– Зоологию?
– Почему зоологию? – растерялся юноша. – Историю преподает. Мы с вами через нее и познакомились. Ну, чтобы квартиру… Мы спросили, нет ли квартиры подешевле, она и посоветовала.
– Ага… У вас – историю, а у меня?.. Я-то с ней откуда знаком, с вашей Светланой?
– Виктор, вам бы к врачу обратиться, – проговорила девушка. – Светлана Николаевна – ваша теща.
Мухин нахмурился. Теща, естественно. Как же он сразу-то?.. Сдали квартиру студентам, а сами переехали к теще. К «маме», получается.
– Вот что, орелики… – строго сказал он.
– Мы за июнь заплатили, – объявила девушка, предчувствуя что-то дурное.
– Не волнует. Полчаса вам хватит? Ладно, час. Можете не торопиться.
– Игорь, ну что ты стоишь?! – спросила она.
– А что мне с ним – драться? – буркнул юноша.
– Правильно, Игорь, – сказал Мухин. – На это время уйдет. Сумки у вас есть, или в руках все понесете?
– Игорь! – возмущенно крикнула девушка.
В комнате послышался какой-то лепет, не то «гу-гу», не то «гы-гы», а спустя секунду – дикий, неистовый рев.
– Черт… У вас еще и ребенок? Сами-то вы кто?..
Виктор хлопнул дверью и медленно направился вниз по лестнице. Спешить было некуда: ребенка выкидывать жалко, к теще переться неохота, где дача – неизвестно. В принципе, про дачу можно было выяснить у той же тещи, Светланы… как ее?.. Николаевны, но Мухин знал, что туда он тоже не поедет.
Выйдя на улицу, он сел в машину и задумчиво погладил руль. У него было две квартиры, но ни в одной из них он поселиться не мог. У него была жена, но он с трудом представлял, как она выглядит.
Виктор завел мотор и, включив радио, тронулся вперед – без всякой цели, просто чтобы не стоять на месте. У выезда из двора он притормозил, пропуская раскрашенную «Газель», и прочитал на кузове:
Мухин тяжелым взглядом проводил грузовик и сзади рассмотрел номер: «021».
– Стало быть, на улицу Ренессанса, – решил он.
Глава 2
– «Возрождения»?.. – Таксист зачем-то потрогал нос и сплюнул. – Нет.
– Что «нет»? – спросил Виктор. – Не знаешь?
– Нет такой улицы, – заявил он. – Можешь не искать.
Мухин газанул и тут же затормозил возле другого такси – у кинотеатра их стояла целая шеренга.
– Не, – отозвался второй. – «Возрождения» я не слышал. Никогда не слышал.
Третий и четвертый сказали примерно то же, а до пятого Виктор не доехал – он как раз поравнялся с табачным киоском и вышел за сигаретами.
– Вы, молодой человек, потеряли что-то? – раздалось рядом.
– А?.. – рассеянно вякнул Мухин.
У него за спиной стоял благообразный старик с идеальной осанкой и удивительными белыми ресницами, пушистыми, как у ребенка. Старик теребил щегольскую палочку – до трости она все-таки не дотягивала, но и клюкой назвать ее было нельзя.
– Я, простите за назойливость, видел, как вы к таксистам обращались, – молвил он. – Таксисты не скажут. Им отвезти интересно, деньги с клиента получить, а справки давать они не обязаны. Н-да… Такая порода.
– «Возрождения», – отрывисто произнес Виктор. – Говорят, улицы Возрождения нет…
– Неправду говорят. Кстати, мне туда же.
– Серьезно?! Я на такую удачу даже не рассчитывал, – признался Мухин.
– Я тоже не рассчитывал на… гхм, такое везение, простите за каламбур.
Пассажир неторопливо, с достоинством уселся и поставил палку перед собой, точно был не в «девятке», а в собственном экипаже.
– Городским транспортом здесь неудобно, на двух автобусах, – продолжал он. – Или на метро, но тогда еще пешком придется… А откуда вы про улицу Возрождения знаете? Сейчас редко, кто ее вспомнит.
