Тогда, 2232 год
Спутник Ли Ру, НИИ биотехнологий и генетики
Впервые она увидела лица своих родителей именно такими: напряженными и расплывчатыми. Она не слышала голосов, но их рты раскрывались и определенно издавали какие-то звуки.
– Она совсем как наша дочка!
– Даже родинка, посмотри, Кара!
Оказывается, Вега могла читать по губам.
Вега (точнее было сказать «эта Вега») была клоном тринадцатилетней Веги Леви-Хоук. Модифицированным клоном, если быть точнее. Два года назад девочка, получившая нашивки мастера-пилота раньше всех в галактике, разбилась в самой обычной автокатастрофе. Ее двухлетняя кома без признаков улучшения высосала все соки из родителей. Отчаянные, они решили обратиться к главе Института – Корделии Ло.
– Она и есть ваша дочка, – сказала Корделия, высокая брюнетка в костюме партии либералистов. – Вот только немного выносливее. Как вы и просили.
Последнюю фразу она добавила шепотом, словно опасаясь, что здесь, в ее резиденции, их могут услышать.
Модификации, да. Клоны с улучшениями были запрещены законом, но родители доплатили и за это. Им нужна была не просто новая дочь, а дочь, которая больше не разобьется на мотоцикле. Итак, новая Вега Леви-Хоук стала модифицированным клоном: выносливым, сверхчувствительным, с потрясающей реакцией.
– Это чистая формальность, но могли бы вы подписать вот здесь, – госпожа Ло протянула родителям бумагу, – о том, что изделие осмотрено вами и вы полностью удовлетворены им.
– Ну что вы! Как можно. – Отец покраснел, выдернул документ из рук Корделии и немедленно расписался там, где нужно.
Вега хлопала глазами и продолжала читать по губам. Запоминать.
– Что будет с ней, когда… если наша дочь придет в себя? – спросила Кара.
Госпожа Ло натянуто улыбнулась. Разумеется, существование двух носителей одного разума было недопустимо.
– В этом случае нам придется рециклировать клон, – произнесла либералистка и тряхнула кудрями.
– В смысле… усыпить? – переспросил Эон, и Кара толкнула его локтем в бок.
В этот момент из рециклера вылетела пробка, и вода начала быстро убывать. Перед глазами все смешалось, в ушах зашумело, и Вега пропустила ответную реплику госпожи Ло.
Через две минуты Вега очутилась на медицинском столе в ослепительном свете бестеневой лампы. Родителей и Корделии больше не было рядом, только доктора в масках.
Было холодно, очень холодно. Зубы Веги отбивали дробь, а пальцы стучали по металлическому столу.
«Изделие… Клон, – пронеслось в голове у девушки. – Не человек».
– Холодно, – сказала она, но никто из медперсонала и не подумал накрыть ее.
Клонирование человека не было запрещено, однако создание модифицированных клонов, таких как Вега, считалось незаконным. Этот запрет протолкнул в законодательство не кто иной, как победитель Кубка 2195 года Тигариан Финн – отец всемирно известного Арктура Финна.
Его политика унижала клонов, смешивала их с грязью, обезличивала. Сам политик неоднократно говорил в своих выступлениях, что у клонов нет души, а модифицированные клоны представляют такую же опасность, как мутировавший штамм вирусов.
«Они не люди в привычном понимании этого слова. Мы не знаем, чего от них ожидать», – так говорил он в своем выступлении в парламенте.
Манипуляции над Вегой продолжались около часа. За это время она почти перестала чувствовать холод. Глаза болели от света лампы, хотелось снова свернуться калачиком, как в рециклере, и уснуть.
Неожиданно свет погас. Врачи один за одним ушли, милосердно накрыв ее одеялом. Вега решила, что может наконец поспать, но в этот момент к столу подошла госпожа Ло.
– Я не стану включать свет. Знаю, как это ужасно: твои глаза еще не привыкли к ярким краскам этого мира. – Голос женщины был тихим и приятным.
– Вы… клон? – произнесла Вега.
Собственный голос показался ей странным, хриплым.
Не стоило спрашивать об этом в лоб, но Корделия ничуть не обиделась.
– Да, Вега. Я клон и совсем скоро буду праздновать первую сотню лет, – ответила госпожа Ло. – Меня рециклировали пять раз, и я прекрасно знаю, как ты себя чувствуешь.
Сто лет, надо же. Значит, она была одним из самых первых клонов, видела восстание и череду законов о принятии клонов как полноценных людей.
Кажется, Корделия прочла мысли Веги.
– Назревает новый бунт. – Госпожа Ло тряхнула кудрями. – Сообщество клонов протестует против закона, выдвинутого Тигарианом Финном. И ты здесь для того, чтобы все изменить.
Вега сфокусировалась на лице Ло, но по-прежнему не могла его разглядеть.
– Разве я здесь не потому, что меня заказали родители Веги? – слово «заказали» вырвалось само, но оно было как нельзя кстати.
