Ступая по шёлку

— Но…

— Сейчас же, — она снова двинулась по длинным коридорам, на этот раз уже одетая в синее платье с золотым поясом, снова стража расступалась перед дочерью Истиной Королевы, и даже у покоев Его Величества стража расступилась и открыла дверь.

Король был нетрезв.

— Девочка моя, ты так похожа на свою мать… на свою прекрасную, величественную мать, Истинную Королеву.

— Я пойду за Горотеона, я отправлюсь завтра в путь и выполню любою вашу волю, а так же волю своего будущего Царя, но ты сегодня, сейчас же, выдашь замуж Эфталию.

— Хели уже обрезал ей волосы.

— Он обрезал ей волосы, а не честь, и она ещё не в храме. Ты выдашь её замуж за знатного человека, и пока её волосы не отрастут до длины замужней женщины, она будут жить в отдалении со своим мужем. Это моё условие.

— Ты ставишь мне условия? — бровь Короля медленно поднялась.

— Я будущая Царица Дальних Земель, обещанная своим венценосным отцом Горотеону в жёну, ты ничего мне не сделаешь, отец.

— Истинная Королева, — всё, что сказал отец.

На церемонии не было Короля и брата, который был мертвецки пьян после того, как обрезал прекрасные волосы своей сестры, чьи бледные губы повторяли одно: «Убей меня, убей». Прекрасную Эфталию выдали замуж на Лорда Матэйоса, друга Принца. Лорд был молод, силен и тщеславен. Стать мужем старшей дочери Короля было честью для него. Эфталия смотрела с испугом, слишком сильно перевернулся её мир за последнюю ночь, и теперь страхи стать женой Горотеона ей казались мелочными и глупыми.

— Вы прекрасны, — сказал после церемонии Матэйос.

— У меня нет волос, — невероятно тихо.

— В волосах ли красота девы, Эфталия… — он не верил своей удаче, когда сажал жену в ландо, чтобы сопроводить её в свой дом, вне стен замка, где Эфталия не могла теперь находиться.

Сестры долго обнимались, зная почти наверняка, что не увидятся никогда.

— Будь хорошей женой Горотеону, — сказала Эфталия.

— Что это значит в Дальних Землях?

— Покорной.

Покорной….

Кормилица долго смотрела вслед отъезжающей Айоле, которую до границы с Дальними Землями сопровождали стражи и служанки. Потом её должны встретить люди будущего мужа и, простившись навсегда и со своими служанками, получив в дар рабынь, она направится навстречу своей судьбе и мужу, чей облик внушал ужас, а молва о бесстрашии и беспощадности шла впереди него.

Зофия знала обычаи варваров, но не стала пугать юную подопечную, её ждало ещё семь недель девичества… Лён две недели цветёт, четыре недели спеет, на седьмую его собирают.

ГЛАВА 2. Колокольчики на снегу

Остались далеко позади бескрайние поля льна, хлебов и зелёных лугов для коней, дни становились короче, ночи длиннее, небо заволакивало черными тучами, и по земле, как огромная шелестящая змея, бежала позёмка из снега. Ландо, не предназначенное для столь долгого путешествия, скрипело по бездорожью, Айола куталась в тёплые одеяла, но это мало помогало согреться. Две недели они были в пути, останавливались только для того, чтобы поесть, сменить лошадей и, иногда — ради сна в тёплой постели в гостевых домах для путников, где Айола могла принять ванну, а служанки — расчесать её длинные волосы. И снова двигались и двигали вдаль от родного края Айолы, от тёплого ветра и перезвона колокольчиков. Одну связку она взяла с собой, в надежде, что они помогут от злых духов и дурного глаза, но колокольчики пели заунывно, скрипели и не предвещали младшей дочери Короля ничего радостного.

