Гимназистка. Под тенью белой лисы

Прозвучало несколько пафосно, но если уж меня отправят на столь неквалифицированную должность, мыть их точно не буду, у меня на такой случай припасены прекрасные бытовые плетения, позволяющие и фаянс отчистить, и самый тонкий хрусталь оттереть до блеска. Владимир Петрович этого, разумеется, не знал, поэтому моя готовность к жертвам произвела на него нужное впечатление.

— Разумеется, в посудомойки вас никто не определит, — чуть смущённо сказал он. — Такого Фаина Алексеевна нам никогда не простит. Но конкретно у нас на кафедре есть только одно вакантное место лаборанта в лаборатории целительских артефактов.

— Это замечательно, я согласна, — почти перебила я заведующего, как раз собирающегося пояснить, почему оно мне не подходит.

— Боюсь, Елизавета Дмитриевна, — не сбился Владимир Петрович с мысли, — это слишком грязная работа для деликатной барышни.

Поскольку она была единственной и, можно сказать, в шаговой доступности, отказываться от неё я не собиралась. Работа, да ещё связанная с моей будущей специальностью — как раз то, что мне сейчас необходимо.

— Зато наверняка очень интересная, — нашла я что сказать. — Целительские артефакты — за ними точно большое будущее.

— Хм, действительно, как это я забыл? — внезапно оживился Владимир Петрович. — Ведь ваш дедушка, Станислав Андреевич, был известнейшим специалистом по целительским артефактам. Артефакты Седых до сих пор используются и считаются одними из лучших. Семейная тяга, значит.

Посмотрел он на меня почти умилённо, я же не стала его разочаровывать сообщением о том, что если я и знала что-то об отце матери, то только то, что тот был сильным целителем. Про его работу с артефактами я сегодня услышала впервые.

— У нас и труды его в библиотеке есть, — тем временем радостно продолжал заведующий. — Весьма, весьма выдающиеся труды. Но что это я? Вы же наверняка их читали, Елизавета Дмитриевна.

— К моему величайшему сожалению, нет. У нас дома не было ни одной книги по магии.

— Ни одной? — осуждающе повторил Владимир Петрович. — Как это непредусмотрительно.

— Значит, я могу считать должность лаборанта своей? — не позволила я ему отвлечься.

— Экая вы напористая барышня, Елизавета Дмитриевна.

И не понять, осуждает или поддерживает. Наверное, я веду себя совсем не так, как положено вести себя воспитанной барышне из крупного оборотнического клана. Но тут уж ничего не поделать. Не сумела Фаина Алексеевна воспитать внучку в должном ключе, за что и пострадала, как морально, так и финансово. Наверняка уже на частных детективов потратилась, не обошлась же она одними объявлениями в газетах и обещаниями Волкову?

— Когда ваша жизнь зависит только от вас, Владимир Петрович, поневоле приходится быть напористой, если не хочешь оказаться там, куда запланировала засунуть бабушка. А именно — на задворках жизни.

Я попыталась скромно улыбнуться, но, подозреваю, рыси скромно улыбаться не умели, только хищно, потому что во взоре Владимира Петровича так и не появилось сочувствия к барышне, попавшей в беду. Впрочем, я себя таковой и не чувствовала. Разве что немного загнанной в угол, из которого я уже почти выбралась.

— На задворках вам точно не суждено оказаться, Елизавета Дмитриевна. Но я не уверен, что вы справитесь с должностью лаборанта.

— А как насчёт испытательного срока? — предложила я. — С предоставлением служебной жилплощади?

— Оплачиваемой, — сурово предупредил он.

— Разумеется, Владимир Петрович, — улыбнулась я совершенно счастливо, поскольку поняла: этот раунд за мной. — Я не прошу ничего сверх необходимого минимума. И приложу все силы, чтобы оправдать ваше доверие. Я очень быстро всему учусь, Владимир Петрович.

— А ещё вы необычайно скромны, Елизавета Дмитриевна, — ехидно заметил Владимир Петрович, придвигая к себе ещё два листа бумаги. — Учтите, если заведующий лабораторией по окончании испытательного срока откажется с вами сотрудничать, вам придётся искать другое место работы.

— Не откажется, — уверенно ответила я. — И на рекомендованные вами курсы я тоже непременно пойду. В моих интересах получить знания и показать себя с наилучшей стороны. Вы не пожалеете, что мне помогли.

— Хотелось бы в это верить, Елизавета Дмитриевна, — вздохнул Владимир Петрович. — И вот ещё что. Я бы не рекомендовал вам пока проходить официальную процедуру по определению уровня дара, а всем любопытствующим отвечать, что моим артефактом показано чуть больше двухсот единиц. В целях вашей же безопасности: для полноценного обучения этого уровня достаточно, в то же время не привлечёте повышенного интереса. То есть, конечно, привлечёте, но как красивая девушка, а не как разменная монета в межклановых играх.

Про межклановые игры он сказал с явным неодобрением. Наверное, считает их пережитком, висящим кандальными шарами на ногах Российской империи. И в этом он, несомненно, прав: с того, кому много дано, должно и больше спрашиваться, но по факту им многое спускается с рук…

Глава 5

Первым делом я отправилась радовать заведующего лабораторией целительских артефактов тем, что так необходимый ему лаборант готов приступить к работе уже с завтрашнего дня. К сожалению, самого заведующего на месте не оказалось, и пришлось радовать того, кто там обнаружился. А именно: аспиранта Соколова Павла Владимирович, которого я сразу уведомила, что работать у них буду до начала моих занятий, предусмотрительно умолчав об испытательном сроке. А зачем о нём вообще вспоминать, я же его непременно пройду.

— Седых? — удивлённо спросил он. — А если безо всякой конспирации?

— То Седых, — твёрдо ответила я. — Собираюсь пойти по стопам дедушки, талантливого целителя. Мне сказали, у вас в лаборатории много его работ.

— Да откуда много? — запротестовал Соколов, но немного отстранённо, словно основные мыслительные мощности уходили на решение вопроса, откуда же я, такая замечательная, свалилась к ним на голову. — Пару брошюрок, и то слишком специализированные, чтобы вы там хоть что-то поняли. Простите, если обидел, но там отнюдь не развлекательная литература, Елизавета Дмитриевна.

— Ничего страшного, — бодро ответила я. — Собираюсь сделать всё, чтобы не посрамить память дедушки. И разобраться во всём, в чём он разбирался, планировал разобраться и о чём даже не подозревал.

— Какие у вас обширные планы, Елизавета Дмитриевна, не боитесь надорваться? Красивым девушкам самоистязание вредно.

Не знаю, что там решил Соколов по поводу моего происхождения, но сейчас он знатно распушивал хвост, пытаясь произвести на меня наилучшее впечатление из возможных.

— Что поделать? — притворно вздохнула я, решив сразу дать понять, что за мной никаких сильных кланов не стоит. — Одинокая девушка, как бы она ни была хороша, должна что-то есть и где-то жить. Кстати, мне сегодня необходимо решить ещё обе эти задачи, поэтому я вас покину до завтра. В чём мне нужно приходить на работу?

— Вам нужен лабораторный халат, — уже не с таким энтузиазмом ответил он. — Но его мы можем подобрать из имеющихся у нас. Я бы и сейчас вам выдал, но нужно разрешение Тимофея Филипповича.

Он улыбнулся с таким выражением, словно если бы всё зависело от него, то он бы мне точно выделили всё самое лучшее и немедленно.

— Я понимаю. — Отзеркалила я ему улыбку. — Думаю, ничего страшного до завтра не случится.

— Вспомнил! — внезапно оживился он. — Вы же Рысьина.

— Я — Седых, — с напором поправила я, намекая, что слишком хорошая память не способствует хорошим отношениям со мной.

— Кстати, вы не очень-то и похожи на свою фотографию. Подождите-ка… — Он метнулся к шкафу, вытащил пачку газет и споро начал их перебирать. — Вот. Смотрите сами, Елизавета Дмитриевна.

В газете обнаружилось ещё одно рысьинское объявление, на этот раз с фотографией и увеличившейся до 12 тысяч суммой за информацию о пропавшей любимой внучке. Как жаль, что мне не воспользоваться столь заманчивым предложением. Даже телеграфируй я прямо сейчас бабушке, вряд ли выплатит. А вот Соколову… Хотя он, кажется, тоже не выглядит особо заинтересованным обещанными деньгами.

— Хотите подзаработать? — уточнила я.

Соколов сначала оскорблённо вскинулся, а потом всё же решил перевести в шутку.

— Увы, не получится, — притворно вздохнул он. — Рысьины уже наверняка в курсе, где вы. Не пошли на поводу у княгини? И правильно, — неожиданно закончил он. — Я считаю, что все эти клановые системы и сопутствующие им ограничения — пережитки прошлого. Вы со мной согласны?

— Разумеется, — подтвердила я, подозревая, что основная причина столь резких высказываний в том, что семье Соколова не удалось правильно встроиться в эту систему. Пиджачок на нём был несколько потёртый и явно не из последней модной коллекции. Даже Моськин выглядел солиднее. Похоже, целителям-теоретикам не так много платят…

— Система самодержавия насквозь прогнила, — вдохновенно вещал Соколов. — Вы не представляете, в каких условиях нынче живёт университетская интеллигенция. А рабочие? А крестьяне? Разве может человек разумный жить в таких условиях?

Я забеспокоилась. Чем-чем, а свержением существующего государственного строя я заниматься не собиралась. Плох ли, хорош — мне пока было не до изучения этого вопроса, а вот получить отметку неблагонадёжной личности прямо сейчас я могла запросто. А с ней меня так же запросто могли выставить из университета прямо в любящие бабушкины руки.

— Боюсь, не нам с вами об этом судить, — осторожно заметила я. — Наше дело — целительство, а не политика.

— Наше дело — спасение людей, — возразил Соколов. — А для этого хороши все средства.

— Все законные средства, — парировала я.

— Разумеется, Елизавета Дмитриевна, — воодушевился он. — Разве я говорю о незаконных?

— Все законные целительские средства, — отрезала я и двинулась к выходу. — Всего хорошего, Павел Владимирович.

— Для вас просто Павел, — сказал он мне вслед.

Но поскольку я уже была за дверью, сделала вид, что не услышала. Вот ведь засада какая! Нужно держаться подальше от тех, кто, пролетая над тобой, может нехило обгадить. А то, что он Соколов, а не Воробьёв даже хуже, потому что дерьма в случае чего окажется куда больше. В приметы про гадящих на счастье птичек я не верю, поэтому было бы лучше, если бы остальные беседы проходили под присмотром заведующего лабораторией. И касались исключительно рабочих вопросов.

Владимир Петрович, несмотря на то что издал приказ о моём зачислении, направил меня всё же не в студенческое общежитие, а в здание, где проживали аспиранты и преподаватели. Разумеется, те, кто не имел жилья в городе. Когда я увидела своё, поняла, почему это здание такое маленькое: отсюда сбегали при первой же возможности. Комната была на одного, но совершенно крошечная, и ни о каких личных удобствах, к которым я уже успела привыкнуть, и речи не шло. Я потрогала матрац, твёрдый, почти как доски под ним, и подумала, что высыпаться в таких условиях — сродни подвигу. Надеюсь, хотя бы клопов тут нет.

— Столоваться будете у нас али как? — спросил управляющий, не дождавшись от меня положенных при заселении восторгов.

— А какие варианты?

Я попыталась осмотреть шкаф, такой плоский, что вздумай кто туда прятать любовника, не смог бы закрыть дверцу. Впрочем, для начала её надо было распахнуть, а моих сил для такого простого действия не хватало. Дверца мёртво стояла на страже нравственности.

— У нас, в студенческой столовой, в городе. — Управляющий, заметив мои затруднения, дёрнул за ручки и створки с противным скрипом распахнулись, обнажив унылое нутро с одной вешалкой. — У нас чуть подороже, чем в студенческой столовой, но тоже идут доплаты из казны. В комнатах готовить нельзя, узнаю — оштрафую.

Сговорились мы в конце концов и на проживание, и на стол, тем более что поесть я могла уже сейчас, что и стало определяющим. К тому же я препположила, что преподавателей должны кормить получше, чем студентов. В конце концов, если будет совсем плохо, просто откажусь со следующего месяца и перейду в студенческую столовую.

Завтрак не впечатлил — остывшая каша и еле тёплый чай — но был совсем не лишним. Маленький пирожок с повидлом, выданный к чаю, я есть не стала, оставила для Мефодия Всеславовича, шкатулку с которым открыла, как только вернулась с завтрака и заперлась в комнате.

— Получилось, Елизавета Дмитриевна? — осторожно уточнил он, оглядев новые совершенно невпечатляющие владения.

— В университет зачислили, на работу приняли, — отрапортовала я. — Правда, Мефодий Всеславович, на работе возможны проблемы.

Обрисовать проблемы я не успела, поскольку в дверь постучали столь сильно и уверенно, что я сразу решила: вот он, результат неосторожного разговора с Соколовым. Да он вообще мог быть провокатором, и сейчас по мою душу пришла полиция. Кстати, как происходит арест владеющих магией? Это же может быть опасно для окружающих, если маг не захочет арестовываться. Но тут уже ранее виденное зелёное плетение ворвалось в комнату, обрисовало меня и прошло сквозь домового, не посчитав его препятствием.

— Елизавета, открывай. Я знаю, что ты тут. — Кого-кого, а княгиню услышать я настолько не рассчитывала, что от растерянности попросту застыла посреди комнаты. — Или ты меня боишься?

— С чего бы мне вас бояться, дорогая бабушка? — насмешливо протянула я, открывая дверь. Почему-то осознание, что по мою душу пришли всего лишь родственники, несказанно успокоило. — Просто видеть вас желания нет.

Княгиня была одна, не озаботилась она группой поддержки. То ли была уверена, что в случае чего справится со мной без помощников, то ли хотела поговорить без свидетелей.

— Признаться, тебе удалось меня удивить, — высокомерно бросила она. — Только ради чего? Ради вот этого вот? — Презрительный кивок на жалкое убранство комнаты, в которой шкаф так и щерился дверцами, показывая пустое нутро. — Рысьины так жить не должны.

— Я не Рысьина, я Седых.

— Я бы поспорила, — княгиня прищурилась, старательно притушивая внезапно заблестевшие глаза. — Рысьиной тебя признал тотем основателя, что касается Седых… Могу я войти или так и будем разговаривать на пороге, делая нашу беседу достоянием любого желающего?

— Входите, Фаина Алексеевна.

Я посторонилась, и княгиня прошла мимо, предоставляя мне возможность закрыть за собой дверь. Уселась она на стул с таким видом, словно тот стоял в тронном зале. Поскольку стул был единственным, наверняка она рассчитывала, что я останусь стоять и приму её выговор со склонённой головой. Но я устроилась на кровати, которая хоть и жёсткая, а всё же помягче цельнодеревянного стула.

— И стоило оно того? — мягко спросила княгиня. — Лишиться всего, что имеешь, ради призрачного шанса.

— У меня ничего не было, — напомнила я. — Раз уж вы отказываете мне в фамилии Седых, то и на их имущество я претендовать не могу, не так ли?

На всякий случай я поставила полог тишины, но, похоже, в этот раз наш разговор не был интересен никому, кроме нас двоих: попыток подслушать не наблюдалось.

— А ведь я могу обеспечить тебе массу неприятностей, — улыбнулась она, почти мурлыча. — Не любят у нас, когда происходит захват чужого тела.

Обеспечить неприятностями могла и я Рысьиных.

— Я это сделала не по своему желанию, а по вашему, — напомнила я.

Княгиня подавилась тем, что собиралась приводить аргументами дальше, и прошипела в ответ:

— Что за ерунду ты несёшь?

Но несмотря на сказанное, она весьма споро построила свою защиту от прослушивания: ведь моей она не видела и опасалась, что Рысьинские секреты узнает посторонний.

— Видите ли, Фаина Алексеевна, если сесть и спокойно подумать, почему вообще после применения заклинания, выдернувшего из тела душу, удалось притянуть хоть кого-то, приходишь к неутешительным выводам: для этого оно должно было произнесено в присутствии тех из клана, кто сможет быстро переправить тело, оставшееся без души, к целителям. А значит, напали на нас Рысьины и они же убили Ольгу Станиславовну. Вы рассчитывали, что испуганный человек, которому не на кого и не на что будет опереться, согласится на все ваши условия. Но, простите, с убийцами мне не по пути. Доказать, кстати, присутствие людей из клана при необходимости будет проще простого.

Намекала я на снятые в квартире отпечатки пальцев, но княгиня о том вряд ли могла знать. Впрочем, на неё и без того было жалко смотреть: высокомерие с неё слетело, а вот груз прожитых лет, напротив, проявился на лице. В один момент она превратилась из моложавой женщины в поникшую развалину.

— Ты не права, — хрипло выдавила она. — Мы не убивали Ольгу.

— Она сама убилась? — предположила я. — Учтите, я не поверю, что при убийстве не было вас или кого-нибудь другого из клана.

— Если ты так уверена в своих выводах, почему не боишься, что мы и тебя убьём? — с нехорошей улыбкой спросила Рысьина.

— Вам нужен артефакт, — напомнила я, — к которому ключом является это тело.

— Ты можешь думать о нас что угодно, но мы не убивали Ольгу, — твёрдо сказала княгиня. — Да, всё дело в артефакте, чёрт бы его побрал! — она стукнула кулаком по столу, на котором словно выжженный след остался, но я пенять на порчу казённого имущества не стала. — Потому что эта дура не понимала, как опасно владение такой вещью. Я её уговаривала отдать, что обезопасило бы вас обеих, но она стояла насмерть. Вот и…

— Поэтому вы её решили припугнуть?

— Не поэтому. А потому что та Лиза показала артефакт не тому человеку, и посторонним стало известно о том, что он у неё есть. Это перестало быть тайной.

— Посторонним — это Юрию Александровичу? — уточнила я, прикинув, кому именно могла показать секретный артефакт та Лиза, что была до меня. По всему выходило, что доверенных лиц у неё было не так уж и много.

— Именно. — Княгиня кивнула и сложила руки под грудью. За её руками я следила не отрываясь: всё же не было полной уверенности, что она не попытается меня устранить. — Что Александр Николаевич, что его сын необычайно болтливы, поэтому вопрос был только в том, когда информация дойдёт до заинтересованных людей и за внучкой начнётся охота.

— А не проще было бы вернуть артефакт владельцам? Это сразу снимало ряд проблем.

— Сразу видно, что ты мыслишь другими категориями, — высокомерно ответила княгиня. — Владение подобным артефактом даёт клану большие преимущества, пусть даже это владение тайное. Но каких-то сто лет — и артефакт считался бы уже нашей собственностью. Конечно, это большой риск и проще было бы вернуть бывшим владельцам. Но открытый возврат бросил бы на наш клан такую тень, от которой мы бы долго не оправились, если вообще смогли бы это сделать. В любом случае решать что-то можно, только имея артефакт на руках, а Ольга наотрез отказывалась его нам отдавать.

— Почему?

— Дура она была, вот почему! — огрызнулась княгиня. — Непроходимая дура! Она не доверяла мне.

Я прекрасно понимала Ольгу Станиславовну, поскольку тоже не доверяла Рысьиной и жизнь мне успела доказать, что в этом вопросе я совершенно права.

— У неё были на то основания.

— Я её не любила, да. Но я никогда и ни в чём её не обманывала. Ольга была частью нашего клана, как и Лиза, и мы ни за что не стали бы намеренно причинять им вред.

— А ненамеренно?