Милый мой Игнатиус

Жабоид подвёл меня к очередной двери и толкнул её. В глаза ударил свет, потянуло морозной свежестью. Мы выбрались на улицу — заваленный снегом тротуар, прохожие. По дороге, мигая жёлтой весёлкой, проехал грейдер. Мы повернули вслед за ним и по натоптанной дорожке прошли к ближайшей автобусной остановке.

Ветер больше не дул, видимо, сила его иссякла, зато резко подморозило. Градусов двадцать, наверное. Выходя из дома, я надел куртку, а теперь думал, что надо было надеть дублёнку.

Подъехал автобус, открыл двери. Жабоид подтолкнул меня ко входу, и я торопливо зашёл в салон. Пассажиров было немного. Мы встали возле окна, к нам тут же подскочил кондуктор в форменной кепке и с глазами профессионального нищего; так и кажется, что сейчас затянет: пода-а-айте профессиональному коту Базилио и профессиональной лисе Алисе!

— У тебя карточка или проездной? — спросил жабоид.

Я выскреб из кармана кучу мелочи.

— У меня это.

— За двоих хватит?

Я прикинул монетки на вес, потом пересчитал, передвигая пальцем. Да, за двоих хватало. Я протянул горсть кондуктору, и нищего сменил бухгалтер.

— У меня с деньгами сейчас очень сложно, — сказал я, когда кондуктор отошёл. — Жена, понимаешь… сняла все деньги с карточки, а работы нет, так что надо поосторожней с расходами.

— Вот поэтому нам нужно найти Конька Горбунка, — выдал жабоид.

— Кого?

— На нём мы сможем передвигаться бесплатно и намного быстрее, — игнорируя мой вопрос, продолжил жабоид. — А так как передвигаться нам придётся много, то это самый лучший вид транспорта в нашем положении. Конечно, я бы предпочёл Змея Горыныча, но с ним мы точно не договоримся. Так что Конёк Горбунок — самый подходящий вариант.

Мне захотелось рассмеяться так же, как и утром в ангаре, но не потому что жабоид говорил о сказочной лошади, как о реально существующей — после падающих на мою голову гномов я был готов поверить во что угодно — а потому что представить себе не мог, как мы вдвоём поместимся на Коньке-Горбунке. Разве что санки к нему приделаем. Я так и сказал жабоиду.

— Какой ещё Конёк Горбунок? Ты его вообще видел? Горбатое пони! Мы к чему там седалища свои прислоним?

— Не спеши судить по внешнему виду, — наставнически произнёс жабоид. — Поверь мне, милый мой Игнатиус, не все пони — лошади, и не все лошади — пони.

Я не понял его каламбура, но спорить не стал. В конце концов, жабоид наверняка знает то, что мне ещё предстояло узнать, и вступать с ним в дискуссию сейчас не имело смысла, поэтому я спросил так:

— Ну, и где мы будем его искать?

— А вот над этим придётся поразмыслить.

Он отвернулся к окну — неуклюжий маленький леший с наивной мордашкой и сам весь такой премиленький… Если я когда-нибудь решу завести домашнее животное, то заведу лешего. В этом пока неизвестном мне мире наверняка есть что-то вроде птичьего рынка, где торгуют гномами, домовыми и вот такими лесными крохами. Я буду кормить его, воспитывать, выводить гулять. А Василиса, вернувшись с работы, сядет на диван к телевизору, леший запрыгнет к ней на колени, будет тереться и мурлыкать…

Мне снова представилась Василиса — такая, как я увидел её в конторке в свете настольной лампы: тёмные волосы забраны на затылке в хвост, очки на кончике носа, изящный локоток. Образ более чем обобщённый, но настолько яркий, что никак не хотел выходить из головы. Я влюбился в эту девчонку. Я, сильный тридцатилетний мужик, от которого только что ушла жена и который по всем канонам жизни должен копошиться в себе, выискивая причины своей несостоятельности… Я влюбился. Я совсем не знал её, да что там не знал — я видел-то её всего несколько минут, но теперь мне хотелось сочинять стихи, и вместо того, чтобы сокрушаться о жене, как делал это весь последний месяц, я пытаюсь найти рифму к слову «Василисушка»…

— Ку-ку, Игнатиус! — жабоид щёлкнул пальцами перед моими глазами. — Очнись, выходим.