– А я вот взял, и вспомнил, – отшутился Виктор.
Он выехал на Октябрьскую площадь и остановился у светофора. На угловом доме висела синяя табличка: «Площадь 7-го Ноября».
– Что это за… – начал он, но старик его перебил:
– Все время прямо. Прямо, прямо и прямо, – указал он сухой ладошкой. – А потом два раза налево.
– Вы так здорово Москву знаете… – пробормотал Мухин, исключительно для поддержания разговора.
– Опыт, молодой человек.
– Таксистом работали?
– Ну… вроде того, да. Ездил много.
Дома впереди расступились, и из-за крыш выглянуло громадное пятиугольное здание – ни дать ни взять, Пентагон.
– Лево руля, – распорядился пассажир. И как бы между прочим добавил: – Вообще-то, улицы Возрождения в Москве нет.
– Переименовали? Вот, почему никто ее не помнит. Все-таки хорошо, что мы с вами встретились.
– Хорошо, – согласился старик. – Тут опять налево… Только ее не переименовывали. Ее сразу под другим названием построили. Планировали «Возрождения», получилась «Луначарского». Вон за тем перекрестком.
Свернув у старорежимной аптеки, Мухин посмотрел на номер дома и прибавил скорости, благо улочка была пустой и тихой. В пятнадцатом доме находился овощной магазин, в семнадцатом – что-то непонятное, явно коммерческое, в девятнадцатом была почта.
За почтой стоял бесхозный рекламный щит, полностью закрывавший обзор. Из-под ржавого края выглядывали мелкие заморенные деревца и угол скамейки. Миновав щит, Виктор увидел маленький, по-осеннему захламленный садик.
– Огромное вам спасибо, – сказал пассажир.
Он дождался, пока машина не подъедет к следующему зданию, и коснулся ручки.
– Так вам тоже сюда? – удивился Мухин.
– И вам сюда же? – ответно удивился старик. – В двадцать третий?
– Почему?..
Виктор посмотрел на табличку – действительно: «23».
– Двадцать третий, – подтвердил пассажир. – А вы какой ищете?
– Двадцать первый. Улица Возрождения, дом двадцать один.
– Ах, двадцать один! – он прихлопнул дверь и, усмехнувшись, постучал в пол своей палкой. – Наверно, вас разыграли, молодой человек.
– Ничего не понимаю.
– С этим домом целая история. – Дедок пожевал губами и вновь затеребил палочку. – Проект сам Иосиф Виссарионович рассматривал. Дело в том, что на этом месте собирались…
– Не так подробно, – прервал его Мухин. – После девятнадцатого дома должен идти… Его что, снесли?!
– Нет.
– Где же он?
– Его никогда не было. Дом двадцать один на этой улице так и не построили. Вместо него… – Старик звучно щелкнул пальцами, указывая через плечо на сад. – С самого начала. Уж поверьте аборигену.
Виктор поверил, ничего другого ему не оставалось.
Пассажир уже скрылся в подъезде, а он все еще сидел, поглядывая в зеркало. В садике не было ни души, и надежда на то, что «дом двадцать один» – это только метафора, растаяла.
В одиннадцатом часу начало темнеть, особенно это было заметно по деревьям. Кроны уплотнились, будто бы в них выросли дополнительные листья, и перестали пропускать свет. Черная скамейка утонула в сумраке – теперь любой желающий мог вздремнуть на ней без помех.
Несмотря на вечер, духота не спадала, и Мухин, утомившись от плотного мертвого воздуха и собственного пота, опустил в машине все четыре стекла.
«К проституткам мотануть?.. – вяло подумал он. – Ну их на фиг. Вокзал?.. Тогда уж сразу – в отделение, в клетку. А в клетке – бомжи и опять проститутки. На фиг…»
Он мог переночевать в гостинице, но денег хватило бы дня на три-четыре, не больше, и то при условии, что это будет далеко не «Метрополь». К тому же, Мухин чувствовал, что проблему надо решать кардинально, поскольку…
Виктор тяжко вздохнул и закурил.
