Помоги проекту - поделись книгой:
Пётр пришёл, когда Вета его совсем не ждала. В доме кипела весенняя уборка. Они с Ланой расчищали углы, вынося накопившийся за зиму хлам. На носу у ведуньи красовалась сажа, а на волосах паутина. Всё это Вета заметила, бросив быстрый взгляд в зеркало, когда Лана крикнула из сеней:
– Мама, принимай гостя! Я пошла за водой.
Торопливые попытки привести себя в порядок ничего не дали. Грязь только размазалась. От этого Вета чувствовала себя вдвойне неловко и злилась на Петра.
– День добрый, хозяюшка!
– И тебе добра, Пётр! Каким ветром занесло на мой порог?
– Как же, госпожа ведунья. Ты говорила, что собираешься этой ночью идти в лес. Мы договорились, что я тебя охранять буду. Или забыла?
Говорил это всё Пётр спокойно, размеренно, будто ничего между ними не случалось, и жаркая страсть лишь приснилась ей. Вета поняла, что Пётр предлагает ей вернуться к тому, что было раньше – спокойной дружбе. Да, это лучше всего! Раз с любовью не вышло, так хотя бы сохранить то доверие и тепло, что сложились между ними.
– Нет, не забыла. Собиралась позже зайти к тебе, – легко солгала женщина.
– А я вот не стал ждать, – улыбнулся Пётр. – Побоялся, что ты кого другого позовёшь. Только с тварями, если они придут, лучше меня никто здесь не справится.
Вета знала, что это не похвальба, а правда.
– Это так, Пётр. Потому и попросила тебя.
– Когда пойдём?
– Как солнце сядет, так и отправимся. На местах, что поближе, на берегу реки народу и без нас полно будет. Сегодня все можжевельник набирать станут, а мне тишина нужна. Пойдём с тобой на холмы.
– Хорошо, госпожа. Приходи тогда на закате. Я буду готов.
Вета согласно кивнула и с облегчением улыбнулась. Хорошо, что они снова могут говорить так – без оглушающего стука сердца в ушах, глупого смущения. Просто – как друзья.
Пётр готовился к походу, проверял оружие, смачивал стрелы в отваре плакун-травы, что сохранилась у него со времён службы княжьим телохранителем. Обычно он больше верил в своё искусство, чем в волшбу всякую, и потому к выданным снадобьям обращался редко. Но сегодня другое дело. И сам он уже не тот, что раньше, и враг может встретиться особый, против которого одного меткого глаза и твёрдой руки может оказаться мало. Рисковать же Ветой Пётр не собирался.
Он улыбнулся, вспомнив, как мило смотрелась обычно серьёзная Вета с пятном сажи на прямом носике. Как ему хотелось прикоснуться к ней. С трудом сдержался. И хорошо, что сдержался. Главное сейчас не спугнуть. Ничего, терпению он хорошо обучен.
О том, что Вета пришла, он узнал раньше, чем услышал её голос и шаги на крыльце. Просто почувствовал. Отложил колчан и направился в сени. Лёгкий сумрак смягчал черты и Вета сейчас показалась ему так похожей на Лану, словно старшая сестра. Пётр потянулся помочь ей снять короб, висевший за спиной, но женщина отшатнулась:
– Не надо! Я сама!
Пётр спрятал улыбку. Этот торопливый отказ выдал её неравнодушие.
– Что ты, Вета. Уж короб-то я помогу. Тебе же неудобно, – и не слушая возражений, снял его со спины женщины.
В комнате ведунье ненадолго замерла, словно в растерянности. Пётр тоже не сразу вспомнил о словах, так остро нахлынуло ощущение её близости. Жаркий и душный тёмный поток на мгновение поймал их в плен, притягивая друг к другу. Но Пётр устоял. Не время.
– Что скажешь, госпожа Вета, когда выходить будем? – хрипловатым от долгого молчания голосом спросил он. – На закате или уже после?
– На закате. Пока дойдём до места, что присмотрела, как раз стемнеет.
– Тогда уже пора и выходить.
– Да. Я специально так подгадала. Только подготовимся. Вот, оберег возьми, – и Вета протянула ладанку. – Это с одолень-травой.
Пётр подошёл ближе и наклонил голову, предлагая ведунье самой её надеть на его шею. Вета приподнялась на цыпочки и на минуту прильнула, накидывая кожаный шнурок. Сквозь шум крови в ушах Пётр расслышал, как певучим шёпотом женщина произносит:
–
Отступив на шаг, Вета осмотрелась и спросила:
– А где стрелы твои и сковорода?
– Вон, – Пётр махнул рукой. – А сковорода-то зачем? От тварей отбиваться?
– Я колюку-траву принесла, стрелы твои окурим, чтобы промаха не знали.
– Сковорода там, на печи.
Женщина загремела посудой и от этого домашнего звука у Петра потеплело на сердце. Хоть то, чем сейчас занялась Вета, мало походило на обычные бабьи хлопоты, но не всегда же она волшбой занимается. Иногда и блины печёт. И Пётр понял – сделает всё, чтобы те блины пекла она в его доме.
Спокойней на душе стало и от запаха горящей травы, речитатива, что приговаривала Вета, пронося стрелы над дымом. Тут уже Петру вспомнился волхв княжеский, что вот так же готовил их к походу.
– Вот и всё. Готово! – Вета протянула ему стрелы и взмахом руки над сковородой загасила огонь.
Он вместе с дымом словно втянулся в раскрытую ладонь. «Без волшбы не обошлось», – понял Пётр. Может кого другого это и напугало бы, но ему сила, что пряталась в хрупком женском теле, нравилась. С юности Пётр привык находиться среди сильных и искусных бойцов. Сейчас ему их не хватало почти так же, как потерянного дела и смысла жизни. И в Вете, с её даром, он видел такого же бойца, уважал её мастерство.
Солнце уже почти село, оставив розовую полосу заката, и они быстро, без суеты собрались и вышли во двор.
– Приблуда, идёшь со мной, – позвал Пётр пса, закрывая калитку.
Близилось полнолуние, и круглая луна с чуть надкушенным краем давала достаточно света для привыкших к темноте глаз. К тому же Вета приняла сама и дала Петру выпить несколько глотков отвара, дарившего на время человеку зоркость кошки. Под сень сосен они углубляться не стали. Там темнота была гуще. Можжевельника, за которым сегодня пришла ведунья, вполне достаточно было на свободных от бора прогалинах и опушках. Она уже почти наполнила им свой короб, когда впервые вдали раздался протяжный вой.
Вета вздрогнула и вздохнула. А она уже почти поверила, что сегодня всё обойдётся как тогда, в декабре, на Ильяса напали оголодавшие волки. Но этот вой говорил о другом. Он походил на волчий, но выпеваемые тварями рулады звучали так жутко и потусторонне, что не ошибёшься. Она торопливо принялась паковать срезанные ветви в короб. Пётр свистнул, подзывая пса и огляделся.
– Вета, отходи туда, – скомандовал он, показывая на одиноко стоящее в центре поляны дерево.
Вета не стала надевать короб, а потащила его за собой. Пётр взял в руки арбалет и наложил стрелу. Со стороны бора раздался треск, как будто какое-то большое животное мчалось в их сторону. Вета вскрикнула, когда из-под деревьев вылетел стремительный силуэт, но тут же невольно хохотнула от облегчения, узнав Приблуду. Пёс подбежал к хозяину, пристроился возле его ног и тихо зарычал в сторону леса.
– Поспеши, Вета. Бросай короб и беги к дереву!
Мрак под соснами загустел и засветился зеленоватыми огоньками. Вета с ужасом поняла, что твари уже рядом. Она попыталась дотянуться до нижней ветви, но поняла, что ничего не выходит. Не успела ничего придумать, как сильные мужские руки обхватили талию и почти подкинули вверх. Пока она устраивалась на ветке, тесно прижимаясь к стволу, твари, похожие на огромных худых волков, уже вышли на поляну.
Пётр выстрелил несколько раз, и колюка-трава вместе с мастерством лучника донесла стрелы точно в цель. Несколько тварей сгустками мрака упали на припорошённую снегом землю. Остальные на время замерли, не сводя сияющих потусторонним светом глаз с людей. Волки подняли морды вверх и вновь завыли. Теперь, вблизи, эти заунывные звуки наводили ещё больший ужас, леденили кровь, лишали сил и надежды.
Вета не поверила своим ушам, когда услышала:
– Вета, выйдешь за меня замуж?
– Ты что? Нашёл время!
– Наоборот, самое время. Потом может быть поздно. Ответь, любушка!
Ещё несколько стрел нашли цель. Неожиданные слова Петра развеяли потусторонний ужас, наведённый воем тварей, зажгли в крови Веты живительный огонь.
– Выйду! Если ты потом не испугаешься.
– После такой ночи, любушка, я уже ничего не испугаюсь, – в голосе мужчины чувствовалась улыбка.
Твари, словно поняв, что промедление только прореживает их ряды, молча бросились к центру поляны, где находилась их добыча. Пётр уронил арбалет на землю и обнажил меч, готовясь принять вырвавшихся вперёд на его лезвие.
Вета вспомнила, что и она не беспомощна, и пока внизу разгоралась схватка принялась доставать из сумы на поясе заготовленные заранее припасы. Торопливо проговаривая заклинание, она проколола булавкой палец и прижала его к извлечённому из сумки шарику. Допевая последние слова заклинания с силой бросила шар в гущу тварей. Крикнула:
– Зажмурься! – и сама закрыла глаза.
Даже сквозь прикрытые веки вспышка солнечного света на миг ослепила, а когда Вета открыла глаза, то вначале ничего не увидела. Лишь вновь привыкнув к серебристому свету луны, ведунья с облегчением убедилась – сила потрачена не зря. Вместо мерзких тварей на земле чернели силуэты из угольного пепла. Ветер подхватывал чёрный прах и разносил его по поляне. Пётр внизу одной рукой тёр глаза, в другой по-прежнему сжимая меч. Приблуда рядом прижимался к земле и тихо поскуливал.
– Вета, где они? Я не слышу тварей. Говори!
– Их нет. Свет уничтожил.
Произнеся это, ведунья наконец и сама поверила, что всё кончилось. Опасность миновала. Голова закружилась от нахлынувшей слабости. Она неловко качнулась на ветке и полетела вниз.
Очнулась от того, что кто-то тёр ей лицо колючим снегом. Днём подтаявший, а теперь замёрзший, он царапал кожу мелкими льдинками.
– Хватит! – проговорила она.
– Веточка, ты меня так больше не пугай! Едва успел тебя поймать.
Глядя во встревоженные глаза Петра, Вета попыталась улыбнуться:
– Но ведь поймал.
– Поймал и больше не отпущу!
– Это я тебя не отпущу, глупый.
Холод, что выстуживал кровь, отступил, и глаза повлажнели от тающего в сердце льда. Весна пришла!
День год кормит
Светлана Сергеевна доить козу не умела, а потому сосредоточенно думала о будущем. Она уже давно заметила, что некоторые вещи у неё получаются автоматически, если сосредоточена на другом и позволяет телу всё решать самому. Похоже, оно, её новое тело, обладало собственной памятью, и когда контроль разума отступал, с удовольствием делало привычные действия.
Первый раз Светлана это заметила, когда долго и упорно пыталась освоить прялку. Пальцы не слушались, нить рвалась, пока она не заслушалась разговором Веты с пришедшей к ней за помощью соседкой. Её новая мать спокойно и подробно объясняла: в каких пропорциях смешивать травы, как заваривать, сколько и как часто давать малышу, чтобы избавить от кашля.
Собственная мать Светланы, оставшаяся в том, покинутом мире, тоже была врачом и примерно так же объясняла соседкам, как принимать лекарство от давления или чем лечить тот же кашель. Оттого певучий голос Веты успокаивал, примиряя Свету с новой жизнью, и хотелось слушать его бесконечно.
Закончив разговор, ведунья вернулась в горницу и на мгновенье замерла, повлажневшими глазами глядя на Свету.
– Ланушка, – тихо и ласково произнесла она, – умница моя! Вспомнила.
И Светлана только тут заметила, что её пальцы сами скручивают нить из кудели, вращают веретено, наматывая на него получившееся волокно. В тот раз она сразу дрогнула и порвала нить. Но потом убедилась, стоило ей отвлечься мыслями от какого-то дела, требующего лишь механических навыков, и оно начинало получаться. Она не задумываясь доставала из шкафа нужные предметы, ткала, пряла, иногда мурлыкала мелодии незнакомых Светлане песен. Если бы не тоскующий любящий взгляд Веты, который настигал её в такие минуты, Светлана часто и не замечала бы своих действий.
Вот и сейчас Света намеренно погрузилась в мысли о будущем, чтобы не мешать своим рукам доить козочку. До сих пор ей было не до того. Она старательно привыкала к новому миру, училась необходимым навыкам. Жительница большого современного города она не умела ни печь топить, ни воду на коромысле носить, ни варить на печи, ни вышивать, ни много чего ещё. Всё это пришлось осваивать заново. Хорошо, что Вета всегда была рядом, учила её, как малыша, ласково и грустно улыбась своим мыслям.
Они никогда не обсуждали случившееся в январскую ночь со Светой, но Света была уверена: ведунья знает, что в теле дочери чужая душа. И сейчас душе этой было неспокойно. Кончилась холодная зима и суровый март. Солнце начинало пригревать, на деревьях набухали почки, Вета перебирала семена, проверяла их на всхожесть, готовилась к предстоящим посадкам.
И эта забота о грядущем урожае словно разбудила Светлану от зимней спячки, заставило её душу затревожиться – неужели так, в ежегодной круговерти пройдёт её новая жизнь? Она не видела перспектив в этой деревенской идиллии. Стать ведуньей как Вета? Но вряд ли у неё есть нужные для этого качества. Да и желания приносить в жертву личную жизнь местным не слишком благодарным селянам у Светы не находилось. А что жертвовать личной свободой придётся, она поняла из разговоров у колодца, тихих поучений-предупреждений Веты. Как ни ценили знанья ведуньи жители, но под слоем благодарности и приязни у селян прятался страх перед её тайными знаниями и уменьями. А где страх, там и жестокость. Так что хоть и перенимала понемногу Света у матери секреты трав, но повторять её судьбу не желала.
