Хасинто. Книга 1

Седой же пояснил:

— Как выйдите, так поверните направо да пройдите малость. Там воинская площадка. Сразу ее узнаете, она плетенью огорожена. А к плетню любимая сеньорова кобылица привязана, желтая такая. Это если он на ней, на Эстрелле — кобылице то есть, — не ускакал куда… Но тут уж мы не знаем.

— Спасибо вам.

Больше не задерживаясь, Хасинто вышел из замка.

Снаружи вовсю палило солнце, но воздух оставался влажным и пах землей, травой, конским навозом. Тут и там виднелись мутные лужицы и непросохшая грязь. Чтобы не вляпаться в нее, Хасинто старался идти только по каменной дороге. Хотя рано или поздно с нее придется сойти: она, огибая дворовые постройки, тянется к воротам и вряд ли заворачивает к тренировочной площадке.

На подворье, в отличие от сонного замка, жизнь кипела. Из кузни и оружейни доносились удары молота и грохот желез, у псарни крутились собаки, удерживаемые за поводки высоким кучерявым малым. Хасинто украдкой покосился на него, пытаясь рассмотреть внимательнее: кто знает, вдруг этот юноша — один из оруженосцев дона Иньиго. Незнакомец, видимо, заметил его взгляд.

— Доброго дня, кабальеро, — улыбнувшись, сказал он.

— И вам того же.

— Диего Нуньес де Вела, — представился юноша.

Значит, он не просто прислужник, иначе не стал бы называть свое имя, пока не спросят.

— Хасинто Гарсиас де Варгас.

— О! Рад знакомству, ваша милость. Дон Иньиго говорил, что вы приедете.

Не зная, что на это сказать, Хасинто протянул неопределенное:

— Да-а… я приехал.

— Славно! — бросил Диего. — А то надоело почти в одиночку с этими волчищами возиться, — он кивнул на гончих, хохотнул и добавил: — Плодятся, как мыши в амбаре, что б их!

Хасинто, вторя новому знакомцу, тоже засмеялся. Диего ему понравился. Тем более что тот, похоже, и впрямь оруженосец, раз с сеньорскими собаками возится. Неплохо бы с ним поладить.

— Вы извините, — сказал Диего. — Пойду я. Нужно их поднатаскать.

— Да-да, конечно. Доброй охоты.

Несколько мгновений Хасинто смотрел вслед Диего и гончим, затем двинулся дальше, но, дойдя до конюшни, остановился. Ведь вчера он не проследил, хорошо ли конюх устроил Валеросо. Проведать жеребца сейчас? Нет, лучше после того, как найдет сеньора. Хасинто и так до стыдного поздно проснулся, де Лара наверняка понял это, когда не увидел его ни утром, ни днем. Потому задерживаться еще дольше не стоит.

Воинскую площадку он нашел без труда. К ней вел деревянный настил, так что даже месить сапогами грязь не пришлось. Как и говорил стражник, к плетню была привязана кобыла. Хасинто заметил ее издали, затем услышал лязг железа и увидел сеньора. Тот, облаченный в длинную кольчугу, бился на мечах с каким-то рыцарем. Хасинто приблизился и, встав у ограждения, принялся наблюдать за поединком.

Де Лара двигался ловко, словно не чувствуя тяжести кольчуги, удары его были сильны. А ведь это даже не настоящий бой! Хасинто скрипнул зубами от злости. Да уж, зря он мечтал, что Иньиго Рамирес — стареющий и слабеющий рыцарь. Как ни тяжко сознавать, но такого Марита вполне могла предпочесть ему, тем более что много времени прошло. Далеко не каждый муж способен почти три года хранить в своем сердце любовь к избраннице, а привязанности дам и вовсе быстротечны. Что если Марита любит своего супруга? Нет, не может быть… Этого просто не должно быть!

Де Лара одолел рыцаря, повалил на землю, приставил к его груди меч. Тут же убрал и протянул сопернику руку, помогая подняться, затем обнял его и расцеловал в обе щеки.

Наконец взгляд сеньора упал на Хасинто. Подойдя к ограде, дон Иньиго облокотился о нее и сказал:

— Вы, гляжу, проснулись.

Это насмешка, не иначе.

— Прошу п-простить… что так поздно!

Проклятье! Ну почему, разговаривая с сеньором, он мямлит и заикается?

— Не страшно, — отмахнулся де Лара. — Я бы на вашем месте вообще спал до самого вечера.

Хасинто подождал, пока незнакомый рыцарь пройдет мимо и удалится, затем переспросил:

— На моем месте?

— Ну да. Вас измотала дорога, а я не учел вашу юность. Неудивительно, что вас вчера так… разморило.

