Реквием патриотам

— Берегись! — крикнул кто-то.

Диск возвращался. Теперь все были готовы к его появлению и заранее убрались с траектории его полёта, внимательно следя за тем, чья рука поймает его. Это было второй их ошибкой. На шеи нескольким ниндзя упали нитяные петли, мгновенно затянувшиеся, превратив воинов в некие подобия жутких марионеток. Короткая вспышка, будто удар молнии, и ниндзя безвольно повисают, от тел их потянулся вверх горьковатый дымок. Через минуту тела упали на землю.

Это мало кто заметил, все слишком увлечены были высматриванием хозяина диска. А увидеть его было достаточно сложно. Этот человек словно оброс каменной кожей зеленоватого цвета, он был громадного роста и казался горой мышц, закованных в камень, рельефно подчеркивающий каждый мускул. Одет он был в одни только кобакама[18], однако раздетым он не казался. Громадный человек легко поймал диск, оказавшийся двулезвийным копьём-яри с коротким (под руку) древком, соединявшим два широких недлинных клинка, на которых не было и капли крови. Не долго пялились ниндзя на этакое диво — через мгновение после того, как каменнокожий человек поймал своё странное яри, в него полетели сюрикэны. Но те отскакивали он его кожи, не причиняя никакого вреда. Он расхохотался и метнул копьё в ошалевших ниндзя. На сей раз не увернулся почти никто. Кого не скосил смертоносный диск, в которое обратилось яри, остальным на шеи упали петли. Только Ханзо и Кагэро удалось спастись.

— Кагэро, беги! — крикнул девушке предводитель ниндзя. — Доложи обо всём Асикага Рюхэю.

— Но… — попыталась возразить Кагэро.

— Это приказ! — рявкнул Ханзо, прыгая на громадного человека с каменной кожей, на лету выхватывая танто.

Кагэро метнулась прочь, повинуясь приказу, но не могла не обернуться, когда ночную тишь, воцарившуюся после смерти отряда, разорвал дикий вопль боли. Человек с каменной кожей держал Ханзо за руки медленно тянул их в разные стороны. Словно почувствовав взгляд Кагэро, громадина резко рванул руки Ханзо — тот зашёлся в новом вопле и Кагэро едва сдержалась от такого же. Руки Ханзо отделились от тела, каменнокожий поднял их повыше и принялся, громко глотая пить кровь, льющуюся из разорванных сосудов. Кагэро изо всех сил рванулась прочь от этого кошмара.

Каменнокожий отшвырнул руки Ханзо и поймал вернувшееся яри. Он мог бы прикончить девицу-ниндзя, но решил позабавиться с ней. Он швырнул своё оружие ей вслед и прыгнул за ней сам.

Кагэро прыгнула на с виду довольно прочную ветку дерева, но та вдруг начала падать, срезанная яри каменнокожего бугая, а сама Кагэро рухнула прямо в медвежьи объятья каменнокожего.

— Нашёл себе новую игрушку, Тэссай? — спросил у каменнокожего Юримару, оглядывая девушку-ниндзя, которую тот притащил а плече.

— Ты спишь и с Бенисато, и с Геммой, — буркнул в ответ названный Тэссаем, — а у меня слишком давно не было женщины.

Юримару — молодой человек всегда в безупречно белом кимоно — усмехнулся и вышел из пустого дома, облюбованного Тэссаем для любовных утех.

Кагэро пришла в себя оттого, что кто-то разорвал на ней кимоно, следом за этим чей-то язык прошёлся по её груди, сместился ниже, к животу, здоровенные руки мяли её тело, над ухом раздавалось отвратительное сопение. Она открыла глаза и коротко вскрикнула.

— Тихо, — прошипел ей в ухо низкий, хриплый голос, — и проживёшь немного больше. У меня слишком давно не было женщины и мне всё равно будешь жива или нет.

Кагэро считала себя отважным воином ночи, но сейчас сердце её сжалось от запредельного ужаса. Какими же жуткими и отвратительными были слова этого человека.

