Тень за спиной

Наймирэ всегда вспыхивала от его незамысловатых ласк. Он не был опытен в любовных делах - степняки вообще не слишком церемонятся со своими женщинами. Возможно даже, что с другой - той, которую он никак не хотел тащить третьей в шатер - он был бы робок и осторожен, но Наймирэ была своя, и Таман был абсолютно уверен, что всё, что он делает, будет принято.

Она любила его. Это ощущение вызывало смутную тоску и чувство вины, и в то же время пьянило. Таман знал, что эта девочка всегда смотрела только на него - едва ли ни с младенчества. Ни один мужчина не удостаивался ее нежного взгляда - только он. И тогда, когда ему пришлось сделать выбор, он тоже об этом подумал: как она сможет жить без него? Хотя нет, тут мужчина себе врал. Он думал об этом позже, когда она пришла к нему ночью и буквально соблазнила его - а ведь он хотел подождать с физической близостью, считая, что ей стоит немного подрасти. А в тот момент, когда он смотрел на снег, выпавший на землю в конце октября - неслыханное явление природы - его душила лишь злость и осознание проигрыша. Он указал на Наймирэ только потому, что другие женщины были ему противны, а к ней он просто давно привык. Позже Таман успокаивал свою совесть словами о том, что без него она бы пропала, что она будет счастлива стать его женой... Но всё это были лишь оправдания своего малодушия. А впрочем - не все ли равно? Она хотя бы красивая!

И как оказалось - смелая и настойчивая. И сейчас горячие губы скользили по его животу, отчего дыхание сбивалось и мысли улетали прочь, будто стая чаек-хохотуний. Он запустил руки в черные густые волосы, растрепывая узел и позволил себе забыть обо всем на свете, кроме юной женщины рядом.

3

Таман стал часто брать сына в свои поездки. До этого он ездил один или с братьями, которых он выбрал в помощники. Ближе всех ему был по духу Хариз, старший единокровный брат. Именно он оставался его заместителем, когда хан куда-то уезжал. Сейчас Хариз был в Славии. Он захотел научиться строить речные суда, резонно полагая, что по реке торговлю вести легче. Таман был с ним согласен и, хотя Хариз был нужен ему в Степи, препятствовать ему не стал. Брат был консервативен, многим новшествам противился, но если уж чем-то увлекался - к цели своей стремился неудержимо. В этом они были похожи.

Кроме Хариза, Таман выбрал в помощники двух младших,  Исхана и Сафи - сообразительных, верных и легких на подъем. Один из них отвечал за посевы - буквально не вылезая с полей и дамбы, второй жил в новом городе.

Следить одновременно за делами и непоседливым сыном было сложно, но неожиданно интересно. У мальчишки была сотня вопросов: а как делают молоко? А почему рис растет в воде? А откуда течет река? А почему облака белые? Таман понятия не имел, как отвечать и пытался что-то придумать, но получалось откровенно плохо. Спустя какое-то время оказалось, что Аяза завораживает строительство. Он мог целый час сидеть и смотреть, как строители возводят стены домов, а уж когда ему позволили играть с песком и камнями - его и вовсе со стройки было не утащить. Волей неволей хану пришлось чаще приезжать в Ур-Таар.

Первый город начали строить, разумеется, у реки и по правилам больших славских городов: с широкими прямыми улицами, расходящимися от центра - ханского дворца. Сейчас уже Таману не казалось подобное расположение удачным. Он понял, что дворец надо было проектировать не таким большим и ближе к реке. Но переделывать что-то было уже поздно, да и затратно. Пусть остается всё как есть.

Пока же степняки жили как и сотню лет назад - станами. В одном стане могло быть от десятка до трех сотен шатров, и все в стане были родней. У каждого стана свой арын (глава) - не всегда самый старый или мудрый, но, безусловно, сильнейший. Все арыны подчинялись хану. Все при первом же требовании выставляли воинов и делились припасами. Все платили десятую часть прибыли. Кто чем: конями ли, шерстью, мясом. У кого ничего не было - отдавали сыновей и дочерей. Юношей хан отправлял на сельскохозяйственные работы или, если они были достаточно сообразительными, обучал. Девушки становились женами или наложницами верных людей. Это сильно смахивало на работорговлю, но хан не спешил искоренять старые традиции. Рано. И без того он запретил мужчинам брать в жены и наложницы женщин младше их больше чем на двадцать лет. Он знал, что зачастую богатые старики выкупают у родителей совсем юных девочек - порой даже тех, у кого еще не шла кровь - просто для развлечения. Хотя число жен было ограничено, наложниц мужчина обычно брал столько, сколько хотел. Раньше, когда много мужчин погибало в стычках и военных действиях, это было правильно: женщина в Степи сама себя прокормить не может, а если мужчина берет на себя заботу о ней, она расплачивалась своим телом. Больше предложить ей было нечего. Но межстановые стачки закончились еще при Шуране, подмявшем под себя все разрозненные и воюющие между собой роды, а войны с соседями не было четверть века. Можно сказать, Таман всю сознательную жизнь жил в мирной Степи и мечтал, чтобы так было и дальше. Что степняки с луками и саблями могли противопоставить тяжелой галлийской коннице или славским магам? Пожалуй, только внезапность. Разумеется, у него было войско в три сотни всадников. Но этого было не просто мало, а очень мало. А набирать больше людей значило оторвать их от ремесла и семьи. Конечно, каждый мальчик его народа умел сражаться. Каждый учился стрелять. Через год Аяз будет самостоятельно сидеть в седле, через два - получит свой первый лук. В десять - выберет оружие. Но обучением детей занимались отцы и деды - по большей части не воины. Стрелять умел каждый, верхом ездили даже женщины, а вот с холодным оружием дело обстояло гораздо хуже. Самого Тамана учил дед - один из великих воинов. Учил долго, почти всю жизнь. Но, признаться, ученик ему достался неусердный, норовящий сбежать к книгам, к лошадям, к торговцам. Поэтому хан намеревался предотвращать войну всеми силами - последний из тех, кто мог выстоять в бою против галлийского мечника, покинул этот мир почти пять лет назад.

Степь Таману сегодня напоминала старую змею со сломанными зубами. Испугать она может, но подойди ближе - и увидишь, что сил у нее нет. Если продолжать в том же духе - их соседи быстро раскусят ситуацию и всё - прощайте, пастбища, прощайте, соленые озера. Немного спасало ситуацию то, что наследник, сын славского государя, был почти ровесником и добрым другом Тамана. И, разумеется, живые еще кнесы, заставшие последнюю войну, не горели желанием снова столкнуться со степняками.

Истерика - а хан осознавал, что по-другому назвать его поведение, когда Милослава ускользнула из его рук, сложно - неожиданно сослужила добрую службу. Оскорбленный подлостью Тэлке, Таман сгоряча наговорил славскому государю много лишнего и заявил, что славцев на своей территории более не потерпит. Государь внял его негодованию. В его памяти тоже жила война. Кнес Градский по прозвищу Тэлке, некогда желанный гость в стане Шурана, а затем и Тамана, был отлучен от двора и изгнан из столичных кругов. Ни хан, ни государь к военным действиям были не готовы.

Чем дальше славцы от степи - тем меньше они знают о ее слабости. Они видят только то, что им позволяют: да, ходят слухи о городе - строители всё же из Славии. А вот про новые посадки, о том, что в Степи активно развивается земледелие - ни сном ни духом. Плуги и бороны частью куплены через цепочку подставных лиц, частью сделаны самостоятельно. Поставки древесины и камня лично согласованы с Велеславом - наследником государя. Он отпустил часть материалов в долг: хотел подарить, но Таман не желал быть кому-то должным.

Велеслав ему нравился. Удивительно спокойный и терпеливый молодой человек не стеснялся называть его другом. Они сошлись на любви к лошадям, потом выяснилось, что оба учились во Франкии. Однажды Велеслав написал Таману письмо, в котором спросил совета по разведению коней, Таман ответил... завязалась переписка. У Велеслава был сын старше Аяза на несколько лет. Теперь Таман писал Велеславу, спрашивая, как правильно воспитать мужчину. Не то, чтобы ему действительно нужен был ответ, но государев сын оказался единственным человеком, с которым он мог говорить на равных - не по всем вопросам, конечно; да и поддерживать хорошие отношения было необходимо.

Он всё ещё помнил (попробуй-ка забудь!), как Велеслав после всего... увел его в свои покои и просто слушал. Слушал бессвязные речи про безумную любовь, про сломанную жизнь, про предательство. Он ничего не говорил, но боль, поделенная на двоих, стала легче. В отличие от Тамана, Велеслав был счастлив в браке, жена подарила ему сына, которого он любил.

Да, пожалуй, стоит выслушать его советы.

И в следующий раз нужно взять Аяза с собой в дипломатическую поездку - пусть познакомится с Даромиром. Насколько помнил хан - Дар был таким же шустрым и озорным. Сын хана и внук славского государя были почти ровесниками, и неплохо было бы их подружить. Внезапно Таману пришла в голову мысль взять и Наймирэ - она ведь ничего, кроме стана, не видела. Ей будет интересно. К тому же его жену не стыдно показать людям. Кроме того, ее присутствие отпугнет придворных дам, которые отчего-то всегда старались его осчастливить своим вниманием, не вызывая ничего, кроме брезгливости.

---

Дома в Ур-Тааре начали строить из камня, а теперь Таман предложил изготавливать кирпичи. Соломы в Степи теперь было достаточно, глину добывали в Славии выше по течению. А уж построить печь для обжига можно и здесь. Для этого есть книги и Хариз.

Хан хотел, чтобы город прежде всего стал торговым и дипломатическим центром. Для этого нужно было построить там большой рынок, а возможно, даже и не один, перевезти лучших мастеров, спроектировать склады и непременно постоялые дворы. Но самое главное - убедить людей жить в домах, а не в шатрах. Он делал ставку на своих ровесников. Многие из его приближенных готовы были идти за ним в огонь и воду, что им город? В шатрах не было нужды - их делать быстро и легко. Проблема была в том, что Степь - царство стариков. Молодежь подчинялась своим отцам и дедам; именно старшее поколение решало, где юноше жить, на ком жениться, какой профессией владеть. Про девушек и говорить нечего - они вообще не имели никаких прав. Даже голос подать они не могли без позволения. А между тем женщины работали порой гораздо больше, чем мужчины. Они вели хозяйство, растили детей, помогали собирать урожай. Торговали обычно тоже женщины. И каждая из них к тому же имела какое-то ремесло: кто-то шил, кто-то вышивал, кто-то делал украшения, некоторые рисовали хной, плели хлысты из кожи... Наймирэ, к примеру, была прекрасной швеей. Она шила и рубашки, и шальвары, и короткие жилеты, называемые "елек".

Совсем уж неумелых не было: запозорят и замуж не возьмут даже те, кому родители не могут "купить" самую нищую жену.

Таких, кстати, было немало: часто старики имели четырех жен и дюжину наложниц, а юноши из небогатых станов не могли себе найти невесту. Женщин при таком раскладе на всех не хватало.

Это тоже была проблема, требующая решения, ведь похищать невест запретил еще Шуран. Таман, кстати, в свое время его запрет собирался дерзко нарушить, но он был уверен, что Милослава его не отвергнет. Она бы стала его женой, если бы не подлость кнеса Градского. Тот ухитрился договориться с галлийскими родственниками жены и позволил им украсть девушку и увезти из Славии. Вор у вора невесту украл - вот как вышло.

Но такой поступок мог позволить себе только Таман - он хан. Любого другого он бы жестко наказал. Даже, пожалуй, братьев. Имел право. А его никто не мог ничем ограничить, кроме, пожалуй, старейшин. Таман помнил их власть. Помнил и то, что ему пришлось прогнуться. Он сделает всё, чтобы больше никогда такого не испытать. Убирать совет старейшин совсем было глупо, хотя они единственные ограничивали его власть. В определенной степени ему даже необходимы были границы: если уж он мог доказать свою правоту этим мудрым, но очень неповоротливым старикам, то сможет убедить и всю степь. Так было с городом - сколько он проводил доказательств, расчетов, чертежей! Так было с ирригационной системой. Дальше уже пошло легче. После города его проекты казались старейшинам не такими уж и безумными. Таману казалось, что ценой невероятных усилий ему удалось столкнуть старую массивную телегу под названием "степь" с горы, и дальше будет легче - постепенно она разгонится так, что придется сдерживать.

Тем более, среди степняков нашлось несколько то ли хитрецов, то ли безумцев, которые сами привели своих сыновей к хану с предложением отправить их учиться - в Славию ли, в Галлию, пусть даже во Франкию. На кого? А кто нужен хану? Архитекторы? Инженеры? Виноделы? Толмачи, в конце концов?

Таману были нужны, прежде всего, грамотные помощники. Он готов был принять любого обученного (и желательно не за его счет) специалиста. Сейчас во Франкском и Льеноском университетах учились около двух дюжин степняков. С десяток толковых парней уехали с Харизом на славские верфи. Порядка сотни юношей отправились наемными рабочими на славские поля. Хан, кстати, каждому, кто вернется не один, а с женой, обещал дом в городе, но предупредил, что славских (да и любых других) женщин в обиду не даст, и каждая из них должна быть единственной.

Он прекрасно понимал, каких могут найти невест его люди: сирот или дочерей бедняков. Степняков не любили и боялись. Хороший отец не отпустит дочь в степь. Существовал, конечно, риск, что часть юношей могут вовсе не вернуться, но и это не было проблемой. В таком случае у него в Славии останутся свои люди.

4

Кайле было пятнадцать лет, когда ее отдали арыну в уплату долга. Она была не красивой девушкой: слишком высокой, слишком худой. Никто не захотел взять ее в жены. Она не была нахлебницей в своем шатре, стараясь быть первой помощницей матери: стирала, готовила, шила, смотрела за братьями и сестрами. Конечно, ее расстраивало, что она не замужем, но не так, чтобы сильно. А когда ей сказали, что она будет наложницей арына, Кайла горько плакала и умоляла родителей пощадить ее. Арыну было около шестидясети, он был морщинист и болезненно толст, но даже это было не самое страшное. Он был жесток, последняя его надожница не прожила в его шатре и трех месяцев.

- Дадэ, - рыдала Кайла, ползая в ногах у отца и отчаянно цепляясь за его грубую рубаху. - Но ведь хан запретил! Хан запретил! Он велел - не больше двадцати лет разницы! А арын Кумар старше меня больше, чем на сорок лет!

Сейчас это была ее последняя надежда.

- Хан далеко, - равнодушно ответил отец, у которого, кроме Кайлы, было еще семеро ртов. - А арын - вот он. Разве ты хочешь, чтобы нас выгнали прочь, чтобы твои братья и сестры умерли с голоду? К тому же тебе давно пора стать женщиной.

Девушка не могла его ни в чем убедить. Не помогла ей и мать - безмолвная измученная тяжелой жизнью женщина. Она вообще не могла ничем возразить своему мужу, зная, что он может избить ее до полусмерти - и кто будет смотреть за детьми? К тому же участь наложницы большого человека казалась ей легче, нежели ее собственная. Она бы с радостью поменялась с дочерью местами. Куда как проще быть одной из многих. И ночи тебя ждут не так уж и часто, и работа делится на многих.

Кайла была девушкой решительной, и она решила бежать. Как-нибудь она сможет дойти до хана и броситься ему в ноги, прося о справедливости. Хан страшен и безжалостен - говорят арыны, хан сумасшедший. Но каким бы он ни был - никто не смеет нарушать его указы. Кайла чувствовала за собой правду, кроме того, арына Кумара она боялась больше, чем того, кто должен быть отцом всей Степи. Будь у нее лошадь - она бы, пожалуй, сумела уйти. Но у ее отца было лишь три овцы, а брать коня соседей она не рискнула. Ее догнали к полудню. Сам арын послал людей на поиски своей непокорной наложницы. Рыдающую девушку приволокли в его шатер. Что было дальше, она хотела бы забыть, но увы - теперь это была ее жизнь. Ее новый хозяин был груб и жесток. Он любил избивать своих наложниц и мучить их. Кроме того, он всегда мог отдать женщину на потеху своим воинам, а они были не менее жестоки, чем их арын.

Кайле повезло: она почти сразу забеременела, и арын оставил ее в покое. Вдруг да родит еще одного сына? Сыновья - это хорошо, они будут славными воинами. У девушки теперь была достаточно спокойная жизнь. Ее не били, не насиловали, а работа не была очень уж тяжелой. Другие женщины заметили, что Кайла хорошо шьет и стали просить ее шить сорочки и шальвары.

Однако, чем ближе подходил ее срок, тем больше Кайла боялась будущего. Она знала, что будет дальше. Если она родит сына, то арын наденет на нее золотую цепь и даст немного оправиться после родов, а затем всё начнется заново. Если же родится девочка - ее отдадут какой-нибудь из старух, а Кайлу сразу же заберут в шатер. Есть немало способов попользоваться наложницей - и она, к своему ужасу, знала их все. Больше всего девушка мечтала умереть родами.

Живот был у нее широкий и будто приплюснутый - по всему внутри была девочка. Арын тоже подозревал это. Дочери ему были нужны только для того, чтобы продать их подороже, а может, и подарить кому-то из своих друзей.

Кайла не знала, что ей делать. Может быть, стоит просто перерезать себе горло - тем более, нож можно украсть у женщин, которые готовили пищу. Лучше бы, конечно, взять кинжал арына, он острый - так будет быстрее. Но оружие Кумар хранил под замком. Умирать страшно, но жить так - еще страшнее. А ребенок - да лучше дочери не рождаться в этот мир. Всё, что ее тут ждет - тяжелый труд и насилие.

Кайла выволокла из баньи лохань и потихоньку натаскала воды: сегодня нужно было стирать одежду. Теперь шить она не могла, спину ломило, если долго сидишь, поэтому она делала ту работу, которую могла. Стирку она даже любила. В жаркий день по локоть в прохладной воде - почти отдых. В стане было тихо, мужчины днем отдыхали. Только старшие жены арына лениво переругивались возле очага, да где-то скулила собака. Девушка, низко склонив голову, чтобы солнце не резало глаза, опустила руки в воду и застыла, наслаждаясь покоем. Внезапно на плечо ей опустилась тяжелая ладонь. Она дернулась и испуганно обернулась.

- Сегодня придешь ночью, - сказал ей мужчина, стоящий за ее спиной.

- Но господин мой, - испуганно сказала Кайла. - У меня близко срок... нельзя мне...

Тяжелая оплеуха едва не опрокинула ее наземь.

- Наложница открыла рот? - прищурился арын. - Наложница ночью узнает, для чего он ей нужен.

Он ушел, а Кайлу затрясло так, что руки ходуном заходили. Она бросилась было к очагу за ножом - лучше умереть сейчас - но вовремя одумалась. Увидит кто, нажалуется арыну - и будет только хуже. Всегда может быть хуже.

Когда на стан опустилась ночь, черная как отчаяние, охватившее ее, она пришла в шатер арына. Здесь нестерпимо пахло мужским потом и похотью - арын редко менял подушки.

- Подождешь здесь, - приказал мужчина. - Мне нужно еще раздать указания. Может быть, через пару дней всё изменится.

Он был явно чем-то встревожен, его круглое лицо было хмуро, а пухлые щеки нервно вздрагивали.

Кайла осталась одна. Судьба благоволила к ней - на подушке она увидела письмо (наверное, это было письмо - читать-то она не умела) и лежащий поверх письма кривой кинжал. Если бы девушка знала, что там написано, она бы вытерпела всё, лишь бы дожить до завтрашнего дня. Но ее интересовал лишь кинжал.

Кайла схватила его и приставила острым кончиком к горлу. Ребенок в животе толкнулся, рука дрогнула в страхе.

- Ах ты сука! - раздался рев за ее спиной. - А ну положи!

Кайла в отчаянии обернулась, дернулась. На нее навалилось огромное, как ей показалось, мужское тело. Инстинктивно она закрыла живот, забывая про кинжал в руке. Отчего вдруг взвыл арын, она в первый момент даже не поняла. Он откатился прочь, вдруг замолчав. Кайла замерла. Она умела убивать. Не людей - куриц и овец. Надо просто перерезать ему горло. Она ненавидела своего мучителя и понимала, что ее теперь все равно убьют, и ее, и ребенка, только перед этим будут долго мучить и насиловать. Никакого трепета у нее не было. Она взмахнула рукой. Это было даже проще, чем с овцой. Черная кровь широкой струей хлынула на подушки. Кайла знала, что кровь красная, но в темноте - черная.

Девушка вдруг ощутила злобную радость, почти ликование. В голове было на удивление ясно. Она, мягко ступая по подушкам, выглянула наружу. Стражей в стане на ночь не выставляли - здесь на много переходов вокруг никого нет. Кайла неслышно прошла по стану к загону для лошадей, выбрала самую резвую, оседлала ее, отвела подальше и помчалась прочь. Куда она скачет - девушка не знала, но ей казалось, что если двигаться в ту сторону, где заходит солнце, день наступит позже. Интуитивно она выбрала правильное направление. Уже рассветало, когда ее поясницу вдруг пронзила острая боль, а по ногам потекло горячее. Кайла не смогла удержать поводья и полетела с лошади вниз. Ей удалось извернуться так, чтобы упасть спиной, а не животом. От сильного удара словно что-то оборвалось внутри. Она изогнулась и закричала от боли, но на помощь ей никто не мог прийти.

---

Аяз опять умчался вперед - этот мальчишка совершенно не мог усидеть на месте. Таман только головой качал: коня утомит, а сам свеженький, будто они и не выехали на рассвете в стан арына Кумара. Впрочем, ехать было не так уж и далеко, и поэтому хан сына останавливать не стал. Пусть.

Отчаянный крик сына заставил Тамана вскинуть голову и ударить коня пятками. Он помчался туда, где виднелась черная фигурка мальчишки.

- Дадэ! - кричал, надрываясь, Аяз. - Дадэ! Скорей!

Не понимая, что произошло, хан спрыгнул с коня и подбежал к стоящему на коленях сыну. На земле лежала женщина, нет, девушка, а, пожалуй, даже и девочка. Ее остекленевшие глаза были полны боли и безумия, изо рта вырывались уже не крики, а хрипы.

- Она рожает, - испуганно сказал мальчик.

- Она умирает, - поправил его хан, видевший немало смертей.

Девушка осознанно поглядела на Тамана. Она не знала этого человека, но, схватив его за руку, из последних сил зашептала:

- Арын Кумар... Я его убила.

- За что? - хладнокровно спросил хан, приподнимая голову девочки.

- Он хотел... хотел... а ведь нельзя, я жду ребенка...

- Сколько тебе лет? - сжал зубы Таман, вспоминая, что арын уже в преклонных летах.

- Пятнадцать...

- Ребенок его?

- Да, его... Но это девочка, она ему совсем не нужна...

- И много у него наложниц, таких как ты?

- Много... Но они умирают, а мне повезло, я крепкая... и сразу понесла. Я хотела... убежать к хану... Но они поймали меня.

Сказав всё, что хотела, Кайла провалилась в темноту. Таман осторожно приложил руку к ее лбу. Он был холодным, очень холодным.

- Она умерла? - широко раскрыл глаза Аяз.

- Пока нет. Но умрет. Посмотри, сколько крови.

Земля вокруг действительно была пропитана кровью.

- А ребенок? - дернул его за руку сын. - Вдруг он еще жив?

- Что ты предлагаешь? - хан пристально поглядел на восьмилетнего мальчишку, не веря, что он может говорить то, что он слышит.

- Надо разрезать живот и достать ребенка.

- Так нельзя, сын.

- Почему? Ее же всё равно не спасти.

- Откуда я знаю, как надо резать? Я убью и ее, и ребенка.

- Они и так умрут, - закусил губу сын. - Дай мне кинжал. Помнишь, я резал курицу и нашел внутри у нее яйцо? Вот и здесь так же. Держи ее. Крепко держи. Я попробую.

- Не смей, - зарычал Таман, побелев. - Я сам.

- У тебя руки трясутся. Ты не сможешь. А я смогу. Дадэ, дай мне кинжал.

Таман молча протянул сыну нож. Его охватил суеверный ужас. Сейчас ему показалось, что с ним говорит не сын, а кто-то другой его устами. Мальчик хладнокровно задрал на лежащей неподвижно девушке рубаху и провел ножом по выпуклому животу, и хан, который не раз смотрел смерти в лицо, отвернулся и закрыл глаза.

- Это девочка, - неожиданно раздался голос Аяза.

Его сын держал в руках слабо мяукающее живое существо, измазанное в крови. По белому лицу Аяза катились крупные капли пота. Хан забрал у него из рук младенца, а у мальчика закатились глаза, и он потерял сознание.

Этот момент Таман всегда будет вспоминать, как самый страшный в своей жизни. Младенец в руках. Мертвая женщина. Сын, лежащий без дыхания. Подъехавшие воины, которые здорово отстали, подняли Аяза на руки. Ребенка Таман не смел выпустить из рук, поэтому молча смотрел, как мужчины копают могилу и осторожно опускают туда тело пятнадцитилетней девочки. В этот момент хан остро ненавидел свою страну.

Мальчик очнулся только к закату и совершенно ничего не помнил. Таман был рад и этому, и тому, что он не видел гнева отца. Стана арына Кумара больше не существовала. Все мужчины, знавшие о нарушении закона, были казнены на месте. Шатры сожгли. Женщин, детей и скотину хан распорядился отвести в Ур-Таар. Он позже решит, что с ними делать.

Среди женщин стана нашлись и кормящие матери. Девочку вымыли, запеленали и накормили. Он принес ее в свой шатер и отдал жене - а кому еще нужен этот проклятый ребенок? Хан - отец своему народу. Таман понимал, что Наймирэ будет думать, что это его дочь, но рассказать ей правду откровенно боялся. Если она узнает, что Аяз во всем этом участвовал, она просто сойдет с ума.

5

- Может, всё-таки сабля? – с надеждой спросил Таман, не веря, что сын решил выбрать для себя оружие пастухов.

Аяз покачал головой. Кнут идеально ложился в его ладонь. Мальчик размахнулся и щелкнул кнутом в воздухе. К его удивлению, красивого удара не получилось, плеть безвольно упала на землю.

- Аяз, я могу тебя учить только сабле или кинжалу, – продолжал уговаривать хан. – Кнут – это совсем не моё.

- Я выбрал, дадэ, – иногда сын бывал на редкость упрям. – Я хочу кнут.

- Что ж, – кивнул отец. – Лучший из известных мне мастеров уже очень стар, но еще жив. Я отвезу тебя. Если он возьмется тебя учить – я согласен. Если нет – будем думать.

Наймирэ, узнав, что Таман собрался увезти сына на другой конец Степи и, возможно, оставить там с чужим человеком на долгое время, пыталась возражать.

- Таман, он же еще маленький, – говорила она. – Ему и девяти нет. Обычно мальчиков учат с десяти.

- Твой сын – настоящий мужчина, – сумрачно отвечал хан. – И рука у него твердая. Он хочет учиться – пусть учится.

Женщина опустила глаза, пряча ненависть за густыми чёрными ресницами. Муж просто выводил ее из себя. Сначала этот младенец, эта девочка! Он сказал, чтобы жена полюбила ее, как дочь, но разве можно полюбить живое доказательство того, что он спал с другой женщиной? Нет, Наймирэ не наивная девочка. Мужчины не хранят верность своим женам. Они заводят наложниц, да и просто могут взять понравившуюся женщину. С чего она решила, что ее муж другой?

Отчего-то муж к "своей" дочери относился куда трепетнее, чем к остальным детям, даже имя ей дал в честь своей матери – Эмирэ. Он любил брать ее на руки и вглядываться в сморщенное личико. Чьи черты он там ищет? И кто та женщина, которая родила ее? Отчего он забрал ребенка? Отчего просто не привел вторую жену? Отчего каждый раз так плотно сжимает губы и отводит глаза?

Сразу по возвращении из своей поездки, Таман собрал отряд своих верных слуг, тех, кого он действительно считал достойными доверия, коротко рассказал, отчего он сжег стан арына Кумара и разослал их поведать всей Степи, какое наказание ждет тех, кто нарушает его указы. Сколько таких девочек в дальних станах? Если бы он мог, он бы поехал везде и лично перерезал глотку каждому насильнику. Как можно так относиться к своим женщинам, Таман понять не мог. Он жил и в Галлии, и в Славии и ясно видел всю отвратительную дикость подобных обычаев. Но хан понимал, что пройдет много лет, прежде чем что-то изменится. Пока не сменится поколение, пока арынами не станут те, кто сейчас учится в университетах и торгует в больших городах, контролировать столь большие территории очень сложно. Но отнюдь не невозможно. И начинать нужно уже сейчас. Вот решит вопрос с обучением сына и сам лично проедется по дальним станам.

Этого Наймирэ тоже не понимала. Испокон веков в Степи девочек выдавали замуж родители. Что в этом дурного-то? Предназначение женщины – быть женой и матерью. Но потом она вспоминала, как с детства хотела только одного мужа. А если бы родители тогда отдали ее кому-то другому? Как бы она жила без Тамана? Она представила – и по-настоящему испугалась.