Ватутин

Однако главная задача была решена: отодвинута граница от Ленинграда за линию Выборг, Сортовала, присоединены полуострова Рыбачий и Средний, создана военно-морская база на полуострове Ханко. Выявленная низкая боеспособность войск послужила хорошим уроком, заставила критически посмотреть на вооруженные силы страны, уровень подготовки рядового и командного состава, степень оснащения войск современной техникой.

1940 год не принес стране передышки. Заключение пактов о ненападении с Эстонией, Латвией и Литвой, а потом их «добровольное» вступление в состав СССР на какое-то время задержали продвижение агрессии на Восток. И опять Сталин думал, что обманул Гитлера, но тот совершенно сознательно отдавал на время Прибалтику, готовя бросок на Запад.

Немецкая группировка по соотношению сил и средств к 10 мая 1940 года практически сравнялась с союзниками, но по боевой подготовке, опыту ведения боевых действий намного превзошла их. Половина Европы уже лежала у ног Гитлера. В 5 часов 35 минут 10 мая 1940 года сухопутные войска Германии начали вторжение в Голландию, Бельгию и Люксембург, а уже 24 мая танковые части подвижной группы Клейста вышли на рубеж канала Аа в 20 километрах от Дюнкерка. Войска союзников во Фландрии были разбиты, и остатки британского экспедиционного корпуса спешно эвакуировались с континента. Непонятным до сих пор остается, почему Клейст остановился и дал спокойно провести эту эвакуацию. 6 июня вермахт начал сокрушительное наступление на Францию, и уже 20 июня в Компьенском лесу, где 22 года назад маршал Фош продиктовал условия побежденной Германии, в том же самом белом салон-вагоне Гитлер принял капитуляцию Франции. На очереди еще оставались Греция, Югославия, но фактически вся Европа оказалась в руках фашистов. На повестку дня встал план «Барбаросса».

Несправедливо было бы утверждать, что партия, правительство, Сталин не видели того сложнейшего положения, в котором оказались армия, страна. Видели и делали многое, но груз предыдущих ошибок оставлял слишком мало времени для их исправления и не позволил в итоге должным образом подготовить страну к войне.

По решению мартовского пленума ЦК ВКП(б) в апреле 1940 года в Кремле проводилось расширенное заседание Главного военного совета. В его работе участвовали члены Политбюро, руководители Наркомата обороны, командующие войсками, члены военных советов, начальники штабов округов и армий. На заседание были приглашены командиры корпусов и дивизий, участвовавших в Финской кампании, руководители высших военно-учебных заведений и Генерального штаба. Совещание подвергло тщательному анализу итоги освободительных походов на Западе, боев на Халхин-Голе, войны с Финляндией и операций вермахта в Польше. Много внимания было уделено перестройке принципов организации боевой подготовки войск и штабов. Предлагалось большую часть времени отводить практическим занятиям, увеличить число учений и маневров.

После заседания Главного военного совета были проведены большие организационные и кадровые перемещения. Следует помнить, что прошло чуть более полугода с принятия закона о всеобщей воинской обязанности. Численность армии за короткое время возросла почти в три раза, и ощущалась почти катастрофическая нехватка командных кадров. Срочным порядком было сформировано еще 42 военных училища, но опытных командиров все равно не хватало. Кроме того, ощущалась нехватка современного вооружения, средств связи, автотранспорта для оснащения вновь сформированных частей.

В целях повышения авторитета и ответственности командных кадров Указом Президиума Верховного Совета СССР от 7 мая 1940 года устанавливались новые генеральские и адмиральские звания. Их получили 982 генерала и 74 адмирала. Серьезные перемещения были произведены в руководстве РККА. 8 мая 1940 года наркомом обороны назначается Маршал Советского Союза Тимошенко. Ворошилов оставался во главе Комитета Обороны при СНК СССР, но уже почти не вмешивался в практические дела боевой подготовки войск. Новый нарком с большой ответственностью принялся за преобразования в армии. Задача перед ним стояла сложнейшая — устранить недостатки в организации и подготовке войск. По существу, стоял вопрос о непосредственной подготовке к войне, а времени оставалось все меньше и меньше.

