Тенор (не) моей мечты

— Пойдемте, — приказала ему Олеся.

Иностранец и понял, и послушался.

Леди Говард отправилась с ними. Они прошли за кулисы. Возвышение то есть, но их со сцены видно не было. Отчего-то здесь мороз кусался еще злее.

— Смотрите, — Олеся показала на заполненную людьми площадь.

Парни пели как раз «Ой, мороз, мороз». И в тему. И без оркестра. И без тенора. Но… вся площадь пела вместе с ними.

Тягуче. Протяжно. Безнадежно.

Мощно. Победно.

— Странно, — проговорил итальянец, когда смолкли последние звуки. — Фольклор?..

Олеся почему-то поняла, что он сказал. Но не поняла, на каком языке.

— Слушайте, — жизнерадостно предложила леди Говард. — Может быть, оставим больших мальчиков меряться… Гм… Проводить переговоры? И перебазируемся туда, где можно посидеть в тепле и поесть? А потом просто погуляем по городу.

Олеся рассмеялась. Представила себе лицо начальника охраны. Переглянулась с леди Говард. Заметила ехидные веселые огоньки в глазах.

— Мадонна? — тревожно спросил ее спутник. Что-то застрекотал, кажется, по-английски.

— Нам нужна минутка, — обратилась по-русски к Олесе леди Говард.

Та кивнула, отправилась искать Машу. Ну и радовать начальника охраны сменой диспозиции.

Минут десять спустя они вышли из вип-зоны. Олеся и леди с итальянцем и долговязым арабом в черном (охрана леди?), причем леди явно пыталась уговорить его остаться с лордом, но безуспешно. Итальянец уперся и ни в какую не соглашался… видимо, отпустить леди одну, всего лишь с арабом-охранником…

Оглядевшись, Олеся заметила еще двух людей в черном, держащихся чуть в стороне, но не спускающих глаз с леди. Да уж, отпускать леди Говард до ближайшего ресторана всего лишь с тремя человеками охраны — вопиющая неосторожность. Без лохматого итальянца — никак. Слава богу, Томбасов в вопросах безопасности Олеси куда более вменяем. Ее сопровождает всего один человек, и тот в сторонке.

Или? Олеся осмотрелась повнимательнее. И вздохнула. Начальник охраны, как обычно, просто не стал с ней спорить. И… просто заслал народ болтаться в отдалении. Вон лицо знакомое. И вон… Да вообще — просто зрители на этом представлении есть?

Итальянец продолжал что-то стрекотать мелодично-возмущенное. И… Олесе вдруг показалось, что на редкость нецензурное. О! Вот и русский блатной подключился. Правда, с такие сумасшедшим акцентом, что не сразу различишь родное «япона мать». Ну, нормально. Как русские-народные песни — так китч и гадость. А как русские-народные ругательства — так хорошо. Странные они люди, эти иностранцы!

— Ладно, ладно! — вздохнула леди и закончила по-русски: — Можешь держать меня за руку, чтоб не украли.

— Va bene (хорошо), — тут же просветлел итальянец и в самом деле взял леди за руку и поцеловал. Руку.

Да уж. Высокие отношения у лордов, подумала Олеся, и тут леди обернулась к ней.

— Когда я говорила, что хочу погулять по Москве, я имела в виду совершенно не это, — кивнул леди на ОМОН, охрану и толпу.

И тут их прервали.

— Олеся! Это ты, какая удача!

Охрана напряглась, долговязый араб что-то прошептал в ларингофон, а Олеся улыбнулась и шагнула навстречу женщине, держащей за руку мальчишку и решительно пробирающейся через толпу.

— Ира! — улыбнулась она.

— Что у них случилось? — в синем взгляде Иры плескалась тревога. Ее сын исподлобья смотрел на всех зелеными Левиными глазами.

— Все хорошо, — мягко проговорила Олеся, беря уже-почти-подругу под руку. — Артур вышел петь больным. Его уже выгнали со сцены и лечат.

— А мы идем в тепло, — улыбнулась леди Говард. — У нас девичник. Присоединяйтесь, Ира.

— Ира, познакомьтесь. Это…

— Бонни и Роза, — улыбнулась леди.

— Бонни и Роза, — приняла правила игры Олеся. — Позвольте представить вам жену…

— Позвольте, я угадаю? — рассмеялась Роза. — Хотя, если бы вы были без сына, случилась бы интрига, а так…

Она махнула рукой в сторону сцены, где как раз солировал Лева.

— Мы пришли послушать папу, — недовольно проговорил мальчик.

— Саша, может быть, я поговорю с Машей. И ты останешься ей помогать? — предложила Олеся, вопросительно посмотрев на Ирину. Та через мгновение согласно кивнула.

— Можно?! — взгляд мальчика из хмурого стал ликующим. — А можно вместо Артура спеть? Раз уж…

Женщины переглянулись и рассмеялись. Конкуренция певцов — она такая. А что делать?

— А как твой голос поведет себя на морозе? — спросила Олеся.

Роза посмотрела на нее удивленно, но Олеся была совершенно серьезна.

— Ну да, — еще серьезнее согласился мальчик.

— Надо сначала отрепетировать, — предложила Ирина. — Ты же этих песен не учил.

— Не учил, — с сожалением кивнул мальчишка, но тут же воспрянул: — К следующему концерту выучу!

Но к ним уже спешила широко улыбающаяся Маша:

— Привет, Саша, пошли помогать. У нас полный Армагеддон. И все бестолковые кругом.

Саша кивнул. И отправился с пиар-менеджером группы.

— Так куда пойдем? — живо спросила леди Говард.

Ирина и Олеся переглянулись с растерянностью.

— Будь это Петербург, — вздохнула Ирина.

— А то Москва… — согласилась с ней Олеся.

— Ладно, — рассмеялась Роза, подхватывая обеих под руки, — не будем изобретать проблемы хорошим людям. А вы мне как-нибудь Питер покажете.

— Договорились.

Греться и есть они пошли в самое близкое — и к тому же заранее обговоренное с организаторами мероприятия — место. Олеся оценила, как ненавязчиво Роза шепнула своему арабу-охраннику: «Лоуренс, мы идем в Метрополь».

Их там ждали. Встретили с поклонами, приняли шубы, причем леди Говард раздевал лично итальянец, словно никому не доверял сокровище — и тут только Олеся поняла, что ей казалось странным в леди. Подозрительная округлость фигуры.

— Шестой месяц, — чуть смутившись, пояснила Роза. — Вот и тянет на всякое… на Родину, например. А вы когда? — перевела она взгляд на Иру.

— Август. — Улыбнулась жена музыканта. — А у вас первый?

— Первый, — кивнула Роза, — так что немного трушу. Но я не яйцо, чтобы так со мной носиться, Бонни!

Итальянец солнечно улыбнулся и сделал вид, что ровным счетом ничего не понимает. И снова повел леди Говард под руку. Такая забота о жене лучшего друга показалась Олесе невероятно трогательной.  Она вдруг почувствовала зависть и к Розе, и к Ирине. Чувство ей, в общем, не свойственное. Представила и себя нервной, круглой. И остро желающей соленых огурцов с молочным шоколадом. В три часа ночи. И рыдающей отчего-то… Может быть…

За разговорами о детях поднялись в ресторан на третьем этаже гостиницы «Метрополь». Попутно полюбовались витражами в стиле модерн, а у самого ресторана их перехватил представительный седой господин. Как оказалось, директор отеля.

— О, леди Говард! Мистер Джеральд! — дальше он говорил по-английски, кажется, что-то о фотографиях, и почему-то промелькнуло имя Тай Роу.

— Потом, все потом! — отмахнулся от директора мистер Джеральд. — Леди Говард устала. Мы идем в ресторан.

Удивительное дело, Олеся отлично его поняла, несмотря на незнание английского.

— Обязательно сделаем фото, но уже вместе с лордом Говардом, думаю, он придет в скором времени, — смягчила его резкость Роза. И повернулась к Ирине: — Простите. Я так замерзла, что совсем забыла толком представить вам…

Ира с удивлением глянула на итальянца, Олеся последовала ее примеру. Она, хоть убей, не могла его идентифицировать, хоть от фамилии  Джеральд что-то брезжило в памяти, но уж очень не вязалось с тем, что она видела перед собой. То есть — ничего выдающегося. Усталый, замерзший и не слишком вежливый мужчина лет под сорок, и все.

— …Бонни Джеральда, режиссера, хореографа, певца и нашего лучшего друга.

Ну точно, все наконец сложилось! Бонни Джеральд — звезда мирового уровня, лучший и любимейший проект лорда Говарда. Заклятого партнера, которого господин Томбасов окучивает давно и плотно на предмет более тесного сотрудничества в области то ли заводов, то ли пароходов, Олеся никогда в это не вникала. С неделю тому Олег бурно радовался, что нашел, на какой кривой козе подъехать к Говарду, и на чем свет ругал «этих придурков, которые мышей не ловят», то бишь квартет. А, и еще форсировал перевод Ириного романа на английский язык и издание его в подарочном варианте. Потому что Ира ничуть не хуже этой его, Говардовской, писательницы Тай Роу. Вот ничуть не хуже! А может и лучше! И вообще, Тай Роу — русская, Олесенька, ты уж очаруй ее, любимая.

О Боже…

Олеся на миг похолодела, представив, что могло бы получиться из скандала, устроенного Машей, если бы… О Боже! Нет! Она же напрочь забыла о просьбе Олега, вообще ее всерьез не приняла. Ну никогда он не просил ее вмешиваться в его дела никаким боком. А тут… И смех и грех!

— Очень приятно, — сказал Ира по-английски (кажется), похоже, не очень связывая голос из каждого утюга с вот этим, совершенно не звездным итальянцем.

А  Роза засмеялась и с нежностью поглядела на мистера Джеральда, кумира миллионов дам от двадцати до восьмидесяти и лауреата каких-то там премий в немыслимых количествах. Не совсем только понятно, за что он их получил, ничего ж особенного в нем нет.

— Не похож, да? — усмехнулась Роза, словно прочитав ее мысли. — Бонни сегодня инкогнито. Но если хотите, споет для нас, раз уж не удалось подпеть про мороз.

— Я не петь на мороз, — изобразив выразительным, когда-то сломанным носом презрение, заявил мистер Бонни Джеральд. На ломаном, с ужасным акцентом, русском. — Это нет… respect… Мадонна?

— Неуважение, — перевела Роза, хотя все и так все поняли. — Поэтому ты споешь для нас в тепле, правда же, Бонни?

— Конечно, Мадонна, — усмехнулся Бонни и поклонился Олесе и Ире. — Не быть мешать belle donne говорить секрет.

Улыбка внезапно преобразила до того некрасивое лицо, но Олеся не успела об этом подумать. Их уже встречали у дверей ресторана, чтобы проводить за столик. Дам — за столик, а мистера Джеральда куда-то к маленькой сцене, где играл легкий джаз немолодой пианист.

Дамам едва успели подать глинтвейн, явно заказанный заранее кем-то из охраны, как зазвучала знакомая, если не сказать в зубах навязшая музыка. Та самая, что из каждого утюга, только в фортепианном варианте. Олеся морально приготовилась вежливо улыбаться и вежливо восхищаться…

В конце концов, петь вживую так, чтобы это звучало хотя бы прилично, немногим дано. Тем более после банкета на морозе.

Но.

