Ищите женщину

Старушка

"Ищите женщину

Пролог

Темный Властелин сидел на камне посреди Мертвого поля. Смотрел на стаю чернокрылого воронья, которая с гвалтом и драками очищала от плоти скелеты павших воинов. Думал. Упоение боем схлынуло, оставив после себя мерзостное чувство опустошения.

— Дело сделано, — сказал он своему отражению в тусклом блеске стального шлема. Это только разные умники идут на смертный бой в золотых и серебряных доспехах. Что золото, что серебро металл мягкий. Перед дамами только в таком доспехе красоваться. А для битвы, тем более такой, которая только что отгремела здесь, вороненая сталь, да еще укрепленная магически, как-то понадежнее будет.

— Дело сделано, — повторил Властелин. — Ты победил. Весь мир у твоих ног. А дальше-то что?!

— Мой господин!

Из-за камня выполз один из его прислужников — обращенных. Кряжистый, низкорослый, рыжебородый. В общем, обычный гном. Был. До тех пор, пока не встретился с будущим темным властелином. А тогда — студентом Магической Академии. Надо сказать, студентом он был так себе. Предпочитал пьянки — гулянки бдению над учебниками, а потому к последнему курсу знал лишь на йоту больше, чем в день поступления. А в тот год ректору пришла в голову идея о защите диплома. Причем на защиту были собраны самые выдающиеся маги и волшебники. Короче говоря, студент защититься не сумел. Был отправлен в Приграничье. Где благополучно переметнулся на сторону Тьмы. Конечно, это случилось не в одну минуту. Оно ведь как бывает: соблазнов вокруг много, попробовать хочется все. Вот и он попробовал. По пьяни, когда разум уже благополучно отключился, оставив вместо себя Эго.

Впрочем, не будем углубляться в историю жизни Темного Властелина. Было и было, что о прошлом вспоминать. Важно лишь, что со временем обычный маг — недоучка стал будущим Темным Властелином. К тому же оскорбленным отказом самой красивой девушки Приграничья. Именно по этому печальному поводу он и сидел в обнимку с кувшином дешевого пойла. Тут — то ему на глаза и попался молодой гном, только что вошедший в придорожную харчевню. Как раз в тот момент, когда Властелину пришла в голову идея создать собственную команду, и отправиться завоевывать мир.

— Я ей докажу! — пробормотал он, по-особому щелкнул пальцами, и запустил в гнома заклинание изменения сознания.

Вот с тех пор этот гном и стал верным приспешником, прислужником, адъютантом и соратником.

Потом было много кого. И эльфы, и оборотни, и прочие магические существа вроде водяных, русалок, кикимор. Встречались даже лешие. Чертей, мелких бесов и громадных демонов было немеряно. Еще бы! Темный Властелин сначала побеждал сильнейших среди самых слабых. Потом сильных среди равных. Потом победил сильнейших среди сильных, и так далее. С каждой победой поглощал силы побежденных, становясь практически неуязвимым. В конце концов бросил вызов предыдущему Темному Властелину. С трудом, но одержал победу, после чего сжег его тело, а пепел развеял по ветру. Чтобы не восстал, так сказать. Отыскал в золе корону из черного золота, украшенную мерцающими бриллиантами. Тусклыми — после демонического пламени — то.

Посмотрел на себя в зеркало. Выглядело не очень. Черный обруч на черных волосах заметен был плохо, а бриллианты казались неприятными насекомыми. Гм…. Не будем об этом.

Корону он сломал. Бриллианты выковырял, обруч отправил на переплавку. После чего провозгласил, что его шлем станет венцом Темного Властелина до тех пор, пока весь мир не ляжет к его ногам.

Мир сопротивлялся. Долго. Упорно. Но Властелин оказался сильнее. Хитрее. Изворотливее. Безжалостней.

Короче, как бы то ни было, Великая Битва состоялась.

— Мой господин, ваша миссия успешно завершилась, — вновь почтительно изогнулся в поклоне гном. — Что мы будем делать дальше?