Николай Федорович присутствовал на том совещании и в Киев вернулся с большими надеждами и планами. Еще во время совещания много было обдумано и обговорено с Тимошенко, но, как выражался последний, «поднимать округ» пришлось с новым командующим — героем Халхин-Гола Георгием Константиновичем Жуковым. В том беспокойном сороковом году им недолго пришлось поработать вместе, но и за эти дни они сумели не только по достоинству оценить друг друга, но и подружиться. Позже совместная работа в Генштабе, частые встречи на фронтах войны разовьют и усилят взаимную приязнь и дружбу. В общем-то суровый по натуре Жуков через много лет после войны скажет, что не только ценил, уважал, но и любил Ватутина. Николай Федорович же после первых докладов новому командующему сразу почувствовал, что из этого невысокого, плотно сбитого, с волевым лицом генерала скоро вырастет выдающийся военачальник. Когда несколько лет спустя Сталин спросил Ватутина, кого из командующих фронтами он считает настоящим полководцем, он не задумываясь ответил:

— Жукова, товарищ Сталин. Это не только блестящий военный мыслитель, практик, но и огромный природный талант. Такие военачальники рождаются раз в сто лет...

Летом 1940 года генерал-лейтенант Ватутин возглавил Оперативное управление Генерального штаба, а через несколько месяцев стал заместителем начальника Генштаба. Было ли это неожиданностью для Николая Федоровича? Скорее, нет. Он в свое время гораздо сильнее удивился назначению в Киевский округ, а работа в Генштабе привлекала его давно. Будучи в должности начальника штаба дивизии, он получил такую запись в аттестации: «может самостоятельно работать в оперативном отношении». А в 1932 году Высшая аттестационная комиссия при Реввоенсовете СССР прямо записала в протокол: «Считать целесообразным использовать Ватутина Н.Ф. в Генеральном штабе РККА». Помнил о способностях Ватутина начальник Генштаба Шапошников, знал его в деле новый нарком обороны Тимошенко, и появление Ватутина в Генштабе не было такой уж неожиданностью.

В это время Генеральный штаб заканчивал работу над планом по отражению возможной агрессии. Думается, не случайно из Киевского военного округа были отозваны одновременно начальник штаба Ватутин и его заместитель генерал-лейтенант Маландин. Самое деятельное участие в этой работе принимал заместитель начальника оперативного управления генерал-майор Василевский. Однокашники по Академии Генерального штаба встретились вместе, выполняя ответственное задание.

Переезд в Москву для семьи Ватутиных не составил большого труда. Вещей они так и не накопили. Быстро разместившись в служебной квартире, Татьяна Романовна принялась устраивать детей в школу, а Николай Федорович полностью погрузился в служебные дела. В первое время он несколько суток не ночевал дома, да и потом возвращался не раньше полуночи. Работать под руководством самого Шапошникова для Ватутина и его товарищей было не только настоящей генштабовской школой, но и удовольствием. Позже в своих мемуарах Василевский скажет об этом так: «Б.М. Шапошников обладал всеми необходимыми качествами для работы в генеральном штабе: отличным знанием военного дела, большой эрудицией, огромным трудолюбием и высоким чувством ответственности. Опыт крупной оперативно-штабной работы в годы Первой мировой и Гражданской войн, высокое доверие со стороны Центрального Комитета партии и Советского правительства позволили Б.М. Шапошникову превратить Генеральный штаб в подлинный центр руководства военным планированием, боевой и оперативной подготовкой Красной Армии. Его личный пример влиял на подчиненных. Выдержанность, вежливость, скромность, такт в общении с людьми, дисциплинированность и предельная исполнительность — все это воспитывало у лиц, работавших под его началом, чувство собственного достоинства, ответственность и точность, высокую культуру поведения. Подчеркну, что Б.М. Шапошников являлся олицетворением долга. В безупречном, инициативном и своевременном выполнении заданий партии и правительства по укреплению обороноспособности страны он видел свою первейшую обязанность и сам смысл существования Генерального штаба».

