Аркадий Захаров всю жизнь считал себя баловнем судьбы. Жизнь его была полна и насыщена. Он прыгал с парашютом, сплавлялся на катамаране по карельским бурным рекам, завоевывал самых красивых девушек и, не заплатив ни копейки, закончил журфак МГУ. К своим двадцати восьми ему казалось, что он повидал и перепробовал все. Сегодня он попал в число счастливчиков, которых допустили на прямую трансляцию с покинувшим Землю кораблем, отправившимся к Марсу. «Посмотреть в глаза настоящим героям», – как выразился главред, настаивавший именно на таком пафосном тоне статьи.
«Да тебе и выдумывать ничего не придется, просто смотри, как они выглядят, слушай, что говорят – вот и материал, – радовался по-мальчишески шеф, – настоящие мужики! Учись, студент!»
Аркадий при всем приобретенном цинизме тоже ловил себя на совсем неуместном сейчас, детском нетерпении. Всплывали невольно в голове старые советские еще мультики, вроде «Тайны третьей планеты». Чувствовать себя ребенком было неприятно, и мысли такие парень от себя гнал.
И вот экран включился…
… и журналист почувствовал, что его лицо невольно вытягивается. Герои выглядели… хм-м-м… негероически, одним словом.
Широкоплечий негр с каким-то жалобно-перепуганным видом, да пятидесятилетний пропитый мужик с глазами побитой дворняги и выражением лица, будто сейчас субботнее утро, он приполз в магазин, а алкоголь сегодня не продают. Беспокойные взгляды их постоянно ускользали куда-то вбок. Аркадию на какой-то миг показалось, что его разыграли. Да не могут ЭТО быть первые люди на Марсе! Мужик попытался незаметно толкнуть чернокожего астронавта в бок и прошипел: «Улыбайся, давай!» Негр послушно растянул лиловые губы, изобразив безрадостный оскал.
– Вот, господа! – воодушевленно завел шарманку плотный лысеющий мужик из ЦУПа, указывая в сторону экрана рукой.– Вот наши герои! Шагнувшие в будущее! Это последнее прямое включение, дальше мы сможем обмениваться только записями! А они будут первыми на красной планете! Знакомьтесь! Доктор Фрэнсис Самди и профессор Николай Маслов!
Профессор? Это? Вот же у нас наука в упадке…
На слове «профессор» алкоголик тоже удивленно моргнул, и Аркадий сумел разобрать по губам: «Ну, ни хрена себе».
Ему захотелось помотать головой, отгоняя это видение, а врожденная журналистская чуйка просто-таки вопила: что-то в этой истории не так!
–…Как вы себя сейчас чувствуете?– решил-таки закончить свой монолог лысоватый цуповец.
Вместо ответа, потенциальные марсиане дружно посмотрели куда-то в сторону. Улыбка помаленьку сползала с лица американского доктора, почему-то больше – с правой стороны, так что перекосило физиономию. «Абзац»,– пробормотал себе под нос странный профессор.
– Что-нибудь случилось? – чуть нахмурился конферансье от науки.
– Не-е-ет, – медленно протянул доктор Самди, снова уставившись вбок, – у нас хорошо…
– Отлично, – добавил профессор Маслов, когда пауза начала затягиваться, – зашибись просто.
А вот тут Аркадий замер, словно голодный волк, наткнувшийся на заячьи свежие следы. Позади странных астронавтов был какой-то выключенный монитор, и с самого его края отражалась… чья-то еще фигура. Журналист вперился в нее взглядом – фигура двигалась, она была большая, темная и не производила впечатления человека.
Вот на кого они все время смотрят! Но что это?!
– …Скажите нам, остающимся на Земле какое-нибудь напутствие! – попробовал вернуть беседу в конструктивное русло цуповец.
– Э-э-э… – в этот момент непонятная фигура чуть сдвинулась и помахала рукой, привлекая внимание астронавтов. – Э-э-э… Любите Родину, – брякнул профессор-алкаш, потом покосился на своего коллегу и добавил, – обе Родины. Землю, короче. Берегите ее, ага?
А перед глазами застывшего журналиста так и стояла на миг очень четко отразившаяся мохнатая фигура.
«Чубака,– единственное слово, вертевшееся в полностью опустевшем мозгу, – Чубака».
– Э-э-э, да, – вторил негр, – берегите, одна она…
– Вы простите, – решился на что-то профессор Маслов, – у нас тут технический перерыв, и нам бы с самим ЦУПом поговорить, выведете, а?
