Алмазы для Золушки

В то время как на фоне потрясений мирового алмазного рынка в соответствующих кругах то и дело упоминалось имя Киры Быстровой-Бойер, обладательница этого имени, не подозревая о вспышке своей популярности проснулась в небольшом городке в пригороде Парижа.

Накинув на плечи длинный халат она вышла на открытую веранду, с которой открывался вид на виноградники соседней винодельческой фермы, обрывающиеся скалистым кряжем, густо заросшим травой. Вдали, правее кряжа, поблескивали на мягком утреннем солнце красные и желтые черепичные крыши. Едва ли не важнейшее достоинство домов – вид, который открывается с их верхних этажей на базилику Сен-Дени, в течение двенадцати веков служившую местом погребения французских королей. Кира влюбилась в загородный дом супруга – довольно старый, с глубокими трещинами на осыпающейся штукатурке – стоило ей подняться на веранду. И до сих пор, едва проснувшись, она спешила выйти сюда из спальни, легко расставаясь с ласковым уютом постели и любуясь зеленым привольем и изысканными линиями архитектурного шедевра, вдохновлявшего некогда строителей Нотр-Дама.

На столе из поперечного спила самшитового ствола Мадлен уже накрыла завтрак на двоих. Кира улыбнулась золотистому утреннему солнцу, воздуху, сочным краскам и, устроившись в винтажном деревянном кресле, принялась намазывать масло на круассан.

– Доброго утра, любовь моя, – сказал Жак, выходя на веранду. – Ты снова уклонилась от утреннего исполнения супружеского долга. Я думал, ты опять стреляешь в тире…

Тир был устроен в подвале здания, и Кира действительно любила проводить там время, расстреливая сотни патронов из десятка имеющихся у Жака пистолетов и револьверов.

– Неужели недостаточно было вечернего исполнения? – удивилась Кира. – Мне казалось, мы возместили друг другу супружеский долг лет на десять вперёд.

Она отложила нож и закрыла крышкой маслёнку.

– Э нет, – возразил Жак. – Такая арифметика мне не подходит.

Наклонившись, Жак поцеловал молодую жену в ямочку под ухом. Внешне у них была идиллия подлинной любви, в какие бы одежды эта любовь ни была одета, а особенно, когда одежды сбрасывались, и она оставалась совсем нагая.

– Бесполезно, – сказала Кира, изо всех сил стараясь сохранить невозмутимый вид. – Система перезагружается.

– Что ж, – запахнув плотнее махровый халат, Жак уселся в кресло напротив. – Полагаю, завтрак ускорит процесс.

Усмехнувшись, Кира протянула ему намазанный маслом круассан. Что это – искренние глубокие чувства? Или оперативная игра? Иногда она ловила на себе испытующий взгляд мужа и понимала, что он задает себе тот же вопрос насчет нее.

– Спасибо.

Жак с аппетитом откусил и, подхватив серебряный кофейник с высоким носиком, ловко разлил по чашкам кофе.

– Ты официантом не подрабатывал?

– Нет. Если не считать подработкой одну из операций. Я провёл в роли официанта ресторанчика на Монмартре четыре смены.

– Ловили шпиона? – Кира застыла с ножом, занесённым над маслёнкой.

– Ну не то чтобы. Так… была слежка за второстепенным персонажем.

– Выследили?

– Можно и так сказать.

– Ну вот, – Кира надула губы, изображая обиду. – Все твои рассказы обрываются на самом интересном месте…

– А ты мне вообще ничего не рассказываешь, – дотянувшись, Жак погладил её выглядывающее из-под халата колено.

– А мне нечего рассказывать. Только про скучную работу в бухгалтерии. Я ведь не служила в разведке.

– Ой ли? – он бросил на нее тот самый взгляд. – Ладно, поверим на слово. Вот состаримся, будем развлекать друг друга шпионскими историями. Когда уже нечем больше будет развлекать. И сроки секретности пройдут…

– Договорились, – улыбнулась Кира.

– Не остыл ли кофе, мсье Жак, мадам Кира? – на пороге появилась Мадлен – немолодая служанка, работавшая в семье Бойеров с незапамятных времен и, по слухам, растившая маленького Жака. Сам Жак, впрочем, последнее утверждение опровергал.

– Нет, Мадлен, все замечательно, – ответила Кира.

Служанка смотрела на них и растроганно улыбалась. В каждом слове и жесте молодой супружеской пары читалась умилительная картина взаимной любви. Им было хорошо вместе, и они наслаждались близостью неспешно, смакуя все её оттенки. Во всяком случае, так казалось со стороны, и Мадлен была уверена, что так оно и есть. Соседи и знакомые тоже были в этом уверены. Словом, в искренности любовной идиллии не сомневались все, кроме самих молодоженов, которые свои сомнения тщательно скрывали не только от окружающих, но и друг от друга.

Телефонный звонок, донесшийся сквозь открытую дверь, пришелся явно некстати. Жак озадаченно приподнял бровь и отправился к мобильнику. Разговор оказался коротким, и к столу он вернулся озабоченным.

– Господин майор ждёт нас обоих. И просил быть у него как можно скорей, – сказал Жак несколько напряженным тоном. – Похоже, что-то случилось…

– Что могло случиться? И зачем понадобилась я? – Кира встревожилась, хотя постаралась не подать вида.

Ясно, что дело могло быть только в одном – в карте! Но карта безупречна: она не подделана и не исправлена – она изготовлена заново! Бланк нашли в картографической палате Борсханы, отпечатан он в то же время, что и оригинал, химический состав пасты, отметок и надписей подобран идентично с оригинальными, почерк Самуила тоже, причем он огрублен под походные условия, что делает стопроцентную идентификацию невозможной. И все же, если что-то и случилось, то – с картой!

– Не знаю. Я сказал, что мы завтракаем, – Жак пожал плечами, не глядя на Киру. – И выедем через десять минут.

– Тогда я пошла одеваться.

В конспиративной квартире DRM[1], отведённой для такого рода встреч, но официально имеющей статус обычного жилья, сам воздух был пропитан духом холодной казёнщины. Тщательно прибранные комнаты были напрочь лишены запахов, ни одна вещь, якобы служившая невидимым хозяевам, никогда не покидала своего места.

На мягком тканевом диване в небольшой гостиной сидели Кира и Жак. Пьер Фуке и его начальник полковник Жорж Кассе расположились в креслах напротив. Вступительная часть была коротка. Соблюдая правила приличия, – куда без них в Париже, – майор Фуке извинился за то, что пришлось сорвать Киру и Жака утром выходного дня, предложил им напитки, от которых они отказались, и выдержал многозначительную паузу. Взглянув на Кассе с таким видом, будто испрашивал разрешения говорить, Фуке кивнул и коротким автоматическим жестом поправил рукава рубашки.

– Известно ли вам, чем закончилось рассмотрения нашего дела в Арбитраже ООН? – обратился он к Кире.

– Нет, – ответила она настороженно. – Не известно.

Фуке снова зачем-то кивнул.

– Слушания отложены вплоть до обнаружения месторождения, из-за которого начата тяжба.

Кира и Жак переглянулись.

– Что это значит? – спросила она.

– Это, мадам, именно тот вопрос, который мы хотели бы задать вам, – с саркастической галантностью ответил Фуке и, помолчав немного, снизошёл до разъяснений. – Отмеченное на карте вашего отца месторождение на местности отсутствует.

Удивлённо вскинув брови, Кира собиралась переспросить снова, но лишь молча выпустила набранный в лёгкие воздух и беспомощно развела руками. Фуке буравил её внимательным взглядом. Кира выдержала этот взгляд, как человек, которому нечего скрывать и нет причин опасаться.

– Известно ли вам, мадам, – продолжил Фуке. – По какой причине реальность настолько разошлась с картографией?

– Мне кажется, вы должны понимать, – Кира пожала плечами. – Что я никак не могу знать таких вещей. Я нашла карту. Но не участвовала в её составлении.

Фуке кивнул ещё раз. Казалось, эти его кивки разбивали беседу на параграфы.

– Справедливое замечание, – сказал он. – Но, с вашего позволения, напомню, что по условиям сделки с правительством Франции вы получили гражданство в обмен на – цитирую: «Предоставление сведений, обеспечивающих доступ к алмазному месторождению, открытому при участии Дмитрия Быстрова»… Налицо, как ни крути, фактическое нарушение условий договора. Доступа к алмазам полученная нами карта не предоставила.

Пьер Фуке в роли агрессивного переговорщика существенно отличался от того милого шутника-недотёпы, которым предстал в самом начале их знакомства.

«Всё это маски, – думала Кира. – Все они тут – лишь набор масок, которые надеваются в зависимости от ситуации и решаемой задачи». Ей становилось не по себе в мире, где правят бал правдивая ложь и лживая правда, в компании людей, для которых двойное дно и умение манипулировать другими – важнейшие профессиональные качества. Хотя теперь и она сама должна в полной мере ими обладать. Да и ее супруг…

Она незаметно покосилась на Жака: интересно, снимает ли он маску, когда они наедине? Например в постели? Сейчас внешне он был совершенно спокоен, хотя в душе наверняка волнуется: результаты этой беседы вполне могут сказаться на его дальнейшей службе. Но маска сидит на нем безукоризненно… Интересно, а на ней?

Полковник Кассе перехватил ее взгляд.

– Капитан Бойер, подождите в прихожей. Вы отвлекаете мадам Бойер.

Жак молча вышел.

– Итак, мы имеем сложную ситуацию, в которой ставки довольно высоки, – Фуке откинулся на спинку кресла. – Готовы ли вы, мадам, сотрудничать с нами в поиске решения этого острого вопроса?

Кира глубоко вздохнула. Всё было понятно без слов – ей уже не соскочить с этого корабля, отплывшего слишком далеко от берега. Ее куратор в Москве предупреждал: сколько бы проверок она ни прошла, сколько бы времени ни прожила во Франции, сколько бы полезного ни сделала для DRM – подозрения с нее никогда не снимут. Просто потому, что в мире разведок подозреваются все, только в разной мере.

– Конечно! – уверенно сказала она.

– Для начала у нас к вам довольно деликатная просьба, – Фуке сделал мимолётный жест рукой, который, похоже, заменял ему междометия. – Впрочем, вся наша работа состоит из вещей деликатных и очень деликатных, так что…

Вместо окончания фразы он широко развел руками – дескать, здесь все разумные люди.

– Ну, если речь не пойдёт о том, чтобы кого-то отравить, – едва заметно улыбнулась Кира. – То можете на меня рассчитывать.

– Отравления уже давно исключены из арсенала разведок, – совершенно серьезно сказал полковник. – Речь идет об испытании на полиграфе. Вы, конечно, знаете, что это такое…

Кира кивнула.

– Это детектор лжи. Хотите проверить, не вру ли я…

– Боже упаси! – притворно ужаснулся Фуке. – И в мыслях такого нет! Но подсказку, которая пряталась в вашей памяти, вы нашли после гипнотических сеансов доктора Вольфсберга. Память – сложная система, и мы хотели бы быть уверенны в том, что…

– Я поняла, что вы мне полностью доверяете, – Кира не скрывала сарказма. – Даже не знаю, чем я заслужила такое доверие. Ну, давайте ваш полиграф…

Фуке поднялся, неспешно пересёк комнату, молча открыл дверь в спальню. Оттуда также молча вышел человек, одетый в неброскую серую футболку и потёртые джинсы. В руках у него был классического вида кожаный дипломат.

– Симон прекрасный специалист, – отрекомендовал его полковник Кассе, как будто пытаясь смягчить неприятные моменты предстоящей процедуры.

Взгляд не задерживался на лице Симона, в котором мимика была доведена до минимума, как содержание жиров в диетических продуктах. На комплимент Симон ответил общим кивком и принялся за дело: положил дипломат на журнальный столик, открыл крышку и выложил провода с сенсорными датчиками, которые тянулись к ноутбуку в матовом металлическом корпусе.

– Вам здесь удобно сидеть, мадам? – мягко поинтересовался Симон у Киры.

Та кивнула.

– Тогда с вашего позволения…

Симон надел на изящные пальцы Киры две пластиковые прищепки, такую же, но побольше, прицепил на запястье, круглые датчики закрепил на висках с помощью жесткой ленты. Он всё делал быстрыми, но точными, автоматическими движениями профессионала, хорошо знающего свою работу. Майор и полковник сели в углу и молча наблюдали за происходящим.

– Я буду задавать вопросы, отвечайте, пожалуйста, только «да» или «нет», – Симон говорил тем же мягким, почти безэмоциональным голосом, который теперь воспринимался как неотъемлемый элемент машины для разоблачения лжи. Даже его дружелюбная на вид улыбка была похожа на сигнал индикатора, информирующего о запуске процесса.

– Вас зовут Кира Дмитриевна Быстрова, ныне Бойер?

– Да.

– Вы родились и выросли в Москве?

– Да.

– Вы рассматривали когда-нибудь геологическую карту борсханского месторождения алмазов, составленную при участии вашего отца?

– Да.

– Вы рассматривали её до того, как изъяли из тайника, оборудованного в надгробном памятнике на могиле вашего отца?

– Нет. Как же я могла рассматривать её раньше, если я тогда её и нашла?

– Пожалуйста, только «да или «нет», – напомнил Симон. – Известно ли вам, почему отмеченное на карте месторождение не обнаружено на местности?

– Нет.

– Вы вносили какие-либо изменения в карту, о которой мы беседуем?

– Я?

– Пожалуйста, «да» или «нет».

– Нет.

– В детстве у вас была кукла?

– Что? А… ну да, да, да.

– В детстве отце рассказывал вам о борсханской экспедиции?

– Да.

– Вы когда-нибудь подделывали геологическую карту?

– Нет.

– Кто-нибудь с вашего ведома подделывал карту вашего отца?

– Нет.

Вопросы следовали один за другим. Симон зачитывал их плавно, одинаковым тоном, независимо от того, касались ли они детства Киры или допускали её участие в подделке карты. Вопросы повторялись по нескольку раз, менялись лишь формулировки. Чем дальше Симон продвигался по опроснику, тем яснее на лице Киры проявлялось волнение. Похоже, этот тест, который поначалу казался ей плёвым делом – ведь она понятия не имела, почему в борсханских джунглях не обнаружено алмазов, отмеченных на карте её отца, – не так уже безобиден. Казалось, она чувствует, как по тянущимся к ней проводам в её мозг проникает этот сосредоточенный холодный человек и разгуливает там, как домушник, проникший в квартиру в отсутствие хозяев.

Спустя полчаса, выжатая как лимон, Кира услышала:

– Мы закончили, мадам, большое спасибо.

– Надеюсь, на сегодня всё, господа? – спросила она подошедших к Симону офицеров.

– О, разумеется! – Фуке всплеснул руками. – Не смеем задерживать. Сейчас такой же процедуре подвергнется капитан Бойер. Вы можете подождать его напротив, на бульваре. Там в кафе подают очень приличный кофе. И прошу не отлучаться дальше Сен-Дени. По крайней мере, в ближайшие дни.