Работа над оперативным планом занимала все мысли Ватутина и его товарищей. Главным и наиболее вероятным противником план определял Германию. В союзе с ней могли выступить Италия, Финляндия, Румыния и Венгрия. Военный конфликт на западе считался наиболее вероятным, опасным. В этой связи предусматривалась концентрация основных сил на этом направлении. Не исключалась возможность агрессии Японии на Дальнем Востоке, где также сосредоточивались силы, достаточные для сохранения устойчивого положения. Возможность войны на два фронта тоже не исключалась. Предпочтительным направлением главного удара считалось северо-западное и западное. Поэтому наши главные силы предполагалось развернуть от побережья Балтийского моря до Полесья. На южном направлении развертывались группировки несколько меньшего состава. О сроках начала возможной агрессии не говорилось.

Основные идеи плана принадлежали Шапошникову, но заканчивавшие над ним работу Ватутин, Василевский, Маландин, другие генералы и офицеры внесли много дельных предложений и разработок. Такой план мог быть результатом только коллективного труда.

В августе план был практически готов, но тут последовало неожиданное для всех перемещение Шапошникова с поста начальника Генерального штаба на должность заместителя наркома обороны по строительству оборонительных сооружений и укрепрайонов. Впрочем, особой неожиданности в этом не было. Мало того, частые перемещения руководящего состава армии и флота стали чем-то обычным. Место Шапошникова занял Мерецков. Все эти капризы Сталина не шли на пользу, не позволяли вновь назначенным товарищам вникнуть в суть дела, по-настоящему начать работу, да и не всегда в результате этих перемещений подбирались действительно достойные таких постов люди. Именно тогда выдвинулся на должность командующего войсками Белорусского Особого военного округа генерал-полковник танковых войск Д.Г. Павлов, несколько позже на Киевский округ был назначен генерал-полковник М.П. Кирпонос. Конечно, это были честные, храбрые командиры, но к тому времени уровень их военной подготовки, опыт, масштабы мышления не превышали уровня командира дивизии. Не последнюю роль стали играть такие военачальники, как Г.И. Кулик, Л.З. Мехлис, Е.А. Щаденко, Ф.И. Голиков. Сталин доверял им, надеялся, что они смогут в полной мере заменить репрессированных полководцев, и просчитался. Дорого стоили стране эти так называемые просчеты.

В сентябре 1940 года проект плана отражения агрессии и стратегического развертывания войск Красной Армии докладывался лично Сталину. Присутствовали члены Политбюро ЦК ВКП(б). Представляли план нарком обороны Тимошенко, начальник Генерального штаба Мерецков и его заместитель Ватутин. Жаль, что в этом не участвовал главный создатель плана, Шапошников, но, думается, и его присутствие не смогло бы изменить принятого после доклада решения. Сталин не согласился с определением направления возможного главного удара. По его мнению, агрессор основные усилия сосредоточит на юго-западном направлении, чтобы в первую очередь захватить крупные промышленные районы, богатые сырьевые и сельскохозяйственные регионы. В соответствии с этим Генштабу было предложено внести изменения в проект плана.

Николай Федорович впервые близко видел и слышал Сталина. В душе Ватутин был не согласен с его предложением, но возразить не решился. Так же безропотно приняли предложение вождя и Тимошенко с Мерецковым. Вот один из примеров потери самостоятельности под воздействием авторитета «отца народов». Конечно, с позиций сегодняшнего дня это кажется невероятным, но это сейчас все легко и понятно. Вместо осуждения тех людей надо попытаться поставить себя на их место, в те конкретные исторические условия, в ту атмосферу. Тогда любое принципиальное несогласие с той или иной концепцией, точкой зрения могло быть расценено как «непонимание», «противопоставление», «политическая незрелость» со всеми вытекающими последствиями. А у всех еще были свежи в памяти политические процессы, на которых было подсудно все...

