Книга Зверя

— Позвольте с вами не огласиться, шевалье, — вдруг встрял в разговор сам оружейник — мастер Шарлей, невысокий тщедушного телосложения человек, какие бывают — по опыту знаю — самыми опасными противниками, никогда точно не знаешь чего от них ждать. — Хорошая сабля, если уметь ею пользоваться, может оказаться куда эффективнее шпаги или меча.

— Ну нет. — Кое в каких вопросах я бывал упрямее сотни ослов. — Сабля — это оружие конника, как изогнутым клинком вот вроде этого, к примеру, сделать глубокий выпад, чтобы попасть в межреберье?

— Очень просто, шевалье, — усмехнулся мастер, — позвольте, юноша. — Он взял у де Морнея саблю, который расстался с ней крайне неохотно, на ум снова пришла ассоциация с мальчишкой, никак не желающим расставаться новой игрушкой. — Смотрите, шевалье. — Он встал в первую позиция и в одно мгновение выгнулся в глубоком выпаде, причём держа саблю так, что клинок был повёрнут плоскостью параллельно земле. Замерев, мастер Шарлей повернул ладонь, вернув клинок в обычное положение, и продолжил движение.

— Вот так-то, — усмехнулся он, опуская оружие. — Как вы, шевалье, сумеете шпагой или даже мечом так разделать противнику лёгкое? Вот с помощью изогнутого клинка это вполне возможно.

— Противнику, которого ткнут в грудь, пробив лёгкое, я думаю, всё равно.

— Не скажите, не скажите, шевалье. И вообще, мы с вами можем долго спорить, на словах друг другу ничего доказать нам не удастся. Я вижу, что упрямство моё ничуть не уступает вашему.

— Хорошо, — кивнул я, сбрасывая камзол и передавая его Чека'Исо, статуей замершему неподалёку от нас. — Там где бессильны слова, пускай зазвенят клинки. — Я обнажил свою шпагу и бросил её ножны вместе с перевязью ему же. Эльф без труда поймал и их, хоть через правую руку его и был уже переброшен камзол. — Итак, мастер, чьё упрямство окажется сильнее?

— Быть может, некоторая защита не помешает, — удивился мастер Шарлей. — Вы в одной рубашке, а оружие заточено до бритвенной остроты… В магазине есть камзолы и наручи из плотной кожи, я пошлю за ними помощника…

— Если только ни нужны вам, мастер, — усмехнулся я, чертя кончиком шпаги подобия цинохайских иероглифов, — моя шпага навряд ли уступает в остроте вашей сабле.

Эти в высшей степени дерзкие слова поразили оружейника в самое сердце, ибо он атаковал меня с места, явно желая проучить наглеца. Он крутанулся вокруг себя, широким выпадом целя мне в грудь, как раз в межреберье, как показывал до того. Я увернулся, попытавшись достать мастера Шарлея, но куда там. Попасть в тот ртутный шарик, в который обратился мой противник, оказалось просто немыслимо. Шарлей вертелся, уходя от моих выпадов и изредка отвечая молниеносными контратаками, парировать их или же, по крайней мере, уворачиваться было совсем нелегко. И ещё мне всё время казалось, что мой противник дерётся не в полную силу, постоянно сдерживая себя, не давая воли полностью проявиться своему мастерству. О своих способностях в фехтовании я был не самого высокого мнения, я нигде специально не учился этому искусству и бросать вызов оружейнику с моей стороны было несколько опрометчивым поступком. Ну да делать нечего, остаётся вертеться, как в переносном, так и — по большей части — в прямом смысле.

И вот, когда казалось, что больше я выдержать уже не смогу, мастер Шарлей далеко в сторону отбросил клинок моей шпаги сильным ударом в середину клинка и вместо того, чтобы продолжить атаку, неминуемо приведшую к моему поражению, отступил на полшага и провёл по лбу рукавом.

— Где вы учились фехтовать, шевалье? — поинтересовался он, переводя дыхание.

Я же едва сдерживался от того, чтобы опуститься прямо на землю, плюнув на все приличия, однако отвечать пришлось, держать паузу дольше было бы просто невежливо.

— На полях сражений, мастер, — вымучил я фразу, горло словно стянул стальной обруч. — И немного у маэстро Шарля ле Руа, но это было очень давно.

— Его школа чувствуется в ваших движениях, теперь ясно, кто заложил основы, — больше самому себе покивал оружейник, — но в остальном… Такое смешение стилей и школ. Салентинская, иберийская, даже кое-что из Билефельце. Гремучая смесь… — Он усмехнулся. — И ещё у вас мелькали какие-то приёмы, я таких ни разу не видел.