Тэссай же самозабвенно придавался занятию, о котором мечтал очень давно. Он расстался с каменной кожей, как только прикончил последнего ниндзя и теперь мог в полной мере насладиться нежным телом женщины. А ведь у него так давно не было женщины!

И тут взгляд его наткнулся на смутную тень человека, сидящего на окне дома. Сначала он подумал, что это Юримару — известный извращенец — решил понаблюдать за его «игрой», как он называл изнасилование, с этой девицей. Но нет. Этот был одет в тёмное короткое кимоно и кобакама, заправленные в сапоги, на плече его лежали ножны с катаной, а Юримару оружия не носил никогда.

— Ты кто такой?! — рявкнул Тэссай.

— Я заблудился, добрый человек, — ответствовала тень человека с мечом на плече. — Прости, что отрываю от столь важного и приятного занятия, но ты не скажешь, как добраться до Сата.

— Пошёл прочь! — отмахнулся Тэссай, вновь склоняясь над телом ниндзя.

Однако он заметил, что тень сместилась. Теперь человек с мечом сидел прямо перед ним, откровенно пялясь на полуголую девушку.

— Ах ты! — взревел Тэссай, вскакивая на ноги и начиная обрастать каменной кожей.

— Беги! — воскликнул человек с мечом девушке, отпрыгивая в сторону от разъярённого Тэссая.

Тот изо всех сил ударил его, но не попал. Юркий человек перекатился по полу — и кулак Тэссая обрушился на доски, раскрошив их в пыль. Отпрыгнув ещё дальше, Дзюбей (а это был именно он) вынул из рукава кимоно длинный сюрикэн.

— Не можешь же ты быть целиком непробиваемым, — произнёс он, швыряя сюрикэн в глаз Тэссаю.

Тот схватился за раненную глазницу и взвыл раненным медведем, по лицу и пальцам его, по каменной коже заструилась кровь и глазная жидкость. Дзюбей подхватил ошалевшую Кагэро и выпрыгнул с ней в обнимку из злополучного дома. Тэссай ринулся за ними, но сидевший на пороге Юримару, провожавший до того взглядом удаляющиеся фигуры, остановил его.

— Пусть бегут, — бросил он разъярённому Тэссаю. — Покуда они доберутся до обжитых людьми поселений мы закончим наши дела, а Асикага постараются замять всё. Идём отсюда.

Дзюбей и Кагэро несколько часов бежали по лесу, Кагэро всё казалось, что за ними по пятам несётся каменнокожий. Однако когда они остановились на маленькой поляне, никого кроме таинственного спасителя — любителя плоских шуточек — рядом не оказалось.

— Как ты? — спросил он у неё.

Кагэро отступила на полшага от него, запахнув разорванное кимоно. Тот лишь усмехнулся.

— В порядке, — ответила Кагэро, — а ты?

— Тоже, — кивнул спаситель.

Кагэро заметила, что не смотря на несколько часов бега, он ничуть не запыхался.

— Кирияма Дзюбей, — представился он, поправляя большую соломенную шляпу, которую также умудрился не потерять за время их побега из пустой деревни.

— Сома Кагэро, — сказала в ответ Кагэро, пытаясь привести в порядок своё кимоно. — Благодарю тебя, Кирияма Дзюбей, ты спас мне жизнь. Я верну долг при первой возможности, но сейчас я должна уйти. После сочтёмся. — И Кагэро бросилась бежать прочь от поляны.

Дзюбей лишь пожал плечами, снова поправил съехавшую на сторону соломенную шляпу и зашагал в направлении Сата.

Асикага Рюхэй точно также гулял по сиреневому садику его покойной жены. Он не назначал встречи своим ниндзя, однако не сильно удивился появлению ушедшей вместе с Ханзо его дегустаторши Кагэро. По иронии судьбы, она замерла почти у того же самого куста сирени, что и Ханзо.

— Весь отряд погиб, — сказала она. — Нас перебил ужасный человек с каменной кожей. Скорее всего, именно он стоит за этой чумой.

— Задание не выполнено, — отрезал Рюхэй. — Возвращайся обратно и узнай кто именно отравил людей или подпустил чуму в их дома. И главное, зачем он это сделал? Одному человеку, хоть с каменной кожей, хоть без, такое не под силу.

— Я лишь принесла доклад, — отрезала Кагэро, исчезая в зарослях сирени.

«Надо будет приказать садовнику лучше ухаживать за сиренью, — подумал Асикага Рюхэй, — кусты у Каёко выглядели гораздо опрятней».

Очередная деревня по дороге на Сата была пуста. Такое впечатление, что люди в спешке собрались и покинули её. Пустота этих деревень настораживала Дзюбея и угнетала его. В душе, он любил общество людей, хотя частенько сторонился его, но на то были свои причины, о которых он не любил распространяться.

Он поправил шляпу, ремешки державшие её разболтались от времени (она была не новой и потёрлась, как и вся одежда Дзюбея), пристроил поудобней меч за плечом и тут в живот ему врезался бронированный кулак Тэссая. Тот весьма удачно прятался в тени богатого дома, украшенного резными драконами. Мощь удара оказалась такова, что Дзюбей отлетел к стене противоположного дома, врезавшись в неё спиной и потеряв меч. Шляпа упала с его головы и несущийся на него Тэссай растоптал её практически в пыль.

— Моя последняя шляпа, — простонал Дзюбей, отпрыгивая с пути каменнокожего великана.

Не успел он приземлиться, как пальцы Тэссая сомкнулись на его горле и следом кулак врезался в солнечное сплетение наёмника. Дзюбей поперхнулся воздухом, рот его наполнился кровью. А Тэссай продолжал самозабвенно избивать его и лишь вовремя расслабляя участки тела, куда врезался каменный кулак, Дзюбей сумел сохранить кости и внутренние органы в целости. Хуже всего приходилось, когда Тэссай бил его по лицу — Дзюбей серьёзно сомневался, что не лишился половины зубов, по поводу носа он не волновался — тот ломали не один раз.

— Я сделаю из тебя отбивную, — хрипел Тэссай, нанося удар за ударом. — Я буду медленно выбивать из тебя всё дерьмо, покуда оно из ушей не полезет. Я тебя… Я тебя… Я… Я… Я… — Слова в ушах у Дзюбея сливались в бесконечное «Я», «Я», «Я»…

«Главное, не потерять сознание», — лишь и думал Дзюбей, трепыхаясь в кулаке Тэссая словно птица в когтях жестокого кота, играющего с ней перед тем, как прикончить.

Наконец, он обвис, уронив голову на жёсткие пальцы Тэссая. Тот отшвырнул его на землю и Дзюбей свернулся калачиком, довольно удачно изображая покойника. Одновременно, он начал подтягивать к себе катану за специально для этой цели привязанную к ножнам почти незаметную для незнающего о ней человека (или не человека) струну.

— Претворяешься, урод! — заорал Тэссай, оказавшийся более наблюдательным, чем казалось, не смотря на отсутствие правого глаза.

Пришлось наёмнику форсировать события. Он перекатился к подтянутому едва ли наполовину мечу. Не смотря на боль, пронзившую практически всё его тело, он прыгнул с земли, выхватывая меч и нанося молниеносный удар по груди слегка опешившего Тэссая. Сталь с противным скрипом прошлась по камню, не оставив и следа. Тэссай лишь рассмеялся.

— Твоё дзюцу[19] удивляет меня, но, всё равно, я убью тебя!

Гигант сжал пальцы в кулак, но неожиданно разжал их — каменная кожа начала осыпаться.

— Что кожа шелушиться? — усмехнулся Дзюбей и ударил Тэссая по шее, там уже почти не осталось каменной кожи. «Как удачно», — усмехнулся про себя Дзюбей.

Клинок катаны прошёлся по горлу Тэссая, однако тот вместо того, чтобы ухватиться за него — вцепился правой рукой в лицо Дзюбея. Наёмник никак не мог ожидать такого поворота дел, он едва успел набрать в лёгкие побольше воздуха, потому что приток его был мгновенно перекрыт. В рот ему набились отслаивающиеся чешуйки каменной кожи Тэссая, сплюнуть их он не имел никакой возможности. Практически на удачу Дзюбей ударил гиганта по руке, не зная, достаточно ли каменной кожи отвалилось от неё. Ему повезло — процесс разрушения зашёл достаточно далеко. Он упал на землю, сорвал с лица мешающую дышать конечность и наконец смог увидеть, что сталось с Тэссаем. Сейчас гигант более всего напоминал разрушающуюся статую из давно заброшенного храма, однако был ещё жив и оставшейся рукой попытался вновь ухватить Дзюбея за лицо. Тот легко уклонился и ударил наискосок, разрубив почти надвое.

— Сильный был воин, — раздался противный, как скрип несмазанной дверной петли голос, — но ты сильнее. Хоть и победил его ты не совсем сам.

Дзюбей развернулся на звук и увидел престарелого коротышку в здоровенной соломенной шляпе. Почему-то Дзюбею сразу показалось, что он — член ордена Фукэ-сю[20], хотя не только они носят большие соломенные шляпы, на принадлежность к лао указывал же сакудзо — монашеский посох. Лица его Дзюбей разглядеть не мог из-за широких полей шляпы, из-под которой лишь торчала длинная трубка-кисэру. Над её чашкой курился сизый дымок.

— Ты кто такой? — поинтересовался Дзюбей обычным ироничным тоном, хотя каждых вдох давался ему дикой болью.

— Все зовут меня Никотин, — несколько невнятно из-за торчащей из зубов трубки ответил лаосец. — Это прозвище стало мне гораздо родней чем имя.

— Славное прозвище, — усмехнулся Дзюбей, левой рукой ощупывая рёбра, в целостности которых весьма сомневался, — и как ты дожил до таких лет, если столько куришь[21], раз заслужил его.

— Я курю только табакко, — ответил монах по прозвищу Никотин, тряхнув коротенькой бородёнкой, торчащей из-под полей шляпы, — но это не важно. Я работаю на правительство и хочу предложить тебе заняться тем же. Плачу пятьсот золотых.

— Не думаю, что на дело стоимостью в пятьсот золотых, послали бы одного престарелого коротышку.

— Со мной были воины, — мрачно ответил Никотин, — но их всех перебили. Демоны Каро напали на нас и лишь мне удалось скрыться.

— Великая отвага, — продолжал открыто издеваться над стариком Дзюбей. — Почему же ты не остался сражаться с этими демонами, как твои павшие товарищи. Ведь именно этим должны заниматься монахи лао.

— Ты путаешь нас с материковыми клириками, — осадил его Никотин, в голосе которого прорезались ледяные нотки, — а я правительственный шпион. Мне надо распутать дело, заваренное здесь Демонами Каро.

— Что за дела могут быть у демонов в этаком захолустье? Им сейчас есть где развернуться, например, в том же Мурото.

— За одни эти слова можно угодить в темницу и я вправе, между прочим, тебя туда упрятать.

— Попробуй, — хищно оскалился Дзюбей, скорее изображая жажду боя, нежели, действительно, желая драться после столкновения с каменнокожим гигантом.

— Зачем? — от усмешки кисэру совершила резкое движение — ровная до того струйка дыма заколебалась. — Тебя прикончат Демоны Каро.

— Чем я насолил этим твоим демонам? — удивился Дзюбей, хотя уже начинал понимать в чём дело.

— Ты убил одного из них. — Никотин вынул из зубов кисэру и откинул назад шляпы, демонстрируя Дзюбей покрытое сеткой морщин лицо с большими навыкате глазами. — Теперь они станут преследовать тебя, пока не убьют.

— Откуда им знать, кто именно убил этого типа.

— Они не зря зовутся демонами, — усмехнулся старик, выбивая трубку и резную фигуру дракона, украшавшего крышу дома, на которой он устроился.

— И ты считаешь, что я поверю, что ты сумеешь меня защитить меня от них? Я этот бугай выбил из меня не все мозги.

— Я расследую дело Демонов Каро и когда доберусь его сути, то сюда прибудут правительственные солдаты. Они покончат со всем одним махом.

