Шипы Черного Ириса

— А вы? — автоматом спросила я.

Он удивленно на меня посмотрел, потом укоризненно вздохнул.

— У тебя началась аритмия. Крови ты и правда отдала много, но не настолько. Значит, у тебя истощенный организм, для которого пятьсот миллилитров крови — повод остановить сердце.

— Я плохо питалась в последнее время, — призналась я.

— Ты не ответила на мой вопрос, — констатировал Амадей.

— На какой? — вяло спросила, прикрывая глаза.

Слабость накатывала волнами. Вампир снова рассмеялся.

— А ты забавная, — заметил он.

— Ага, прямо обезьянка-камикадзе, — слова давались с некоторым усилием. Нет, до потери сознания было еще очень далеко, но небольшой дискомфорт присутствовал.

— Много знала вампиров? — спросил мой собеседник.

— Только одну.

— И столько храбрости…

— Это не храбрость, — запротестовала я, чувствуя, что разговор уходит куда-то не туда. — Мне просто нечего терять.

— Ошибаешься, — притянули в ответ. — А что будет, если я скажу, что никто из вампиров этого анклава не станет тебя убивать?

Вот тут я распахнула глаза. Правда, в них все несколько расплывалось, но страх придавал сил. Я бы не хотела придумывать еще что-то… Не хотела, потому что могу струсить в последний момент. А жить после того, что случилось, значит медленно сойти с ума. Сколько я протяну со своими постоянными кошмарами и рвотой? Полгода? Год?

— Вот, — отозвался вампир, мягко забирая у меня свой бокал. Его пальцы оказались очень холодными. — Я нашел твое слабое место. Ты боишься жить!

— Как и все самоубийцы, — согласилась я.

— И ты не станешь говорить, что просто не можешь жить? — на его лице появилась маска некоторого недоумения. Я опять ему не поверила. Плохой из него актер.

— Надо? Скажу! — с готовностью отозвалась я.

Амадей хмыкнул, сделал маленький глоток крови и выдал:

— Ты провоцируешь меня?

— Да, — честно призналась я и покосилась на бутылку с водой, которая стояла на столике.

Амадей удивленно вскинул брови. Правда я не поняла почему. И протянул мне бутылку, любезно ее открыв. Я не стала благодарить и поспешно выпила несколько глотков.

— Еще? — спросил вампир, когда я отлипла от горлышка.

Я трудом мотнула головой.

— И ты думаешь, что если меня доведешь, то я тебя убью быстро?

Согласно прикрыла глаза. Он только рассмеялся.

— И кто тут еще смотрит слишком много кино?

— Что, плохо выходит? — спросила я.

— Выходит отлично, ты раздражаешь! Но вместе с тем и радуешь, несказанно радуешь, милая кроха…

Я снова прикрыла веки, отрезая себя от блеска его глаз. Нет, мужик красивый, но голова кружится. И я даже прощу ему, что опять назвал 'милой'.

— Я просто подумала, что такому старому вампиру не понравится, если ему будет хамить еда.

— Старому? Хамить? Еда? Так, давай по пунктам — почему ты решила, что я старый?

Я, все еще не открывая глаз, поморщилась, потому что устала от вопросов.

— Не знаю, просто по вам же видно, что вы очень-очень старый вам…носитель, — язык определенно мой враг. Только когда сказала, поняла, что для существа, которое прожило несколько веков, мои слова могут быть обидными. Помню, что на лекциях упоминалось, что у вампиров свое отношение к возрасту.

Виновато посмотрела на вампира.

— Простите, я не это имела в виду. В смысле, вы, конечно молодо выглядите, но… — вот что несу?

Мои попытки извиниться прервал его заливистый смех. Игристый, настоящий, почти живой.

— Обворожительно! Тебе стыдно, действительно стыдно. Поверить не могу! Хорошо, я понял, что ты имела в виду. Давай дальше, а в чем, по-твоему, хамство?

— Я грубо с вами разговаривала, даже ваш друг испугался, — и снова виновато на него покосилась.

На лице Амадея застыло удивление. Если бы я не изучала вопрос вампиров, то поверила бы. Но я знала, что вампиры прекрасные актеры, поэтому не поверила его удивлению. Хотя выглядело мило. Он, правда, старался убедить меня в том, что мои слова его удивляют. А с вампирами — это почти что признак уважения.

За время паузы его удивление стало еще больше. Тонкие брови почти достали до линии волос.

Я улыбнулась:

— А вы милый!

Я ожидала чего угодно в ответ на мой комплимент. Флирта, его смеха, может, даже секса. Или внезапного укуса в вену. Но не этого…

Амадей резко вскочил на ноги и отпрянул от меня на пару шагов. Выражение его лица стало странным, растерянным, не верящим.

— Что, тоже неприятно, когда называют 'милым'? — с усмешкой поддела я.

Руки вампира безвольно опустились, бокал упал на ковер. Плечи поникли, лицо стало расслабляться, теряя всякое выражение. Только глаза горели каким-то лихорадочным блеском. Мне вспомнилось, как Антон рассказывал про фокусы, которые творят со Светой другие вампиры. Как ей бывало больно от непонятного воздействия некоторых носителей, как ее корежило на полу в приступах.

Я внимательно посмотрела на зеленоглазого и подумала, что на него, может быть, сейчас тоже так воздействуют, просто многовековая практика научила его контролировать внешние проявления боли. Или сейчас с ним проделывают какой-то другой фокус. И… я испугалась. Голодный вампир никогда не откажется от свежей крови. А если этот старый, голодный вампир выронил бокал — случилось что-то действительно страшное. У вампиров свои законы, свои правила, которые далеко не все известны в мире людей. Но это правило я знала. Читала про то, как некоторые вампиры от голода пьют кровь у трупов, хотя такая кровь для них, как морская вода для нас. От голода носитель может пойти на все что угодно, а если у этого разжались пальцы…

Повинуясь внутреннему порыву, вскочила с кресла и попыталась подойти. Резкие движения отозвались очередным головокружением, ноги дрожали. Амадей снова отшатнулся от меня, ударился о стену и сполз по ней на пол. Я медленно добрела до него и неуклюже плюхнулась на колени. Он неотрывно следил за мной, не моргал, не дышал.

— Эй, — тихо позвала я, пытаясь улыбнуться.

Он не ответил, только в глазах появились синие капилляры. Обычно у вампира, как и у человека, в белках находятся красные сосуды, и проявляются они в момент стресса. А у этого все то же самое, только капилляры темно-синие. Значит, сердце тоже перестало биться, или чего похуже. Я не разбиралась в анатомии носителей. Нам давали только базовую программу.

Я протянула к нему руку. Он дернулся и с силой врезался затылком о стену, оставив на ней мелкую сетку трещинок. Может, у него галлюцинации, и сейчас он видит не меня, а свой кошмар? Интересно, а чего боятся сами кошмары? Ведь наверняка его счет жертв идет на тысячи жизней, за столько-то веков. Отлично Аврора, продолжай жалеть одного из самых опасных монстров мира!

Я убрала руку, которую протянула, чтобы взять вампира за предплечье, но остановилась. Кисти рук Амадея стали фиолетово-синими, прямо как вторая стадия гематомы. Меня били по лицу не раз, так что я хорошо знала этот цвет кожи. Смотрелось жутко, очень жутко. Я не знала, что означает изменение цвета кожи у вампиров, но было и так понятно, что это не нормально. Посмотрела в глаза Амадею и вздрогнула: еще секунду назад взгляд был хоть и удивленным, но внимательным, а сейчас глаза остекленели, расфокусировались, как у трупа. Он смотрел словно сквозь меня.

Он не видел меня.

Он не двигался.

Он не дышал.

Если бы я не знала, как умирают вампиры, я бы решила, что он умер. Самый настоящий труп. С трудом заставила себя подняться и дойти до столика у двери. Там все еще стояли ведерко со льдом, моей кровью и бокал. Схватила графин похолодевшими пальцами, перелила в него порцию из бокала и вернулась к вампиру. Удивительная вещь — психика. Вот минуту назад меня шатало. А сейчас ясность сознания полная. Адреналин. Все десять дней я удивлялась самой себе, что не испытываю страха. А сейчас испугалась за вампира, за своего убийцу. По-настоящему испугалась, как за близкого человека, так, словно он для меня что-то значил… Не стоит тешить себя надеждами — я полностью сошла с ума.

Я попыталась уложить его из сидячего положения. Вышло с трудом. Вся его кожа была ледяная, словно он уже был в холодильнике. Этот маленький факт только усилил мой страх. Его лицо было расслабленным. Растерянно-удивленным. В глазах пропал блеск окончательно. Рот вампир открыл легко, стоило чуть нажать на подбородок. Если кровь не поможет, брошусь на поиски Стаса или Николь. Да хоть кого-нибудь, нельзя же вот так бросить его!

Амадей сделал первый глоток практический сразу. Потом еще и еще один. Затем был глубокий и медленный вдох носом, не отрываясь от трапезы, и только потом его глаза приобрели уже знакомый блеск. Внутренний свет в зеленых омутах зажигался медленно, неохотно. Я это видела, ничего не понимала, но видела ясно.

— Амадей, ну что же ты… — ласково начала я и положила руку ему на грудную клетку. Тяжелые редкие удары сердца несказанно обрадовали. Они были такими медленными, что от них, казалось, вздрагивали все ребра вампира. — Не знаю, что с тобой случилось, но если это от нервов или голода, то нельзя себя так доводить. Свои же прибьют из милосердия.

Он выпил все, что было в графине, но от этого не сильно полегчало. Руки у него все еще были пугающими, взгляд несознательным, и он не делал даже попытки пошевелиться. Вампир выразительно сглотнул.

— Мало, да? — догадалась я и принялась шарить по сторонам глазами в поисках того, чем можно нанести себе достаточно глубокую рану.

Пришлось разбить оброненный вампиром бокал. Зажать в руке самый крупный осколок и приготовиться. Я не люблю боль, я боюсь боли, я ненавижу боль. И сейчас собиралась сделать себе больно. Впервые в жизни собиралась сама нанести себе рану, по собственной воле. Дура!

Я уже почти решилась, когда мою ладонь перехватили сизые пальцы вампира. От неожиданности я вскрикнула и выронила осколок. Он так быстро схватил меня, что я ничего понять не успела. Нет, я знала, что у вампиров поразительная скорость движений, но все равно не ожидала.

Его глаза смотрели внимательно, хоть и немного болезненно.

— Вы как? — решилась я на вопрос, не делая даже попытки высвободить пальцы. Если он захочет, то превратит мои кости в труху.

— Ты испытываешь страх, почему? — едва слышно спросил он. И вдруг его зрачки расширились. Он резко сел. — Ты не испугалась меня… тогда остается только… ты испугалась ЗА меня?

Я почувствовала, как краснею. Точно дура, причем полная! Как можно бояться за жизнь того, кто уже давно мертв; за того, кто прожил столько, что ты и вообразить не можешь? Естественно, ему ничего не грозило. А он еще ближайший век будет рассказывать эту историю как хохму своим друзьям. Донор сам испугался за своего носителя, за убийцу. Действительно смешно.

— Простите, — промямлила я.

— Почему тебе стыдно? — снова спросил он. И с его голосом точно было что-то не так. Ему еще плохо. Точно плохо. Не знаю как, но я чувствовала, что ему сейчас больно.

Я опустила глаза. Он тоже и увидел, что держит меня за руку.

— Ты думаешь, что я могу сейчас возжелать тебя? — предположил он.

— У меня не настолько больная голова! — брякнула я.

— Почему? Ты думаешь, что я настолько благороден? — его серые губы растянулись в злой усмешке.

Это смотрелось бы страшно, если бы я не знала, что он сейчас испытывает.

Я не сдержала смех. Смешки вышли нервными, слегка истеричными.

— Нет, вы, конечно, милый, но благородства от вампира я не жду.

Его глаза снова сверкнули.

— Значит, я как монстр могу воспользоваться тобой?

Недоуменно на него посмотрела.

— Я, вообще-то, имела в виду, что ни от кого не жду благородства. Но да, вы, конечно, можете.

Он склонил голову набок.

— Значит, ты хочешь, чтобы я любил тебя этой ночью? — а его голос по-прежнему казался мне неправильным, нездоровым.

— Я не сказала, что хочу секса! — возразила я. — Я сказала, что вы можете себе это позволить. Это разные вещи.

Я очень старалась не дать внутреннему страху развиться в панику. Если Амадей решит меня поиметь, сделаю все, чтобы он убил меня раньше.

— Ты боишься секса со мной? — его голос снова стал вкрадчивым.

— Да, — признала я, глядя ему прямо в сверкающие глаза.

— Но, — он задумался и посмотрел в сторону, — этот страх странный. Не могу понять, чего именно ты боишься. Не уверен, что это связанно со мной.

— А как вы себя чувствуете? — решила я перевести тему. — Может, стоит кого-то позвать?

Его пальцы моментально разжались. Он встал и помог встать мне. Вернул меня в кресло и сам пристроился на подставке для ног. На его лице опять застыло удивление.

— Почему ты считаешь, что со мной что-то не так?

— Вам было плохо, — начала я. — Вы, кажется, сознание потеряли. И сейчас вам тоже плохо.

Он снова отпрянул, как от удара и едва не свалился с кресла. Казалось, что ему было больно от моих слов, и он стремился оказаться от меня как можно дальше. Я стала подозревать, что у этого вампира точно помутнение рассудка от голода. Слишком странно он себя ведет.

— Это, — он выразительно сглотнул, — состояние не от голода. Просто ты особенная.

Я видела, как под кожей шеи напряглись мышцы, словно ему стало трудно дышать. Вот на этом мои нервы сдали позиции и отказались участвовать дальше. Я уронила голову на поджатые колени и засмеялась. Громко, со всхлипами и стонами.

— Амадей, вы просто…! Нет, вы…! — я с трудом боролась с приступами истерического гогота. — Скажите, вы всегда так девушек обольщаете?

— Как? — не понял он.

— Как в дешевом кино для девочек пятнадцати лет? Сейчас вы мне расскажите, что не можете меня съесть, потому что во мне есть что-то такое… обольстительное, чарующее, а через два часа фильма предложите мне провести с вами вечность?!

Вампир мягко взял меня за плечи, заставил положить голову на спинку и протянул мне бутылку апельсинового сока. Я отказываться не стала. Он дождался, когда я немного успокоюсь, и покровительственно мне улыбнулся.