Помоги проекту - поделись книгой:
– Моя! Ты моя!
Данеска не думала – руки сами потянулись к узкому кинжалу, по забывчивости оставшемуся на поясе под туникой.
Удар. Снизу и в бок. Тахейди вскрикнул, прижал ладони к ране, между пальцев заструилась кровь. Он смотрел на Данеску широко распахнутыми глазами, а она отступала, прикрыв рот рукой, чтобы не закричать...
Нет, лучше закричать! Позвать кого-то на помощь!
– Сука... – зашептал Тахейди, оседая на землю. – Мерзкая сука...
– Помогите! Скорее! – она старалась перекричать шум и барабанный бой. – Помогите!
Неизвестно, услышал ли ее хоть кто-то. Надо остановить кровь. Чем? На Данеске шелковые одежды, они бесполезны... Зато на Тахейди шерстяные.
Она опустилась рядом, потянулась к его штанине, чтобы отрезать.
– Проваливай... – шепот совсем слабый: Тахейди вот-вот потеряет сознание.
– Ты только не закрывай глаза... Я сейчас, сейчас...
Она поддела ткань лезвием, та затрещала – еще чуть-чуть, и штанину получилось оторвать, теперь ее можно использовать как повязку. А потом и вторую...
– Эй, что случилось? Кто звал на помощь?
Она быстро прижала ткань к ране и обернулась: позади стояли четыре мужа. Слава Спящему ворону! Данеску услышали!
– Он ранен! Нужно остановить кровь!
Два воина отодвинули ее и, нахмурившись, склонились над Тахейди.
– Быстрее, – сказал один. – Поднимайте его – и к костру. А я буду тряпку прижимать.
Воины осторожно, стараясь не растревожить рану, подняли Тахейди. Четвертый мужчина, тонкогубый и остроносый, до этого стоявший в стороне, приблизился к нему и спросил:
– Кто это тебя? Видел? Помнишь?
Тахейди вытянул дрожащий палец и указал на Данеску.
– Он...а...
Больше не задерживаясь, трое мужчин понесли его к костру, а четвертый подошел к Данеске и схватил за плечо.
– Это правда?
У нее хватило сил только кивнуть.
– Чем?
Данеска молча протянула окровавленный кинжал, и воин тут же вырвал его из ее рук и выбросил за круг.
– Ты знаешь закон.
Она снова лишь кивнула.
– Идем. Твою судьбу решит старейшина.
Мужчина больно схватил ее за предплечье и потянул за собой
Путь казался бесконечным, время тянулось липкой паутиной, в которой испуганными мухами бились мысли.
Что же Данеска натворила? Как она могла, о чем думала? Мало того, что пронесла оружие на праздник, пусть и нечаянно, так еще им воспользовалась. Что теперь будет? С ней, с озверевшим Тахейди? Лишь бы выжил, иначе грозит война кланов.
А люди? Какими глазами посмотрят на Данеску, когда она встанет перед старейшиной в ожидании расплаты? А ночной возлюбленный? Наверное, на его лице она увидит презрение... А отец?! Каково ему будет узнать не только о побеге дочери, но и о ее позоре?!
Будь проклята ее глупость! Если бы Данеска догадалась закричать, позвать на помощь, а не выхватила кинжал, ее бы выручили, и тогда Тахейди тащили бы сейчас на суд вместо нее...
Данеска не опускала голову, не избегала смотреть на людей, но не видела их: лица и силуэты расплывались цветными пятнами. Голоса сливались в глухой и едва уловимый гул, подобный шуму пчелиного роя вдали. Только слова старейшины прозвучали отчетливо:
– Подойди, женщина, и встань у священного огня, и отвечай перед ним и всеми людьми.
Сизобородый старик с заплетенными в четыре косы волосами смотрел на нее колючим и жестким взглядом. Пощады явно не будет.
Мужчина, притащивший ее сюда, теперь подтолкнул вперед. Данеска сделала шаг, остановилась и, зажмурившись на несколько мгновений, глубоко задышала в попытке успокоиться. Взяв себя в руки, подошла к костру и повернулась к людям.
Мир обрел четкость, и теперь она ясно видела лица: на одних читалось любопытство, на других – сочувствие, на третьих – злорадство или презрение. Теперь все молчали, и Данеска слышала, как из ее груди вырывается дыхание, как стучит сердце и гудит пламя за спиной.
– Верно ли, что в священное время и в небесном круге ты нарушила один из главных запретов?
– Да... я нарушила.
Вначале голос дрогнул, но договорить удалось твердо. Пусть она преступница, но лучше вести себя достойно, а не как перепуганное ничтожество.
– Что ты сделала?
– Я пришла с оружием.
– Верно ли, что ты пролила кровь собрата и сделала это внутри круга?
Данеска непроизвольным взглядом окинула толпу и – наткнулась на ночного возлюбленного. Он стоял в первых рядах и смотрел на нее, слегка нахмурившись, поджав губы. Неясно, что выражает его лицо: не презрение, но и не сочувствие. Любопытство? Недоумение? Разочарование? Не угадать...
Лучше бы она его не видела, потому что из-за этого мужчины сердце забилось быстрее, в горле пересохло и как будто стало нечем дышать. Почти-спокойствие, которое Данеска вернула с таким трудом, ее оставило. Вот-вот она не выдержит, опустит голову и заплачет, как маленькая, этим опозорив себя еще сильнее.
– Верно ли? – переспросил старейшина, повысив голос.
Ой, она же так и не ответила на вопрос, да и сейчас язык не слушается, будто онемел.
