Помоги проекту - поделись книгой:
Я, только на днях вычитавший, что РСЗО — это реактивная система залпового огня, и что у немцев это прежде всего реактивный шестиствольный миномёт «Nebelwerfer», важно кивнул. Про крупнокалиберную гаубичную артиллерию, метающую с закрытых позиций снаряды калибра от 105 миллиметров и выше, я прочёл значительно раньше. Когда всерьёз заинтересовался, чем же нас таким крепким долбали на третьей заставе…
— Так вот, в реальной истории немцы провели мощнейшую артподготовку, после чего инженерные части начали наводить переправы через противотанковый ров у Ак-Монайской позиции. Советская артиллерия вела ответный огонь с первых же минут немецкого наступления. В частности на рубеже обороны 63-й гсд это её собственные противотанковые и дивизионные орудия, пушки выведенной в тыл 404-й стрелковой дивизии, 53-й артиллерийский полк резерва главного командования. Звучит весьма внушительно, верно?
Я согласно кивнул, после чего собеседник продолжил:
— Вот только собственная противотанковая артиллерия 63-й гсд на 8 мая — это четыре «сорокопятки» вместо пятидесяти четырех, положенных по штату, и четыре дивизионных орудия вместо шестнадцати. Ситуацию несколько выправляли пушки 404-й сд: шесть «сорокопяток», пятнадцать дивизионных орудий — практически штат! — да ещё семь «полковушек». Из восемнадцати. В любом случае, это не так и мало, но! За исключением гаубиц, вся артиллерия находилась на переднем крае. И попала под мощнейший налёт РСЗО немцев, а также их тяжёлых орудий. Во время наведения германцами переправ через противотанковый ров, она вела активную контрбатарейную борьбу и пыталась помешать саперам. Нацисты же в свою очередь выбивали обозначившие себя орудия, а чтобы помешать огню советской гаубичной артиллерии, слепили наши наблюдательные пункты постановкой дымовых завес. Плюс вели огонь разрывными снарядами по площадям…
Вежливо покивав, и сделав пару глотков сказочно вкусного напитка, я все же не сдержался:
— Информация очень интересная, но! Чем она мне сейчас поможет? Крымский фронт… Он падёт, так или иначе. А мне нужно в Сталинград! Спасать Ольку!
Саша невесело хмыкнул:
— Молодой человек, а как вы думаете попасть ХОТЯ БЫ на большую землю? Рома, ваш персонаж сейчас — это командир взвода НКВД в 63-й горнострелковой дивизии. Всё, что сумел сделать я с игровыми поднастройками — это добиться повышения в звании и должности. Загрузишься ты в конце апреля. До немецкого удара останется дней десять — двенадцать, не больше. И если все пройдёт так, как прошло в реальной истории, шансы на твоё спасение и на то, что ты доберёшься до Сталинграда, стремятся к нулю. А о дезертирстве не может быть даже и речи! Даже если сумеешь уйти от своих, тебе просто не на чем будет переплыть Керченский пролив. В конечном итоге обязательно поймают и шлепнут — или как дезертира, или как диверсанта.
Я не стал спорить, но задал напрашивающийся, самый очевидный вопрос:
— А что могу сделать я? Чем может помешать немцам один единственный командир взвода?
Александр очень выразительно посмотрел мне в глаза и впервые я увидел в его взгляде такую страстную увлеченность:
— 8 мая 1942 все могло пойти по-другому сценарию. Если бы дивизию отвели с разведанных и заранее пристрелянных немцами позиций, если бы она сохранила в начале боя большую часть артиллерии, которую можно использовать против танков, то результат сражения с бронетехникой 28-й лпд мог бы быть иным. Дивизионные орудия Ф-22 и УСВ могли сжечь «мардеры» за километр и даже больше, да и «штуги» примерно на километровой дистанции. Лёгкие же трофейные танки были бы прекрасной мишенью для противотанковых пушек, им и бронебойные снаряды лёгких «полковушек» ещё как опасны! И в этом случае прорыв за противотанковый ров ничего бы не дал фрицам, чтобы сбить 63-ю, им пришлось бы бросить на её позицию авиацию, вновь провести артподготовку, ввести в бой уже танковую дивизию… Между тем — это время, потерянное немцами время, которое командование фронта могло бы использовать для отражения вражеского удара. К примеру, стянуть к Ак-Монайской позиции всю бронетехнику, имеющуюся в распоряжение 44-й армии, и контратаковать не вразнобой, отдельными ротами и танковыми бригадами, а более мощным кулаком, введя его в бой с 22-й тд вермахта. Конечно, в идеале их бы вообще в землю закопать… Но даже если ударить всей массой двух бригад и двух отдельных батальонов, таковое сражение получилось бы пусть не равным, однако тяжелым — я имею в виду прежде всего для немцев. Ведь для них это будут уже неизбежные потери машин, потери времени для 11-й армии, которое советское командование могло бы использовать для переброски резервов к югу Парпакчакского перешейка. Резервы для формирования нового рубежа обороны были, имелись и отдельные полки резерва главного командования из дивизионных орудий УСВ. В конце концов, 9 мая во второй половине дня в районе боевых действий начался сильный дождь, дороги раскисли, подвозка боеприпасов и движение техники были затруднены. Удержись до этого срока советские войска на оборонительном рубеже, и все — победы Манштейна бы не случилось!
— Хорошо. Но что это даст конкретно мне? Ну кроме того, что дивизия и фронт возможно выстоят под немецким ударом? Мясорубка там будет нехилая, судя по вашему же рассказу. И как я окажусь в Сталинград, если 63-я дивизия удержит позиции?
Саша улыбнулся — искренне так, радушно:
— Вот смотри: в конце месяца случится катастрофа под Харьковом, начнётся последнее масштабное наступление немцев на Сталинград и Кавказ. Бои на Дону будут крайне напряжёнными и, учитывая огромные людские потери и потери техники, советское руководство наверняка решится на вывод частей из Крыма и переброску их в район боевых действий в Донских, Кубанских и Волжских степях. Далее ты уже сам найдёшь способ добраться до Сталинграда и встретиться с Ольгой.
Я машинально кивнул в ответ на слова собеседника, хотя на деле воплощение его плана представляется мне невыполнимой задачей. О чем я и заявил после небольшой паузы:
— Однако повторю свой вопрос. Как я, всего лишь командир взвода НКВД, смогу отвести целую дивизию с занимаемых ею позиций на запасные? Как я на своём уровне смогу реализовать этот план?!
Хитро ухмыльнувшись, Александр ответил:
— А вот это уже отдельная тема для разговора…
Оля едва дышит — её грудь лишь чуть-чуть приподнимается во время вдохов; выглядит девушка значительно хуже, чем на фото. Слишком худая, слишком бледная, слишком… Безжизненная. Чтобы спасти её в игре, я готов был рискнуть жизнью, чтобы спасти её настоящую… Я готов рисковать снова и снова, пока не добьюсь результата. А я его обязательно добьюсь!
Замерший рядом Коваленко — оказывается именно такая фамилия у Саши — заметно волнуется:
— Я учёл предыдущие недоработки, сейчас обе капсулы работают с бесперебойниками, а на случай длительного обесточивания в подвале настроен дизель-генератор. Что касается твоего персонажа, Рома, я прокачал его просто по максимуму. На самом деле в игровых поднастройках «Великой Отечественной» ещё на стадии разработки закладывалась система развития скрытых уровней. В прошлый раз ты вырос с уровня «новичок» до уровня «боец», получив навык «опытный стрелок» и «опытный гренадер» — это о метании гранат. Однако твой персонаж подсобрал опыта за последнее время, так что сейчас… Ну-ка, ну-ка…
Александр немного повозился со своим планшетом, после чего показал мне страницу моего «профиля», и я принялся жадно читать:
Я не сумел удержать обрадованного и одновременно удивлённого восклицания:
— Вот это да! Да я просто Рэмбо в его лучшей форме! Саш, а регенерации там или суперсил мне случаем никак нельзя выбить?!