— До этого ещё надо дожить, — отмахнулся Дзюбей, — и если я не влезу в это дело, что-то подсказывает мне, что проживу я в этом случае несколько дольше. Прощай, старик.

Никотин проводил его взглядом своих здоровенных глаз и искривил в подобии улыбки рот с двумя оставшимися зубами.

Чоушу Ёсио смотрел из окна дома на несколько десятков человек, демонстрирующих своё мастерство во дворе его поместья. Наёмников он предпочитал осматривать подальше от Химэндзи. Это были не самые плохие воины, больше половины — ронины, потерявшие или предавшие своих хозяев в ставших многочисленными в последнее время столкновениях между различными кланами. И указы Токугавой Ёсинобу, ужесточающие раз за разом наказания за такие столкновения и даже поединки между самураями, оканчивающиеся смертью, никак не помогали.

— Посмотри на того мальчишку, — усмехнулся стоящий за плечом Ёсио Иидзима Сёго — военноначальник клана, которого Ёсио в шутку иногда называл сёгуном. — Как только такому доверили меч. Надо будет найти его родителей и вернуть им это чадо.

Он закашлялся, приложив по привычке к лицу ладонь, между пальцев заструилась кровь. Сёго был болен чахоткой и медленно умирал, что провоцировало иногда у него приступы немотивированной ярости, с которыми могла справляться лишь его молодая супруга Юмико. Сёго вытащил из-за пояса основательно запятнанный кровью кусок материи и вытер им руки и губы. Ёсио сделал вид, что ничего не произошло.

Внимание их обоих привлёк странный звук, вроде короткого хлопка, сменившийся треском и следом словно что-то упало. Они обернулись и увидели того самого мальчика, про которого только что говорил Сёго. Все без исключения наёмники также откровенно пялились на него же. И было из-за чего. У ног мальчика валялась верхушка тренировочной фигуры — деревянного бревна, обмотанного на три четверти несколькими слоями крепкой пеньки. Он разрубил её одним быстрым ударом катаны.

— На такое способен лишь мастер батто-дзюцу[22], — произнёс Сёго, почти заворожено глядя на мальчишку с мечом, медленным, явно рассчитанным движением убирающим его в ножны. Во всём его облике, в каждом движении чувствовался профессионализм, отнюдь не свойственный столь юному возрасту.

— Я хочу поговорить с этим юношей, — сказал Ёсио, отходя от окна.

— Такой мальчик весьма пригодился бы мне. — Из тёмного угла дома выступил Лизука (фамилии его Ёсио не знал) — глава убийц его клана. — Его стиль глубоко индивидуалистичен, в строю ему не место.

— Ты понял это по одному его удару? — поинтересовался Ёсио.

— На то я и глава ваших убийц, — улыбнулся Лизука.

… Юноша оказался ещё и отлично воспитан и вежлив в разговоре. Он сидел напротив Ёсио ровно и смотрел ему в глаза, что не казалось главе клана Чоушу вызовом.

— Где ты обучился батто-дзюцу? — наконец спросил Ёсио. — Ты владеешь им, как истинный мастер, но в столь юном возрасте, это крайне удивительно.

— Я долго овладевал им, — пожал плечами юноша, звали его Химура Кэнсин, — почти с самого детства.

— Я заинтересован в таких людях, как ты, Химура, — продолжал Ёсио, — но мне нужно знать, что привело тебя ко мне.

— Я хочу сражаться, чтобы защищать людей, — без колебаний ответил Кэнсин.

— Тогда тебе следовало присоединиться к Синсэнгуми, — улыбнулся Ёсио. — Они следят за порядком в Химэндзи.

— Они лишь безнаказанно убивают людей, не считаясь ни с какими законами, которые должны защищать, — довольно горячо возразил Кэнсин, похоже, это было его, что называется, больной темой.

— Ты говоришь также хорошо, как и владеешь мечом, — продолжал улыбаться Ёсио, — и я чувствую, ты говоришь искренне. Сколько ты хочешь за свои услуги?

— Я сражаюсь не ради денег и благ, — столь же горячо заявил юноша. — Мне довольно лишь служить вам.