– Верно?! – он шагнул к ней
– Да, да, верно! – выкрикнула наконец Данеска и не узнала свой голос, таким надтреснутым он показался.
– Есть ли тебе оправдание?
Увы... В другом месте, в другой день она могла бы даже убить Тахейди за то, что пытался взять ее против воли, и никто бы не осудил. Но не здесь, не сейчас.
– Только испуг и глупость... Но они не оправдание... – прошептала Данеска.
– Громче.
– Мне нет оправдания.
– Готова понести наказание?
Можно подумать, у нее есть выбор!
– Да.
– Пусть так и будет. Ты ответишь кровью за кровь. Ты пришла с кинжалом – и кровь твоя прольется от кинжала.
Неожиданности не случилось. Теперь ее правую щеку навсегда обезобразит глубокий неровный шрам, который каждому скажет: некогда она нарушила священный запрет.
Старейшина достал кривой жертвенный нож – единственный, дозволенный на празднике, – воздел его к небу, потом ударил в медную пластину и сказал:
– Назови себя, женщина.
Этого мгновения она боялась едва ли не больше, чем того, когда зазубренное лезвие рассечет кожу. Сейчас даже те, кто не знал ее в лицо, узнают: дочь каудихо талмеридов – преступница.
– Назови. Себя, – повторил старейшина.
– Дан..не... – губы трясутся, голос дрожит – и слова не выговорить. Она сглотнула комок в горле, собралась с духом и на одном дыхании выпалила: – Данеска из клана Каммейра, дочь главы клана и каудихо Андио Каммейры.
Толпа на миг застыла, потом по ней пронесся ропот и стих, а Данеска снова наткнулась взглядом на небесного мужа. Наткнулась – и обмерла, на мгновения даже позабыв о собственной беде.
Что с ним? Лицо и губы побледнели, кулаки сжимались и разжимались, он не сводил с нее глаз, и в них полыхала странная смесь ярости, боли и страха.
Вот он быстро шагнул вперед, отодвинул кого-то и перевел взгляд на старейшину – в это время его лицу уже вернулся нормальный цвет.
– Стойте! – сказал небесный муж. – По закону ее вину может на себя взять кто-то другой. Пусть это буду я. Я пролью свою кровь вместо нее.
– Что?.. – прошептала Данеска.
По толпе прокатился шепот.
– Такое возможно, – протянул старейшина, – но в вас должна течь кровь одного клана.
– Знаю.
– Тогда назови себя.
– Виэльди из клана Каммейра. Сын главы клана и каудихо Андио Каммейры.
Мир зашатался перед глазами, закружился, заполыхал в пламени священного костра и сгорел.
Данеска лишь чудом устояла на ногах.
Глава 2
Брат учил ее стрелять из лука и ездить верхом, называл мышкой за маленький рост, прогонял, когда она пыталась увязаться за ним и его друзьями в степь – а еще защищал от мальчишек и старших девочек.
Вот и сейчас защитил: не от детей – от взрослых и от ее собственной дурости.
Сейчас он всходил на возвышение у костра и не смотрел на Данеску, потом вовсе отпихнул ее и повернулся к людям.
– Нож! – воскликнул он и протянул открытую ладонь к старейшине. – Закон говорит: я могу сделать это сам.
– Так и есть.
Старик вложил клинок в его руку, Виэльди сжал пальцы и одним быстрым, почти неуловимым движением полоснул себя по щеке. Брызнула кровь, заструилась по лицу и шее, закапала на землю. Он не пытался ее остановить: замерев, смотрел куда-то вдаль, а затем, чуть покачнувшись, отошел от костра и бросил через плечо:
– Долг уплачен.
Данеска не знала, что ей сейчас делать. Идти за ним или затеряться среди людей? Как ни поступи, все будет неправильно... Все
Она помедлила, потом все же отправилась за братом. Люди расступались перед ними, как перед зараженными смертельной хворью, а Виэльди, словно почувствовав, что Данеска идет за ним, остановился. Даже не повернув головы, сказал, точнее, приказал:
– Бери коня. Едем домой. Сейчас мы здесь нежеланные гости.
Какой сухой, ледяной голос! Но чего она ожидала? Нежный возлюбленный превратился в строгого брата... на которого она уже никогда не сможет смотреть, как на брата.
Данеска добиралась до Красногривого, будто сквозь туман, а когда добралась, обхватила конскую шею, уткнулась в нее, вдохнула теплый запах и расплакалась. Ничего не хотелось делать: ни идти, ни ехать, ни говорить. Еще лучше – ничего не видеть и не слышать.
Она вздрогнула от окрика:
– Не медли!
Виэльди. За грубостью пытается спрятать собственные боль и стыд...
Данеска украдкой вытерла веки и, не оглядываясь, вскочила на коня. Путь домой будет мучительным. Не из-за тягот пути – из-за тяжести на сердце. Как ей отныне смотреть на Виэльди и – не вспоминать? Небесного мужа, ласкового любовника...
Когда они выехали, солнце поднялось высоко, высушило слезы и теперь слепило глаза. Размеренный перестук копыт и треск кузнечиков успокаивали, зато безмолвие угнетало. Услышать бы свой голос или голос Виэльди, но брат ехал в шаге впереди и молчал. Он до сих пор не вытер кровь, и она запеклась в багровую, испещренную трещинами корку.
– У тебя кровь остановилась... корка теперь... Виэльди... Счистить бы, – какой же робкий у нее голос!
Поделиться книгой: