Вступление
У села Чернооково есть одна особая достопримечательность - криница. О ней говорится в старинных книгах. “Из-под крейдяной горы” текла кристально чистая вода, да столько, что образовалась речушка. Назвали ее Чернооковкой, видимо, по имени криницы, небольшое голубое зеркало которой напоминало око, обрамленное ресницами - темным кустарником. За прошедшее столетие речка обмелела, превратилась в ручей. Нет уже и некогда стоявшей здесь водяной мельницы, но криница по-прежнему живет, источает звенящую в тишине струю холодной, прозрачной воды. Лет двадцать назад криницу обустроили, укрепили откос бетонной стенкой, выровняли дно водоема, огородили забором. Криницу объявили памятником природы.
В 1931 году в Черноокове открыли школу - семилетку. Она явилась наследницей крохотной сельской школы, работавшей в селе с 1885 года. В 1952 году семилетку преобразовали в среднюю школу.
И вот о чем много раз думалось. Как же все-таки много общего у криницы с нашей школой. Криница - родник, неиссякаемый источник жизни, глубинные корни родства нашего, вечный зов к светлому. Разве высшее предназначение школы не в том состоит, чтобы обогащать ее питомцев силой знаний, звать к добрым делам и свершениям во благо земли нашей, ее народа!
Нас было23. Мальчишек и девчонок из ближайших к Черноокову населенных пунктов. Разных по характеру, способностям, воспитанию, достатку нас объединяла одна, но пламенная страсть - желание выйти в люди образованными, занять в жизни прочное место. Нам было по 12-15 лет, и эта неодинаковость объяснялась тем, что радостная весть об открытии новой семилетки в селе Чернооково, что означало возможность продолжать образование, застала нас на разных ступенях возраста.
Метеором промчались шесть десятилетий. Они высветили зигзаги жизни каждого, позволили увидеть финишный результат. Разные они, эти результаты, неоднозначные.
Довольно часто приходится слышать, особенно от людей известных, такую ставшую уже расхожей сентенцию: “Если бы мне предстояло начинать жизнь заново, я поступал бы точно также”. Думается, не обходится тут без лукавства, показной удовлетворенности. Трудно представить себе простого смертного в образе Сергия Радонежского, безгрешного праведника, ни на шаг не отступавшего от единственно правильной дороги. Что же касается одноклассников, в 1934 году закончивших Чернооковскую семилетку, кому и посвящена эта книжка, то со всей определенностью можно сказать: далеко не все из нас прожили так, как того хотели, а кое-кто вообще не прочь вычеркнуть из памяти отдельные страницы. Виною такого несоответствия планов и реальности не только внешние обстоятельства, главнейшим из которых была война, безжалостно прошедшаяся с косой по судьбам миллионов, но и собственные ошибки, безволие, легкомыслие.
Да, мы не безгрешны. Да, мы где-то на перепутье не проявили настойчивости, воли, энергии. Но это наша история, наша жизнь. И мы не вправе сейчас, на склоне лет пытаться что-то переиграть, пригладить. Пусть мы останемся в памяти наших внуков и правнуков такими, какими были в действительности, со своими достоинствами и недостатками. Главное - мы были честными перед собой, перед нашими близкими, трудились в меру своих сил, способностей. И мы любили свой отчий дом, свою Родину.
Патриотизм... Как приходит к нам это святое чувство? С молоком матери, родительскими генами? Безусловно. Но оно формируется и под постоянным влиянием общества, семьи, школы. За то, правильно ли ученик решил задачу об идущих друг другу навстречу поездах, отметку ставили, за плохое знание многочисленных правил грамматики двойка тебе была обеспечена. А вот по большому счету отношение к Отечеству пятибальной системой не измерялось. Никто тебе “ в лоб “ не говорил: “ Люби родину! “. Но когда директор школы В.В. Репков на уроке истории вдохновенно рассказывал, какие грозные события происходили в наших краях и как прощуры наши не на жизнь, а на смерть бились за родную землю, когда учитель литературы И.П. Сквазников своим тихим, с хрипотцой, голосом, читая заключительную часть повести Н.В. Гоголя “ Тарас Бульба”, где шла речь о мученической смерти ее героя, делал долгую паузу на словах : “ Да разве найдутся на свете такие огни, муки и такая сила, которая бы пересилила русскую силу! “, как бы призывая нас хорошо подумать над смыслом этих слов, когда мы, четверо брахловских ребят, вынужденные в трескучие морозы совершать многокилометровые походы из дома в школу и обратно, узнали, что наши мытарства небезразличны местной власти, и она распорядилась определить нас на постой в Черноокове - все это незримыми крупицами откладывалось в наших юных душах, укрепляло в нас чувства любви, к тому, что нас окружало, чем мы жили и дышали.
Так получилось, что никто из нас, в 1934 году закончивших Чернооковскую семилетку, впоследствии не прославился, не получил широкой известности. Не нашлось среди нас ни мудрых Ломоносовых, ни “быстрых разумом Невтонов”, ни выдающихся полководцев, врачей, новаторов производства. Простые, скромные, рядовые граждане страны, какие и составляют общность, именуемую НАРОД. Так, может быть, рассказ об их жизни, судьбе тем и интересен, что это в известном смысле срез нашего общества, обычные представители тех, кто жил, страдал, любил, мечтал в 30-ые и последующие годы двадцатого столетия.
У меня давно родилось желание рассказать о своих друзьях-товарищах, с кем свела судьба вместе поступить в только что открывшуюся в селе Чернооково семилетку и затем в течение трех лет под руководством наставников постигать мир знаний. Однако, до предела загруженный служебными делами, все откладывал осуществление задумки до лучших времен. И только на закате лет, поддержанный одноклассниками А.Д.Цыганком и Н.С. Шевцовым и с их помощью, взялся за сбор материалов для книги, название которой родилось само собой “Первый выпуск”.
Дело это оказалось весьма трудным. Прошло шестьдесят лет. Многие участники тех событий ушли из жизни, другие по состоянию здоровья, а кое-кто и по только им известным причинам не желает ворошить прошлого. В связи с развалом некогда единой страны возникли значительные трудности со сбором необходимых материалов в музеях и архивах.
Оставалось надеяться на свою память, а она, как известно особа своенравная, избирательная. Ее можно представить в виде фотопленки, долгие годы пролежавшей не обработанной. Кладешь ее в проявитель и видишь, как постепенно прорисовываются контуры картины прошлого, знакомые лица. Увы, таких сохранившихся кадров единицы. На остальных - темь непроглядная, ничего не разберешь. Смыто рекой Забвения. Ну, а тому, что запомнилось, нельзя не радоваться.
Вот и попробую, опираясь на свою память и воспоминания других участников и свидетелей давних событий, на обнаруженные архивные документы, рассказать о Чернооковской ШКМ периода 1931-1934 годов, о ее первых выпускниках, их судьбах. Отдавая себе ясный отчет в том, что рассказ этот далеко не полный и во многом несовершенный, тем не менее хотел бы попросить читателя уделить ему свое внимание.
Глава1. Шаг в неизведанное.
Во дворе голосисто надрывался петух. Прокричит свое извечное соло, переведет дух, и снова:
-Ку-ка-ре-ку!
“Да утихомирься, ты, - хотелось сказать непрошеному будильнику, - не сплю я, давно не сплю”.
Мысли, словно воздушные пушинки одуванчика, цепляясь друг за друга, уносили в дальние дали, рисовали картины неведомого и желанного, навстречу которому мне предстояло сегодня сделать первый шаг.
Это теперь, на излете двадцатого века, среднее образование стало обыденностью, а для кого и - тяжелой обузой. Тогда же, в конце двадцатых - начале тридцатых годов, в сельской местности даже семилетка для мальчишек и девчонок была предметом сокровенных мечтаний, большей частью напрасных. Считалось, для того, чтобы пахать землю, доить коров, убирать сено вполне достаточно и образования, полученного в местной начальной школе. Ну, а кто вознамерился преодолеть этот рубеж, видел себя в будущем в ином качестве - интеллигента, высококвалифицированного специалиста и уж, конечно, жителя “культурного” города. Смена образа жизни, социальной принадлежности, перелом в сознании, психологии - а это совсем не просто.
Потому-то мне и не спалось в ту теплую осеннюю ночь. Наступало 1 сентября 1931 года - первый день учебы во вновь открывшейся Чернооковской школе колхозной молодежи.
Еле просматриваемый в полутьме серый прямоугольник окна начал бледнеть. Очертания предметов становились все четче, рельефнее. Брызнувший в стекло луч восходящего солнца зажег на подоконнике ярко-красные огоньки герани.
Хата постепенно наполнялась светом и до боли знакомыми звуками деревенского утра. Легкое потрескивание огня и глухое шуршание днища сосуда о кирпичный настил - это мать разожгла печь, задвигает неподъемные чугуны с варевом для домашней живности. Звякнуло пустое ведро, скрипнула дверь в сени. Через какое-то время мать снова вернулась в избу, поставила тяжелое ведро на стол. Послышалось легкое урчание переливаемой жидкости, и по комнате разнесся еле уловимый запах парного молока. А со двора доносилось кудахтанье кур, повизгивание изголодавшегося поросенка, шумная многоголосица проходящего мимо стада коров. Утро взяло разбег, пора вставать.
Я уже заканчивал завтрак, когда в проеме раскрытой двери появилось худощавое, словно бы сжатое с обеих сторон лицо Василия Бегунова. Его темные глаза-маслины, как и все лицо, излучали нескрываемую радость.
- Сейчас, сейчас, - заторопился я. И, вскочив из-за стола, набросил на себя пиджак, перекинул через плечо еще с вечера приготовленную сумку с тетрадями, карандашом, ручкой, флакончиком фиолетовых чернил. Мать и отец наблюдали за мной молча, и только тихая, теплая улыбка озаряла их уже изрядно тронутые морщинами лица. Родители обошлись без церемонного напутствия. Отец просто сказал:
- Учитесь, может умнее нас будете.
Мы шли с Васей улицей, проложенной по берегу неторопливой Снови, и нас переполняло чувство какой-то необычной легкости, радостного ожидания. Над зеркалом словно бы застывшей реки струился пушистый эфирный туман; поднимаясь кверху, он таял в голубизне неба. А над зубчатой полоской дальнего леса все выше и выше взбиралось солнце, еще жаркое в этот погожий день начала осени.
В центре села, издавна именуемого “Рынком”, нас поджидало еще двое сверстников, коих потом еще на целых три года объединили совместные хождения по маршруту Брахлов-Чернооково и обратно: Артем Кузоро, скромный, малоразговорчивый парень со слегка скошенной головой и круглолицый, с одутловатыми щеками Федор Руденок. Оба они жили на поселке Горки- одном из пяти спутников Брахлова, выделившихся из села-прародителя в двадцатые годы.
-Кудой пойдим?- обратился я к компании.
-Дык балотам ближэй, - ответил Бегунов.
С ним согласились. Два старинных села Брахлов и Чернооково, разделяют каких-нибудь четыре километра. Это в обход, по грунтовой дороге, а тропой, проложенной болотистым, изрезанным ручьями и канавами - и того меньше. Для босоногих подлетков, да еще парящих в облаках розовой мечты, это не расстояние.
Шли, балагурили, обменивались шутками, а увидели перед собою обнесенное невысоким штакетником большое, одноэтажное здание школы, приумолкли. Ноги стали какими-то ватными, сердце учащенно забилось, да так, что его удары отдавались в ушах. На деревянных ступенях сидел серый, с белой шеей кот. Увидев нас, встал, дал пройти.
- Хорошая примета - ни к кому не обращаясь, проронил Кузоро.
Просторный вестибюль быстро наполнялся шумливой ребятней. Кучковались “земляческими диаспорами”: чернооковские, брахловские, шамовские. Белокурый, среднего роста мужчина лет тридцати, поправляя сбивающийся на лоб локон прямых волос, объявил:
-Заходите в класс. Рассаживайтесь.
-Кто это ?- тихонько спросил Руденок.
-Не знаю,- отмахнулся Бегунов. - Наверно, учитель.
Когда расставленные в классе рядами парты были заполнены, моложавый блондин вышел вперед, заговорил негромким, сбивающимся голосом:
-Сегодня у нас с вами праздничный день: после долгих ожиданий, надежд и разочарований наконец-то родилась новая школа- Чернооковская ШКМ. Пройдут годы, будут открыты и в нашей местности новые школы, и не только семилетки, но и средние, ваши дети и внуки займут в них места за партами, но эту школу, которая даст вам возможность продолжать образование, раздвинуть горизонты знаний, вы не забудете никогда.
Он смотрел нам в глаза, и было видно, что волнуется не меньше нашего. Для Виктора Васильевича Репкова - это было “ боевое крещение” в должности директора школы.
Глава 2. Немного истории
Далеко не все знают, что местность, где расположены города Чернигов, Брянск, Стародуб, Новгород-Северский и, естественно, наши благословенные села Брахлов, Чернооково,- это земля Северская, Северщина. Название это пришло к нам из глубины веков, когда в Придеснянской долине обитало одно из восточнославянских племен -
Земля Северская на протяжении многовековой истории была ареной кровопролитных сражений. В древности нашим прародителям приходилось отбивать набеги агрессивных любителей чужого добра - печенегов, хазар, половцев. В середине ХШ века до Северских земель докатился испепеляющий смерч монголо-татарского нашествия. Более 150 лет Северщина находилась под властью Великого княжества Литовского, а потом Речи Посполитой, и все эти годы не затихала борьба народа против поработителей.
По территории Северщины пролегал организованный польскими магнатами поход Лжедмитрия на Москву. С Северской земли, из Стародуба начался поход и другого самозванца - Лжедмитрия II, “Тушинского вора”. По пыльным дорогам Северщины проходили полки шведского короля Карла ХII, направляясь к Полтаве, чтобы там испытать на себе всю силу гнева, поднявшегося против иноземных захватчиков российского народа.
Память о былых сражениях, других грозных событиях, происходивших на территории края, хранят поросшие кустарником курганы, то там, то здесь возвышающиеся среди полей, пожелтевшие от времени фолианты летописцев, исследователей старины, переходящие из поколения в поколение легенды и сказания.
История безостановочно отмеривает свои шаги. Теперь уже нам, видимо, неподвластно установить, кто был тот пращур, что из смоляных бревен срубил в полуверсте от полноводной Снови первую избу и, тем самым положил начало населенному пункту. Достоверно только известно, что деревня Чернооково существовала уже в 1620 году, когда по частям принадлежала Рубцам и Ишутенкам. Еще раньше, как свидетельствуют предания, ее владельцем был «москаль Мелко», а с приходом поляков Чернооково «держал» Гаранин, которого затем сменил « неякись Остраянский».
Менялись крепостники, село переходило от одного владельца к другому. В исторической хронике, относящейся к ХУШ веку, читаем: «Деревня Чернооково принадлежит к владениям господина генерал- фельдмаршала, сенатора и разных орденов кавалера графа Петра Александровича Румянцева-Задунайского (по купли от иллирического графа Владиславича) судье земскому Стародубскому Григорию, сотнику топальскому Василию и сотнику ж вакансовому Михаилу Рубцам”.
Там же дается перечень обывателей Черноокова:
“ Сотник Рубец 1,
Атаман сотенный 1,
Войсковой канцелярист1,
Казаков- подпомощников 3 двора, 3 хаты,
Подданных/ графских/ 7 дворов, 7 хат, 1 бездворовый,
Судьи земского Григория Рубца 11 дворов, 11 хат, 5 б/д
Сотника вакансового Рубца 12 дворов, 12 хат,5 б/д
Разночинческих подсуседков 2 бездворных.”
Современному читателю многое непонятно в этой исторической справке. Кто такие сотники, атаман сотенный, войсковой канцелярист, сотник вакансовый? А что это за подпомощники казаков, подсоседки разночинческие? Чтобы разобраться в этой терминологии, надобно знать, что в те годы южная часть Северщины входила в состав территории, управляемой царским правительством через гетманство Левобережной Украины. На этой территории, где проживало много казаков, верховная власть осуществлялась гетманом (находившимся, правда, в зависимости от московского царя). Гетманство делилось на полки, которые были военно-административными единицами со своими правлениями, занимавшимися не только военными, но и другими управленческими делами. Полки в свою очередь делились на сотни, возглавляемые сотниками (а в их отсутствие - вакансовыми сотниками). Военачальником сотни был сотенный атаман. При нем была канцелярия для ведения необходимого учета, переписки и т.д. Те же жители (обыватели), что не входили в число реестровых казаков, назывались подпомощниками казаков, разночинческими подсуседками.
В те годы село Чернооково входило в состав Топольской сотни (волости), Стародубского полка. Во второй половине ХУШ века топольское сотенное правление перевели в Чернооково, видимо, потому, что здесь жили Василий и Михаил Рубцы, последовательно выполнявшие обязанности сотника.
За право владеть земельными угодьями, лесами, населенными пунктами и их жителями - крестьянами шла постоянная борьба между крепостниками. Сыновья делили наследство отца, родственники вели тяжбу за право наследования, правдами и неправдами добивались своего преимущества.
Более 20-ти лет продолжалась тяжба за имение (куда входили половина Брахлова, Черноокова и другие близлежащие деревни) Федора Рубца, скончавшегося в гилянском (персидском) походе и не имевшего прямых наследников, пока не завладел им оборотистый Иван Лашкевич “со товарищи Михаилом Янжулом, Петром Богинским да Осипом Саврицким”. Потомков этих самых Лашкевича и Янжула хорошо помнили старики - односельчане в тридцатых годах двадцатого столетия, а могильную плиту одного из Янжулов Александр Цыганок отыскал на месте, где раньше стояла брахловская церковь.
За землю-матушку бились не только богатеи, магнаты, но и крепостные крестьяне - за свои клочки пашни.
В числе других учащихся первого выпуска Чернооковской ШКМ были двое ребят из Шамовки - рослые, физически крепкие парни Иван Макаренко и Василий Захаренко. Знали ли они историю возникновения их слободки? А она драматичная.
В начале второй половины ХУП века здесь, на берегу Снови, в трех верстах от Черноокова тогдашний владелец этой местности Михаил Рубец поселил какое-то число крестьян. А земля, где образовалось это поселение, была спорная - считалась она курозновской, но на нее претендовали также жители деревни Чубковичи. Возмущенные чубковцы несколько раз разоряли слободку.
В 1681 году Михаил Рубец жаловался высшему начальству, что те (чубковцы)
Деревня, однако, возродилась вновь, живет она и поныне.
Обыватели, те, что побогаче, брали землю у полковой администрации в аренду. Вот какой любопытный документ отыскался в архиве А.С. Лашкевича (сохраняем его стиль и орфографию):
Роман Васильевич, февраля 6 дня, року 1657.
Писан в Топали, сотник топальский, войска его царского величества Запорозкого, рукою. Рукою, полковника стародубский, Иван Гуляницкий.
Тяжелая жизнь была у крепостных крестьян. Пять дней в неделю они должны были работать на господских полях, а оставшиеся два дня - на своих небольших участках. Отрабатывая барщину, трудились в поте лица. Да и после отмены крепостного права улучшения не наступило. Плодородные земли достались панам. Чтобы выкупить землю, нужны были большие деньги.
А где они у крестьянина? И опять на поклон к барину, опять полная зависимость от него. А тут еще налоги: подушная подать, поземельный, межевой, уездный, губернский. До трех четвертей дохода крестьянина уходило на уплату налогов.
В старинных книгах сохранилось описание внешнего вида Черноокова, Брахлова, других тогдашних сел и деревень. Перечисляется, сколько было хат, партикулярных (принадлежащих сельской знати) домов, количество покоев (комнат) в них, наличие церкви, часовни, мельницы, шинкового дома (харчевни, кабака), сотенного правления, пенечных (пеньковых) заводов, смолокурней и т.д. Но вот что примечательно: нигде не называются школы. Не было их тогда (в ХУI- ХУIII века) в нашей округе.
Если кто в селе из числа зажиточных крестьян и владел начальной грамотой, то научился он писать и читать либо самостоятельно, либо в городе или в монастыре. И только в Х1Х веке в Черноокове была открыта первая школа - земская начальная. Официальным временем ее создания считается 1885 год. Первым учителем школы был Митрофан Никитич Куст, уроженец деревни Шамовки, выпускник учительской семинарии. Он сочетал в своем лице и директора, и преподавателя, и завхоза. Только в 1906 году ему в помощь прислали учительницу. А всего Митрофан Никитич проработал в Чернооковской школе 44 года. Люди, знавшие его, отзываются о нем с глубоким уважением, как о прекрасном человеке и наставнике, настоящем подвижнике на ниве народного образования.
Начальная школа в 1931 году была преобразована в семилетку. Называлась она тогда Чернооковская школа колхозной молодежи. Обучались в ней дети из соседних селений Чернооковского, Истопского, Брахловского, Плавенского и Лобановского сельских советов.
Располагалась школа в недавно построенном здании на границе между Чернооковом и Полховом. Мне и сейчас, спустя более полувека, хорошо помнится довольно большой, по нашим тогдашним представлениям, дом, окруженный невысоким штакетником и курчавыми березками, светлые классы, заставленные старыми, изготовленными едва ли не во времена Митрофана Никитича партами, хранившими на себе следы вандализма постигавших грамоту лоботрясов, узкий коридор и расположенную в его конце учительскую, куда провинившиеся ходили, как на эшафот.
Преемницей нашей семилетки явилась созданная на ее базе в 1952 году Чернооковская средняя школа. Впоследствии было построено новое, современное здание, а старое помещение школы стало использоваться в качестве мастерских производственного обучения.
Шли годы. Обновлялся педагогический коллектив, менялся контингент учащихся. И уже сидевшие когда-то за партами в семилетке Н.Поповский и Л. Зарубко успели стать учителями и сами поработали какое-то время в родной школе, а дети А.Цыганка тоже давно уже закончили ту же школу, в которой начинал путь к знаниям их отец.
Безостановочно летит время. А память, благословенная память все чаще возвращает нас к истокам, в неизбывное прошлое тех мест, где ты родился, где прошло твое детство. Край родимый. Хорошо о нем сказал поэт Павел Быков: