В сундучке несколько рукописных книжек стихов и пачка с оттисками прозы.
Поручаю их Вам, берегите моего дорогого Мура, он очень хрупкого здоровья. Любите как сына – заслуживает.
А меня простите –
М. Ц.
Не оставляйте его никогда. Была бы без ума счастлива, если бы он жил у вас.
Уедете – увезите с собой.
Не бросайте»
Надежда на Асеева была слабая – и сам Коля, хотевший угодить и нашим, и вашим, и жена его, Марину ненавидевшая яркой и незамутненной ненавистью, были союзниками ненадежными, но сейчас просить было некого – все остальные сами сидели в Чистополе на птичьих правах и взять на себя груз в виде Мура не смогли бы никак.
Андрей
Настя засопела почти сразу, а Андрей после всего заснуть так и не смог. Сквозь полудрему слышал, как Витя убирался во дворе, потом, ругаясь, долго заводил машину, уехал, а через полчаса вернулся.
Когда за окном начало сереть, Андрей, поняв, что уже не уснет, встал и вышел на улицу. Витя курил, сидя на корточках у своей полуторки.
– Не спится, Андрей Григорьевич?
– Не спится. А машины твоей на работе не хватятся?
– Не, она как бы в ремонте сейчас. Завгару заплатили, вот и ездим по своим делам. На пару-тройку дней в месяц всегда можно договориться.
– Витя, а то, что вчера нашумели здесь, никто не…
– Кому? Здесь милиция раз в год бывает. Из пушки если стрелять будут, тогда да, из Казани приедут, а так – ерунда, не думайте даже.
– На аэродром далеко ехать?
– Не, не очень. За час выедем на всякий случай, с запасом. Не переживайте, улетите.
Вышла на крыльцо сонная Настя. Андрей пошел смотреть ее. Синяк побагровел, болел, конечно же, но Настя сказала, что болит не очень сильно. Похоже, предстоящий полет на самолете подействовал на нее лучше всяких лекарств.
Выехали даже не за час. Андрей не находил себе места, сил, чтобы ждать уже не осталось. Хоть как, но в нужную сторону.
Машина чихала и кашляла, скорость развивала от силы километров двадцать, за короткий отрезок пути дважды глохла, но на аэродром приехали сильно заранее. Нужного человека еще не было.
– Я же говорил, к десяти, не раньше. Будем здесь ждать.
– Аэродром не охраняют, что ли?
– Ночью охраняют. Да здесь всего-то три самолета, в ангарах заперты. Может, позже и поменяется что, а сейчас – нет.
Нужный человек приехал в одиннадцатом часу. Витя сразу же пошел договариваться. Андрей увидел, как местный начальник сначала отмахивался от Вити, что-то кричал, крутил пальцем у виска и топал ногами, но через короткое время махнул рукой, а вслед за ним и Витя замахал руками, приглашая Андрея с Настей на летное поле.
Марина
Третью записку оставила соседям и таким же, как и сама Марина, эвакуированным:
«Дорогие товарищи!
Не оставьте Мура. Умоляю того из вас, кто может, отвезти его в Чистополь к Н. Н. Асееву. Пароходы – страшные, умоляю не отправлять его одного. Помогите ему и с багажом – сложить и довезти в Чистополь. Надеюсь на распродажу моих вещей.
Я хочу, чтобы Мур жил и учился.
Не похороните живой! Хорошенько проверьте».
Последнее она дописала, вспомнив легенду о Гоголе, которого вроде как похоронили живым и он потом, очнувшись, изодрал в удушье изнутри гроб.
Андрей
– Так, за мной идете, никуда не отходите, молчите, – невысокий плотный мужчина в летной куртке, державший в руке планшет, сразу развернулся и, не глядя на своих спутников, пошел к ангару.
– Всё, Андрей Григорьевич, я свое обещание выполнил, прощайте, – Витя тоже развернулся, только совсем в другую сторону и, не оглядываясь, быстро пошел к полуторке.
Андрей взял за руку Настю и, так же не оглядываясь, пошел к ангару.
– Помогай ворота отодвинуть, не стой, – продолжил командовать летчик. – Побыстрее надо, пока нет никого.
Ворота отодвинули быстро, почти без усилий. «Самолет как самолет», – подумал Андрей, увидев, на чем им предстояло лететь. Метра три в высоту, метров семь в длину, крылья, закругленные на концах, белый корпус с синей полосой и надписью «СССР К-165».
– К Вам как обращаться? – спросил Андрей.
– А никак. Меньше знаешь, крепче спишь. Я вас не знаю, вы меня не видели никогда. – Пилот открыл дверцу. – Сюда полезайте, места хватит. Значит так, скажу один раз, повторять не буду. Сейчас вот здесь садитесь и молчите. Мне в полете не мешать. Сядем на дороге перед Елабугой, вы по своим делам, а меня там сегодня и не было никогда. Понятно?
– Понятно. Долго лететь?
– Часа за два должны управиться, а там видно будет. Как долетим, скажу. Всё, девочка, залезай, а ты винт крутанешь. Сможешь?
– Сейчас попробую, узнаю.
Двигатель завелся сразу, Андрей запрыгнул на диванчик рядом с Настей, захлопнул дверцу и самолет тотчас начал набирать разгон.
Разгонялся самолет недолго, метров сто с небольшим – и они в воздухе. Настя прилипла к иллюминатору и смотрела на землю весь полет.
Марина
Теперь, когда всё готово, можно и посидеть немного, подготовиться к последнему шагу. Стало легко – когда решать уже ничего не надо и всё позади, всегда становится легко. Никаких проблем уже нет, все вопросы решены, все загадки разгаданы. Остается один шаг и сделать его, оказывается, совсем не трудно. Марина взяла черный пояс, которым Борис в Москве, провожая их, перевязал постоянно открывающийся чемодан. Он тогда еще пошутил, что веревка крепкая, можно вешаться. Вот сейчас и проверим. В сенях давно уже был присмотрен вбитый в стену на высоте чуть выше человеческого роста крюк.
Андрей
Через полтора часа летчик посадил самолет на лугу. Елабуга лежала перед ними, спокойная и тихая, километрах в пяти, как и обещал летчик. Повернувшись к Андрею, он молча (сквозь грохот мотора всё равно разговаривать было бы невозможно) махнул рукой на дверцу. Андрей с Настей вылезли, захлопнули дверцу и летчик, не дожидаясь, когда они отойдут, тут же начал разворачивать самолет. Через минуту о прошедшем полете напоминала только стремительно уменьшающаяся в небе точка.
– Настя, нам надо спешить. Я не знаю, сколько времени осталось и успеем ли мы. Так что запомни адрес – Ворошилова, десять. Запомнила?
– Да.
– Смотри, если не будешь успевать, я пойду вперед сам, ты догоняй. Как синяк твой, не сильно болит?
– Терпимо, дядя Андрей. А ты откуда про время знаешь и про сегодняшнее число? – спросила она, когда Андрей уже тащил ее за руку.
– Потом, всё потом расскажу, Настя. Лишь бы успеть.
На елабужских улочках Настя начала задыхаться.
– Всё, Настя, догоняй! Ворошилова, десять, – и Андрей быстро зашагал дальше.
На перекрестке спросил у стоявшей у магазина старушки:
– Ворошилова улица где?
– Недалеко, вон там направо, еще пройдешь и увидишь Ворошилова.
– Спасибо, – сказал Андрей. Оглянувшись, он увидел отставшую метров на двести Настю, махнул ей рукой туда, куда надо идти и побежал дальше.
Нужный поворот он чуть не пропустил. Уже почти пройдя перекресток, он увидел здание портомойни. До цели оставалось метров двести.
Андрей, задыхаясь, быстро шел по улице. С женщиной, вышедшей из портомойни с корзиной белья, он разминулся буквально в паре сантиметров. Та ругалась ему вслед, но он уже не слышал ничего. Дернув за ручку, он открыл дверь в сени дома номер десять по улице Ворошилова и, почти повиснув, из последних сил выдохнул:
– Марина… Ивановна…
Авторское отступление
Собственно, вот здесь я хотел закончить. Конец истории, все дела, спасибо, что были с этой книгой.
Но тут появились эти «но». Авторитетные участники обсуждения толкали меня к написанию внятного финала, я не хотел. Но потом компромисс нашелся. Использовал его уже давно английский писатель Джон Фаулз в книге «The French Lieutenant’s Woman», когда написал два альтернативных финала, чтобы читатель сам выбрал то, что ему по душе.
Конечно же, где я и где Фаулз, но я решил попробовать.
И да, спасибо всем, что были с этой книгой)))
Очередность выкладывания финалов определялась путем однократного подбрасывания простой рублевой монеты, никакого предпочтения. Ещё раз предупреждаю: дальше можно не читать (разве что послесловие).
Финал 1
31 августа 1941 года
Андрей и Марина
Андрей, задыхаясь, быстро шел по улице. С женщиной, вышедшей из портомойни с корзиной белья, он разминулся буквально в паре сантиметров. Та ругалась ему вслед, но он уже не слышал ничего. Дернув за ручку, он открыл дверь в сени дома номер десять по улице Ворошилова и, почти повиснув, из последних сил выдохнул:
– Марина… Ивановна…
– Кто там? – дверь в сени изнутри открылась и Андрей увидел маленькую женщину, одетую в старый серый байковый халат с намотанными на ногах обрывками пухового платка, держащую в руках черный ремень. – Вы кто? Вы ко мне?
Пытаясь выровнять дыхание, Андрей пару раз глубоко вдохнул, и, наконец, смог выговорить:
– Марина Ивановна, я к Вам.
Вдохнул еще раз глубоко и, прерываясь от одышки, продолжил:
– Не надо… этого делать, Марина… Ивановна… пожалуйста…
– О чем Вы? Вы кто такой?
– Простите, не представился. Меня зовут Андрей. Я к Вам из Москвы ехал.
– Зачем же?
– Марина Ивановна, сколько записок Вы уже написали? Все три, да? Это ремень, которым Борис Леонидович Вам чемодан завязывал?
– Откуда… Вы знаете?
Андрей, прикрыв глаза, мгновение подождал, вспоминая и начал читать наизусть заученные записки:
– Мурлыга! Прости меня но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми что я больше не могла жить. Передай папе и Але – если увидишь – что любила их до последней минуты и объясни, что попала в тупик.
Марина стояла, онемевшая – она только что сама писала это, никто не мог этого видеть, а этот мужчина будто читает с листа:
– Следующая, наверное, Асееву, в которой Вы просите взять Мура к себе. Сейчас, она большая, надо точно вспомнить…
– Подождите же! Прекратите!
– Еще третья записка, подождите, сейчас, она для эвакуированных…
– Да прекратите же! Откуда Вы это знаете?
– Марина Ивановна, я родился в тысяча девятьсот восьмидесятом году и я много еще чего знаю – о Вас, о Муре, Але, Сергее Яковлевиче, Анастасии Ивановне и о многих других.
– Но это… невозможно, – Марина уронила черный пояс и пошла к стулу. – Не могу долго стоять, ноги болят.
В открытую дверь послышался голос Насти, кричавшей с улицы:
– Дядя Андрей, ты здесь?
– Здесь, Настя, здесь. Заходи, только дверь закрой за собой.
Настя вошла и стала у двери.
– Здравствуйте. Значит, ты успел, дядя Андрей?
– Успел, Настенька. Знакомьтесь, это Марина Ивановна, а это Настя Трухачева.
– Трухачева… Настя…, - прошептала Марина и, закрыв глазами лицо, заплакала.