Выйдя из автобуса, я огляделся. Куда привёл меня этот будущий домашний питомец? Город свой я знаю хорошо, он не такой большой, как Москва, и не такой маленький, как Урюпинск. В нём есть театры, торговые центры и даже метро. А ещё он стоит в месте слияния двух великих русских рек, что придаёт ему статус сакрального. Здесь столько всяких исторических соблазнов, что удивляться появлению всевозможных жабоидов не приходиться. Поэтому я и не удивился, когда Василиса познакомила меня со своим ручным лешим, а тот в свою очередь позеленел и покрылся бородавками.

Ну да это всё лирика. Улица, где мы оказались, в простонародье называлась Покровка. Она пересекала исторический центр города и была застроена старинными домами. Автомобили по ней не ездили, поэтому понятие «тротуар» для неё не существовало. Первые этажи домов представляли собой единую линию магазинчиков, кафешек и бутиков. Иногда между ними затёсывался какой-нибудь салон сотовой связи или спиритических сеансов, и вот перед одним из таких салонов мы и остановились. На вывеске над дверью красовалась изящная надпись в стиле русского ампира: «Баба Яга может!».

— Баба Яга? — усмехнулся я.

Жабоид пропустил мою усмешку мимо ушей, и стал объяснять принцип знакомства с хозяйкой салона.

— Смотри и запоминай: заходим спокойно, с улыбками, при встрече — поклон. Бабка злая, грубить ей не вздумай. Ты для неё никто, а я — продукт диетического питания, поэтому ведём себя крайне уважительно, поводов для агрессии не даём. Иначе тебя превратят в жабу, а меня…

— А без повода она не может?

— Может. Но не здесь.

— Господи, если мы ей заранее не нравимся, так может и не ходить туда? Найдём кого-то другого, более покладистого.

— Кстати! Не вздумай при ней поминать имя Господа всуе. Тогда точно кранты. Понял?

Мне по-прежнему всё происходящее казалось смешным, но жабоид нервничал неподдельно: левый глаз дёргался, а по виску, не смотря на морозец, скатилась капля пота — и это доказывало, что встреча предстояла не из лёгких. Я мотнул головой:

— Понял.

— Заходим.

Жабоид свершил знак, очень похожий на крестное знамение, взялся за рукоять двери и потянул её на себя.

Дверь открылась.

Глава третья,

частично раскрывающая сущность пожилых женщин

Внутри нас встретили по-доброму. Миловидная девица в славянской форме одежды привстала над стойкой ресепшен и поклонилась.

— О, Дмитрий Анатольевич! Проходите, прошу вас.

Я покосился на жабоида.

— Ты Дмитрий Анатольевич?

— А что тебя удивляет? В жизни я обычный человек, как все — Дмитрий Анатольевич Жабин. Имеешь что-то против?

— Нисколько, просто я уже привык к зеленокожему бородавчатому жабоиду, и другое имя вряд ли смогу воспринимать.

Дмитрий Анатольевич отмахнулся.

— Я тоже уже привык.

Девица выбралась из-за стойки, подошла к нам и снова поклонилась. Я поклонился в ответ, но жабоид дёрнул меня за рукав и прошипел:

— Ей кланяться не надо. Не по статусу.

Девица продолжила перед нами рассыпаться.

— Вы к хозяйке? О, у неё сейчас как раз никого нет. А если б кто и был, так она бы от него отделалась. Вы же знаете, Дмитрий Анатольевич, как вас здесь. Присядьте пока на диванчик, а я сообщу хозяйке о вашем приходе, — и упорхнула за тяжёлую портьеру, скрывающую вход в соседнее помещение.

— Любят и ждут! — повторил я слова девицы, присаживаясь на диван. — А ты боялся.

— Я даже знаю, с каким соусом они меня любят, — ответил жабоид. — Ты особо не доверяй этим улыбочкам. Знаешь, какие там зубы кроются?

Судя по девчушке, зубы там могли быть перламутровые, а за ними язычок шаловливый. Я представил, на что она им способна — и мне стало жарко; я снял шапку, расстегнул куртку. От примятых волос поднялся пар.

Из-под дивана выбралась кошка — вся чёрная, только глаза холодные. Она вальяжно прошествовала к стойке, задрав хвост кверху, и вдруг обернулась на полушаге. Глаза её вспыхнули, и, клянусь, она мгновенно прочла все мои грязные мысли. Мордочка её презрительно исказилась, а мне стало настолько стыдно, что я покраснел.

Портьера отодвинулась, и в приёмную вернулась девица.

— Проходите, — улыбнулась она. — Хозяйка очень ждёт вас.

За порогом нас встретил узкий коридор, задрапированный по стенам и потолку тёмно-бордовым бархатом. Словно гроб изнутри. Где-то на уровне плинтуса тянулась цепь мутных светильников, которые в купе с запахом ладана и, кажется, можжевельника, создавали угрюмую обстановку опасно-магического места. Плюс к тому, россказни проклятого жабоида о бабе Яге добрались-таки до воображения и нагнали на него страху. Может, вернуться, пока ещё не поздно, пока ещё есть шанс на возвращение? Но жабоид вдруг схватил меня за руку, и сжал так, что не вырваться. Аж больно стало! Однако это не была попытка удержать меня, это была попытка удержаться самому.

Открылась вторая дверь, и мы оказались в комнатке ничуть не светлее коридора. По центру стоял круглый стол, на столе шар, внутри шара светилось изумрудным светом нечто непонятное. За столом сидела старуха. На голове чёрная бандана, только повязанная узлом вперёд, по бокам седые спутанные пряди. Нос длинный крючковатый, зубы жёлтые со щербинкой, кожа морщинистая. Бр-р-р-р… Ужас. Один в один как в сказках написано. Прав жабоид, с такой старушкой лучше не ссориться. Мы одновременно поклонились в пояс и застыли изваяниями, ожидая, что бабушка скажет.

А бабушка провела ладонью по лицу и мгновенно преобразилась в женщину лет… Я не смог определить возраст, может быть, сорок, может быть, пятьдесят. Да и неважно сколько, главное… Тонкие благородные черты, тёмно-рыжие волосы, глаза с задумчивым прищуром. Женщина-вамп! От такого перевоплощения я малость присел и открыл рот.

— Прошу прощения за рабочий вид, — бабушка, или теперь уже женщина, кивнула в ответ на наш поклон, — но людины естественному образу не доверяют, приходится оборачиваться старухой. Зарабатывать как-то надо. Ну а вы, родимые, по какому делу ко мне? — и будто только сейчас узнала жабоида. — А, Дмитрий Анатольевич, душенька мой. Давно не виделись. Что мимо ходил? Что не заглядывал?

— Давно, Ядвига Златозаровна, ох, давно, — подобострастно улыбаясь, заюлил жабоид. — Всё как-то времени не доставало, знаете ли. То, сё. А нынче вот нашлось, и первым делом к вам.

Ядвига Златозаровна выпрямилась и начала отбивать по столу лакированными коготками марш советских танкистов. Получалось у неё неплохо, я даже стал подтоптывать в унисон и подпел мысленно: «Броня крепка, и танки наши быстры, и наши люди мужества полны…».

— Врёшь ты всё, Димка, — вздохнула женщина. — Как был мелким врунишкой, так им и остался. Постыдился бы хоть для разнообразия. Поди, прижгло одно место, вот и засуетился, — и перевела взгляд на меня.

Я перестал подтоптывать, и отвесил ей низкий поклон, а потом ещё раз, на всякий случай.

— А чего это друг у тебя беспрестанно кланяется? Больной?

— Нет, что вы. Уважает вас очень.

— Вот как? — и уже мне. — Имя у тебя, милок, есть?

— Игнатиус, — представился я.

— Игнатиус, — повторила она задумчиво. — Редкое имя. Весьма… Скажи, а Игнатий Лопес де Лойола тебе кем доводится?

— Кто это?

— Стало быть, никем. Ладно, а злыдню с собой зачем таскаешь?

Я кивнул на жабоида.

— Вы о нём?

Женщина сделала пасс рукой, и у меня в кармане что-то зашевелилось и полезло наружу. Я увидел противную серую мордочку. Рогатую.

— Чёрт! — брезгливо выругался я.

— Злыдня, — поправила женщина, и засюсюкала. — Иди ко мне мой хороший, я тебя покормлю.

Чертёныш радостно заворковал и потянулся к ней мохнатыми лапками. Я едва не взвыл: Гос-с-с… в смысле, прости меня грешного! И это мохнатое чудо всё время сидело у меня в кармане? Я посмотрел на Дмитрия Анатольевича, ты что ли, паразит зелёный, мне его подсунул? Тот пожал плечами, дескать, я и сам не знал.

Ядвига Златозаровна взяла чертёныша в руки, почесала пальчиком горлышко, тот закатил глазки, замурлыкал, а она проговорила довольным голосом:

— Молодец, Дмитрий Анатольевич, порадовал женщину. Хвалю. Давно я такую злыдню заполучить мечтала. Теперь говори, чего просишь.

Жабоид облизнул губы.

— Видите ли, Ядвига Златозаровна… Василису похитили.

Женщина с размаху ударила ладонью по столу. Шар подскочил, чертёныш испуганно взвизгнул и заплакал.

— Предупреждала же её, а? — женщина резко встала, прошлась в раздражении по комнате и вернулась к столу. — Предупреждала: допрыгаешься! Нет, по-своему всё, — и к жабоиду. — А ты, бес зелёный, куда смотрел? Ты для чего возле неё тёрся?

Жабоид рухнул на колени и молитвенно сложил руки.

— Ядвига Златозаровна, Великим Бояном клянусь, нет в том моей вины! Уж как я Василисушке свет Константиновне говорил, что не стоит так далеко заходить! Но вы же знаете, как с ней спорить. Не послушала, и вот, разбудила лихо.

Женщина смотрела на Дмитрия Анатольевича голодной гадюкой, и в какой-то момент мне начало казаться, что самые худшие его опасения сейчас оправдаются: меня превратят в жабу, а его приготовят с укропом и подливой из чесночного соуса. Интересно, мне как жабе дадут его попробовать?

К счастью, баба Яга сдержалась. Взгляд её успокоился, она села на стул, поцеловала чертёныша и сказала уже без прежнего напора:

— Это ваши проблемы, меня они не касаются. Я говорила Василисе — не лезь, по рукам получишь, она не послушала. Теперь пускай расплачивается.

— Да мы, — жабоид подполз к столу на коленях, — мы и не хотим втягивать вас в эту беду. Прекрасная наша, добрая. Всё понимаем, всё знаем. Нам бы только совет, иного не просим.

Голос его походил на скулёж облажавшегося пса; по шее он получил, теперь выпрашивал косточку.

— Совета? Ну, и какого совета ты хочешь?

— Видите ли, Ядвига Златозаровна…

— Да встань ты, противно смотреть на тебя такого.

Жабоид встал, но спины до конца не разогнул.

— Видите ли, Ядвига Златозаровна, уважаемая и самая лучшая. Лаборатория наша разрушена, все артефакты и раритеты либо захвачены, либо разбежались. А спасать Василису Константиновну как-то надо…

— Спасать? Что ты мелешь? О себе печёшься, жабоид проклятый. А вот он, — она посмотрела на меня, и в глазах её засветилось понимание, — он не просто здесь отирается. Влюбился в неё, да?

Я сглотнул. Вопрос заставил меня стушеваться. Не то что бы я скрывал свои чувства или стеснялся их, вовсе нет, но ввиду последних событий я уж и не знал, что для меня лучше, сознаться или затаиться.

— Ну, в принципе… знаете ли… а вообще… если вы позволите… то я… как бы это…

— Влюбился, — усмехнулась Ядвига Златозаровна и резюмировала. — Тебе верю. Ты до конца за неё пойдёшь. А этого, — она ткнула в жабоида, — берегись. Тот ещё подлец. Юлой прокрутиться, а выгоду свою заполучит. Ну так чего просите?

— Конька Горбунка! — выпалил жабоид.

— Ох! — Ядвига Златозаровна подалась вперёд. — А что не Змея Горыныча? Он сейчас как раз без дела мается.

— Не осилим мы его, — вздохнул Дмитрий Анатольевич. — Не потянем. Я не смогу, не обучен, а Игнатиус новичок совсем. Не справимся.