Да… Поскольку возвращаться домой он не собирался. Там чужая жизнь – в чужой квартире, с чужой женой. Там все не его, и даже эта рубашка, и даже эти трусы… Единственное, что Виктор мог считать своим, – это сигареты. Пачку «Кента» он купил сам… правда, на чужие деньги.
Возможно, у местного Мухина, у зоолога, была любовница, возможно – и апартаменты для встреч… Однако чтобы о них узнать – о любовнице и апартаментах, – Виктору нужен был хоть какой-то намек.
За последние полчаса на улице Возрождения-Луначарского не появилось ни одного прохожего.
Лихо отстрельнув окурок – он этому не учился, это умел зоолог, – Мухин тронул руль и медленно поехал, словно размышляя, не подождать ли ему еще, хотя было ясно, что Константин не придет – ни с топором, ни без.
Впереди, у аптеки, в сером полотне дороги фары выхватили дырку открытого люка.
«Откуда?.. – отстраненно подумал Виктор. – Никого ведь не видел…»
Он повернул, объезжая колодец, и вдруг заметил между домами какую-то тень. Силуэт пробежал по стене, огромной птицей скользнул на тротуар, тут же – на мостовую и, догнав «девятку», вскочил в правую дверь. Виктор даже не пытался увернуться, а если б и пытался, то вряд ли успел бы – все произошло нереально быстро.
Мухин остановил машину и вопросительно произнес:
– Ну…
На него смотрели неглупые карие глаза. Темные глаза и светлые брови – редкое сочетание. Еще у мужчины был нос с горбинкой – Мухин почему-то сразу обратил на это внимание. Горбинка была не природной – нос ломали и, скорее всего, неоднократно. Одет был мужчина в черную «натовку» и плотные брюки, тоже черные. На выбритом загорелом черепе выступали крупные капли и, скатываясь по щекам, впитывались в лоснящийся воротник. Казалось, куртка была мокрой насквозь, но его это ничуть не беспокоило.
Под сороковник, оценил Мухин. Опасный возраст.
– Привет, – бросил человек. – Давно в этом слое?
– В этом… что?..
– Понятно. Ты езжай, езжай. Не надо тут отсвечивать, – сказал незнакомец и деловито представился: – Петр.
– Виктор, – ответил Мухин без энтузиазма. – Куда ехать-то?
– Все равно. Лично мне никуда не надо.
– А чего сел? Тачка?..
– Витя, я не вор.
– Кто же ты, Петя? – сказал Мухин насмешливо, даже с некоторой издевкой, и сам поразился своему нахальству. Есть люди, становящиеся в опасности бесстрашными или, точнее – безбашенными, но Виктор себя к ним не относил. Ошибался, что ли?..
– Вопросец… – молвил Петр задумчиво и вроде бы не враждебно. – Кто я… А ты кто? Можешь ответить?
– Я?.. Зоолог, – поколебавшись, сказал Мухин.
– Ну-ну… А я в таком случае – геолог. Такой же, как ты – зоолог, – добавил он многозначительно. – И что же наш уважаемый зоолог здесь делал?
– Девочек снимал, – огрызнулся Виктор.
– У дома номер двадцать один… И как?.. много наснимал?
Мухин сунул в рот сигарету и, не прикуривая, пожевал фильтр. Теперь было ясно, что Петр не прыгал в первую попавшуюся машину, а ждал именно его. Он знал про двадцать первый дом, и еще… да!.. он что-то говорил про «слой».
На Садовом Кольце, куда они выскочили, движение было слишком плотным, и Виктор повернул к Арбату. Небо уже стало угольным, но звезды едва светили – вместо них повсюду вертелись и вспыхивали затейливые рекламные финтифлюшки. Обе стороны проспекта горели всеми мыслимыми цветами, и неоновый огонь выглядел не просто живым, а разумным.
– Чего стоит вся эта красота, когда она зависит от одного рубильника… – мрачно произнес Петр.