Не следует забывать, что в то время все военачальники безгранично верили Сталину, и не просто верили, но искренне любили его, находились под обаянием его личности. Об этом откровенно писали Жуков, Конев, Василевский, Мерецков. И Ватутин не был исключением.

После представления плана Генштаб немедленно приступил к его уточнению, и Николай Федорович принимал в этом самое активное участие. Но не только этим вопросом занимался заместитель начальника Генерального штаба. В пограничных округах в соответствии с приказом наркома обороны «О боевой и политической подготовке войск на летний период 1940 года» резко увеличивалось число командно-штабных игр, маневров, учений с боевой стрельбой, и весь руководящий состав Наркомата обороны и Генштаба обязательно в той или иной мере принимал участие в этих мероприятиях. Но Николай Федорович не только принимал участие в них, но и по долгу службы разрабатывал или утверждал их планы. Осенью для проверки войск в Киевский военный округ выехал нарком обороны, в Западном Особом военном округе готовилась военная игра. Ватутин утверждал уже четвертый ее вариант, но сроки проведения каждый раз переносились.

— Что же это такое? — не выдержал он на очередном докладе у начальника Генштаба. — Люди в постоянном напряжении, срывается план боевой подготовки.

— А ты будто не понимаешь, — устало прервал его Мерецков, — правительство боится осложнения отношений с Германией, играем-то на границе. Нам же как воздух нужно оттянуть конфликт, как воздух!

— Но нельзя же вообще отказываться от учений. Новые формирования сырые, да и в старых командиры не больше двух лет в должностях. Когда же и как будем учить людей?

— Ты мне таких вопросов не задавай! Задай их себе. А об игре завтра с наркомом будем докладывать самому! Игра на моей совести. Ты же не забывай о доработке плана, все силы на него...

Но поработать над планом Ватутину не пришлось. На следующий день Мерецков вызвал его, едва вернулся из Кремля.

— Товарищ Сталин дал санкцию на проведение игры, — сказал он, как только Ватутин вошел в кабинет. — И проводить ее будешь ты! Да-да, не удивляйся. Так и сказал. Если-де учением будут руководить Тимошенко или Мерецков, то немцы примут меры для выяснения его характера. Да и не к чему им знать, чем занимаются сейчас Тимошенко и Мерецков. Пусть едет Ватутин как бы с инспекторской проверкой. Так что собирайся...

В тот же день Николай Федорович выехал в Минск. Командующий войсками округа Д.Г. Павлов подготовил игру самым тщательным образом, и она прошла организованно, с хорошим результатом. Ватутин остался доволен. Павлов понравился Николаю Федоровичу своей целеустремленностью, работоспособностью. Чувствовался, правда, некоторый недостаток опыта, военных знаний, эрудиции, но со временем из него должен был вырасти достойный военачальник. Особенно запомнилась Ватутину та страстность, с которой Павлов говорил о танковых войсках, перспективах их развития и роли в будущей войне.

В наши дни Павлова несправедливо упрекают в том, что, основываясь на своем опыте боев в Испании, он якобы отрицал самостоятельную роль танков, видел их применение лишь в сопровождении пехоты. На самом деле Павлов говорил только о том, что самостоятельные задачи не могут решать имеющиеся на вооружении легкие танки типа БТ, Т-26. А вот перспективные танки Т-34, КВ не только можно, но и должно использовать в составе танковых, механизированных корпусов, даже танковых армий.

Павлов показал Ватутину письмо Генерального штаба, в котором сообщалось, что по указанию Центрального Комитета в декабре в Москве собирается совещание высшего командного состава РККА. Павлову поручалось сделать на нем доклад на тему «Об использовании механизированных соединений в современной наступательной операции». После совещания намечалась крупная военная игра, где за «красную» сторону предлагалось подготовиться играть Павлову.

— Серьезная задача, — сокрушенно покачал головой Павлов.

— Серьезная, но выполнимая, — улыбнулся Николай Федорович. — Ты напрасно беспокоишься. Изложи все, что говорил мне о танковых и механизированных корпусах, и уверяю тебя — это заинтересует всех. Вопрос очень злободневный, и его надо выносить на самый высокий уровень. Ну, а в игре у тебя, думаю, проблем не будет.

— Дай-то бог, — проговорил Павлов и на прощание крепко пожал Ватутину руку.

В Москве обстановка по-прежнему оставалась сложной. Мерецков выглядел очень усталым. Василевский и Маландин работали с планом мобразвертывания и не уходили со службы сутками.

— Как раз вовремя! — встретил Ватутина начальник Генерального штаба. — Правительство оценило игру положительно. Сейчас включайся в подготовку совещания. Павлов проинформировал? Я ему звонил.

— Так точно. Его беспокоит и доклад и игра.

— Всех беспокоит. Это крупнейшая оперативно-стратегическая игра на картах. За «синюю» (западную) сторону играет Жуков, за «красную» (восточную) — Павлов. «Синяя» сторона (немцы) условно нападает, «красная» (мы) — обороняется. Чувствуешь, какой расклад? Игра преследует цель проверить реальность и целесообразность плана прикрытия и действия войск в начальный период войны.

— Какова наша задача?

— Генштаб под руководством наркома будет подыгрывать за Юго-Западное направление, ну и, конечно, готовить все материалы для игры. Это под твою ответственность. Дома-то был?

— Нет, прямо с поезда сюда.

— Разрешаю съездить на часок. Больше не могу. Дорога буквально каждая минута...

Домой Ватутин не поехал. С этой минуты в течение нескольких месяцев он основную часть служебного времени отдавал подготовке к игре. Игра охватывала фронт от Восточной Пруссии до Полесья. Со стороны «синих» должно было действовать свыше 60, у «красных» — более 50 дивизий. Обе стороны поддерживали мощные группировки авиации, обеспечивали все части и соединения поддержки и обслуживания. Особенно Николай Федорович требовал от операторов обязательного отражения в материалах игры последних действий гитлеровских армий в Европе.

23 декабря в Центральном Доме Красной Армии открылось совещание руководящего состава РККА. С первым докладом «Итоги и задачи боевой подготовки Сухопутных войск, ВВС и оперативной подготовки высшего комсостава» выступил начальник Генерального штаба К.А. Мерецков. Потом начались прения, которые длились до 29 декабря включительно. С докладами выступали командующий войсками Киевского Особого военного округа Г. К Жуков — «Характер современной наступательной операции»; начальник Главного управления ВВС Красной Армии П.В. Рычагов — «ВВС в наступательной операции и в борьбе за господство в воздухе»; командующий войсками Московского военного округа И.В. Тюленев — «Характер современной оборонительной операции»; командующий войсками Западного Особого военного округа Д.Г. Павлов — «Использование механизированных соединений в современной наступательной операции и ввод механизированного корпуса в прорыв»; командующий Харьковского военного округа А.К. Смирнов — «Бой стрелковой дивизии в наступлении и обороне».

Доклады отличались глубиной изложения материала, злободневностью, практической направленностью. Всеобщее внимание привлекли доклады Павлова и Жукова. Содержательным показалось выступление героя Испании Рычагова. Большая доля критики и самокритики звучала в докладе Мерецкова.

В прениях по докладам выступило 60 человек. Все были единодушны в мнении, что вероятным противником Советского Союза будет гитлеровская Германия и вермахт сейчас является одной из лучших армий мира. Особо отмечался у немцев большой опыт ведения боевых действий, организация управления, взаимодействия, ведения современного боя. Большинство выступающих признали необходимость ускоренного формирования танковых и механизированных корпусов, перевооружения авиации, артиллерии, бронетанковых войск. Практически во всех выступлениях звучала тревога и глубокая озабоченность.

После Нового года большинство участников совещания разъехались по частям и штабам, лишь группа руководящих работников осталась на оперативно-стратегическую игру на картах. Руководил игрой нарком обороны.

Через много лет в своих мемуарах Жуков напишет: «Игра изобиловала драматическими моментами для восточной стороны. Они оказались во многом схожими с теми, которые возникли после 22 июня 1941 года, когда на Советский Союз напала фашистская Германия...

Общий разбор И.В. Сталин предложил провести в Кремле, куда пригласили руководство Наркомата обороны, Генерального штаба, командующих войсками округов и их начальников штабов. Кроме И.В. Сталина присутствовали члены Политбюро.

Ход игры докладывал начальник Генерального штаба генерал армии К.А. Мерецков. Когда он привел данные о соотношении сил сторон и преимуществе «синих» в начале игры, особенно в танках и авиации, И.В. Сталин, будучи раздосадован неудачей «красных», остановил его, заявив:

— Не забывайте, что на войне важно не только арифметическое большинство, но и искусство командиров и войск.

Сделав еще несколько замечаний, И.В. Сталин спросил:

— Кто хочет высказаться?

Выступил нарком С.К. Тимошенко. Он доложил об оперативно-тактическом росте командующих, начальников штабов военных округов и несомненной пользе прошедшего совещания и военно-стратегической игры.

— В 1941 учебном году, — сказал С.К. Тимошенко, — войска будут иметь возможность готовиться более целеустремленно, более организованно, так как к тому времени они должны уже устроиться в новых районах дислокации.

Затем выступил генерал-полковник Д.Г. Павлов. Он начал с оценки прошедшего совещания.

— В чем кроются причины неудач действий войск «красной» стороны? — спросил И.В. Сталин.

Д.Г. Павлов попытался отделаться шуткой, сказав, что в военных играх так бывает. Эта шутка И.В. Сталину явно не понравилась, и он заявил:

— Командующий войсками округа должен владеть военным искусством, уметь в любых условиях находить правильные решения, чего у вас в проведенной игре не получилось...»

Георгий Константинович не отметил в своих воспоминаниях, что Сталин, прервав Мерецкова, особенно болезненно отнесся к оценкам разведывательных сведений о германской армии в связи с анализом ее операций в Западной и Северной Европе и состояния войск Красной Армии. Сталин хотел слышать совсем не то, что говорил Мерецков, и это его раздражало. Слишком уж обескураживающими были данные начальника Генерального штаба. Обескураживающие, но правдивые данные готовил Ватутин, и он попытался взять слово, доказать достоверность сведений и состояния дел, но слова ему не дали. Впервые Ватутин ощутил сталинский гнев, хоть и кратковременный...

Через несколько дней Мерецков вызвал Николая Федоровича.

— Предстоит серьезная работа. Как ты уже знаешь, в феврале состоится совещание у наркома. Ты будешь на нем выступать с докладом о состоянии железных дорог в приграничных военных округах.

— Мой доклад будет единственным?

— Нет, будут доклады по укрепрайонам, производству вооружения, боеприпасов. В общем, все важнейшие вопросы обороноспособности страны. Времени очень мало. Приступай.

— От Генштаба и вам, наверное, придется выступать?

— Мне не придется. Начальником Генерального штаба назначен генерал армии Жуков. Ему и доложишь подготовленный материал. Я возвращаюсь в Управление боевой подготовки. Ну, рад встрече с Георгием Константиновичем? А ведь он крут, не в пример мне.

— Не буду скрывать, рад. Но и с вами жаль расставаться. Не знаю, выиграет ли дело от такой быстрой перемены начальников Генштаба...

— Ну, не нам это решать, — нахмурился Мерецков. Генералы тепло попрощались.

Новое задание предстояло выполнить в сверхсжатые сроки, но не это беспокоило Ватутина, его озадачило то непонимание, которое он встретил в Наркомате путей сообщения. Уже первое сравнение своих материалов с документацией железнодорожников показало явное несоответствие. По данным НКПС, положение с железными дорогами было чуть ли не блестящим. В диаграммах и справках пестрели цифры: длина путей достигла в 1940 году 106,1 тыс. км; грузооборот вырос по сравнению с 1913 годом в 6 раз и тому подобное. О том же, что наша сеть во многом уступает по пропускной способности той, которая создана предполагаемым противником, скромно умалчивалось. В ответ на недоуменные вопросы Ватутина и его помощников работники наркомата либо отмалчивались, либо ссылались на указания своего наркома Л.М. Кагановича. Несмотря на явное давление со стороны представителей НКПС, Николай Федорович решил свой доклад строить на основе объективных данных.

1 февраля, на следующий день после своего прибытия, новый начальник Генерального штаба вызвал к себе своего заместителя. Николай Федорович немного волновался, но, увидев знакомую плотную фигуру за письменным столом, успокоился. Жуков сосредоточенно читал какой-то документ, и настроение у него, судя по всему, было хорошее.

«Тоже побрился наголо по моде», — улыбнулся про себя Ватутин, вспоминая блестящие, как бильярдные шары, головы Тимошенко, Кулика, Павлова, Голикова...

— Здравствуй, Николай Федорович! — Жуков встал из-за стола и, пожав руку Ватутина, предложил сесть рядом. — Рад тебя видеть и передать привет из Киева. Тебя там помнят и, что странно для генерала, даже любят. Меня так больше побаиваются, а вот любить, не знаю... Я же Киев полюбил всей душой.

— Да, прекрасный город.

— Ну, хватит лирики. — Лицо Жукова приобрело обычное строгое выражение. — Буду просить у тебя первое время помощи. Ты ведь старожил Генштаба и вообще в штабной работе собаку съел.

— Какой там старожил, меньше года работаю.

— По нынешним временам это большой срок. Шапошников и Мерецков тебя хвалили, да я и сам видел, как ты подготовил документы к военной игре. Значит, освоил.

— Это не моя заслуга, а всего комсостава. Особенно хорошо работали генералы Василевский и Маландин.

— Слышал о них как об отличных генштабистах, скоро сам познакомлюсь в работе. Ты можешь не скромничать, твою работоспособность и знания я оценил еще в Киеве. Дел очень много, не тебе говорить, в какое тревожное время живем. А недоработок хватает, в том числе и в Генштабе. Я вот сразу обратил внимание, что ни у Генерального штаба, ни у наркома и командующих видами и родами войск не подготовлены командные пункты на случай войны. Как будем управлять войсками, передавать директивы, получать и обрабатывать донесения с фронтов? Да и Ставки Главного Командования не существует, не решен вопрос о ее структуре, составе, размещении, аппарате материально-технического обеспечения. Думаю поднять этот вопрос на совещании у наркома. Ты, кстати, готов к совещанию?

— Так точно, доклад по состоянию транспортных коммуникаций на Западе готов. Разреши доложить?

— Пока не стоит. Оставь, я сначала почитаю сам. У меня все, Николай Федорович. Каждое утро жду твоего доклада. Пока подумай, какие еще острые вопросы Генштаб не ставил перед правительством.

На следующий день доклад Ватутина проходил в более нервозной обстановке. Жуков был недоволен.

— Что-то уж больно мрачная картина у тебя нарисована, — проговорил он, нахмурив брови. — Насколько я помню, по данным штаба Киевского округа и Наркомата путей сообщения, все не так уж плохо. Нарком явно будет недоволен. Я уж не говорю о правительстве.

— За каждую цифру могу ручаться головой, — покраснел Ватутин. — Считаю просто необходимым доложить истинное положение дел, а не фантазии железнодорожников. Извини, по-другому не привык.

— Не кипятись! Голова мне твоя не нужна, не нужно и вранье. Изволь доказать свою правоту.

Николай Федорович молча разложил на столе документы, и генералы углубились в работу. В пять часов утра Георгий Константинович перевернул последний лист бумаги, отложил в сторону карандаш и удовлетворенно улыбнулся:

— Спасибо, Николай Федорович. Все цифры и выводы безупречны. Будешь докладывать первым и знай: я тебя поддерживаю полностью...

Совещание состоялось в конце февраля 1941 года.

— Пограничные железнодорожные районы мало приспособлены для массовой выгрузки войск, — начал свой доклад на совещании Ватутин. — Об этом свидетельствуют следующие цифры. Железные дороги немцев, идущие к границе Литвы, имеют пропускную способность 220 поездов в сутки, а наша литовская дорога, подходящая к границе Восточной Пруссии, — только 84. Не лучше обстоит дело на территории западных областей Белоруссии и Украины: здесь у нас почти вдвое меньше железнодорожных линий, чем у противника. Железнодорожные войска и строительные организации в течение 1941 года явно не смогут выполнить те работы, которые нужно провести...

— Подождите, — перебил его Тимошенко. — Вы разве не знаете, что еще год назад по заданию ЦК Наркомат путей сообщения разработал семилетний план технической реконструкции западных железных дорог?

— Так точно, знаю. Был и в НКПС. Планы и графики хороши, но на сегодняшний день почти ничего не сделано, разве что кое-где перешили колею и провели элементарные работы по приспособлению железнодорожных сооружений под выгрузку войск и вооружения...

Тимошенко еще несколько раз перебивал докладчика, чувствовалось, что доклад его раздражает и он ищет ошибки у выступающего, но все ответы Николая Федоровича были точны и убедительны. Жуков удовлетворенно кивал.

— Ну это только железные дороги, — не выдержал в очередной раз нарком.

— Товарищ нарком! Вы же знаете, что железнодорожный транспорт у нас основной, автомобилей мало, ничтожно мало, и малой грузоподъемности. Но при всем этом остальные транспортные коммуникации к войне тоже не готовы. Сеть шоссейных дорог в западных областях Белоруссии и Украины в плохом состоянии, многие мосты не выдерживают веса средних танков и артиллерии. Проселочные дороги вообще требуют капитального ремонта...

— Эка вы хватили, — поморщился Тимошенко...

В душе он был согласен с Николаем Федоровичем, знал, что это не субъективное мнение заместителя начальника Генерального штаба. Совсем недавно, 18 февраля, за № 867 на имя Сталина, Молотова и его пришло донесение командующего Западным Особым военным округом Павлова. Он просил выделить средства на реконструкцию дорог и писал: «Считаю, что Западный театр военных действий должен быть обязательно подготовлен в течение 1941 года, а поэтому растягивать строительство на несколько лет считаю совершенно невозможным». Читал Тимошенко и донесения других командующих округами. Но он знал, как болезненно воспринимает Сталин всякое напоминание о близкой войне, как стремятся отгородить вождя от нежелательных докладов Молотов, Каганович, Ворошилов, Берия.

Ватутин закончил, но и другие вопросы совещания не внесли успокоения в душу наркома.

Через день, во время очередного доклада начальнику Генштаба о сосредоточении большого количества немецких войск в Восточной Пруссии, Польше, на Балканах, о недостаточной боеготовности наших войск в приграничных округах, Жуков сказал Ватутину:

— Готовь материалы. Будем немедленно докладывать наркому. Он, кстати, с трудом отстоял нас от нападок Кагановича. Тот буквально рассвирепел, узнав наше мнение о состоянии железных дорог.

— Что же, если я не соответствую должности, прошу меня откомандировать из Генштаба, — обиделся Ватутин.

— Не горячись. Ведь это не только наше мнение, а всего Генштаба и Наркомата обороны. Относительно же своего соответствия узнаешь в праздничном приказе.

23 февраля 1941 года Ватутин был награжден орденом Ленина, и на следующий день они с Жуковым подробно докладывали наркому о недостатках в боевой подготовке войск, о состоянии мобилизационных планов, запасов, особенно по снарядам и авиабомбам. К сожалению, и промышленность не успевала выполнять заявки Наркомата обороны.

— Все это хорошо известно руководству, — устало заметил Тимошенко. — В настоящее время страна не в состоянии дать нам чего-либо больше. Я согласен с вашей оценкой положения. Вчера был у товарища Сталина. Он получил телеграмму Павлова и приказал передать ему, что при всей справедливости его требований о вооружении у нас нет сегодня возможностей их удовлетворить.

— Остается делать все, что только возможно в наших силах, — сказал Ватутин.