Глава первая

Мир лежал в руинах. Этим все было сказано. Нет, сказать — то можно было много. Всякого. Можно было бить себя в грудь, призывать оставшихся немедленно идти на баррикады, устроить массовый молебен, чтобы Светлые Боги покарали нечестивца, но…. Мир лежал в руинах. И кажется, Светлым Богам в совокупности с Темными Богами было глубоко плевать. И на мир, и на его побежденных жителей, и на победителя. А это значит, что наводить порядок придется тем, кто еще остался. А как его наводить?! Это ж вам не половички в домике троюродной тетки вытряхнуть, да пыль с фарфоровых финтифлюшек смахнуть.

— Да, ему-то что! — хмуро сказала старуха, закутанная в старые тряпки по самые глаза. Впрочем, карие, почти черные глаза смотрели молодо и жестко. Однако в уголках прочно поселились «гусиные лапки», брови, некогда черные, подернуты чуть заметной сединой. Волосы из-под старого платка не выбиваются, так что определить цвет волос возможным не представляется.

Она и два ее спутника сидели за кособоким столом в углу общего зала харчевни, уцелевшей каким-то образом в горниле всевозможных катаклизмов. Это ведь только говорится, что была Великая Битва. До той битвы было всякого полно. И битв, и землетрясений, и ураганов. А еще наводнения, засухи, морозы, от которых трескалась земля, и на лету замерзали птицы. Не считая эпидемий неизвестных ранее болезней. И среди разумных, и среди животных. Выжили те, кто оказался крепче. Во всех мирах это действенно: выживает сильнейший. И это не в смысле обладания запредельными силами и талантами. Хотя…. Умение приспосабливаться — это тоже талант.

— Ему действительно ничего, — согласно прогудел спутник старухи, зеленокожий гигант. Впрочем, гигантом он был когда-то. Сейчас это просто высокий тощий мужик, лицо которого было обезображено застаревшим шрамом от виска до подбородка. Шрам задевал уголок рта, задирая его в вечной саркастической ухмылке. Мужик был степным орком. По его прикидкам — последним в этом мире. Во всяком случае, голос крови, который связывал всех орков в единую семью, молчал. Уж много лет — как.

— Он свое дело сделал, — вступил в разговор третий. Его лицо было молодо, прекрасно, одухотворенно. Если бы не глаза. Наполненные колодезной зеленью, в глубине которой тлели красноватые угольки. Сейчас они были спокойны и даже иронично-насмешливы. Однако в них старались не заглядывать даже спутники. Уж больно часто загоралось там пламя Бездны.

— Мир опустел. Теперь разве что в подземельях прячутся уцелевшие, — продолжил третий. — И выковырять их оттуда не представляется возможным. В связи с этим — что мы будем делать?

— Хотела бы я знать, что в этой ситуации можно сделать, — вздохнула старуха. — У нас ведь даже команды никакой нет, чтобы отправить ее в поход по миру.

Она обвела взглядом харчевню. Народу было раз-два да и обчелся. В противоположном углу торопливо глотал подозрительное варево изможденный старик с длинной сивой бородой. Несколько человек, так же закутанные в лохмотья, притулились за столом у дальней стены. Да еще у стойки шептался с хозяином низкорослый крепыш. Гном, похоже. Женщин не было ни одной.

— Может быть, добавить до кучи еще парочку катаклизмов? — задумался орк. — Чтобы уж точно никого из разумных не осталось?

— А потом что? — выгнул бровь Третий. — Заново заселять обновленный мир? А Темного куда денем? Убрать его сложно. Пробовали. Этот стервец каким-то образом встроил собственную жизнь в структуру планеты. Так что убить его не получится. Или получится, но только вместе с планетой.

— Планету трогать нельзя, — вставила старуха. — Еще нам общегалактической катастрофы не хватало. И без этого стервеца проблем хоть ложкой ешь.

— Может быть, нам просто пока не вмешиваться? — задумался орк. — Пусть пройдет какое-то время. Вдруг Темный и сам осознает, что натворил.

— Политика невмешательства пользы не принесет, — вздохнул Третий. — Но какое-то время мы можем просто наблюдать. Вдруг в этом мире есть сила, способная противостоять Темному.

И сам грустно рассмеялся.

— Понимаю — глупо, — кивнул орк. — Сила, которая так и не проявилась в тяжелые времена, вдруг выпрыгнет из Бездны, и пойдет крушить Темного вместе с его приспешниками.