Так что для девушки здесь оставался один путь – замужество. Это и в прошлой жизни не было для Светланы самоцелью, а здесь и вовсе казалось не слишком привлекательной судьбой: выйти за местного и прожить всю жизнь не покидая деревню, ухаживая за домом, хозяйством, мужем и выводком детей. Представляя такую картину, Света впадала в уныние.
Да и кандидатов в мужья, которые могли бы примирить её с подобной судьбой, она не находила. Единственного интересного мужчину – Петра, и того недавно перехватила Вета. Но тут Света даже не огорчилась. Смотреть на их счастье было радостно. Это дарило надежду – и здесь возможно найти истинную любовь. Пока они ещё немного таились от местных сплетников, собираясь пожениться в мае, в разгар весны, «чтобы Лада благословила их союз», поясняла Вета.
Остальные же парни даже рядом с Петром не стояли – глупые сопливые мальчишки. А сын старосты, Роман, что погубил, как поняла Светлана, прежнюю хозяйку её тела, ей и вовсе не нравился. Знала она таких красавчиков в прежней жизни. Такой мажор деревенского разлива. Похожий на гнилой орех – сверху крепкий, красивый, а внутри пустой. Чёрная труха вместо светлого сладкого ядрышка. Плохо то, что он снова стал обращать внимание на Светлану. Видно, её равнодушие его задело, ему хотелось вернуть власть над девушкой. Это могло сулить в будущем неприятности, и не только ей, но и Вете, и Петру, которые не станут терпеть его домогательства к дочери. Вон, ещё даже не женившись на Вете, Пётр от души врезал Роману на весенних закличках, когда увидел, как тот Лану лапает. А Роман, тот ещё козёл, мстительный, обязательно постарается им отплатить, гадость какую-нибудь сделать.
Светлана вздохнула, погладила козу Белку по спине и, подхватив ведёрко с плескавшимся на дне молоком, отправилась в дом.
***
То, что Вета и Пётр твёрдо решили пожениться, стало ясно всем, когда ведунья отправилась к нему, чтобы решить, что где посадит у его дома.
И то верно, свадьбу-то небось сыграют на Красную горку, а тогда что-то сажать уже поздно будет, – обсуждали её проход с дочерью в направлении дома будущего мужа местные матроны. – А у неё там травки особые растут. Не посадит, потом нигде не найдёт.
Светлана краем уха слушала эти пересуды, демонстративно неся в руках несколько саженцев и корзину с землёй, где прятались клубни ещё какого-то переселенца.
Во дворе Петра она немного походила с матерью для порядка, а потом сбежала в дом, решив оставить парочку наедине.
– Вы тут сами без меня справитесь, а я лучше лепёшек напеку, чтоб потом почаёвничать.
Останавливать её не стали. Вета, слегка покраснев, благодарно сверкнула в её сторону глазами. И теперь Светлана заводила тесто, разогревала сковороду. Они с матерью уже несколько раз приходили вместе к Петру, Вета лечила, а Света кашеварила, так что чувствовала на кухне Петра так же уверено, как и в доме ведуньи.
Изредка она бросала взгляды в окно и усмехалась:
– Ну прям как школьники – поцелуйчики, рукопожатья. Плюнули бы уже на эти саженцы, что ли.
Почему-то эти посадки тревожили Светлану. Они словно ставили точку в её надежде на то, что всё как-нибудь изменится и ей чудесным образом удастся выбраться из этих Ручейков. В книжках про попаданок, что когда-то она читала, иномирянку обязательно находил принц, маг, на худой конец аристократ какой-нибудь. И так и рвался решить её проблемы. Здесь же никого, даже отдалённо похожего на принца, во всей округе не наблюдалось.
Большая часть местных жителей дальше соседнего села не выезжали. Вон, Вета, вроде по местным меркам образованная женщина, читать и писать умела, а и вовсе эти Ручейки ни разу не покидала. И мысль, что и она вот так же проживёт всю свою жизнь в этой деревне, действовала на бывшую жительницу мегаполиса угнетающе.
Когда Пётр и Вета пришли и, отмывшись под рукомойником, сели к столу, их уже ждали пышные румяные лепёшки. К ним Света подала белую густую сметану и янтарный мёд. Глядя, как заботливо наливает Петру чай Вета, Светлана тихонько вздохнула:
– Где бы мне такого принца найти. Принцы да королевичи здесь, похоже, не водятся.
Пётр усмехнулся:
Поделиться книгой: