Милый мой Игнатиус

— В смысле?

— Родился я таким. Моя мама — потомственная кикимора, и когда я появился на свет, то по факту своего рождения получил статус обывателя, — он подмигнул. — Или ты думаешь, лешими становятся? Нет, милый мой Игнатиус, лешим нужно родиться. И гномом, кстати, тоже, и русалочкой.

— А бабой Ягой?

— А вот это очень интересный вопрос.

Из дальнейшего разговора выяснилось, что выше всех по статусу стоят миряне, те, на ком Мир держится. Ядвига Златозаровна как раз была мирянкой, элитой Мира. С затаённой завистью жабоид поведал, что вот она-то самая настоящая волшебница и даже преподаёт на факультете прикладной магии. Мирян очень мало, войти в их круг, всё равно что в спортлото выиграть — получается не у всех и только по блату. Как и обыватели, они бывают явленными, то есть добившимися статуса тем или иным способом, чаще мошенническим, и по рождению.

— Василиса мирянка? — тут же среагировал я.

— Именно, — кивнул жабоид.

— По рождению?

Этот вопрос я мог не задавать. Такая красавица в принципе обязана быть мирянкой по рождению. Белая кость, голубая кровь! Одного взгляда, да что взгляда — полувзгляда достаточно, чтобы понять, кто она есть на самом деле.

— А родители у неё кто? Змей Горыныч какой-нибудь?

— Змей Горыныч не мирянин, он артефакт. Такие как он, как Конёк Горбунок — это чистые сгустки магии, сконцентрированные в единой оболочке. Они способны перевоплощаться в предмет или животное, приносят удачу, наделяют знаниями и даже даруют вечную жизнь. Их создавали древние волшебники. Нынешние маги ничего подобного повторить не могут.

— А что за древние волшебники? И сколько всего этих артефактов? Простой человек вроде меня может ими пользоваться?

Вопросов у меня хватало на безбрежный океан и маленькую речку, хотелось узнать о Мире всё и сразу. Шутка ли! Если сначала ничего, кроме неведомой угрозы от гномов я не видел — и это вряд ли могло радовать — то теперь перед глазами раскрывался огромный мир Мира, полный волшебства и приключений. Разыгравшееся воображение орало в ухо, что отныне приключений хватит с лихвой и что забеги с гномами и пустые бутылки в руках полиции ещё не самое интересное. Ладони мои вспотели, я потёр их друг от друга, и потребовал от жабоида продолжения рассказа.

Но Дмитрий Анатольевич покачал пальцем.

— За один присест ты всю информацию не осилишь, мозг треснет.

Я попытался возразить, дескать, ещё вопрос, чей мозг крепче, но жабоид встал и направился в тамбур. Я побежал за ним. Электричка затормозила, двери открылись. Прямо перед моими глазами возникла белая табличка с чёрными буквами «ст. Киселиха».

— Приехали, — сказал жабоид, и первым сошёл на платформу.

Электричка умчалась, махнув на прощанье последним вагоном, а мы остались наслаждаться видом глухого железнодорожного посёлка в обрамлении зимнего леса. Вид, сразу скажу, обыкновенно-деревенский с лёгким отклонением в городскую сторону, на что намекали два огромных рекламных плаката в разных концах перрона. На одном красовался здоровенный джип с тонированными стёклами и серебристым кенгурятником, на другом улыбалась милая банковская служащая с одиннадцатью и девятью десятыми процентами годовых на раскрытой ладони. Мне так кажется, что, несмотря на обширность и художественную пестроту, оба плаката были здесь совершенно неуместны.

— Это и есть твоя Песочная яма?

— Это станция Киселиха, — кивнул на табличку жабоид. — А до Песочной ямы через лес километров восемь, — и посмотрел на меня. — Ну, потопали что ли?

— Потопали.

И мы потопали.

Глава пятая,

в которой я продолжаю познавать Мир

— Так вот об артефактах, — заговорил жабоид, когда мы ступили на лесную дорожку и пошли вдоль бесконечной череды убелённых снегом елей. — Конёк Горбунок один из самых древнейших артефактов, созданный аж… Я даже затрудняюсь сказать, сколько лет тому назад это было.

— Тысячу, — осмелился предположить я.

— Если бы, — усмехнулся жабоид. — Но не будем гадать. По предположению некоторых учёных из НИИ магии и Мировых проблем, создал его не иначе как сам Великий Боян. Если ты ещё не в курсе, то Великий Боян — это самый могущественный волшебник и основатель Мира. Предание гласит, что был он волхвом при князе Богумире[7] и жене его княгине Славе[8]. Истинное его имя история не сохранила, а Боян, значит, певец и сказитель. Сила его была настолько велика, что мог он поспорить с Богами и остаться целым. В помощь себе он создал несколько могущественных артефактов, но что это были за артефакты и какова их реальная сила, до сих пор остаётся предметом учёных дискуссий. Однако доподлинно известно, что в подражании его искусству некоторые маги позволили себе сотворить подобие таких артефактов. Лично я, кстати, считаю, что Горбунок и его братишка Сивка Бурка как раз и есть подобия. А вот Змей Горыныч самое что ни на есть настоящее творение Бояна…

Навстречу нам вылетела волна грохота и лязга, и из-за деревьев показался бульдозер, ярко-красный и пыхтящий, словно сказочный дракон. Пришлось забираться по колено в сугроб, чтобы не попасть под его гусеницы. Когда он проезжал мимо, я мельком заглянул в кабину. За рычагами сидел подросток, мальчишка лет пятнадцати. Позади бульдозера тянулись гружёные смёрзшимся песком сани.

— Разъездились тут, — в раздражении плюнул жабоид, когда мы выбрались обратно на дорогу.

— Ну, и чего там дальше? — в нетерпении затеребил его я.

— Да чего там может быть дальше… Если взнуздаем Горбунка, считай, половина дела сделана, — он мечтательно закатил глаза. — Это такая, я тебе скажу брат Игнатиус, сила! И не важно, кто его создал — Боян или иной кто, но с этим артефактом нам сам Константин Константинович нестрашен.

— А как взнуздать будем?

— А так и будем. Ты, главное, не суетись. Приходим, разговариваем и по ходу событий решаем вопрос в положительную сторону. Тут основная проблема заключается в том, что Горбунка ещё найти надо, он просто так в руки не дастся. И вот что: про обрез не забывай. Чует моё сердце, без него не обойдётся.

— Опять гномы?

— Если бы, — скривился жабоид, и повторил тише и злее. — Если бы.

Оставшийся путь мы проделали молча. Я пытался разговорить жабоида, выспрашивая у него новые подробности о Мире, но тот лишь хмурил брови и отнекивался. Не до разговоров ему было. Единственное, что мне ещё удалось из него вытянуть, так это то, что по слухам великий маг и волшебник, учитель и волхв Боян до сих пор жив, и как прежде ходит между людьми, прячась от них под разными обличьями. Наступит день, когда он во второй раз явится Миру, и уж тогда каждому воздастся по заслугам его. И лягут неверующие костьми, а верующие сядут пировать с ним за один стол.

Но это всё вымыслы, сказки, а реальность заключалась в том, что мороз крепчал, а дорога с каждым пройденным километром становилась более непроходимой, как будто кто-то специально подкидывал нам под ноги ледяные глыбы и стряхивал на головы снег с еловых лап. Я чертыхался, а жабоид ёжился, втягивал голову в плечи и вздыхал.

Часа через два мы добрались до большого рукотворного оврага, въезд в который перекрывали две деревянные створки, имитирующие ворота. Чья-то не особо грамотная рука намалевала на них синей краской: «Писёчный кырьер». Так вот откуда взялась Песочная яма. Сразу за воротами стоял строительный вагончик, из трубы которого поднимался дымок. Я сунулся было к воротам, но жабоид придержал меня за рукав.

— Не спеши.

Он толкнул одну створку, шагнул вперёд. Из карьера выскочила свора облезлых шавок, и давай поливать нас гневным лаем. Некоторые подскочили совсем близко и вздумали ухватить жабоида за брючину. Дмитрий Анатольевич щёлкнул пальцами — я успел разглядеть проскочившую искру — и шавки с истошным воплем кинулись прочь. Только одна, похожая на болонку, спокойно отошла в сторону и продолжила простужено тявкать.

На шум из вагончика выглянул мужик.

— Чего опять надобно? Песку что ль? Так я давеча сказал, чтоб завтре приезжали, седни боле не дам!

Голос его походил на рокот того бульдозера, который встретился нам по дороге. Впрочем, и внешним видом мужик мало чем от него отличался — крупный, косматый и рыжий, на правом глазу чёрная повязка. Когда он высунулся, я ненароком подумал — медведь, и рука сама собой полезла за пазуху за обрезом.

— Что ж ты, Никодим Аристархович, гостей так недружелюбно встречаешь? — жабоид сделал ещё шаг вперёд и закачал головой. — Ай-я-яй. Собак, вон, натравил.

Мужик прищурился, присмотрелся к нам.

— Энто ты что ль там, жаба болотная, квакаешь? — прорычал он. — Вот уж нечаял снова рожу твою поганую лицезреть. Каким ветром тебя сызнова надуло?

В тоне Никодима Аристарховича радости не чувствовалось, из чего я сделал вывод, что Дмитрия Анатольевича он не любит.

— Да вот мимо шёл, в гости решил заглянуть. Чаем-то напоишь?

— Ты — мимо? Однако, новость. Кому скажу, смеяться будут.

— А кому тут рассказывать, Никодим Аристархович? Один ты в глуши своей сидишь, как пень замшелый.

— Что ж один-то? Вовсе не один. Почитай, кажной день людины за песком приезжают. А то бывает, лесовик в гости заглянет, аль кикимора какая с посёлку придёт. Их нынче в посёлку понабралось жуть сколько много. Не иначе, собор у них случился.

Жабоид вытянулся, словно загадку надоедливую разгадал, и обрадовано засверкал зубами.

— Так и есть, дорогой Никодим Аристархович! Так и есть! Собор! Мир таких соборов ещё не видывал.

— Вот ведь окоянство, ох… — завздыхал мужичина. — Не иначе кикиморы вдругорядь непотребство задумали. И снова у меня под боком…

— Именно так! Об этом я и хотел с тобой поговорить. Даже человека специального из города привёз, — жабоид указал на меня. — Ну так что, пустишь?

Никодим Аристархович пускать нас не хотел. Он недоверчиво сморщился и закусил губищу. Но любопытство перебороло недоверие, и он махнул рукой:

— А-а-а-а… непутный ты, непутный. Заходь, ладно. Но если что… — он потряс пальцем.

Палец походил на снаряд от ста пятидесяти двух миллиметровой гаубицы, и мне стало не по себе. Мой обрез в сравнении с этим пальцем обычный сувенир.

Однако дело важнее страха, и мы направились к вагончику. Возле двери я на секунду придержал жабоида.

— А чего там кикиморы задумали?

— Ничего они не задумали. Это так, для связки разговору. Ты мне поддакивай и головой кивай, остальное я решу.

— А что это за мужик вообще?

— Верлиока.

Вот как? В сказках мне попадалось это имя. Грубиян, уголовник, неимоверно жестокий тип. У деда какого-то двух внучек и бабку порешил — полный неадекват. Чтобы воскресить родственников, деду пришлось Верлиоку убить. Так неужели и жабоид задумал ужасное…

— Ты завалить его хочешь? — зашептал я. — Ты чем думаешь? Да его ни один обрез в мире не возьмёт!

— Почему завалить? Ты о чём? На такого богатырь нужен. Витязь! А то и два. Мы пойдём другим путём.

Другим путём… Это я тоже где-то слышал. Ну хорошо, попробуем.

Внутри вагончик оказался не лучше квартиры моего соседа снизу — грязь, вонь, бардак. Нет, не так: вонь, грязь, вонь, бардак, вонь. Меня едва не стошнило. На загаженном столе лежала посуда с останками протухшей пищи — я даже стесняюсь подумать, что это была за пища — под низким потолком висели портянки, на полу валялись старые кости, тряпьё, собачьи хвосты. Это мы здесь чай пить собрались?

Я протиснулся ближе к печке. Ни к какой еде я здесь не притронусь разумеется, но хоть согреюсь немного, а то замёрз совсем. Жабоид сел на табурет возле стола, Верлиока притулился напротив. В узкой обстановке вагончика он выглядел ещё опаснее. На улице от него можно было убежать, а здесь и увернуться не получится. Зря я, наверное, к печке пробрался, надо было у порога оставаться.

— Вам чаю, аль чаво другого? — строя из себя радушного хозяина, предложил Верлиока. — А то и поесть осталось, — кивнул он на стол.

У меня снова начались рвотные позывы, а жабоид сдвинул объедки в сторону и увалился локтями на столешницу.

— Не беспокойся Никодим Аристархович, сыты мы, спасибо.

— Ну гляди, гляди… Так чаво там кикиморы удумали?

Жабоид не стал размениваться по мелочам и сразу выдал:

— В нетрадиционную ориентацию подались. В ЛГБТ, так сказать. Все разом.

Я аж присел. Чего он болтает? За такие шутки этот здоровяк нам такую ЛГБТ устроит, что мы сами в неё подадимся. Нашёл тему! Я завертел пальцем у виска, дескать, чего говоришь, придурок, и одновременно начал продвигаться к выходу.

Но Верлиока не понял. Для него что ЛГБТ, что АБВГД — один бес дремучий лес.

— Это что ж за оринтация? Никак опять к колдовству потянулись?

— Именно, — мотнул головой жабоид. — К колдовству. Зачаровывают кого ни попадя, и творят всякие непотребства. Вроде даже кровь пьют.

— Вон оно как, — присвистнул Верлиока. — Ко мне тут одна захаживат, ничего из себя, полненька, а я и стелюсь перед нею. А оно вон как. Зачаровывают…

Он опёрся подбородком о ладонь, застыл, и было в его позе что-то роденовское: опущенная долу голова, сплюснутые губы, размытый взгляд. Жабоид помахал возле его рожи пальцами — никакой реакции.

— Всё, завис. У нас теперь часа два есть. Идём.

— Что ты с ним сделал?

— Информацию дал к размышлению. Он теперь из этой позы долго не выберется, слабость у него к мыслительному процессу.

На улице к нам вновь подскочила собачья свора, залаяла, оскалилась. Жабоид поддел одну псину носком ботинка, отшвырнул, остальные отбежали сами.

— Видишь болонку? — спросил он.

— Где?

— С краешку, ближе к оврагу.

Там и в самом деле суетилась вислоухая блондинка с кудряшками. Оригинальная псина, я приметил её, едва мы зашли в ворота. Своим хриплым лаем она как бы показывала всей стае, я с вами, но в то же время держалась особнячком.

— Вижу. И что?

— Иди прямо на неё и подманивай.

— Как подманивать?

— Как собак подманивают? Кутя, кутя… Да по любому подманивай, лишь бы она на тебя смотрела. Если подпустит — хватай.

— А ты?

— А я сзади зайду.

Что меня более всего бесило в Дмитрии Анатольевиче, так это его скрытность. Никогда ничего толком не объяснит, но иди делай. И я пошёл. А куда денешься? Он старший.

— Кутя, кутя, кутя, — запричитал я дурацким образом и протянул руку, как будто в ней был запрятан кусок колбасы. — Собачечка, собачечка. Милая моя… На-ка вот, на-ка вот.

Однако подманивание не помогло. То ли в голосе моём отсутствовали нотки достоверности, то ли блондинка не любила колбасу, но вместо того, чтобы умильно смотреть на меня и вилять хвостом, она заскулила и начала пятиться. Я прибавил шаг, она начала пятиться быстрее. Между нами всё время оставалось не менее пяти шагов. Видимо, на этом расстоянии собака чувствовала себя в безопасности.

Но план жабоида сработал. Каким-то чудом он пробрался по сугробам к спуску в овраг и прыгнул на болонку сзади. Она завизжала и дёрнулась, но Дмитрий Анатольевич успел схватить её за шкирку и в победном рывке вскинул руки над головой.

— Бежим!

Болонка завизжала громче, а мы бегом бросились за ворота.