Давно уже Черномор жаловался, что нынешнюю молодежь проходит даже с завязанными глазами. Совсем, говорил, расслабились, распустились. А воин, который расслабился, склонен недооценивать врага и допускать ошибки.
Ну Кощей и спроектировал им новую. Убийственную в прямом смысле слова. С летающими секирами, подвижными участками и прочими подлянками. Бессмертный мало что получил от разработки этой гадости истинное удовольствие, так еще и удачно продал чертежи. Некоторые отбитые на голову люди возжелали устроить бои на выживание — всегда пожалуйста. Тем более, у них нет ни магических лекарей, ни живой и мертвой воды, ни защитных заклинаний — еще и проблема с перенаселением планеты будет разрешаться.
Сегодня его прелесть привезли и уже начали монтировать.
Детище его выглядело внушительно и смертоносно. Особенно летающие секиры. Столпившиеся вокруг воины смотрели на тренировочный комплекс с ужасом.
А это они еще о втором, с симуляцией огнестрельного оружия, не знают. Его только начали делать.
— Ну что, хлопцы, страшно? — весело поинтересовался Кощей.
— Страшно, — почти хором согласились с ним бойцы. А кто-то вполголоса добавил, что и вовсе непроходимо.
Этого-то Кощей и ждал.
— Что значит, не проходимо? — удивился он.
Скинул футболку и ботинки, плавно повел плечами, перетекая с одного места на другое. Краем глаза отметил присутствие Александры в первых рядах. Тьфу ты, а думал, отпустило!
Картинно (гордость мужская, да) потянулся — и взбежал по доскам. Как ни вертелся, как ни уклонялся — а все равно пару раз его шмякнуло. Довыделывался, красавец. На миг замерев от боли при жестком ударе бревном под ребра — хорошо, что вскользь, а то бы выкинуло — едва не лишился головы.
Уклонился в последний момент. Его любимая секира даже кожу распорола. Хорошо что он бессмертный, да еще под заклятьем регенерации — голова бы приросла, да и царапина сразу зажила, крови немного было.
А вот от боли заклятье, увы, не помогало, да и ребра, кажется, поломало здорово. Вылететь с полосы при показательном выступлении не так уж и страшно — всегда можно свалить на недоработку конструкции, а вот свалиться на глазах у девушки, которая (не будем спорить с собой) тебе нравится — такого позора Кощей себе позволить не мог. Стиснул зубы, матюгнулся и добежал. Всего-то шесть с половиной минут.
А Сашка даже не испугалась. Он же… ну такой. Все может. Другие не смогут, а он сможет. Да и бессмертный он. И даже почти не завизжала, когда бревно его почти столкнуло, а потом секира чуть не добила — чудом извернулся, как кошка, которая с крыши свалилась. А может и завизжала, да вся толпа так ахнула, что голос ее потерялся. А сердце зашлось, наверное, от восхищения. Ничего, все закончилось.
Зоркие Сашины глаза уловили гримасу боли на лице Кощея, и прижатый к боку локоть, прятавший огроменный кровоподтек, и кровавую полосу на шее. Зажмурилась, вздохнула тяжело. Он бессмертный, он ничем не рисковал. Скотина! На глазах у девушек такое вытворять!
Кощей отошел, отмахнулся от лекаря — левой рукой — едва не взвыв от боли. Подозвал зеленого от ужаса бригадира сборщиков, что-то ему сказал. Оборотни-мастера рассыпались по полосе, где-то что-то подтягивая, подкручивая.
— Нормально, — громко сказал Кощей. — Теперь будет попроще. Дерзайте, хлопцы — лекарь рядом. На секиры пока защита поставлена — голову не отрубит, хотя стукнет сильно.
Ноги расставил, стоит, ждет.
Хорош, сссскотина. Рисуется. Сашка и злилась, и восхищалась, и с удовольствием разглядывала мускулистый торс, испещренный шрамами. Заметила, что кровоподтек потихоньку рассасывается, и успокоилась окончательно.
Первые несколько бойцов вылетели на первом же этапе. Игнат, ловкий черт, дошел почти до секир — бревном его выкинуло и, похоже, здорово поломало. Тут же к нему подлетели лекарь и Русланка с обезболивающим настоем.
Кощей покивал головой: видите — все реально, и медленно пошел к дому.
Сначала будут травмы, потом научатся. Особенно оборотни — они ловкие и выносливые.
Обернулся напоследок, и обомлел от ужаса — на доски взбегала Сашка.
— Куда, дура? — заорал он, бросившись к полосе.
А Сашка, Сашка, в которой едва ли было 50 кг веса (а полоса проектировалась для здоровых тяжелых мужиков), уже летела в сторону и вниз, да так нехорошо, что совершенно точно сломала бы себе шею при приземлении.
Если б не его сверхъестественная скорость, умноженная захлестнувшим адреналином, лежать бы ей на земле сломанной куклой.
Поймал, даже не заметив адскую боль в едва заращенных ребрах.
Все, что успела понять Сашка, вполне соответствовало крику Кощея.
Дура, непроходимая дура, клиническая идиотка!
Судя по всему, она все же умерла. Не от удара о землю, так от разрыва сердца.
Иначе как объяснить ток факт, что сам Бессмертный держит ее на руках?
А вокруг тишина, птички щебечут… Посмертный бред.
А глаза у него не черные, а темно-карие, с отсветами пламени. Никогда Сашка не видела так близко его лица. Нос, пару раз переломанный. Сетка шрамов на левой щеке — старые, как белые полоски. Морщинки под глазами, на лбу складка. Ухо одно обрубленное сверху. А ресницы как у девчонки — черные-черные и загибаются к верху. А в бровях черных волоски седые.
Саша подняла руку и погладила его щеку — гладкая. Никакой щетины. Видимо, не растет борода у Кощея. Поцеловать его что ли? Все равно уже все кончено.
А Кощей от ее ласки вдруг вздрогнул и заморгал часто-часто, а потом с ней поднялся и на ноги ее поставил.
Спокойно, ровным голосом (хотя орать хотелось и как минимум подзатыльник дать) сказал:
— Что же вы, Александра, так жизнь не цените? Впредь будьте осторожнее.
И отошел, прихрамывая.
Александра стояла, оглушенная, почти не видя, как к ней бросились парни из отряда и просто зрители. Вертели ее, ощупывали, в глаза заглядывали.
Ой, мамочки! Что же она наделала!
Кощея погладила! Хорошо, что поцеловать не успела!
А ведь он знает, как ее зовут!
А Кощей, едва перебирая ногами, добрел до постели и, взвыв, упал на кровать. Проклял ортопедический матрас — то ли дело раньше, в перину пуховую нырнешь, как в раю. А матрас этот упругий больно пружинил по ребрам.
Надо больше тренироваться! А то совсем жиром заплыл. В следующий раз может так не повезти.
Стиснув зубы, призвал мрак и запустил процесс регенерации. Больно до одури — выл, вцепившись зубами в подушку, но зато быстро. Чем быстрее, тем больнее — у всего своя цена.
Через полчаса, пошатываясь от страшной слабости, встал, достал из потайного ящика в стене бутылку старого вина, удобно устроившись на подушках, щелкнул пультом управления, включая телевизор.
Пощелкал камеры. Мда, лазарет переполнен. Бледные бойцы мужественно лежали в койках, ожидая перезарядки регенерационных амулетов. Посеревшие лекари пили отвратительно сладкий чай в коридоре. Морщились, но пили. Руслана с горящими от энтузиазма глазами заставляла одуревших раненых подписывать согласие на эксперименты с ее зельями. После того, как на глазах у Кощея у одного парня вырос нос как у слона, остальные вяло сопротивлялись. Рядом стояла Елизавета и снимала это безобразие на камеру.
Поржал от души. Переключил на уличный вид. Ага, вокруг полосы препятствий поставили охранную сигналку, молодцы, сообразили. И табличку «Не влезай, убьет» со скрещенными костями. За что Кощей любил своих ребят, так это за черное чувство юмора.
В остальном все было как всегда: на заднем дворе разгружали фуру с овощами, на кухне большим топором повар рубил мясо, домовые сновали туда-сюда, готовя обед. В мастерских детишки что-то строгали под руководством бледного и перебинтованного Василия. Молодец парень, покалечился весь (да и не удивительно), а на занятия приполз. Ответственный. Надо ему настойки прислать, помочь.
Василий вообще Кощею был симпатичен. В отличие от импульсивного Игната, который чуть что, сразу взрывался, Вася всегда был спокоен, хладнокровен и молчалив. Еще несколько лет, и Ваську ждет свой десяток — правда, не взрослых парней, а подростков. Он, скорее всего, будет отличным наставником — терпеливым, внимательным.
Сейчас он, ремесленник из рода Марьи Искусницы, проводил у ребят занятия по работе с деревом.
Спору нет, воин из Василия отличный, но ведь и мастер великолепный! И если воинов можно сделать из любого оборотня, то такого мастера днем с огнем не сыщешь. И кузнец, и плотник, и сварочный аппарат на досуге освоил, и в электрике разбирается. Тот же Игнат кроме как драться, прыгать и стрелять, ни на что не способен. Даже руководитель из него так себе. По выслуге ему бы уже полувзводом командовать, а он все в десятниках ходит.
Хотя, конечно, его понять можно. Последний из стаи рыжих лесных лисиц, он был носителем огня стаи, и этот огонь буквально жег ему пятки. Пока не женится и не заведет кучу лисят — не угомонится. А жениться-то ему и не на ком. Бурым или степным лисам он не ровня, у них стаи многочисленные. Да и ни к чему им соперник. Обычную женщину он с его характером найдет нескоро. Кощей даже кицунэ из Японии притащил, а вдруг сложится? Но не срослось. Одна надежда на детей Васи и Александры. В них тоже кровь рыжих лисиц, с любым из их детей разделить пламя можно. Можно понять всю глубину чувств Игната к племянникам. Был бы цел — ни за что бы Сашку на полосу не пустил. Да и Василий уже игрушку опробовал и пребывал в бессознательном состоянии.
Мысли Кощея плавно перетекли на Александру, а с нее, как водится, на Василису.
А вот Василиса бы… А что Василиса? Понятно, что ей даже в голову не пришло бы с пацанами по утрам бегать, прыгать и в грязи ползать. А ну ее к черту, эту Василису!
Вот Александра…
Тут Кощей бросил недоуменный взгляд на пустую бутылку и потряс головой.
Александра!
Сразу вспомнилось, как он ее в руках держал, как от нее пахло — женщиной, как нежно она прикоснулась к его лицу. Пальчики белые, тонкие, хрупкие. Как глаза распахнулись, засветились, зрачки расширились. Как она на него посмотрела! Или показалось? А может, не его и увидела. А еще резко вспомнилось, как среагировал мужской организм на близость женского тела, предательски, прямо скажем, среагировал. А штаны мягкие, облегающие — позор-то какой! Пришлось выпустить ее побыстрее. Кажется, ляпнул какую-то ерунду и уполз зализывать раны. Хоть бы не заметил никто.
Прогнулась рядом кровать — пришел Баюн. Как только прокрался незаметно? Умеет, когда захочет.
— Ну что, старый, на пенсию не пора? — поинтересовался кот, нагло развалившись на Кощеевой постели и подталкивая его в сторону пушистой задницей.
— Ну что, жирный, на диету тебе пора, — в тон ответил Кощей. — Отрастил пузо, кровать аж скрипит.
Кот ничего не ответил, только потянулся.
Они были совершенно довольны друг другом.
— На швейный цех переключи, — попросил кот спустя некоторое время.
Кощей переключил и тут же оживился.
В мастерской обнаружилась Александра, что-то вычерчивающая на куске ткани.
— Хорррошая девочка, — муркнул кот. — Хозяюшка. Мастеррррица.
Посмотрел искоса на Кощея, хвостом махнул — услышал ли?
Но Бессмертного больше интересовало, как грациозно Александра, одетая в коротенькие шорты, склоняется над столом.
Жарко, да. Июль, заполдень. В спальне-то кондиционер установлен. А в мастерских духота, хоть и окна настежь.
Вот Александра воровато оглянулась, дверь подергала (заперто), окна прикрыла да жалюзи задернула — все равно ни ветерка из них. И стянула через голову футболку, промокнула ей лоб, вытерла шею. И кинула на стул. Тут даже кот глаза выпучил, что уж о Кощее говорить?
А бюстгальтер у нее был далеко не целомудренный. Какого-то пепельно-голубого оттенка, кружевной. И размер… под футболкой и не заметно, а ведь грудь очень привлекательная. Вот девушка встала, потянулась, волосы распустила, переплела косу. Размяла затекшие плечи, сделала зарядку.
Бессмертный затаил дыхание.
Села за швейную машинку. По гладкой девичьей спине стекали струйки пота.
Кощей шумно вздохнул.
Александра работала быстро, да и жара, ее видимо, измучила. Вот она надела футболку, сложила свое рукоделие и покинула мастерскую.
Кощей молча выключил телевизор, встал и скрылся за дверью ванной комнаты. Послышался шум текущей воды.
Если Бессмертный не спускал глаз с девушки, кота заинтересовало совсем другое.
«Что же она шьет?» — спросил у себя кот и, недолго думая, выпрыгнул из окна и поскакал к Сашке в комнату.
Просочился в щель (плевать, что на ключ заперто, он ведь волшебный кот), запрыгнул на спинку кресла — что же она там так внимательно разглядывает?
От увиденного вытаращил глаза и рот открыл.
В руках у Александры было волшебное зеркало, давно списанное как неисправное.
А в зеркале — ежки-матрешки — был Кощей. В душе.
Александра с интересом разглядывала мужское тело. Запрокинутое лицо, закрытые глаза, струи воды, стекающей по лицу, по плечам, по животу. На самом интересном месте зеркало поместило черную табличку с надписью «Сensored». Девушка непристойно выругалась.
Ай скромница, ай разумница!
Тем временем зеркало сменило ракурс и так же медленно показало обзор кощеева тела со спины. На этот раз без купюр. И очень-очень четко. Черная татуировка китайского змея на предплечье, шее и части спины — красивая, завораживающе живая. Казалось, змей жмурился и водил боками, наслаждаясь купанием. Круглый след от пули под лопаткой, и неровный шрам от стрелы на плече, и шрам на боку от турецкой кривой сабли. И затылок, и широкая спина, и крепкие ягодицы с ямочками, и волосатые бедра, и лодыжки.
Александра мечтательно вздохнула, проведя пальцами над стеклом, словно желая прикоснуться к мужскому телу.
И снова лицо под струями воды: мокрые ресницы, сомкнутые губы.
А потом зеркало пошло помехами, мигнуло и погасло.
— Ах ты ж мерзкое стекло, — прошипела Сашка, а потом совершенно неприлично хихикнула.
Отложила зеркало, оглянулась и встретилась взглядом со стеклянными глазами обалдевшего кота.
— Подглядываешь? Ах ты комок шерсти! — возмутилась девушка, бесцеремонно стаскивая древнее магическое животное со спинки кресла себе на колени. Кот даже мяукнуть не успел, как Сашка запустила пальцы в густую черную шерсть и принялась его чесать, гладить и теребить.
Никому другому Баюн такого бы не позволил, но девушки есть девушки, и вообще эти ласки были очень приятны.
Разомлевший кот мурлыкал, привалившись к животу девушки, мстительно представляя, как бы позавидовал ему Кощей, если б видел.
— Скажи мне, кот, — после долгого молчания произнесла девушка. — Я совсем ненормальная, да?
— Почему это?
— Все говорят, он страшный. Он злодей. Подлец. А мне он нравится. Очень.
— Я заметил, — насмешливо мяукнул кот, не открывая глаз.
— Чтобы ты понимал, мой шерстяной друг, — фыркнула Сашка. — Ты же кот. Тебе неведомы человеческие чувства.