— Это мастерство моего народа, — произнёс Чека'Исо, возвращая мне перевязь и камзол.

— Вы, уважаемый мастер эльф, обучили шевалье ему, не так ли? — осторожно поинтересовался мастер Шарлей.

— Нет, — ответил Чека'Исо, так как я по опыту знал, что пояснять ничего он не станет, то взял роль рассказчика на себя.

— Чека'Исо — жрец своего народа, а их искусство боя глубоко засекречено и передаётся строго от одного жреца другому, никак иначе.

— А, — разочаровано протянул мастер Шарлей, — я-то уже хотел попросить вашего спутника, шевалье, показать мне несколько приёмов или провести пару тренировочных поединков…

— Я могу показать ему, как сражались эльфы-воины Эранидарка, — равнодушно бросил Чека'Исо. — Я владею не только мастерством жреца.

— Я был бы весьма признателен вам, — улыбнулся оружейник, — если вы, шевалье, одолжите его мне ненадолго…

— Чека'Исо — не раб и не слуга мне, — несколько грубее чем следовало бы прервал я мастера Шарлея.

— О, — смутился он, — простите, я — салентинец, понимаете, у нас своеобразные взгляды на взаимоотношения между расами.

— Не стоит, — улыбнулся Чека'Исо. — Мыслей многих эльфов по поводу этих взаимоотношений вам, людям, лучше не знать.

По сей видимости мой спутник пребывал в хорошем расположении духа, ко всему прочему ему явно понравился мастер оружейник и он совсем не прочь был пофехтовать с ним.

— Так что вы узнали там, в лечебнице? — спросил меня де Морней, когда мы покинули магазин мастера Шарлея, причём на поясе юноши красовалась та самая сабля, которой оружейник фехтовал со мной.

— Вот так, по мнению пострадавших, выглядит Зверь. — Я протянул ему листок с окончательным вариантом изображения бестии.

— Ну и тварь, — высказал своё мнение де Морней. — Точно из Долины мук вылезла.

— Вполне возможно, — не стал отрицать я, — но я достаточно попутешествовал по нашему миру и знаю, что природа может сотворить и не такое. К примеру те же мантикора, выверна, вайверн — её близкий родич и даже дракон, не являются порождением козней Баала, они такие же представители фауны, как обычная ящерица или волк.

— Ну ты как скажешь, Арман, — рассмеялся де Морней, — разве ящерицы летают или дышат пламенем?

— Нет, — согласился я, — но тут дело не в этом. В отличии от тех же демонов или вампиров или суккуб с инкубами, драконы, хоть и дышат огнём, всё же создания из плоти и крови и не более того. А вообще, всё это метафизика, в ней клирики разбираются лучше нас, простых смертных.

— Арман, если честно, я проголодался, как волк, — сообщил мне Андре, — хотя зрелище в лечебнице, отбило тебе аппетит…

— Не беспокойся, Андре, — усмехнулся я, — мне уже много лет ничто не может отбить аппетита. Веди, есть я хочу не меньше твоего.

Де Морней привёл нас в небольшой ресторанчик, даже скорее харчевню, носящую гордое название «Утка». Меня так и подмывало поинтересоваться какую именно утку имел ввиду хозяин, когда давал харчевне такое имя, однако сдержал своё неуёмное чувство юмора, не желая портить волчий аппетит сыну маркиза Карского. Блюда, к слову, в «Утке» подавали очень и очень приличные, да и есть мне, и вправду, хотелось зверски. Однако всё время нашего обеда мне не давал покоя некий человек, сидевший в углу и даже не притронувшийся к своей нехитрой еде и пиву, он то и дело бросал на нас взгляды из-под широкого поля своей шляпы с высокой конической тульей, украшенной тремя серыми перьями, которая выдавала в нём охотника на ведьм высокого ранга.

Его заметил и Чека'Исо. Ладонь эльфа словно сама собой нырнула за пазуху и тут же вернулась обратно на стол. Этот с виду вполне невинный жест означал, что он проверил длинную перевязь с несколькими десятками деревянных метательных кинжалов, которые в его руках становились поистине смертоносным оружием.

Однако применять его не понадобилось. Ибо когда мы покончили с едой, охотник на ведьм преспокойно поднялся со своего места, так и не притронувшись в еде, и подошёл к нам, придвинув стул из-за соседнего столика.