О чем это он? Хасинто попытался вспомнить, что вчера было, но воспоминания обрывались на разговоре об отце. А дальше?.. Он не знал, что было дальше. Не помнил даже, как добрался до кровати, как разделся… А разделся ли? Или его раздели слуги, и до опочивальни довели они же? Похоже, он напился. Немыслимый позор!

К щекам прихлынула кровь. Наверняка он сейчас краснее заката, а сеньор, конечно, это видит и злорадствует.

— Вы уже оттрапезничали? — спросил он.

При мысли о еде Хасинто затошнило, но показывать этого он не хотел.

— Да, — уголок губ слегка дернулся, но, может, Иньиго Рамирес этого не заметил.

Интересно, когда сеньору надоест притворяться? Когда он покажет свое истинное отношение к Хасинто?

— Я собираюсь проехаться по окрестностям. Желаете присоединиться? Неподалеку, среди скал, есть на диво красивое озеро. Думаю, оно вам понравится. Что скажете? Вас подождать?

— Да.

— Вы не очень-то многословны… — усмехнувшись, проронил де Лара.

— Простите…

— Да хватит извиняться, я ведь ни в чем не обвиняю, — дон Иньиго сдвинул брови. — Напротив: думаю, что сдержанность — одно из рыцарских достоинств. Как видите, я им, увы, не обладаю, — лицо его разгладилось, а губы растянулись в улыбке.

Хасинто заставил себя улыбнуться в ответ, хотя ему было совсем не весело. Мысли вращались вокруг вчерашнего вечера и Мариты. Что он вчера натворил и насколько сильно осрамился? Где сейчас возлюбленная, как скоро он ее увидит и увидит ли вообще?

— Тогда я жду вас здесь, — бросил де Лара. — Берите своего красавца и поехали.

Хасинто развернулся, собираясь уйти, но сеньор его окликнул:

— Хотя подождите. Сначала помогите снять кольчугу.

Пришлось вернулся. Хасинто ухватился за край доспеха, нагретого солнцем и разгоряченным телом, потянул его на себя. Иньиго Рамирес нагнулся, высвобождая руки и голову. Распрямившись же, взъерошил свои и без того растрепанные волосы, помахал на себя рукой. На Хасинто повеяло запахом свежего пота, и неудивительно: на котте де Лары явственно темнело огромное мокрое пятно. Наверняка и на спине такое же, и подмышками.

Повесив кольчугу на перекладину, Хасинто спросил:

— Так я могу идти за Валеросо?

— Валеросо? Так вот как зовут вашего коня… Хорошее имя[10], — протянул сеньор и, словно опомнившись, добавил: — Да, конечно, ступайте. Жду вас здесь.

Озеро посреди каменной долины и правда радовало взгляд. Голубые скалы, кое-где подернутые зеленью кустов и травы, нависали над яркой синевой, сейчас неподвижной. Солнечные лучи золотили ее поверхность, а облака отражались так ясно, что казалось, будто под ногами не вода — небеса раскинулись. Наверное, праведники в раю нечто подобное видят.

А еще здесь было тихо той чудесной тишиной, когда хочется усесться на землю, смотреть вдаль и ни о чем не думать. Лишь глухой перестук лошадиных копыт разрезал прозрачную тишь.

— Как красиво! — выдохнул Хасинто и вздрогнул, услышав собственный голос, неожиданно громкий.

— Да… Иногда мне кажется, что так выглядит рай…

Надо же, дон Иньиго словно его мысли подслушал!

Де Лара подвел кобылу к берегу, сам присел рядом и, опустив руку в озеро, глянул на Хасинто.

— Вода здесь диво как хороша. Теплая, спокойная. Вас учили плавать?

— Да. Отец учил.

Вообще-то Хасинто боялся воды, как, впрочем, многие воины. Просто некоторые преодолевали свой страх, и он был одним из таких. Этим впору гордиться.

— Тогда советую вам как-нибудь прийти сюда, потренироваться.

Хасинто промолчал. Не говорить же, что в воде ему не нравится. Умение плавать — одно из рыцарских доблестей, а любое умение нужно тренировать хотя бы изредка.

Он отпустил жеребца — тот сразу двинулся к воде и, пристроившись рядом с Эстреллой, принялся пить. Хасинто же встал поодаль от сеньора, за его спиной. Восхищаться красотами долины уже наскучило, и душу снова оплели тревожные сомнения.

Он хмурился, кусал губы в попытках вспомнить, что вчера случилось. Бесполезно. В голову ничего не приходило, и его разрывали два противоречивых желания: выяснить у сеньора подробности — и не выяснять их. Никогда. Ни за что. А то стыда не оберешься. Да и ни к чему доставлять Иньиго Рамиресу такое удовольствие.

