего, спится перед утром!

Предутренние сумерки… Никогда не бывает так мирно настроен человек, как в этот самый тихий момент наступающего погожего дня. Еще утренний ветерок не пробежал по неподвижной листве дерев. Еще птичья мелюзга, которая возилась и шуршала в кустах дальше полуночи, молчит, готовая уже на сотни голосов приветствовать близкий восход солнца.

В такое время Александр занял свою боевую позицию.

Он, как и все Худяковы, имел вдумчивую, созерцательно настроенную душу. Его так же охватила мирная тишина окружающей природы. В его мыслях, — этих самых быстрых душевных эмоциях человека — катастрофически встретились два противоположных течения: мир и благоволение и охота за черепами! В его нежной поэтической душе происходил этот бурный процесс, как бешеный водоворот в горной речке во время разлива…

Суровый закон действительности!

Долой сентиментальность: пред ним жизнь — борьба за существование!

Александр занял свою боевую позицию.

Он защищает не только свою жизнь, он борется за мирную жизнь других. Он, как хирург, должен, силою неумолимых обстоятельств, приступить к этой кровавой операции — уничтожить уродливое явление — разбой, уничтожить и разогнать этих бандитов, психология которых — психология волка: что схватил, то — мое!

Вот, приблизительно, какие мысли пробежали в голове нашего охотника, который лежал с винчестером в руках в тайнике, вглядываясь сквозь утреннюю дымку легкого тумана в тихий спящий стан хунхузов…

Когда Александр дождался полного рассвета, то удобно расположился так, что его совершенно не было видно, а для него все открыто, и начал обстреливать «неприятеля».

Его целью были не дремавшие пикетчики, а сама старая деревянная фанза.

В нее он стрелял с таким расчетом, чтобы пули его пронизывали тонкие стены в том месте, где спящие люди лежали на кане головами.

Это нетрудно было определить, так как все фанзы строятся по одному образцу.

Какая паника началась, когда остроконечные пули винчестера стали как иглой «прошивать» тонкие стенки фанзы и пролетали, видимо, в намеченном месте и с определенными результатами, потому что после первых же выстрелов из фанзы стали выскакивать как очумелые сонные разбойники…

Началась бестолковая стрельба, поднялся крик, и, наконец, все бросились врассыпную…

Александр же, не торопясь, методически посылал из своего далека одну смертоносную пулю за другой.

Тем и кончилось это «сражение».

На следующий день на хутор пришла из соседнего поселка русская женщина, которая принесла записку от атамана шайки хунхузов на имя Худяковых. Он «требовал» возмещения убытков, понесенных им при нападении на хутор, а именно: возвратить 500 винтовочных патронов, истраченных хунхузами при этом деле и выдать 10 винтовок, взамен искалеченных в том же бою.

На это требование Худяковы не ответили ничего.

Через два — три дня около хутора появился и сам атаман, писавший записку, знаменитый по своим дерзким налетам и известный своей жестокостью — Ван Дун-лоу.

Китайский Ринальдо-Ринальдини.

Он прислал мальчика вызвать кого-нибудь из Худяковых для личных переговоров.

Для этого «приятного» свидания пошел Федор, захвативший с собою для осторожности одного из младших членов семьи.

Китайский Ринальдо-Ринальдини[1] оказался огромного роста маньчжуром, стройным, с мужественным лицом и с приметным золотым зубом спереди.

На полный отказ Федора о восстановлении нарушенного взаимного «нейтралитета», Дун-лоу после немалой «торговли», наконец, стал предлагать со своей стороны уплачивать Худяковым некоторую дань, т. е. известный процент с налога, которым он облагал жителей.

Конечно, Федор с негодованием отверг это сотрудничество с бандитами!

В заключение Федор категорически заявил атаману, что если кто-либо из его шайки появится в районе хутора или около окрестных соседей, то они — Худяковы, будут охотиться за ними, как за дикими зверями.

На этом и прервались «дипломатические» переговоры.

Еще нужно сказать, что осторожный Дун-лоу, отправляясь в далеко небезопасное свидание с Худяковыми, обеспечил себя тем, что в соседнем селении объявил заложником знакомого Худяковым торгующего китайца, который своей жизнью отвечал за жизнь и свободу Дун-лоу.