Она попыталась вспомнить лицо своего будущего мужа Горотеона, но не помнила ничего, кроме непроницаемого лица и жёсткого взгляда. Она помнила, насколько высок и могуч он был, блеск перстней на его огромной руке, когда он бросал мех серо-белой лисы, как оказалось — к её ногам, помнила его движения — плавные и внушающие ужас, но она не могла вспомнить ни цвета его глаз, ни волос. Айола была уверена, посмотри она тогда в глаза Горотеона — обратилась бы в камень, такой же, как и он сам.

Крик возницы вывел из задумчивости младшую дочь Короля, она выглянула в маленькое окно, покрытое инеем, и в удивлении смотрела на бескрайнюю снежную пустыню.

— Приехали, моя госпожа, — сказал возница и услужливо отрыл дверь навстречу ледяному ветру. Айола спрятала лицо в шаль и попыталась понять, куда они приехали, есть ли хоть что-нибудь вокруг. Ни гостевого дома, никакого места, приемлемого для ночлега, ничего. Снег и заунывная песня ветра.

— Это граница, видите, всадники Горотеона, нам надлежит передать вас, Ваше Высочество, и покинуть Дальние Земли.

— Уже? — как бы ни хотела Айола скорее очутиться в тепле и уюте царских покоев, но оставаться одной, лишиться сейчас своих верных служанок, ставших ей подругами и наперсницами в этом страшном путешествии, лишиться всего, что было дорого ей, она боялась.

Будущая Царица Дальних Земель должна ступить на свою землю лишь в ночном платье, оставив даже золотые гребни для волос и украшения. Многое и многое прибудет вслед за Айолой, но сама она не увидит больше этого — всё отправится в казну Царства, сама же будущая Царица должна получить новые гребни для волос, уверовать в других Богов и прийти в новую жизнь, не обременённая старыми вещами или верованиями.

Начиная с этой минуты, её жизнь и её смерть принадлежит Царю Дальних Земель Горотеону, будущему мужу и господину.

Всадники подъехали быстро, говорили совсем мало, смотрели молча, никак не выражая своих эмоций.

Айола не знала, что ей надлежит сделать, чтобы не вызвать гнев своего Царя и господина, которого она не увидела среди всадников.

— Дитя моё, раздевайся, — сказала откуда-то взявшаяся старуха на родном языке Айолы. — Ты не можешь войти в карету Царя Горотеона в своих одеяниях.

— Он там? — Айолу начало трясти.

— О, нет, дитя моё, Царь Горотеон великий воин, его место всегда впереди всадников, но даже Царю не подобает видеть свою будущую Царицу, оттого его нет здесь, а теперь тебе следует раздеться, бросая свою одежду на землю, перешагивая через неё, отрекаясь, как ты отрекаешься от старой жизни и принимаешь новую.

— Но?.. — она показала глазами на всадников, безучастно смотрящих на происходящее.

— При них.

Айола вцепилась в шаль и лишь мотала головой. Она не могла обнажиться перед рядом всадников, посторонних мужчин, в их Королевстве был строгий запрет на то, чтобы мужчина лицезрел чужую женщину в нижнем платье, за подобную неосторожность в отношении королевской особы лишались жизни.

— В Линариуме слишком целомудренные девы, ты же не хочешь вызвать гнев своего Царя? Не смущайся всадников, им нет дела до твоей наготы… в нижнем платье, их не заинтересует кусок льна на твоём теле.

— Ооо, — Айола выдохнула ещё раз.

— Обычай гласит, что будущая Царица должна войти в новую жизнь полностью обнажённой, но Царь Дальних Земель Горотеон приказал оставить тебе нижнее платье, так что поторопись, дитя моё, ты же не хочешь вызвать его гнев? — старуха говорила отрывисто и зло.

Девушка испытывала страх, она не знала, как себя вести, и меньше всего хотела вызвать гнев своего Царя. Она не знала, какое наказание может последовать за этим. В её Королевстве крайне редко наказывали женщин, даже служанок или рабынь, которые были положены лишь немногим мужчинам. Вина женщины должна быть доказана, и ущерб непоправим, чтобы к ней применили физическую расправу. Но максимум, который могла вспомнить — три удара плетью, и то, никто из посторонних мужчин этого видеть не должен был, и к женщине сразу приставляли лекаря, если она в нём нуждалась. Конечно, за убийство и вредительство королевской семье любая была бы казнена, но Айола не помнила таких случаев или попросту не знала. О нравах в Дальних Землях говорили разное, рассказывали, что они стегают своих рабынь на площади, а муж имеет право бить жену или даже лишить её жизни любым способом, который он посчитает уместным.

Быстро перешагнув через одежды, трясясь от холода и стыда, она держала в руках связку маленьких колокольчиков и более всего боялась расстаться с ними. В чужом Царстве её поджидает много злых духов — перезвон колокольчиков должен спасти её, уберечь, если это вообще возможно.

— Что это? — старуха ткнула пальцев в крепко сжатые руки Айолы.

— Колокольчики, это просто колокольчики, позвольте мне взять с собой их, я лишаюсь дома, лишаюсь семьи, всего, что было у меня, позвольте мне взять их.

— Нет! — она вырвала золотистые колокольчики и бросила их о ледяную землю, они упали, издав громкий, пронзительный звук и остались лежать, только маленькая синяя льняная ленточка, что связывала их, колыхалась на пронзительном ветру, пока старуха, ткнув в спину кривыми пальцами, толкнула в карету Айолу.

Возница, смотревший вслед своей госпоже с волосами цвета льна, не мог сдержать слез. Он помнил её ещё ребёнком, светловолосой девочкой, бегавшей по замку, иногда пробиравшейся на королевские конюшни, чтобы покормить коней выпрошенной у кухарки морковью. Младшая дочь Короля была Истинной Королевой, такой, какой и должна была быть уроженка их краёв. Её волосы были подобны льну, синие глаза меняли цвет на фиолетовый в минуты волнений, характер её был гибким, но воля — несгибаемой. Она росла в сытости и достатке, любима и оберегаема всеми, от Короля до самого последнего простолюдина Королевства. Она была Истинной Королевой, не зная этого, не понимая, улыбаясь открыто миру и солнцу, вдыхая запах и тёплый ветер родного края. Теперь ей надлежало стать Царицей Дальних Земель и женой грозного Горотеона…

Он потянулся к колокольчикам, но копыто чёрного коня, вставшее рядом с ними, и суровый взгляд пожилого всадника остановил его. Возница робко отошёл, кланяясь и принося извинения. Всадник глазами показал, чего он хочет, и ловкая служанка, подхватив колокольчики, протянула их всаднику.

— Вы передадите их принцессе? — в словах юной служанки было много надежды, но в глазах всадника не отразилось ничего, он молча принял колокольчики, безразлично бросил их плотный мешок и, пришпорив огромного коня, двинулся в путь.

Когда процессия, встречавшая Айолу, тронулась и исчезла за горизонтом, возница развернул коней и двинулся в обратный путь.

Карета была тёплая, иногда она останавливалась, и один и тот же всадник топил печь. Айола никогда не встречала карет с печами, но Дальние Земли были суровы и обширны, люди приспособились к дальним передвижениям. Пол, стены и даже потолок были обшиты шкурами животных, сиденья же были укрыты мехом серо-белой лисы — тёплым и уютным. Айола куталась в платье из мягкой шерсти, что протянула ей старуха, как только она забралась в карету, и меха. Было просторно, девушка могла даже вытянуть ноги или лечь, немного согнув ноги в коленях. Они ехали уже довольно долго, иногда останавливаясь, чтобы поесть. Еду приносили всадники в карету. Обычно они ехали в отдалении, впереди и сзади, и только на стоянке были рядом, они кидали покрывала из толстых шкур на ледяную землю и ели, едва ли перекидываясь парой слов.

Несколько раз Айола выражала желание помыться, и тогда, прямо в карету, ставили таз с тёплой водой, и старуха помогала девушке обмыться, после чего, довольная, на студёном холоде, домывалась сама.

Старуха была не слишком разговорчива, большую часть времени она сидела в углу кареты и дремала, отвечая только на вопросы юной подопечной. Но Айола не знала, что спрашивать. Тысячи вопросов крутились у неё в голове, но не один так и не шёл на ум. Через недели пути, среди ночи, она увидела факелы, крики, старуха встрепенулась, ткнула в Айолу и велела надеть шубу. Быстро укутав девушку, она дождалась, когда карета остановится, и юрко выпрыгнула первой из двери. Айола озиралась по сторонам, опасаясь ступить на землю.

— Стой, дитя моё, — зашипела старуха и толкнула девушку обратно в карету, — я скажу, когда идти.

Минутой позже проворные мальчики раскатывали огромный ворох шелка от кареты до распахнутых дверей серого дворца, по высоким ступеням, убегающим вглубь ярко освещённого помещения.

— Иди.

Айола попыталась наступить на шёлк, но он скользил по льду, ветер ударил в лицо, и чувство страха снова затопило сердце младшей дочери Короля. Является ли это обычаем или испытанием, и что ждёт её за неосторожность? Она почувствовала тёплую руку уже знакомого ей пожилого всадника, который поддержал девушку и передал в следующие руки, так она преодолела ледяную преграду и оказалась на каменном полу замка, стоя на гладком шёлке.

— Всадники благоговеют перед тобой, дитя моё, это хороший знак.

— Разве они не должны?

— Нет, вовсе нет, это всадники Царя, не Царицы, у Царицы есть рабыни, но нет всадников, у неё есть стражники, что охраняют её покой, — старуха показала рукой в сторону двух мужчин в бордовой одежде, кафтаны их едва ли доходили до середины бедра, шаровары были широкими, а головные уборы украшены камнями. — Это твоя стража, дитя.

Айола покосилась на непроницаемые лица стражи и отчётливо поняла, что эти мужчины приставлены к ней вовсе не для того, чтобы защищать покой будущей Царицы, они были сродни надзирателям. Она судорожно вздохнула и пошла по шёлковой ткани, сопровождаемая всё той же старухой, под гробовую тишину окружающих. Никто не проронил ни слова.

Там, где родилась Айола, люди разговаривали без умолка, женщины смеялись, а мужчины заигрывали с ними. Конечно, никто бы не посмел заигрывать с дочерью Короля или даже поднять на неё глаза, но она наблюдала простую жизнь слуг — они казались довольными жизнью и весёлыми. Здесь же редкие слуги, встречающиеся ей на пути, замирали и низко кланялись Айоле. Она заметила, что кто-то нагибается в пояс, а были и такие, кто быстро становился на колени и опускал лицо ниц, от этого становилось не по себе, и Айола хотела, чтобы эта дорога из шёлка скорее закончилась.

Её покои были невероятно огромные и светлые. Везде, куда бросала взгляд девушка, были свечи, которые отражались в зеркальных и хрустальных лампах, отчего становились ещё ярче. Стены и потолок были выложены мелкой, яркой мозаикой, каждое из помещений — в своём цвете и узоре, который не повторялся. Полог её кровати был вышит золотом, как и скатерть на её столе. Старуха сказала Айоле, что ткань называется «парча», она была жёсткой, но невероятно красивой. В дальнем помещении, если пройти все комнаты, предназначенные для будущей Царицы, была большая омывальня и, к удивлению Айолы, вода уходила сама, стоило рабыне нажать на специальную позолоченную ручку.

Многое удивляло младшую дочь Короля в убранстве и устройстве покоев. Плотные, почти стальные шторы опускались на цветные стекла окон в буран, и ветер не сквозил по помещениям, даже фитили на свечах горели недвижимо, утром же, после бурана, солнце проглядывало сквозь цветное стекло, окрашивая покои в разные цвета и рисунки. Старуха сказала, что цветное стекло — это «витраж».

Наряды будущей Царицы были изысканы и ярких расцветок, мастера их Королевства не умели делать такого. И даже место для справления нужды было тут же, в покоях, и омывалось водой из небольшого краника с такой же позолоченной ручкой, как в омывальне, что позволяло избегать характерного для таких мест запаха. Старуха сказала, что это «канализация». Называлась ли так сама ручка или чудо исчезания воды, Айола не знала.

Она провела несколько дней в покоях, много спала, после дальнего пути она чувствовала усталость, и ела изысканные блюда. Каждый раз после вкушения, приходил маленький мальчик и через старуху спрашивал Айолу, что ей понравилось больше всего, девушка отвечала. Ей многое приглянулось, хотя и казалось необычным. У себя на родине они ели мясо диких и домашних животных, приготовленное на огне, овощи и лепёшки. Тут же мясо было мягкое, иногда просто таяло, стоило положить его на язык, вкус каждый раз был разным, и Айола узнала слова «специи» и «соус», но более всего она полюбила травяные отвары, которые готовила ей старуха, и сладости, которые всегда в изобилии стояли на столе будущей Царицы.

— Пришло время готовиться к свадьбе, — сказала старуха. — Ты уже достаточно отдохнула, это твои рабыни, — она показала на трёх девушек, лежавших перед ней, пряча лицо в ладонях. — Они приведут твоё тело в порядок для Царя, а эта, — старуха пнула ногой одну из них, — научит тебя ублажать своего Царя, чтобы не вызвать его немилость.

Айола зажмурилась. В их Королевстве юным девушкам тоже предоставляли более старшую женщину для того, чтобы она обучила их премудростям любви, но младшей дочери Короля шёл только шестнадцатый цвет, ей было рано знать подобные премудрости. Она собралась и коротко кивнула старухе в знак того, что поняла её.

— Это лучшая наложница Царя Готореона, она знает, как ублажить его тело и дух, она научит тебя быть хорошей и покорной женой своему мужу…

— У Готореона есть наложницы? — она сказала это слишком громко.

В их Королевстве лишь немногие мужчины имели рабынь, чтобы использовать их для любовных утех, наложниц же не было вовсе, и никогда подобные забавы не были разрешены особам Королевской крови. Она знала, что её отец, рано овдовев, имел приближенную к телу женщину, но она всегда была вольна уйти, и некоторые так и делали, тогда их отдавали замуж за достойного мужчину, давая за ними хорошие средства — много льна и золото. Всегда находился истратившийся, но достойный муж для устройства судьбы приближенной к телу.

— Конечно, есть, дитя моё, — старуха не выразила удивление. — В вашем Королевстве мужчины слабы духом, поэтому живут с одной женщиной, Царь Дальних Земель — сильный мужчина, он нуждается в ласках многих женщин, и может одарить многих.

— Тогда зачем ему я? — Айола понимала, что переходит границы, но она должна была знать, должна была понимать нравы своего будущего Царя и господина.

— Чтобы дать ему наследника, конечно, — старуха смерила взглядом Айолу и продолжила. — Великий Царь мудр, но, боюсь, он ошибся в своём выборе, дитя моё.

— Что это значит?

— Царь Горотеон овдовел, не прошло ещё и половины зимы, от цвета до цвета, по-вашему, его жена, прекрасная Ирима, умерла в родах, так и не произведя на свет младенца, но это не имеет значения, потому что младенцем была девочка. До этого Ирима не могла зачать три зимы, тогда как наложницы зачинали и рожали младенцев, чаще мальчиков. Не похоже, что ты сможешь зачать или родить, дитя моё.

— Но если уже есть младенцы мужского пола, для чего Царица?

— Кто же оставит в живых ребёнка мужского пола Царской крови, дитя? Наследник должен быть законным и Царских кровей. Его должна произвести на свет Царица, а не наложница. — Старуха говорила так, словно эта информация точно такая же, как новые слова «канализация» или «парча».

— Твоя свадьба через четыре дня, дитя.

— Как?

— Лён две недели цветёт, четыре недели спеет, прошло шесть недель, как ты отправилась в путь, на седьмую его собирают. Жрицы Верховной Богини знают твой лунный цикл, лучшее время — через четыре дня, — она обернулась к рабыням и быстро сказала что-то на всё ещё незнакомом Айоле языке. Те быстро подбежали к девушке и стали снимать с неё одежды.

Ей казалась, что прошла целая вечность с тех пор, как рабыни обнажили её тело, а потом омыли её невероятно горячей водой. Они вырывали каждый волосок на её теле, и это было подобно пытке, она кричала, извивалась, особенно когда проворные руки добрались до самых нежных мест девушки. Никогда до этого она не слышала, чтобы волосы, данные Богами и природой, удалялись с тела женщины, она завизжала, но старуха зажала ей рот рукой и зашелестела.

— Ты хочешь вызвать гнев своего господина? Он страшен в гневе, девочка.

— Я будущая Царица Дальних Земель, как ты смеешь говорить со мной в таком тоне, — она оттолкнула старуху и смотрела на неё в гневе.

— Ты будущая Царица, но даже будучи Царицей, ты вольна распоряжаться жизнью только своих рабов. Я не твоя рабыня, а ОН полностью владеет твой жизнью и смертью, и лучше бы тебе не злить его, дитя, чтобы смерть твоя была лёгкой, — она шипела и ходила вокруг. — Лучше бы тебе поступить так, как говорю тебя я, иначе он сам избавит твоё тело от волос раскалённым маслом! Никто не смеет предстать перед Царём в неподобающем виде, никто!

Она крикнула что-то рабыням, и те продолжили своё дело. На этот раз Айола лежала тихо и не дёргалась, помня слова старухи. Она предпочла бы смерть, чем подобную муку, но не смерть от кипящего масла.

Через время её волосы струились, подобно шёлку, в который были вплетены жемчужины в цвет льна. Кожу на всём теле натёрли сначала колючей мазью, старуха сказала, что это для того, чтобы она стала нежнее лепестков роз, а потом умаслили ароматными «кремами», чтобы тело её было подобно шёлку, что покрывал сейчас плечи девушки.

Из всех тканей, которые узнала, более всего Айола не любила шёлк — холодный и скользкий, он скользил по коже змеиным шипением и не приносил тепла.

— Сейчас придёт Царь Готореон, ты должна понравиться ему, если хочешь, чтобы свадьба состоялась.

— Что это значит?

— Царь посмотрит на тебя, дитя, и скажет, согласен ли он взять тебя в жёны.

— Я же уже здесь, он просил моего отца.

— Это мало что значит, дитя. Ты должна понравиться Царю сейчас, в нагом виде.

— А если я не понравлюсь? — ледяной страх закрался в душу младшей дочери Короля.

— Скорее всего, он отправит тебя обратно к отцу, он справедлив, не твоя вина, что груди твои не налились, и бёдра не готовы ни к встрече с мужем, ни к рождению наследника, но если ты не понравишься ему сильно — он вправе лишить тебя жизни.

— Оооооооо, — Айола медленно оседала на пол, на котором был расстелен ковёр из меха ламы. — Почему я раньше не знала?

— Что бы это изменило, дитя моё, — старуха сочувственно вздохнула. — У тебя было шесть недель незнания, хуже смерти только ожидание смерти. Встань ровно, встань и спрячь свои слёзы, твои глаза слишком фиолетовые, это может не понравиться Царю. У Иримы были черные, как ночь, глаза, она держала голову прямо, даже когда жрицы предсказали ей девочку и скорую кончину, он до сих пор горюет по своей жене, и твои глаза могут не понравиться Царю.

— Что ещё ему может не понравиться?

— Что угодно, дитя. Что угодно… Его траур не был закончен, он был вынужден прервать его, чтобы дать наследника Дальним Землям, законного наследника, на случай, если он падёт в сражении. Иначе Дальние Земли охватят противоречия и пожары междоусобных войн. У Дальних Земель должен быть наследник, и дать его должна законная Царица. Если он решит, что ты не сможешь…

Айола сглотнула, когда услышала шум в дальних покоях.