Несмотря на то, что вопрос был задан в шутливой форме, Коваленко ответил вполне серьезно:
— Всё твои физические показатели, как то скорость, ловкость, выносливость, сила, болевой порог — выросли вдвое по отношению к твоей первой загрузке. Ты будешь находиться в форме отлично подготовленного диверсанта, не меньше — но и не больше. Что же касается регенерации…
Тут Александр вновь что-то пощелкал в планшете, после чего произнес:
— В твою форму будет вшит скрытный контейнер-тубус с пятью таблетками пенициллина. В реальности препарат уже был изобретён британскими биологами в 1942-м, но его массовое производство начнётся только через год, а в СССР он попадет через два года. Однако эта технология открыта — и потому у тебя будет пять таблеток. Пять. Они ускорят заживление ран, а главное — избавят от инфицирования областей поражения. Таблетки могут помочь только тебе или Ольге, потому даже не пытайся лечить им игровых персонажей! Ну и старайся не подставляться в бою. Увы, мы не можем рисковать с игровым интерфейсом, функционал выхода из игры или сохранения я блокирую изначально. В противном случае попытка сохраниться или прервать игровой процесс может привести к сбою в синхронизации ваших с Олей капсул.
Я невольно бросил короткий взгляд на опутанную проводами девушку, пока собеседник продолжал меня просвещать:
— Если ты погибнешь — игра просто выплюнет тебя в твоё тело, не более, так что угрозе твоей жизни и здоровью нет. Но вот войти обратно ты уже не сможешь. Потому умирать нельзя ни при каких обстоятельствах, Рома. Это понятно?!
— Сэр, да сэр!!!
Попытка схохмить, закосив под американских военнослужащих, результата не имела. Требовательно на меня посмотрев, Саша строго спросил:
— Что с родителями? Проблем не будет?
Я коротко пожал плечами.
— Маме я сказал, что ухожу утром в поход с новыми друзьями, что-то типа сплава на байдарках, потому меня не будет в зоне доступа как минимум две недели. Она конечно распсиховалась, но в последнее время мне удаётся донести до неё свои решения. Так что надеюсь, проблем действительно не будет. Но в крайнем случае — тут уже я внимательно посмотрел в глаза Коваленко — у вас есть её номер. Отзвонитесь ей и расскажите всю правду, покажете капсулы в конце концов. Да я пожалуй, запишу для неё видео, где вкратце все расскажу. Как думаешь, док, двух недель хватит?
Моё обращение, невольно сорвавшееся с губ, неожиданно польстило Александру, не сдержавшему невольной улыбки:
— Если ты про нахождение в капсуле, то тебе будут делаться своевременные инсулиновые инъекции. Хотя первое время после пробуждения будет сложновато ходить. Но…
Неожиданно хриплым голосом я прервал дока:
— Я про Ольгу.
Собеседник замолчал, просто смотря на меня секунд двадцать. Потом он устало снял очки, потёр переносицу и лишь затем тихо заметил:
— Четыре с половиной месяца, Рома. Четыре с половиной месяца… Времени хватит, но считай, что точка невозврата — это 23 августа 1942 года. Именно в это день Ольга скорее всего, погибнет, если ты не успеешь вытащить её раньше.
У меня аж холодок по спине пробежал:
— Почему?!
Саша тяжело вздохнул:
— 23 августа город уничтожит массированная бомбардировка немцев. В авианалете примут участие сотни бомбардировщиков 4-го воздушного флота. Они сделают под две тысячи самолетовылетов и скинут на город тысячи фугасных и зажигательных бомб. В городе начнётся сумасшедший, просто адский пожар с огненными вихрями, а температура в его эпицентре достигнет 1000 градусов. Из примерно 400 тысяч жителей, находящихся на момент начала бомбардировки в городе, погибнет 90 тысяч человек, ещё 50 тысяч получат ранения. А учитывая характер Ольги, её преданности делу и готовностью идти до конца, то… Я боюсь, она пожертвует собой, чтобы спасти раненых… Вот, возьми.
— Что это?!
Док протянул мне небольшую карточку — как оказалось, с обоими фото Мещеряковой. Пока Мещеряковой!
— Это будет прикреплено к твоему военнику. Последний аргумент в попытке убедить Олю вернуться.
— Теперь ясно…
— Ну что, лейтенант Самсонов, готов?!
Преувеличено бодрый тон собеседника вызывает у меня лёгкую улыбку:
— Всегда готов!
…И вот я снова лежу на эргономичном ложе капсулы, также как и Оля опутанный проводами. Сознание уже погружается в лёгкое забытье, а в голове звучит таймер обратного отсчёта перед загрузкой виртуальной реальности:
Глава 2
Сорвав крышку крохотного, цилиндрического тубуса с таблетками пенициллина, закидываю первую же в рот. Фу блин, гадость! Жадно запиваю ее водой из фляги, после чего берусь за индивидуальный пакет и надрываю его оболочку зубами. Больно-то как… Горячо. Будто жжется изнутри. И место ранения неудачное, под ключицей.