— Да уж, остается только на Бездну надеяться. — так же невесело рассмеялась старуха. — Если уж и есть в этом мире сила, способная противостоять Темному, то она никак из Бездны выбраться не может. Либо заблудилась во мраке, либо перебродившего меда перепила, и спит теперь сном непробудным. Осталось только дождаться, когда проспится, да на свет выйдет.

Она перевела взгляд за окно. Стекол в нем не было по причине урагана трехдневной давности. А чтобы новые вставить, надобно в другие поселения идти. Искать в уцелевших строениях.

Так вот — света за окном было мало. Последняя Битва подняла в небо массу пыли и грязи, которая до сих пор не осела, заслонив солнце.

— Зима нынче рано наступит, — сказала старуха. — Еще недели две — три, и морозы грянут. Пожалуй, посильнее, чем за все прошедшие века.

Собеседники помолчали. Полюбовались тусклым пятном солнца, которое уже склонялось к закату.

— Что ж, — подвел итог Третий. — Будем ждать, когда зима закончится. Думаю, что снега все же будет много, и тогда появится надежда на то, что он поможет осадить пыль. А когда наступит весна, мы придем вновь. Вот тогда и будем решать, что делать дальше.

Он разлил по кособоким глиняным кружкам пенный напиток, отдаленно напоминающий темное пиво, и поднял в узнаваемом жесте, желая своим спутникам ровной дороги. Они ответили тем же, и не чокаясь, выпили.

— Да будет так, — кивнул орк. — Уходим?

— Уходим, — помедлив, отставила в сторону кружку старуха. Протянула спутникам руки. Секунда, другая — и они растворились в воздухе, никем не замеченные.

Глава вторая

Философию я никогда не любила. Наверное, потому что не понимала. Да и какая, к демонам, философия, когда вся жизнь рушится. Можно сказать, на глазах. Любимый мужчина в моей жизни отсутствует по определению. И не потому что я плохо выгляжу, не потому что глупая, не потому что многого хочу, как заявил мне один претендент на мое тело. Просто…. Да просто потому что мне скучно. Как все обычно происходит: знакомятся люди. Начинают встречаться, ходить в кино, в кафе, еще куда-то. Изучают друг друга, сближаются, ссорятся, мирятся, потом все-таки женятся. Или расходятся навсегда. А я с порога вижу, что мне с этим кандидатом в женихи и потенциальным мужем будет скучно. Да я на двадцать лет вперед предвижу все, что сделает этот тип в любую минуту. Как встанет, сядет, повернется, скажет…. Даже знаю, какие имена даст детям. Вижу растянутые треники на пивном животе, майка-алкоголичка с одного плеча сползла, волосатое пузо у холодильника…. Даже пробивающиеся рога у него над головой вижу. Оно мне надо? Не надо. Потому и общаюсь с кандидатом отстраненно и чуточку высокомерно. Пусть лучше сразу обидится и отвяжется, чем потом сопли от дерматиновой обивки на дверях оттирать.

— Я с тобой больше никуда не пойду! Это ж надо — пятого парня отшила ни за что! А ведь могли бы в Сочи слетать на недельку!

Подруга моя заклятая, Лялька, бурчит. В Сочи дурехе захотелось. А что на этом кандидате вся его биография синими куполами и прочей телесной росписью нарисована…. Нет, я не знаток тюремной живописи, но как-то стремно. Да и фигурка у мужика далека от совершенства. Брутальностью там и не пахнет.

— Не знаю про Сочи, а вот в «малину» ты бы попала на раз, — лениво отвечаю я, стягивая у Ляльки из-под рук учебник по зарубежной литературе. — Лялька, тебе всего двадцать. Вся жизнь впереди, а ты паникуешь так, будто этот тип последний мужик на всей планете. Или ты страшнее атомной войны, и женихи тебя сотой дорогой обходят. Лучше зарубежку почитай. Маркин, сама знаешь, тезисами из учебника мало интересуется, ему знание текста подавай.

— Что ж ты такая противная-то, Валерка! — бурчит Лялька, покорно усаживаясь рядом со мной на мою продавленную кровать. — Недаром говорят, что мужское имя на женщину плохо влияет. Где там твои «Дафнис и Хлоя»? Буду читать, раз уж ничего интересного ты мне не даешь делать.

— Ляля, если тебе хочется стать сексуальной рабыней на какой-нибудь «хазе» — иди. Кто я такая, чтобы тебе мешать. Потом не звони мне и не проси вытащить из омута. Я плавать не умею.

— Бу-бу-бу, — привычно огрызается Лялька, открывает книгу и наконец-то затихает. Я кладу учебник на лицо, делая вид, что дремлю. Зарубежка лично для меня трудности не представляет. Давно уже все прочитано, проанализировано, выводы сделаны. Тем более, что у нас зачет, а не экзамен. Да и тот я, скорее всего, получу автоматом. О чем я думаю? Об именах, конечно же. И о том, чем думала моя маменька, награждая девочку мужским именем. Причем сокращения в виде «Лерочки, Леры, Лерусика» так и не прижились. Валерия — и никак иначе. И внешность у меня мальчишеская, можно сказать. Невысокая, худощавая, короткая стрижка, лицо с правильными чертами, глаза сине-зеленые. Фигура моя округлостями обладает, конечно, но вовсе не такими, от которых тащится большая часть мужиков. И характер. Иной раз я и сама от него плачу. Ночами. Под подушкой. Во сне. Не умею я плакать, одним словом. А вот засветить надоевшему поклоннику в глаз — как два пальца об асфальт. Сломать. Поклоннику. Можно каблуком тяжелого ботинка. Ношу брюки, комбинезоны цвета хаки, с огромным количеством карманов. Платья в моем гардеробе тоже имеются, куда ж без них, но это для выходов в свет. А свет для меня — театр. Туда приходит совсем даже не сорванец. Туда приходит утонченная и высокомерная поклонница Мельпомены. Там мы с Лялькой на равных. Она у нас вполне себе привлекательная леди, хоть и не блондинка. В смысле, тупит иной раз так, что я начинаю сомневаться в ее адекватности. Особенно, когда на горизонте нарисуется очередной кандидат в женихи. Ляльке нужен муж. Она и в институт поступала с этой целью. Образование, конечно, тоже играло не последнюю роль в Лялькиных планах на счастливую жизнь, но поиски мужа на первом месте.

Лялька хороша. Огромные голубые глаза, русая коса до талии, алые губки. Изящная фигурка. При этом она не стерва, что для меня является плюсом. Не люблю стерв, хотя сама от них недалеко ушла.

Наверное, я и в самом деле задремала под Лялькино бурчание, потому что увидела вдруг дорогу. Старую разбитую дорогу. Пустую. А еще увидела серую пелену, ощутила леденящий холод. Впрочем, леденящий холод еще не самое страшное из того, что мне обычно снилось. Лялька говорит, что мне надо меньше на ночь глядя всякую жуть читать. Может быть, она и права.

— Валерка! Ну, Валерка же! Валерка!

— Чего тебе? — сдвинула я с носа книгу.

— Прошка пришел. Говорит, вы с ним собирались нечто волшебное забабахать.

— А…. Пусть заходит.

Прошка, он же Сашка Пронин, мой приятель. Не друг. Но и не враг. Старше меня лет на шесть, родом из дружественного Узбекистана. О жизни там говорит мало, впрочем, я и не спрашиваю особо. Сама не люблю, когда в душу лезут. И сама не лезу. Знаю только, что был женат, есть сын. Студент на данном этапе. Третий курс. Если сдаст сессию — дотянет до выпуска. Не сдаст — пойдет служить. Если не женится срочно на даме с двумя детьми.

— Идем, что ли? — вопрошает Прошка, выразительно помахивая пятилитровым котелком. — Рис я купил, мясо готово. С вас лук, морковь, и вода.

— А что мы будем делать? — тут же подпрыгивает Лялька, принимаясь метаться по комнате в поисках спортивного костюма. Потому что мы идем вовсе не на общажную кухню, где не работают семь кружков из восьми на двух электроплитах. Мы идем на ипподром. Двести метров по кривой и вот оно, счастье! Пересечь беговую дорожку, пройти по зеленеющему лугу, спуститься в низинку к неширокому ручью. Здесь мы по весне загораем, отмечаем успешно сданные или заваленные зачеты и экзамены. Здесь же Прошка собрался удивить нас настоящим пловом, приготовленном по всем правилам, на костре.

— Конечно, котелок это тебе не казан, — бормочет Прошка, сноровисто умащивая котелок над костром. — Но это ничего. Главное, все остальное сделать правильно. Лялька, хватит глазками стрелять, тут тебе не тир. Рис промывай. Валерыч, на тебе лук и морковь. Лук кольцами, морковь брусочками. Тоненькими такими….

— Лучше на терке, — бурчу я в ответ. Прошка закатывает глаза и разражается лекцией на тему «Бабы дуры и ничего в плове не понимают»

— Сдаюсь! — поднимаю руки вверх я. — Брусочками- так брусочками.

Лялька старательно промывает рис.

На ипподроме мы проторчали часа два. Потом залили костер, собрали посуду и остатки продуктов. Прошка бережно тащил котелок с пловом. Не доверил слабым девушкам ценное варево. Праздник желудка мы собирались устроить в нашей комнате, предварительно закрывшись на все замки. И двери подпереть. Потому что общага — это общага. Потому что тут все общее. И вообще — делиться надо.

— Только не пловом! — торжественно провозгласил Прошка, переворачивая котелок на большое керамическое блюдо. Белоснежная гора риса, увенчанная мясной шапкой. Между горой и шапкой прослойка из лука и моркови.

— Чудо! — запрыгала Лялька, восторженно хлопая в ладоши. — Прошка, жаль, что ты такой взрослый! Я б за тебя хоть сейчас замуж пошла!

— Детка, у меня уже есть один ребенок, мне пока хватит, — отмахивается Прошка. — Лучше стаканы достань. Мне из дома хорошее вино прислали. И вообще — у меня сегодня день развода, праздновать будем.

К своим двадцати годам я успела понять, что алкоголь — не мое. Не люблю чувствовать себя дурой, не помнящей вчерашнего дня. Двух контрольных выстрелов хватило, чтобы это понять. Потому пить-то я пила, но по глотку, и только действительно хорошее вино. И не больше трех тостов.

— Не получится из тебя творческого человека, — хмыкнул Прошка, глядя на то, как я отставляю в сторону стакан. — Творческий человек всегда пьян. В меру.

— А еще он обязательно должен курить какую-нибудь дрянь, нюхать кокаин, трахать все, что шевелится. Изменять всем со всеми, устраивать публичные скандалы и выворачивать грязное белье на всеобщее обозрение, — согласно кивнула я, подтаскивая к себе тарелку с пловом.

— Валерка, что ты такое говоришь! — тут же зарделась Лялька. Вряд ли ей стало стыдно. Просто кожа у нее такая. Глоток вина — и мордочка становится красной.

Она хотела еще что-то сказать, но тут в коридоре рядом с нашей дверью что-то грохнуло, послышались возмущенно-испуганные голоса, кто-то со всей дури долбанул в дверь, выбив замок.

Дальнейшее я не помню. Только ослепительно яркий свет, только нестерпимый холод, только оглушительный Лялькин крик, почему-то переходящий в писк.

Глава третья

— Кажется, наша проблема близка к решению.

Снова та же полуразвалившаяся таверна, снова стол в самом углу. Снова трое за столом, снова темный пенный напиток, отдаленно напоминающий пиво.

— Ты призвал кого-то из Срединного Мира? — выгнул бровь Третий. Женщина подняла на спутников усталые глаза. Она провела много времени в Галактическом Информатории, пытаясь найти решение для сложившейся проблемы, но так и не преуспела в деянии своем. Кристаллы мерцали равнодушно, скрывая в своей глубине многие тайны. Даже древние фолианты, написанные на пергаментах, не знали ответа. Да что там! Глиняные таблички рассказывали о чем угодно, но только не о борьбе с нахальными мальчишками, возомнившими себя Великими Темными Властелинами. Нет, рецепты-то были, но все какие-то не те. Еще ни разу мир не становился на самый край.

— Самый распространенный вариант: призвать героя из другого мира, — согласно кивнул Орк. — И этот герой пройдет с огнем и мечом по гибнущему миру, найдет соратников, как-то все организует, соберет, слепит. В конце концов, вызывает Властелина на бой. И все как-то само собой приходит в норму.

— Увы, это не наш вариант, — отмахнулся Третий. В этом мире не осталось никого, кто мог бы стать командой. Я много времени провел, изучая оставшихся. Проще, действительно, шарахнуть по миру галактическим катаклизмом, и начать все заново. У меня даже парочка астероидов поблизости крутится.

— Нет, мальчики, так нельзя, — остановила своих спутников женщина. — Мир еще можно спасти. Не знаю, как именно, но чувствую, что можно. Давайте не будем торопиться. Я хочу заглянуть в самый последний отсек Информатория. Возможно, там и отыщется рецепт всеобщего счастья.

Зеленокожий только хмыкнул саркастически. Ему давно никто не приносил жертв, и орк чувствовал себя этаким пустым местом. Было бы проще развоплотиться, но странное дело: ему все еще хочется жить. Так же, как и Третьему, и Женщине. Впрочем, ей было чуточку легче: Женщине все еще возносились мольбы и воскурения. Она, как могла, делилась со спутниками, но этого было ничтожно мало.

— Может быть, и в самом деле, притащить сюда кого-нибудь из Срединного мира? — задал вопрос Третий. — возможно, там еще сохранились верующие в нас?

Женщина отрицательно покачала головой.

— Эту проблему должны мы решить сами, — неуверенно сказала она, понимая, что сказать-то легко, как воплотить сказанное в жизнь. Особенно, когда Темный Властелин вот-вот примется воплощать в жизнь очередной безумный план. Нет, она не знала этого точно, но не может же быть такого, что Темный Властелин оставит в покое мир?! Иначе зачем бы ему все это было нужно.

— Да, просмотрели мы этого гаденыша, — сокрушенно покачал головой Третий. — Как же быстро он набрал силу!

— Не так уж и быстро, Тэрри. Не так уж и быстро. Мне вот что непонятно: кто ж его так хорошо прикрывал от нас? Почему мы не успели понять — что скрывается за смазливой физиономией? Он же ровно ничего не значил в мировом раскладе. И вдруг за какие-то пару столетий набрал силу, уничтожил предыдущего Властелина, влился в структуру Мира. Я бы счел это посторонним вмешательством, но в этом секторе нет других обитаемых миров.

Собеседники вновь уткнулись в кружки. Ответов у них не было.

— Ладно, что без толку тут сидеть, — тяжело поднялся Орк. — есть у меня пара идей, пойду, поразмышляю.

— Да, только это нам и осталось — размышлять. — вслед за ним поднялся Третий. — Я предпринял некоторые шаги, чтобы осадить пыль. Через три дня начнется сорокадневный ливень. Всемирного потопа не обещаю, воды маловато, но основную пыль он прибьет.

— Вот так сразу, без перехода — из лютой зимы в лето? — выгнула бровь Женщина. — Не уничтожим ли мы оставшихся?

— Думаю, нет. Орк, я от твоего имени оставил в главном святилище знак. — Как только они начнут взывать к тебе — ливень прекратится.

— Ведешь свою игру, Тэрри?

— Нет, друг мой. Игра наша общая. Их молитвы дадут тебе силу. Нам не выстоять без тебя.

— Хорошо. Я благодарен вам, что делитесь со мной силой. Если выживу — отдарюсь сторицей. Уходим.

Они вновь растворились в воздухе, оставив вместо себя Знак. На хромоногом столе проступил рисунок круга, изломанной линией разделенного на три сектора. Знак Триединства.

Их всегда было трое: Орк, отвечающий за все степные народы, Тэрри, или Третий, покровитель всех остальных Разумных, и Женщина, во власти которой находились женщины и малые народы, в других Мирах считавшиеся разумной нечистью.

Под Знаком крупно было выведено: «Помните! Верьте! Молитесь»!

— Боги умирают, когда в них перестают верить, — бубнил мне в левое ухо чей-то бас. В правом все так же всхлипывала и повизгивала Лялька. Тоненько так, с подвывом и присвистом. И дышать было тяжело, будто мне на грудь дверь пристроили, да еще Прошка сверху прилег.

— Валерка-а, Вале-ер! Ты там живая? — проныла Лялька, и я попыталась все же подняться. А вот и не поднялась. На мне и впрямь лежал Прошка. Без сознания. Кое-как спихнув приятеля в сторону, я огляделась. Присвистнула. Прошка был. Я была. А вот Ляльки, моей безголовой соседки и подружки, не было. Впрочем, и комнаты не было. А была раскисшая от долгого ливня дорога, голые кусты на обочине, бурая прошлогодняя трава, щедро уляпанная грязью. И ни одного намека на жилье. И никого живого, кроме нас с Прошкой, который все еще был без сознания.