— Вы искали встречи со мной, шевалье де Кавиль, — произнёс он жутковатым голосом, — брат Альдо так сказал. Я брат Гракх.

— Приятно познакомиться, — вежливо произнёс я. — Я так понял, вы знаете, кто перед вами, представляться нам нет нужды. — Да уж, действительно, Мертвоголосый.

— Вашему другу-эльфу не стоит утруждать себя проверкой своего арсенала, — продолжал охотник. — Я — мистик и метательной оружие, даже эльфийское, против меня бессильно, к тому же я вам зла не желаю, а о встрече вы сами просили.

— Верно, — кивнул я. — Я просил брата Альдо сообщить вам о том, что я хотел бы встретиться с вами, — внёс я некоторую ясность в наш разговор. — Я хотел проконсультироваться у вас относительно природы Зверя.

— Брат Альдо сказал мне и об этом. Я считаю, что Зверь — существо из плоти и крови и принадлежит нашему миру от и до.

— Интересные речи для клирика, а тем более, баалоборца — Я начал опасную игру, как говорят халинцы, встал пятками на клинок. — Если Зверь — не порождение Баала, то, простите, что бы делаете здесь? Ведь король приказал охотиться на тварь капитану д'Аруа и теперь мне.

— А кто вам сказал, что я охочусь на Зверя? — поднял на меня взгляд проницательных чёрных глаз брат Карвер. — Или вы считаете, что тут нет дела для Изгоняющего Искушение, а?

— Вам виднее, — как можно равнодушнее пожал я плечами. — Я всегда был примерным сыном Церкви.

— Приятно видеть перед собой такого, — растянул губы в неживой улыбке мистик, — раньше мне как-то не встречались. По роду занятий я имею дело, в основном, с грешниками, издержки профессии. А сейчас, простите, мне пора. Приятно было поговорить в верным сыном Церкви.

Как только брат Гракх покинул харчевню, де Морней шумно выдохнул и глотнул вина.

— Аж мурашки по коже, — признался он.

Покончив с обедом, мы поспешили покинуть «Утку», в которой кажется даже стало на несколько градусов холоднее. А в замке нас ждало приглашение на приём к графу Фионскому. Как объяснил мне де Морней, граф Фион — первый нобиль провинции и на приёме у него соберётся всё местное дворянство, приглашение туда значило, что на меня желают посмотреть и узнать, что у меня, собственно, на уме и что я намерен предпринять для искоренения зла, терроризирующего провинцию.

Что же, чего-то в этом роде я и ожидал.

Глава 2

Принимали нас граф и графиня де Вьерзон — люди немолодые, но, в общем, приятные, хотя — Пьер, хозяин дома, был несколько приятнее, в его супруге Жермоне, салентинке по рождению, было нечто отчётливо неприятное, слишком уж хитрые взгляды она бросала на меня. А вот её дочь — Елена мне очень и очень понравилась, неуловимо похожая на отца, она унаследовала красоту матери, и хоть и пыталась выглядеть благонравной девицей из хорошей семьи, всё равно характер и острый язычок её не раз давали о себе знать. Особенно доставалось юному поэту Максиму де Боа, который, похоже, считал себя не на шутку влюблённым неё и не раз и не два мы имели несчастье выслушивать его вирши и комментарии к ним, отпускаемые юной Еленой де Вьерзон. Громче всех над ними смеялся её брат — однорукий Жан-Франсуа, который больше удался в мать — чёрными как смоль волосами и смуглым оттенком кожи. Глядя на него, я был склонен согласиться с де Морнеем, — у наследника графа Фионского явно были не все дома, либо он намерено бросал вызов всему обществу, собравшемуся за столом, а, что более вероятно, всему миру. От шуточек, им отпускаемых морщились и его родители и сестра с виршеплётом, но в подлинный ужас они приводили Бернарда де Сен-Жамона, смешного дворянина, говорившего немного в нос и при этом ещё и картавящего, а исповедника графини Мориса Лежара заставляли укоризненно качать головой. Лишь меня да капитана д'Аруа грубости молодого человека оставляли равнодушным, мы оба привыкли к подобному поведению. Сын хозяина дома чувствовал свою безнаказанность — правила хорошего тона не позволили бы ни мне ни д'Аруа вызвать его на дуэль. Капитан, к слову, лишь раз обмолвился о происшествии на границе провинции, да и то бросил лишь одну реплику:

— Мои люди сообщили мне, что вы с вашим спутником отделали их, правильно сделали.

— Ваши люди, капитан, ведут себя, как разбойники, — прогнусавил Сен-Жамон. — Видит Господь, я бы лучше раздал те деньги, что я плачу на их содержание, нищим.

— Так сделайте это благое дело! — хохотнул Жан-Франсуа. — На том свете вам зачтётся, не так святой отец? Ни одно благое дело не должно остаться безнаказанным! — И он шутовски потрепал пустой рукав, демонстрируя его всем собравшимся.

— Жан-Франсуа, — оборвала его эскападу мать, — тебе вредно столько пить.

— Мне, матушка, вредно столько не пить, — возразил тот, — в противном случае я свихнусь окончательно.

— Так как же вы, шевалье, намерены покончить со Зверем? — чтобы разрядить обстановку поинтересовался Лежар.

— Я ещё не знаю, — пожал плечами я, — слишком мало сведений о нём я сумел собрать.

— И как по-вашему, это действительно посланец Врага рода людского? — раздался приятный голос.

В комнату вошёл высокий мужчина с бледным лицом и седыми волосами, хотя он и не был старым, одетый по последней моде, однако пестроте предпочитавший строгий чёрный цвет, что в наши дни встречается довольно редко. Оружия он не носил, однако во всей осанке его и манере держаться сквозило врождённое благородство, не оставлявшее места для малейших сомнений в его происхождении.

— Простите мне небольшое опоздание, — улыбнулся он хозяевам, — граф, графиня. — Он занял место как раз по левую руку от Жана-Франсуа, мгновенно угомонившегося при его появлении и вплотную занявшегося уничтожением вина. — Так вы не ответили мне, шевалье… Мы не были друг другу представлены.

— О, простите старой даме небольшую забывчивость, — ещё милее улыбнулась Жермона де Вьерзон, продолжая играть роль гостеприимной хозяйки. — Эжен де Бренвиль, Арман де Кавиль.

— Приятно познакомиться, — сказал вновьприбывший, кивая мне.

— Взаимно, — ответил я.

— И всё же мой вопрос, шевалье де Кавиль, — напомнил де Бренвиль, — каков будет ваш ответ?

— Как я уж сказал благородным господам, у меня слишком мало сведений, чтобы высказываться однозначно, но если судить по описанию, которое дают выжившие очевидцы, я скорее склонен предположить, что — Зверь бестия из плоти и крови, а не создание Баала. Того же мнения и брат Гракх, я поговорил с ним вчера.

— Тот самый шпон Хитрого коибрийца? — усмехнулся де Бренвиль. — Что же он здесь делает в таком случае?

— Я спрашивал у него, но он отговорился тем, что у баалоборца и без Зверя достаточно дел.

— Славный ответ, — встрял Жан-Франсуа, — ему наши дожди мешают разводить костры, не иначе, а то бы он уже расстарался вовсю. Этим салентинцам только дай волю. — И он вновь хрипло рассмеялся, поднимая бокал, полный вина.

— Гракх — не салентинец, — покачал головой де Бренвиль, — как и все мистики, он не имеет национальности. Вообще же он — подданный Иберийской короны, был по крайней мере, когда я встречался с ним в последний раз.

— Так вы знакомы? — удивился я.

— У меня довольно широкий круг знакомств, — усмехнулся де Бренвиль. — Итак, если Зверь — не тварь Долины мук, то кто же он?

— Существо из плоти и крови, как любое животное в нашем мире и, не сочтите за бестактность, мы, люди.

Это моё заявление привело общество, за исключением Жана-Франсуа и де Бренвиля, повергло в изумление, но, видимо, все слишком привыкли к эксцентричным выходкам графского сынка, потому что почти сразу прерванные ею разговоры продолжились, будто бы я ничего такого не сказал.

— Я не могу понять и принять вашей позиции по этому вопросу, — произнёс Морис Лежар, — но даже если вы правы, то не можете отрицать, что Зверь послан нам в предупреждение о будущей каре, кою обрушит на нас, если мы продолжим жить той жизнью, как сейчас.

— Быть может и так, — признал я, — и всё же он убивает не закоренелых грешников, но женщин и детей, а также демонстрирует всем и вся собственную мощь, оставляя некоторых в живых. Не слишком ли избирательно для кары Господней?

— Неисповедимы пути Его, — возвёл очи горе клирик. — И не нам судить о них.

— Очень удобная отговорка, отче, — рассмеялся своей шутке Жан-Франсуа, — особенно если ответа а вопрос не знаешь!

— Жан-Франсуа, — оборвала его мать, — по-моему, тебе достаточно на сегодня вина…

— И общения, — буркнул Жан-Франсуа, поднимаясь. — Прощу прощения за то, что ухожу так рано.

— Ему всё хуже, — грустно протянула Елена, — а мне всё чаще вспоминается, каким он был в детстве, как мы играли вместе.

— Вас было водой не разлить, — горько усмехнулся её отец. — И что только потянуло его на Модинагар?

— Говорят под солнцем этого континента у людей плавятся мозги, — блеснул знаниями Максим де Боа.

— Вам это не грозит ни в малейшей степени, — прокомментировала его очередную глупость Елена.

Поэт скрипнул зубами от гнева и уткнулся носом в свою тарелку. И правильно сделал, есть — это самое умное, что он мог дела своим ртом. От его виршей у меня лично начинало першить в горле.

— Что вы намерены предпринять в охоте за Зверем? — спросил у меня граф. — Ни один из общепринятых способов результатов не принёс. Мы устраивали на него облавы едва ли не всей провинцией, но никто даже не увидел Зверя, он словно знал о них и сидел в своём логове безвылазно. Зато после, убивал гораздо больше людей и делал это более жестоко. Мы завалил леса хитрыми ловушками и капканами, но в них попадались лишь охотники, солдаты капитана д'Аруа и несколько беглых каторжников, обитавших в округе. Идея с переодевание в женщин также эффекта не дала.

— Она отличалась особенной гениальностью, — почти про себя произнёс Морис Лежар.

— Ели у вас нечто получше, то предложите, — резко ответствовал ему фианец. — Я готов уже на всё.

— Молитвы и неустанное служение Господу…

— Я это уже слышал, — оборвал клирика д'Аруа, он, как любой уроженец Фианы, не испытывал особого пиетета перед служителями Церкви. — Многие — да почти все! — жертвы Зверя были честными прихожанками, в отличии от меня, однако я — жив, а они — нет.

— Прекратите немедленно этот спор, — оборвала обоих графиня. — Достаточно и одного возмутителя спокойствия. Стоило только моему сыну покинуть нас, как вы принялись играть его роль.

Мысленно я ей аплодировал, железного характера ей было не занимать. Искренне сочувствую графу, ссориться с такой женщиной — дело в высшей степени неблагодарное и даже опасное, а уж изменять ей!.. О результатах я мог только догадываться и от догадок мне становилось зябко, хоть и было в комнате хорошо натоплено.

Однако, не смотря на усилия графини, былая атмосфера так и не восстановилась. Первым засобирался и покинул нас де Сен-Жамон, а почти сразу после него Максим де Боа, который явно только и дожидался того, чтоб кто-нибудь из гостей ушёл и его собственный уход не выглядел паническим бегством, каковым на самом деле являлся. Ну а там и я покинул собрание, распрощавшись со всеми и отметив в памяти, внимательно присмотреться к этому де Бренвилю и расспросить о нём де Морнея сразу по возвращении.

В Шато Морней я вернулся ближе к вечеру и не застал там ни самого юного де Морнея, ни Чека'Исо. Как поведал мне старый маркиз его сын и мой спутник пропадали в городе, куда уехали порознь и с разными целями. Я провёл вечер в компании самого маркиза, рассказывая ему о буднях Эпиналя, которые его весьма интересовали, он же поведал мне много интересного о прошлом — о битвах, в которых он участвовал вместе с моим отцом, также травил обычные байки, которые я не раз слышал от покойного родителя. Когда же сгустились сумерки, а ни Андре, ни Чека'Исо так и не вернулись, мы разошлись по своим комнатам и лично я завалился спать.

Разбудил меня Чека'Исо. Не знаю, спал ли он в эту ночь вообще или просто успел одеться прежде чем поднимать меня с постели. Я поднялся и с помощью эльфа привёл себя в порядок, оделся, вооружился (как обычным оружием, так и кое-чем, что не видно сразу) и вышел в общий зал замка.

Там за столом сидели маркиз с сыном, правда вид у обоих был достаточно кислый — особенно у Андре — и можно было понять, что сын почти всю ночь прошлялся в городе, а отец не спал, ожидая его. Позавтракав, я спросил у Андре, что слышно в Ниме (такое название носил главный город провинции, жители её, видимо, не отличались особенно развитым воображением) о Звере.

— Он убил девушку в лесу, — ответил он и лицо его сделалось ещё кислее, — в полумиле от города.