Достав бумажный сверток, вскрываю и его. Разворачиваю скатку бинта, и тут же прижимаю один из ватно-марлевых тампонов — который неподвижный — к входному отверстию раны, стараясь не касаться при этом внутренней стороны стерильной подушечки. Браться за нее можно только со стороны, помеченной цветными нитками. Второй тампон — подвижный — смещаю на выходное отверстие и туго бинтую оба, скрепляя узел бинта безопасной булавкой из набора индивидуального пакета. Ну, все вроде, кровью изойти не должен…
— Осмотреть тела! С собой забираем все исправные пулеметы, оставшиеся гранаты — и посмотрите их пайки. Там может быть шоколад, его раненым оставьте…
Шоколад способствует выработке новой крови. Где-то слышал — а где не помню. По крайней мере точно знаю, что после сдачи крови донорам рекомендовалось съесть шоколада… Устало ложусь на камни, следя за тем, как ходят между телами немцев, густо усеявших пляж, мои бойцы.
— С ФОГами аккуратнее! Не зацепите!!!
Отбили мы атаку противника. Отбили, несмотря ни на что. Хотя вернее сказать вопреки — а самолюбие все же немножко тешит мысль, что последний рывок врага погасил именно я… Но мазнув взглядом по распластавшемуся рядом с товарищем Володе Карпову, в буквальном смысле смертельно бледному, я лишь горько вздохнул: нет, фрицев остановил не только я. И парень, протянув мне набитый диск, вложил остаток жизни в это единственное усилие — скорее всего, на пределе физических возможностей обескровленного организма. Помочь ему я уже не смог, отрубившись сам… А когда Славка Красиков привел меня в чувство, было уже поздно.
Но атаку мы отбили. Как видно я ошибся с оценкой вражеской установки «только вперед»…
Немцам не хватило добежать до нас считанных метров. Но даже смяв и перебив остатки третьего отделения, им пришлось бы еще разбираться с бойцами первого и второго, а после штурмовать дот… И все с потерями, которые и так уже были велики. А моя очередь в упор, скосившая оставшихся храбрецов, как видно стала последней каплей, что сломила их наступательный порыв. После враг уже не пытался атаковать, а в беспорядке отступил к берегу, откуда эвакуировался уже всего лишь на пяти катерах. Причем ещё два при отходе потопили пулеметчики и артиллеристы дота.
Как я и обещал, «Омаха-бич» Крымского разлива. Вернее сказать даже — Керченского. Или Феодосийского… Не суть. Главное — пока все идет по плану.
Позволив себе секундную слабость, я целиком распластался на камнях, разлегшись с максимальным для себя удобством. И тут же в памяти всплыл эпизод, когда я также лежал на земле — причем долго лежал, несколько часов к ряду. А всему предшествовал мой первый разговор с начальником особого отдела дивизии…
— Товарищ капитан, разрешите войти?
Капитан госбезопасности с ног до головы смерил меня внимательным, жестким взглядом серых водянистых глаз, причем на лице его не дрогнул ни один мускул.
— Заходите.
Я аккуратно прикрыл сбитую из снарядных ящиков дверь в блиндаж и послушно сделал три шага вперед, замерев посередине помещения и практически поедая начальство глазами с «видом лихим и придурковатым, дабы не смущать его своим разумением». Впрочем, капитан не оценил моих действий, сев за стол и отпив чая из простой алюминиевой кружки. Рядом с ней я заметил ржаной сухарь. Начальник особого отдела открыл какой-то документ, углубившись в чтение и не обращая на меня совершенно никакого внимания. Но когда я уже начал ерзать, уже не в силах больше молчать, раздалось негромкое:
— С чем пришел, лейтенант? В отпуск захотел?
Вначале меня едва не током пробило от этих слов — а вдруг действительно отпустят на отдых и я смогу отправиться в Сталинград к Ольке? Но тут же до меня дошло, что это всего лишь шутка командира, точнее сарказм, озвученный даже без намека на улыбку.
— Нет, товарищ капитан. Прошу разрешить добыть «языка».
Глава местного НКВД даже взгляда не поднял от стола.
— А зачем нам «язык»?
Поделиться книгой: