Фигуристы

Я пожала плечами. Я продолжала разглядывать Иру как куклу на витрине, и в ее образе что — то тоскливое появилось. Она была расстроена чем-то.

— Правила, я надеюсь, все знают?

Зал вздыхает, и Светлана Владимировна все равно решает объяснить.

Ведущим выбрали Темыча. И все те же ребята раздали карточки-бумажки, на которых написали роли. Я развернула свою. Тема сказал: «Город засыпает». Послышался тяжкий вздох, похоже, это была наша соседка. Юлька заржала в голос.

— Для знакомства просыпаются представители касты «Мафия», — Темыч говорил сложными предложениями, и, кажется, искренне желал, чтобы его запомнили умным мальчиком, умевшим говорить, потому что, судя по личному опыту, начиная проживать с Олесей, ты обрекаешь себя на вечное страдание. А там и повеситься недолго. Бедный Темыч! Держись парень подальше!

— Просыпаются ночные бабочки, — услышав, открыла глаза.

М-да, перспектива быть жрицей любви не сильно вдохновляла. Но вдруг я заметила, что прямо напротив меня сидела Ира, она взглянула на меня так, что я чуть не расхохоталась.

Так и сидели, улыбаясь.

Пока я не наткнулись на взгляд Темыча, который не понял (и слава Богу) причины нашего восторга. И грозно рассматривал нас.

— Двусмысленно, однако! — Ирка подошла ко мне уже после игры. И мы рассмеялись уже вместе.

И пусть ни вожатые, ни Юлька, вообще никто не поняли. Все равно! У нас появился общий секрет, общая шутка. И ни одна живая душа не смогла бы остановить наш смех… Кроме Александры, вошедшей в актовый зал и разом разогнавшей всех по комнатам.

* * *

Мы гуляем по лагерю, доходим до озера, идём обратно.

А началось все с того, что Ира зашла ко мне в комнату:

— Анька, ты говорила, что спать не будешь, можешь помочь?

Я сидела и учила ненавистную ботанику, в городе на ее повторение у меня никак не хватало времени. И я, наконец, пересилила лень, и пошла учить. Скажем честно, в пятом классе, я ЕГЭ сдавать не собиралась.

— Да, иду! — облегчённо выдохнула я.

— Ты представляешь, мы с Васькой расстались… — Ирина болтает без умолку, и я счастлива, что она теперь мне доверяет. Хоть это и непривычно. А ей действительно важно, чтоб я ее слушала, а я и рада.

Сейчас ей явно лучше, чем было тогда, когда она была в одиннадцатом.

Она замолкает на секунду, а продолжает уже очень тихо:

— Мне вчера такой сон приснился. Я сидела в кабинете русского. Одна. Писала что-то. И вдруг ты влетаешь. Начинаешь метаться и звать ЕВ. А её нет. Ты медленно отодвигаешь ее кресло. Садишься, опускаешь голову. Начинаешь всхлипывать.

— Это та-ак странно! — восклицаю я, а сама думаю совсем о другом.

Сегодня мне тоже снился сон, точнее повторялся.

Ира стояла на льду, а я пробиралась через толпы поклонников, но она оттолкнула меня и поцеловала. Сон был такой же, как у Аленки дома.

И я не замечаю, как начинаю рассказывать.

— Это тоже странно, но я не дорассказала. Дальше были обрывки. Мы обе стояли на льду, потом шли по лесу. Рядом с нами стоял старый собор. Потом лишь тишина и пустота. Боль утраты и печаль. Тьма.

— Да! Я уверена, что это как-то связано!

Ира вздыхает:

— На самом деле я не могу нормально спать уже несколько лет. Но это сейчас не важно. Говоришь, хочешь докопаться до истины и разобраться в чем дело?

— Да. Точнее даже, это жизненно необходимо, — почему-то мне кажется, что это действительно важно, докопаться, найти причину.

— Понимаю, — Ира робко улыбается. — Ты ведь не успокоишься, да?

Киваю.

Ирина улыбка становится шире, она таинственно, без капли стеснения наклоняется к моему уху:

— Может, вместе мы сможем сообразить что-нибудь, а? В конце концов, этот твой сон касался только нас двоих.

— Да… Но, Ир, мне страшно!

— Отчего же? — ее брови вопросительно изгибаются.

— Я не знаю. Я просто хочу, чтобы всё было хорошо.

— Как в волшебных сказках? — ее голос становится мягким, я чувствую, что она снова перехватывает инициативу. И мне это нравится.

— Да, как в сказках.

— Значит, так всё и будет, — Ира ободряюще улыбается. Ей, наверное, давно не приходилось внушать кому-то уверенность. Давно ли? Как бы ободряюще она не улыбалась, я вижу, что ей тоже страшно. Она потеряна. — Все будет хорошо…

* * *

Весь следующий день проходит мимо меня. Ира занимает все мои мысли, не даёт жить спокойно. Мне безумно хочется ее увидеть. Рассказать про сон, где она валялась на улице Стокгольма и где они целовались, увидеть реакцию. Как же она удивится, наверное! И ещё более интересно узнать, не снилось ли ей что-то подобное.

Я точно знаю это состояние, но всеми силами отталкиваю мысли о нем.

Во влюблённом состоянии человек познаёт другого человека, ему открывается новый мир, который каким-то образом притягивает, отзывается в душе. Но разве бывает, что вместо ощущения открытия и познания возникает непреодолимое, необъяснимое чувство, что с этим человеком ты уже знаком? Причем, не просто знаком. Этот человек вдруг оказывается для тебя настолько близким, словно он продолжение тебя самого. И кажется, ты знаешь о нём всё, и он знает всё о тебе. Не потому, что вы похожи. А потому, что давно знаете друг друга. Насколько давно?

Мы, наверное, могли бы быть друзьями. Хоть с Иркой мы и враждовали всю сознательную жизнь, я знала о ней многое, она знала многое обо мне. Мы очень похожи.

Так было бы, наверное, если б не сны… Все осложняется снами. И у меня появляется ощущение дежавю. Я все это уже делала, проходила эти этапы, но понятия не имею, где. Это пугает.

«А еще она очень похожа на ЕВ» — эта мысль прилетает колючей кактусовой иголкой — не сможешь достать с первого раза. Да, черт возьми, они очень похожи. Внешне. А еще голос ее со временем обрел новые оттенки. Она кажется мне мудрее себя прошлой. Боже, как могла я влюбиться в Ирину?

«Можем встретиться?»

«Не сейчас. Работы много. Некрасиво будет сгружать все на Ладу. У нас у одного гаврика сегодня днюшка. Будем поздравлять. Давай после отбоя, в кресле».

«Ахахах, удачи!»

В одиннадцать я уже жду Иру на нашем этаже.

Мое внимание привлекают горы. Далекие, не обремененные временем, чувствами. Здесь они почти священны. Люди любят их за красивые виды летом, за возможность кататься с них — зимой. Но если горы вдруг утратят эти способности, тоже останутся одинокими. Ах, горы-горы…

— Привет, — о боже, я вновь слышу голос, от которого на душе становится тепло. — Ты сегодня рано.

Я бросаю на нее презрительный взгляд. Холодность — лучший способ скрывать свои чувства. А надо ли скрывать? Какой в этом смысл?

Так хочется подойти приблизиться, сказать, что она — чудо. Ведь это так? Нет, она не должна об этом знать. Это слабость. А я сильная, справлюсь. Всю жизнь меня в этом убеждали. Всю жизнь я должна была доказывать это Журавлевой. Зачем? Чтобы сейчас все разрушить? Я чувствую, как по моей щеке пробегает одинокая слеза.

Хотела бы я, чтобы она меня успокаивала. Говорила, что любит. Ну или хотя бы намекнула.

— Аня? Ты чего? — она подходит ближе. Я чувствую тепло ее рук на своих плечах. Дыхание мое сбивается. Да и как тут можно нормально дышать, когда ты находишься в объятиях такого солнца. Хотя нет, на солнце она совсем не похожа, скорее — на луну: темную для всех, но такую очаровательную только лишь для меня. — Ты в порядке?

Мотаю головой. Конечно, не в порядке! Из-за тебя, между прочим. Из-за тебя, дорогая Ирина, я сошла с ума! Прямо как в песне…

— Ира… — протягиваю ее имя, будто пробуя давно забытое блюдо. Теперь оно уже не кажется мне таким простым и скучным. Вдруг возлюбленная представляется мне королевой. В бальном платье, и, разумеется, с короной. Элегантная, шикарная, невероятная. Моя дама! Прекрасная дама!

Я пересказываю ей свой сон, и сама вспоминаю каждую его деталь. Вот я лежу на снегу. Она слушает, но как-то безэмоционально. Залипает на горы что ли?

— Я спросила: «Где мы?». «Как это „где“?» — удивилась ты, будто это было очевидно. — «Аня, ты случаем не ушиблась головой, моя дорогая? Мы в Стокгольме, разумеется. И мы возвращаемся домой».

— Ужас, — ровно отвечает Ира.

— В моём сне мы были знакомы… — выдавливаю я, подумав, что ей не интересно. — Как мне показалось, довольно близко…

«Довольно близко?! Да мы были по меньшей мере любовницами!», — возмущается внутренний голос, но я его затыкаю, и заставляю себя продолжить.

— И я словно была не я, у меня даже волосы были длиннее. А ты тоже как будто была не совсем ты, и у тебя, наоборот, волосы были короче. А ещё… у нас на безымянных пальцах было по одинаковому кольцу.

Ира вскидывает брови, готовясь к продолжению.

— А потом мы пошли гулять по набережной, и было очень красиво. И я спросила тебя, какой это город, а ты рассмеялась и сказала, что Стокгольм. И мы шли, держась за руки почему-то… — я запинаюсь. Всё. Финиш. Это был максимум того, что я могу произнести. Щеки и без того уже пунцовые, словно я призналась в чём-то до отвращения неприличном.

Одно утешает — Ира уже не кажется такой спокойной.

— Я мечтаю жить в Стокгольме. Была в Швеции этой зимой. Учу язык. Может, это не прошлое, а наоборот — наше совместное будущее? Когда я была там, вдруг почувствовала: «Это мой город. Я хочу быть здесь». И знаешь, что? Меня преследовала мысль, что когда-то я там уже была. Я знала, что это невозможно, но каждая улочка казалась мне знакомой. А ещё я очень любила гулять по набережной. Наверное, я мазохистка, потому что именно на набережной мне всегда становилось, особенно грустно, а иногда — просто невыносимо одиноко. И я не знаю, почему.

— Как же сложно!

— Наверное, будь я младше, я бы точно решила, что это связано…

— А сейчас? — мне очень хотелось закричать.

— Не уверена. Но я верю всему, что ты говоришь. Мне интересен ход твоих мыслей. И ты, я верю, обязательно во всем разберешься.

— Ты, права, я действительно со всем этим разберусь, не успокоюсь, — говорю твёрдо, мне стоит нечеловеческих усилий придать голосу эту твёрдость, в то время как сердце стучит, нет, гремит в груди отбойным молотом. — По правде говоря, я уже кое с чем разобралась. Кое-что я знаю совершенно точно.

— И что же? — ее голос срывается.

Я изгибаюсь и запечатлеваю на её губах быстрый, сухой и горячий поцелуй.

И будь что будет. Мне уже всё равно. Но после этого ты поймёшь. Ты всё поймёшь. По-другому мне никогда не суметь объяснить.

А потом просто убегаю в никуда. В комнату, точнее. И мне страшно.

— Ань, подожди! Пожалуйста, остановись!

Но я не останавливаюсь. У меня нет сил еще что-то выдерживать.

«Если я грохнусь в обморок, будет совсем не удивительно!».

А на улице льет дождь. Да такой, что его очень хорошо слышно из корпуса.

* * *

Ира:

Мне тогда восемь лет было. Отчетный концерт. Показательные выступления лучших ребят. Мое, в том числе. За год своих занятий на подобных мероприятиях я была не впервые.

Так вот разминалась, никого не трогала, и вдруг ко мне подошел тренер, державший за ручку ее. Я уже хотела спросить, кто она, но Евгений Александрович сообразил быстрее.

— Ира, знакомься, это Аня, — сухо пояснил он. — Покажи ей тут все…

И удалился.

— Ммм… привет, — сказала я.

— Привет, — она тоже позитива не излучала.

Мы пытались разговаривать, но что-то мешало. Может разница в три года, может наша замкнутость, а может взаимное нежелание…

— Какой твой любимый мультик? — предприняла я очередную попытку ее разговорить, тщетно.

— Не знаю, — она не улыбалась, и вообще не показывала никаких эмоций, как будто ей за это обещали подарить самую большую порцию мороженого. Внезапно, посмотрев в сторону, она переменилась в лице. — Мама! — закричала и бросилась к женщине с такими же ярко-рыжими волосами.

— Аня! Иди сюда. Ты не замерзла?

Аня ответила, что нет и начала знакомить мать со мной.

— Так вот надень, — протянув ей куртку, она посмотрела на меня вопросительно. Типа, девочка, что ты тут делаешь? Я убежала.

На соревнованиях тех Аня заняла первое место, а я — второе. Было обидно, ведь я всегда занимала только первые места, а тут появилась она…

С тех пор мы соперничали.