С другой стороны, разве рыцарь не должен смотреть в лицо своим страхам и отвечать за свои дела? А значит, все-таки нужно собраться с духом и спросить. И, если что, повиниться. Главное, решить когда: сейчас или на обратном пути. Пожалуй, лучше сразу, пока не передумал, пока малодушие не взяло верх. Только бы не лепетать, словно дитя, а говорить с достоинством, спокойно и неторопливо, как подобает инфансону.

Пока Хасинто решался, сеньор, кажется, забыл, что не один. Стоял вполоборота у самой кромки воды и глядел на скалы.

— Дон Иньиго… — протянул Хасинто. — Позвольте сказать… спросить…

Mierda! Он все же произнес это тихим, робким, даже молящим голосом. К счастью, сеньор вроде не услышал — даже головы не повернул.

— Дон Иньиго! Дозвольте мне сказать, — вот, теперь то, что надо.

Де Лара обернулся, рассеянно потер подбородок. Наконец ответил:

— Да, я слушаю, говорите.

— Мой дон, я, увы, не знаю… не помню, что вчера натворил. Но смиренно прошу простить мое… поведение.

На лице сеньора одновременно отразились растерянность и странная веселость.

— А что такого вы натворили, мой друг? Ну, задремали, когда я о последнем походе на мавров рассказывал. Увлекся, признаюсь, на вас и не смотрел. Это потом уж заметил, что ваша голова на столе покоится. Я и до этого, конечно, догадывался, что хуглар, странствующий певец, из меня никудышный, — он усмехнулся. — Вы убедили меня в этом окончательно.

У Хасинто на душе полегчало. Выходит, он всего лишь уснул, а не предался греху пьянства. Правда, и это не очень хорошо — он показал себя неучтивым.

— Прошу извинить… я не хотел…

— Прекратите, Гарсиас! — прикрикнул сеньор. — Я уже говорил: неудивительно, что вас разморило. А в том, что я рассказчик дурной, вашей вины тем более нет.

Он смотрел на Хасинто, почти не моргая. Этот требовательный, словно ждущий чего-то взгляд оказалось непросто выдержать. Так и подмывало отвести глаза или уставиться под ноги. Все же он выдержал. Будто в награду, сеньор первым отвернулся и махнул рукой на скалы.

— Посмотрите туда! Видите? Темное пятно — там, у самой вершины?

Иньиго Рамирес вытянул указательный палец и очертил неясный силуэт. Что нужно увидеть, Хасинто не понял. Пятно как пятно — то ли бурое, то ли серое. Какого ответа ждет сеньор, неизвестно.

— Встаньте со мною рядом, — повелел тот, и Хасинто послушался. — Теперь следите за пальцем.

Он снова обвел некие очертания. Потом снова и снова.

Хасинто прищурился и наконец неясное пятно сложилось в узнаваемый образ.

— На корову похоже…

— Не на корову, нет, — возразил де Лара. — На быка. Он появился, когда перед большой корридой у меня гостил ваш отец. Мы оба собирались поехать на нее, сразить своих быков. А тут пятно это… Словно знак… Хотя, может, оно и до этого было, просто я не замечал. А ваш отец заметил и назвал toro de piedra.

Так вот зачем де Лара так упорно показывал эти очертания — чтобы снова заговорить о своем друге. Хотя пятно это — размытое, едва узнаваемое, — походило как на быка, так и на корову, а то и за барана могло сойти. Но спорить не хотелось.

— Бык. Да, вижу.

Сеньор улыбнулся, опустил руку, а Хасинто спросил:

— Дон Иньиго, а вы и отец в тот раз сразили своих быков? Ну, там, на корриде?

Де Лара сказал совсем не то, что Хасинто ожидал услышать:

— Однако, Гарсиас, интересно вы беседы ведете. Одни вопросы, а о себе почти ничего.

Так и есть. Не откровенничать же с укравшим сокровище. Правда, он для Хасинто еще и сеньор, лгать ему бесчестно, потому приходится отмалчиваться.

— Просто я мало чего видел… Не о монастыре же говорить…

— А почему нет? Вот я всяческим книжным премудростям не обучен, а вы читать умеете. А может, даже писать?

— Да… но о чем тут рассказывать? Это… скучно. Прошу извинить. Просто я…

— Да хватит оправдываться! Почему вы меня боитесь?

Боится? Неправда! Всего лишь опасается и не верит в его показную открытость и лживое добродушие. А еще ревнует Мариту. И давно умершего отца ревнует тоже, но не хочет, чтобы де Лара это заметил.

— Сеньор… Я могу рассказать, если желаете.

— Нет, — он отмахнулся. — Только если желаете вы. Вот если бы я приказал вам, как сеньор вассалу — это одно. Но пока я ничего не требовал. Захотите — сами заговорите. Ну а насчет вашего вопроса… Гарсия одолел своего быка, а я своего… не совсем.

— Как это?..