Зал замер. Стих гул голосов, звон приборов. Даже официанты застыли, не донеся подносов по назначению. Стоило только вступить хрипловатому, какому-то невероятному, волшебному баритону.

Олеся невольно обернулась к сцене. Так же, как вся пресыщенная публика.

Бонни Джеральд, сумасшедше красивый в своем мятом пиджаке и очаровательно взъерошенный, пел «Аве Мария» из «Нотр Дам». Сидя у рояля на барном табурете. Небрежно держа микрофон. Задумчиво глядя поверх голов публики. И… и все. Этого было достаточно, чтобы случилось чудо. Не такое, как полчаса назад на Манежной, когда вся площадь запела, но — определенно чудо.

Мельком подумалось, что не принять такой вызов Олег не мог. И она тоже не может. Все же «Крещендо» — это теперь ее мальчишки, и она собирается ими гордиться, а не краснеть. Даже если их сравнивают с мировыми звездами. И вообще. Они ничуть не хуже Бонни Джеральда. Даже лучше. И с ее, Олеси, помощью это наглядно докажут.

Так что да. Она прекрасно понимает Олега. Не мог он сегодня не выпендриться по полной, со всем русским масленичным размахом.

— Ну вот как-то так, — с гордостью кивнула Роза, когда мистер Джеральд допел, а гости ресторана очнулись и принялись стучать вилками по столам, ведь аплодировать нормально, держа в руке смартфон, невозможно. А снимали импровизированный концерт все. Даже охранники и официанты.

— А ты тоже музыкант? Или?.. — спросила у нее Ира.

— Закончила Гнесинку, но музыканта из меня не вышло, — пожала плечами та. — Зато я неплохой помреж.

— Помреж… Ты — Тай Роу! Точно, я вспомнила! — у Иры загорелись глаза, а Олеся чуть не хлопнула себя по лбу: что-то она тормозит. Сразу надо было понять, что Роза и есть Тай Роу. — Я же читала «Бенито»! Еще на английском, сразу! Тебе не страшно было писать о таком личном? Ведь все правда, да?

— Ага, — кивнула Роза, улыбнувшись, — правда. И страшно. Я ужасная трусиха, но бывают такие книги, которые нельзя не написать.

— Ага, — кивнула Ира, — знаю. Я… ну… я тоже написала роман. О «Крещендо».

— И как отнесся к этому Лев?

— Сначала он хотел меня убить, а потом… сама же видишь.

— История для новогоднего фильма, — кивнула Олеся. — Представь, сижу я, значит, на репетиции «Крещендо», и тут…

Сплетни о своем, о девичьем, отлично пошли под голос Бонни Джеральда. И под осетрину на гриле. И глинтвейн. И все прочее, что ресторан имел честь предложить драгоценным гостьям за счет заведения. Ибо такая честь, такая честь!

Роза как-то походя разрешила образовавшемуся у их столика владельцу заведения использовать записи сегодняшнего концерта Бонни для рекламы. И так же походя послала его за всем прочим к продюссеру.

Обсуждать свое, девичье, было куда интереснее, чем думать о мужских делах. То ли дело — обсудить, кто и где учился, посмеяться над тем, что филологи — Ира с Олесей, а знаменитый писатель — Роза, которая и вовсе хористка. А следом перемыть косточки американскому и русскому шоу-бизнесу. И квартету «Крещендо» в частности.

Где-то под «О соле мио» дошло до Артура и его жены, гвоздей концерта на Манежной.

— Он до сих пор в шоке от развода, — говорила Олеся. — И, главное, никто не понимает, что произошло. Томбасов был в прострации, Лева в ярости, сам Артур в ауте.

— Развод Артура, — вздохнула Ирина, — в свое время наделал много шума в фанатских кругах. Винили во всем Дану.

Олеся скривилась. Поймала вопросительный взгляд Розы.

— Пиар-менеджер, — ответила она и осторожно покосилась на Ирину.