– Верно. Ты обладаешь воспоминаниями Веги Леви-Хоук, ее навыками, полученными в пилотной школе. Ты любишь то, что любила она, и боишься того, чего боялась она, – произнесла Корделия. – Но вспомни, разве ты умела читать по губам, Вега?
Девушка нахмурилась: нет, этого прежняя Вега делать не умела.
Медленно-медленно к ней приходило понимание.
– Как много во мне изменили? – тихо спросила она, словно мало секретов было в этой преступной лаборатории.
– Многое, – неопределенно сказала Корделия. – Если сказать проще: тебя создали заново с одной целью – победить в Кубке Планет, который пройдет в следующем году. Попутно устранив главного претендента на победу – Арктура Финна.
В эту секунду Веге как никогда захотелось снова вернуться в рециклер, но пути назад не было. Жизнь была дарована ей, но не с нуля. Имелись некая отправная точка и вектор, по которому она должна была двигаться. Иначе…
– Что будет, если она проснется? – спросила Вега, глядя, как по потолку бегут огни ночного трафика.
Корделия насмешливо фыркнула.
– Она не проснется. Она почти что овощ. – Госпожа Ло подошла к окну. – Еще пять месяцев, и родители сами попросят отключить ее от аппаратов.
– А что будет, если я откажусь? – Вега закрыла глаза.
Она догадывалась, каким будет ответ.
Корделия пообещала себе, что будет терпеливой. Новая Вега была словно гитара, струны которой необходимо было осторожно настроить.
– У нас есть слепок твоего сознания. Это все, что нужно для повторного рециклирования, – сказала госпожа Ло.
Они будут возвращать ее тело к жизни, даже если клон откажется сотрудничать. Если ад и существовал, то Вега попала туда после той аварии.
– Не думай об этом как о проклятье, – сказала Корделия, уже стоя в дверях. – Мы даровали тебе жизнь и способности не для того, чтобы мучить. Мы сделали это, чтобы ты изменила мир.
«Мир» в понимании Корделии был расстановкой сил в правительстве. Усиление влияния либералов, во главе которых она стояла, и упразднение закона о запрете модифицированных клонов. Не будь этого закона, Вегу не вернули бы к жизни в качестве оружия, инструмента по достижению «мира», политической марионетки.
Этот закон выдвинул Тигариан Финн, чей сын будет участвовать в Кубке в следующем году. Судя по анализу личности Арктура Финна, он вполне мог пойти по стопам своего отца и стать еще более жестким правителем, нежели он.
Постепенно в голове Веги вырисовалась идея, которую Корделия так старательно стремилась внедрить. Она засыпала, глядя на свет проносящихся мимо аэрокаров, и понимала, что совсем не против сделать то, чего от нее хотят: устранить преемника Тигариана Финна.
Арктур Финн. Его лицо было повсюду. На плакатах, в газетах. Телевидение освещало, как он готовится к Кубку (насколько можно было освещать то, что происходило за стенами родового поместья Финнов), а также то, как весело и дружно они проводят выходные со своим отцом-политиком. Мать Арктура не показывали, но, судя по сведениям, полученным Корделией, эта женщина жила на спутнике Формоза.
Вряд ли Арктур скучал по матери, ведь у него было все, что только нужно мальчику его возраста: деньги, развлечения, поклонницы, которых тщательно отбирали, а главное – возможность проявить себя, выступив на Кубке Планет. Право занять первое место, и не потому, что оно будет проплачено отцом, а потому что сам Арк был на это способен. Он действительно был лучшим.
– Вега! – Голос матери отвлек ее от старательного зачеркивания лица соперника в газете. – Иди обедать, дорогая.
Сегодня на обед была жареная рыба с картошкой.
«Как можно есть это?» – думала Вега, ковыряя белое мясо.
– Тебе не нравится? – лицо Кары озадаченно вытянулось. – Ты всегда любила это блюдо…
– Так и есть! – Вега попыталась улыбнуться. – Наверное, просто нет аппетита…
Она не хотела расстраивать мать, но было совершенно очевидно, что вместе с модификациями тела изменился и характер Веги.
Она засыпала без любимого игрушечного зайца, не хотела надевать на ночь розовую пижаму, не смотрела сериалы и не понимала своих школьных друзей, которые были в восторге от ее волшебного исцеления. Хотелось завопить во все горло: «Я не та! Я другая!», но раскрыть свою истинную сущность означало отправить себя прямиком в рециклер.
Кара старательно искала причины в себе, готовя все новые и новые блюда, чтобы угодить дочери, но причины были в Веге. Она была другой. Не хуже и не лучше, просто иной.
Примерно через месяц после рождения Вега попросила показать ей ту, чьей копией она должна была стать. В ответ на просьбу мама и папа достали целый ворох фотоальбомов.
– Здесь ты после сдачи на мастер-пилота… мы с отцом не спали целые сутки. – Мама прослезилась.
Она говорила «ты», но было понятно, что речь идет о ком-то другом.
С выпускной фотографии из летной академии на Вегу смотрела симпатичная тринадцатилетняя девочка. У нее были длинные каштановые волосы, ослепительная и немного лисья улыбка. В светло-карих глазах горел огонек, а руки сжимали традиционную для всех выпускников веточку сирени.
– Красивая форма. – Вега провела пальцами по фотографии, попыталась скопировать улыбку девочки, но, судя по тому, как напряглись родители, у нее ничего не получилось.
Разумеется, она помнила все эти события. Двадцатичасовой экзамен на космодроме, неудобные кресла и подначивания инструктора: «Леви-Хоук, давай, на тебя смотрит сейчас вся галактика!» Но эти воспоминания не вызывали никаких чувств: просто сухой материал, словно из учебника истории.
– На самом деле, – сказала Вега, – я бы хотела увидеть ее вживую… если это возможно.
Эон и Кара переглянулись. Корделия предупреждала их об этом желании, мол, «клоны интуитивно хотят знать, что оригиналы не представляют для них опасности».
– Хорошо, дорогая. – Мама наконец выдавила из себя улыбку. – Я позвоню госпоже Ло.
В НИИ биотехнологии и генетики было все так же прохладно и пусто. После аварии впавшую в кому девочку сразу привезли сюда, чтобы снять слепок памяти с еще не поврежденного мозга. Так она и осталась здесь навсегда: в маленьком боксе, подключенная к приборам жизнеобеспечения.
Увидев дочь, миссис Хоук, как всегда, расплакалась. Отец был более сдержанным. Неизвестно, списал ли он со счетов девочку в коме, но ликвидация клона, который стоил как их дом, совершенно не входила в его планы.
– Ну все, все. – Эон обнял жену за плечи, и та наконец отлипла от стекла. – Идем.
Цоканье каблуков Корделии нарушило мертвую тишину коридоров НИИ.
– Кара! Эон! Не желаете ли выпить кофе в моем кабинете? – Локоны госпожи Ло подпрыгивали вместе с меняющейся интонацией в голосе.
Выразительно взглянув на Вегу из-за спин родителей, Корделия мотнула головой в сторону бокса, и та поняла, что у нее есть несколько минут, чтобы познакомиться с донором.
Донор, оригинал, образец – для настоящей Веги было много названий. Как и для того, чем являлась новая Вега. Клон, изделие, дубль. Корделия же и вовсе называла ее «оружием», когда думала, что девочка ее не слышит.
Дождавшись, пока родители уйдут, Вега осторожно вошла в бокс. Ее руки тряслись, а по позвоночнику ползли мурашки, словно она вошла не в стерильную лабораторию, а в склеп. Глаза жадно впились в лицо спящей, стремясь рассмотреть все в первые секунды.
– Привет, – сказала Вега и испугалась своего голоса.
Конечно, девушка не ответила. Она ни на что не реагировала уже два года, и только слабое дыхание да зубцы кардиограммы на мониторе говорили о том, что пострадавшая все еще жива.
– Мне жаль, что это случилось с тобой. – Вега подошла к постели.
Она помнила, как все было на самом деле: вечеринка, понравившийся мальчик, который предложил прокатиться на мотоциклах.
«Пусти меня за руль, я же лучший пилот в галактике!» – самоуверенные слова, которые стоили Веге жизни. Тот мальчик, к слову, почти не пострадал, в отличие от Леви-Хоук, которая приняла весь удар на себя.
В крови не нашли алкоголя и других веществ, но Вега помнила, что они с подругами проглотили по маленькой таблеточке «для настроения».
«Ты сама себя погубила, – думала Вега, смотря на отекшее, но все еще красивое лицо. – Я никогда не поступлю так».
Она взяла теплую ладонь девушки и поразилась тому, какими длинными были ногти. Выцветшие волосы Веги были заплетены в растрепавшуюся косу, а на виске виднелся тонкий шрам после столкновения с деревом.
Вега провела по своему виску: шрама не было, его удалили, как и шрам после аппендицита.
– Я лучше тебя, – неожиданно для самой себя сказала девушка. В это мгновение кардиограмма превратилась в плато, и сердце клона екнуло: а вдруг она умрет прямо сейчас? И тогда ее обвинят в умышленном убийстве? Могла ли настоящая Вега слышать ее, реагировать на ее голос?
– Пора идти, – раздался за спиной голос Корделии. – Родители ждут.
После появления Веги на свет они встречались раз в неделю.
– Да, ты не она. – Госпожа Ло словно прочитала мысли подопечной. – И никогда ею не станешь. Модификации наложили отпечаток на твою личность, с этим ничего не поделать. Но ты умнее, выносливее и опаснее. Ты – суперчеловек, который…
– Который запрещен, – перебила ее Вега, резко поднявшись с кровати.
– Именно! – отчеканила Корделия. – И ты знаешь,