– Конечно-конечно! – воодушевился лысый, похоже, ощутив себя полезным. – Пара минут и переключу. Господа! Как вы видите…
«Вот оно, – думал потрясенный Аркадий, – вот она – настоящая история. Третий член экипажа, хотя должно быть двое. Определенно, не человек. Вот ради чего я учился на журналиста! Не дадут, разумеется, это напечатать, не дадут. Да и ладно! К черту газету! Я все равно докопаюсь до правды и расскажу е людям! Инопланетяне среди нас, боже мой!»
Когда экран, наконец, погас, выдохнули облегченно все трое.
– Что там, Джек? – нетерпеливо потребовал Митрич, короткими перелетами возвращаясь к монитору с диагностикой.
Надпись на нем была почему-то на английском, так что техник опознал только большое красное «Warning!»
«В воздухе признаки испарения какого-то горючего вещества. Пока, к счастью, только в одном отсеке, технический С1, посмотрите на карту».
Это было очень плохо. Именно там и бесчинствовал пьяный Митрич накануне. Нахимичил, черт старый. Ладно сам, еще и ребят угробит же… Эх…
– Это конец… – пробормотал Митрич и поймал себя на том, что эта мысль уже приходила ему сегодня в голову.
«Беспокойство не устраняет проблемы, но забирает покой», – взгляд гориллы казался мудрым и печальным.
– Пойду-ка посмотрю, что это за испарения, – буркнул техник подплывшему Фрэнку, – есть тут хоть какие-нибудь костюмы защитные?
– Да, есть, вот этот шкаф. Тран, вы очень смелый человек, – серьезно проговорил американец, тщетно пытаясь поймать взгляд своего лже-коллеги.
– Да ерунда, – техник кое-как облачился в свободную оранжевую робу, пару раз перекувыркнувшись с непривычки, – все. Пошел.
Что еще хуже ожидания смерти – неизвестность. Адреналин в крови требовал делать хоть что-то.
«Я включу громкую связь», – кивнул Джек, изобразив no pasaran.
Закрылась за спиной переборка, отделив Митрича от единственных двух живых существ на мерно гудящем корабле. Он почувствовал себя маленьким и ужасно одиноким, будто бабочка однодневка, которую ураган занес в тундру. Умирать было страшно, но еще больше давило чувство вины, без сомнений, это он вчера испортил что-то своими неумелыми попытками помочь. Черт! Да он даже не помнил, что именно он делал! Зачем он вообще полез в корабль?!
«Осторожно! – горела надпись на экране следующей переборки. – В отсеке С1 отравление воздуха потенциально ядовитыми примесями».
Страшно? Аж жуть.
А что делать? Сам виноват, самому и разбираться.
Он выдохнул, как перед прыжком в ледяную воду, и нажал на кнопку, открывающую переборку. Дверь убийственно медленно отъехала в сторону, а Митрич так и остался торчать на пороге, как пугало огородное.
– Твою ж мать…
– Что, Тран? – перепугав до сердца в пятках, внезапно вырвался из крохотного динамика в стене голос Фрэнка. – Все очень плохо? Да? Плохо?
Но новоявленный профессор Маслов только затрясся от хохота, глядя, как дрожит горячий воздух. Это испарялись с нагретого пола разлитые из опрокинувшейся бутылки остатки того самого Хеннеси. А датчик анализатора воздуха, обнаруживший спирт, гудел, как встревоженный шмель.
– Все хорошо, – сумел-таки ответить техник, – отбой тревоги, возвращаюсь.
Он подобрал бутылку, с жалостью отметив, что не осталось и пары глотков, а потом отправился назад. Корабль перестал казаться проглотившим его чудовищем, гул двигателей теперь успокаивал, как успокаивает стук колес в поезде ночью. Теплый желтый свет лам казался дружелюбным.
«А ведь это теперь все наше, – подумал неожиданно Митрич, – корабль, звезды, космос… А потом, если повезет, целая планета! Новая планета. Интересно, а что мы вообще должны делать там, а? Надо хоть расспросить ребят, Джек наверняка в курсе. Боже, я собираюсь расспрашивать обезьяну, что мы будем делать на Марсе. Какое безумие…»
Митрич вернулся, помахав над головой бутылкой, и Фрэнк, получив объяснения и сличив их с данными на мониторе, рассмеялся от облегчения. Джек же ухнул и пару раз шлепнул себя ладонями по коленям.
– Вот! Еще контрабанда. Увы, вытекла и испарилась.
– Боже мой! – проговорил доктор Самди. – Какое счастье! Как же я испугался!
Это вообще-то было странно.
– Испугались? А разве у вас не проходят строжайший психологический отбор?
– Проходят, – улыбнулся американец смущенно, – крайне строгий.
– Что-то я не заметил в вас, уж простите, особого хладнокровия. Как же вы прошли его?
На лице Фрэнка снова засияла обезоруживающая улыбка.
– Я спал с психологом, составлявшим заключение.
– С мужчиной? – подозрительно насупился Митрич, невольно пытаясь отодвинуться.
– Нет, ее звали Эвелин. Эва… – шоколадная физиономия приняла мечтательное выражение, он аж причмокнул.
– Но зачем вам понадобилось лететь на Марс? – изумился Митрич.
– А вам? – передал подачу доктор Самди.
– Семье денег дали, – признаться оказалось внезапно просто, – а сам я пьяный был.
– Вот и моим, – ухмыльнулся Фрэнк, – и пенсию неплохую положили. Я был столько должен, что мои самые близкие оказались в безвыходном положении.
– Дети?
– Сын. Зовут Алекс.
– И у меня – сын. Данька. Даниил.
– Что-то библейское?
– Навроде.
Подплывший Джек приобнял их длинными волосатыми ручищами за плечи, а на его планшете светилась надпись: «Не пора ли уже пообедать, друзья? Это успокаивает нервы!»
Есть пюре из пластиковых тюбиков оказалось странно и непривычно. Митрич привык, что пища сначала попадает в рот, потом пережевывается и только потом проглатывается. Никак не мог он отделаться от некой брезгливости и анекдота про «хорошие котлетки, мягкие, всем аулом жевали». Тьфу ты, черт. Фу.
Впрочем, его отвлекала болтовня Фрэнка, рассказывающего о корабле. Оказывается, летели они в огромной почти полностью автоматической оранжерее. После того как они успешно (тьфу-тьфу-тьфу, сплюнул суеверный Митрич) приземлятся, нужно будет разворачивать солнечные батареи, потом включить систему освещения и полива. Параллельно запуская под поверхность зонды, чем черт не шутит? Вдруг минеральные удобрения найдутся или вообще вода? Всякое же бывает. Тут же выяснилась причина, почему американец был один – система была полностью автоматическая, он полетел – так уж, на всякий пожарный. Деньги больно семье нужны были.
– Спал с руководителем организации полета? – ухмыльнулся техник, желая подколоть коллегу. – Чтоб тот разрешил?
– Ну да, – простодушно улыбнулся тот, и Митрич ради собственного спокойствия решил не выяснять пол этого самого руководителя.
В это время вновь ожил экран связи с ЦУПом, запищал, требуя внимания.
А ведь прошло всего четверть часа, как с прессой поговорили. А ощущение, что несколько часов. Или целая жизнь.
Появившийся на экране Нестеренко старший был угрюм и непривычно тих.
– Я так понимаю, – начал он с места в карьер, – о проблеме вы уже знаете?
Ну да, сигналы с датчиков же тоже на Землю передаются.
– Мы ее уже решили, – улыбнулся Митрич.
– Н-да? – еще сильнее нахмурился мужчина, и Маслов внезапно понял, как тот постарел за последнюю пару лет, обрюзг весь. – Исправили курс вручную? Интересно, как вы формулу траектории корректировали?
– Курс?.. – не понял техник, чувствуя, как снова предательски екнуло сердце. – Я вообще-то не про это.
– Не про это? А про что? Что у вас там еще случилось?!
– Хеннеси пролился, – и снова признаться оказалось совсем просто, – и датчики воздуха взбесились.
– Охренел ты, Николай Дмитриевич, – грустно сказал большой босс, – курс у вас не верный. Отловили отклонение от рассчитанного. Пытаемся новый высчитать с компенсацией текущей ошибки. Так-то.
Эта новость ошарашила всех, и прежде всего новоявленного профессора.
– И куда мы летим?
– А хрен его знает, Митрич. С программистами хочешь поговорить?
– Хочу, – пересохшие губы согласились сами.
Не вовремя Хеннеси пролился.
На экране показался худой парнишка лет двадцати, в очках и кудрявый.
– Мы сейчас все поправим! Только компенсацию надо досчитать! – зачастил он. – И найти ошибку! Все сделаем, не переживайте!
– Сколько отклонение?
– Пока небольшое совсем. Но сами понимаете…
– Куда мы летим?
– По модели?
– По модели.