Служанка

— А ты бы не подслушивал?

— Я бы подслушивал, потому что не надевал на себя корону святой невинности. Мне можно. А ты, такая вся трогательно правильная, как выразился Матвей Тимофеевич, как ты можешь так низко пасть?

— Ну, знаете ли, Тимофей Матвеевич, и на солнце есть пятна, — парирует она, и чтобы я не сомневался, кончиком языка слизывает несуществующую крошку в уголке рта. Дерзко вскидывает подбородок и небрежно заправляет за ухо шелковую прядь волос. И, сука, на этом не останавливается — медленно убирает руку, скользя пальцами по шее и выставив запястье. Этот трогательный жест должен наотмашь бить по подсознанию, делая невербальный посыл — я беззащитна, я доверяю тебе.

Эта нехитрая комбинация соблазняющих жестов в ее исполнении выглядит весьма эффектно. И хорошо, что я знаю все женские уловки, иначе меня б уже повело. А я и так чувствую, что балансирую на грани. Ее притворная, какая-то порочная беззащитность будит настоящего демона во мне. Хочется взять ее жестко, без прелюдий, дернуть блузку, чтоб пуговицы фейерверком разлетелись по кабинету, выстукивая развратный ритм. Стянуть лифчик до пояса и до боли сжать ее груди, нагло выглядывающие сейчас из блузки. Зажать зубами сосок, вырвав невольный вскрик. Да, детка! Нежность не для тебя! Ласка не для тебя! Развернуть спиной и припечатать к холодному стеклу стола. Задрать юбку и вогнать чуть ли не каменный член на всю длину. И можно не сомневаться — ей это понравится! Вижу по лихорадочно блестящим глазам, по тому, как она судорожно сглатывает слюну. Она обладает природной сексуальной манкостью. Она, как кошка во время зова, источает запах желания, страсти. Она буквально сочится им.

Черт, ловлю себя на мысли, что теперь у Деда Мороза буду просить не «ламборджини», а возможность шлепнуть по упругой заднице эту стерву, оставив ярко- красный отпечаток пятерни.

Теперь я понимаю старика и понимаю, как глубоко можно увязнуть в омуте ее теплых ореховых глаз. Как можно залипнуть на ее теле. Если даже у меня сейчас от одной мысли о сексе с ней яйца стали тверже, чем у Фаберже, то что говорить о старике, который явно увидел в ней эликсир молодости. Подобрался весь, хорохорится.

Только в отличие от папеньки, моя нижняя голова никогда не руководила верхней. И никогда не будет. Вот и включаем верхнюю, а то что — то она прикинулась уставшей.

И правда, устала — я тут уже практически совокуплялся, а с чего начал диалог — забыл. Дожился.

— Так во сколько у отца встреча? — сухо спрашиваю, делая вид, что это не я чуть слюни не пустил, глядя на ее прелести.

— Через час, — обиженно вздергивается носик, и у меня рождается гениальный план. Хотел бы, конечно, охарактеризовать его как гениальный, но это покажет время.

Мы имеем факт, что мачеха меня соблазняет. Уверена сучка, что я не расскажу об этом отцу или же уверена в том, что он мне не поверит?! К тому же, факт второй, выяснилось, что она не тупица. Значит, ведет какую-то игру. Чувствую, что хожу по кругу — этот вопрос уже скоро дырку в мозгах проест — какую игру?

Но времени у меня мало на разгадывание ребусов. Поэтому придется применить принципы айкидо — ты делаешь вид, что поддаешься и побеждаешь, тогда, когда противник посчитал тебя уже поверженным.

Значит, пусть она поверит, что я поддаюсь ее чарам.

Глава 7

С тоской оглядев особняк, видневшийся из-за забора, чувствую, как в груди пойманным зайчонком начинает трепыхаться мое, не привыкшее к таким стрессам, сердечко. Вот оно, логово упырей, позарившихся на мою семью. А еще недавно здесь был дом друзей моих родителей. Как же по-свински жизнь повернулась!

Через пару минут я должна стать Матой Хари и Штирлицем в одном флаконе! Божечки! Поджилки начинают трястись, и слезы отчаяния уже застревают в горле. Позорная трусость окутывает своим наркотическим коконом, лишая воли и здравого смысла. Ой-ёй! Страшно-то как! Я не авантюристка! Мамочки, я не могу! Это ж как в загон с крокодилами! «Агушечка, миленькая, пойдем отсюда!» — умоляю себя и чувствую, как с каждой секундой промедления мне становится все хуже и хуже. И пока я не сбежала, позорно провалив операцию, резко нажимаю звонок, отрезая пути к отступлению. Все! Я выдохнула.

— Кто там? — раздался притворно приятный голосок, очевидно Главной гадины, или Главгадши, номер раз. По моим подсчетам, есть еще Главгад- старший и в теории где-то на Кипре обитает Главгад младший.

— Анна Сазонова, агентство «Персонал для дома». Ваша домработница.

Так, кстати вспомнился указ времен Петра I «Подчиненный перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, чтобы умом своим не смущать начальства». Хихикнув про себя, я тут же воспроизвела картинку из интернета с котом, где и был написан тот указ, — уши и глаза в разные стороны, но вид и правда, лихой. Поблагодарив свою память, которая подбросила мне модель поведения, я улыбнулась, выпрямилась и с облегчением стряхнула морок страха. Назад дороги нет!

Бесшумно отъехавшая калитка гостеприимно впустила меня в мой персональный ад, в котором швабра с веником будут мне более приятны, чем обитатели этого осиного гнезда.

«Вид придурковатый». Старательно напяливаю образ, вышагивая по вычурной дорожке к дому и стараясь вбить себе в голову — «чтоб умом своим не смущать начальство». «Агушенька, пожалуйста, выключи свой IQ, сто пудов Главгадше это не понравится», — как в последние минуты перед экзаменом нерадивый студент пытается запомнить формулу, бубню себе под нос, собственную аффирмацию.

Никто не спешит меня встретить на крыльце, понятно, не барское это дело. Открываю дверь и сожалею, что на мне нет бронежилета. Хозяйский взгляд выражает такую острую смесь пренебрежения и превосходства, словно собирается дырку во мне прожечь.

— Добрый день, — я сама вежливость, граничащая с услужливостью. Ага, в тон попала, градус величественности на лице работодательницы немного падает, но расслабляться не дает.

— Анна?

Вежливо киваю в ответ.

— Я Вероника Сергеевна!

— «Твою ж мать»! — слава Богу, это я умудряюсь не высказать вслух. Оттачиваем царственные манеры?! Ясен пень, продала бабкину квартиру в каком-нибудь Ново-Жопинске и сделала себе полный апгрейд. Грудь, конечно, может и своя, но надутый утиный клюв, придающий ей вид наивной юной грешницы, появился точно благодаря силикону.

Да, Барковский явно с головой поссорился. Они с папой одногодки. Брр, как представила, что такая Лолита может моего Андрея Петровича охомутать, едва не вздрагиваю от отвращения.

— Ты глухая?! — царица повысила голос.

— А, нет, простите! У вас так красиво, я засмотрелась, — и включаю дурочку на полную катушку. — Вы наверно, сами дизайнерами руководили? -

«Кушайте, не обляпайтесь!» — выплескиваю порцию глупости, чтоб потешить раздутое самомнение этой Главгадины. В ответ мелькнула самодовольная улыбка.

— А ты где прежде работала?

— Я работала у Коземских, — легенду я подготовила. Элка Коземская, моя институтская подружка, предоставила мне — Анне липовое резюме.

— А почему сейчас не работаешь? Тебя выгнали? Ты лентяйка? — я задержала дыхание, чтоб удержаться и не сказать все, что думаю. Но тут пришла помощь, откуда совсем не ждали, и даже непонятно, рада я ей или нет.

— Ника, прекрати девушку третировать. Она нанимается убирать дом, а не мусорку в твоей голове.

Впервые пожалела, что не овладела в совершенстве навыками аутотренинга, потому что сейчас я готова была разлететься на несобираемые кусочки от противоположных эмоций. Облегчение, что кто-то поставил эту дуру на место и ужас от того, что гадов на вверенной мне территории стало больше, чем я рассчитывала. Очевидно, передо мной был Барковский — младший. Принесла его нелегкая! Или как стервятник, учуял запах ворованых денежек, которые, наверно, уже поделили? Гнев снова поднял голову. Надо же, гуманистом прикидывается.

Утиный клювик обиженно оттопырился.

— Ти-и-им! — томно — капризно протянула она. — Ты совершенно не знаешь, как разговаривать с прислугой. Это большой минус.

— Я тебе не батарейка, чтобы искать во мне плюс — минус. Покажи лучше девушке комнату, пусть обустроится и познакомь с обязанностями, — сказал, как отрезал.

Фьюх! Кажется, в стане врагов нет единения. Уже большой плюс. Как он сказал? Не батарейка? Настоящая батарейка. Минус — он враг. Плюс — похоже, не церемонится с мачехой, ставит на место, не моргнув глазом. А вот к плюсу или минусу отнести то, что он невозможно привлекательный?

Мамочки родные! Разве можно быть таким красивым?! Несмотря на то, что я не распределила еще степень «гадства» между ним и Никой, он непроизвольно умудрился заработать в моих глазах некоторое смягчение приговора. Все-таки обращение с прислугой — это лакмусовая бумажка, показывающая уровень культуры.

Едва не спотыкаясь, иду за Никой, старательно буравя глазами дорогой паркет. Однако не могу удержаться и украдкой бросаю еще один взгляд на Барковского. Слава Богу, он уже потерял интерес к нам и достал телефон.

На время я забыла, что предо мной враг номер…(тут я еще не знаю номер какой) и просто позволила чувству прекрасного завладеть собой. В движениях этого породистого самца, в его внешности сквозила какая — то небрежная аристократичность. Эдакий наследник трона, игнорирующий придворные правила. Отросшие, слегка взлохмаченные темные волосы, недельная щетина, выделяющиеся скулы казались мне олицетворением мужественности. Классический греческий нос. Твердо очерченные губы. Почему то подумалось, что я такие люблю. Ага, особенно если учесть мой опыт из двух товарищей, с которыми пробовала целоваться. Тут же одернула себя — где тема поцелуев и где этот привлекательный враг?! Вот как же он мог принять участие в таком мерзком деле? Или внешность обманчива? Ну сразу видно, что он не привык кому-то кланяться и угождать.

На мгновение поймав взгляд его серых глаз, едва не забыла как дышать… Твердый, уверенный, цепкий, сразу дающий понять, что у обладателя несгибаемая воля и неслабый интеллект. А интеллект для меня — это мощнейший афродизиак.

Правда, надо признать, если этот афродизиак вложен в тщедушное тело очкастого ботана, то никакого возбуждающего эффекта не наблюдается. И наоборот — Тарзан с интеллектом рыбки-гуппи меня тоже не заинтересует.

Наверно поэтому у меня нет парня, а мои итальянские приятели и приятельницы, отличающиеся свободными взглядами на любовь, снисходительно обо мне говорят: «Странная русская». Но меня это не напрягает. Не хочу спать с пустоголовыми красавчиками. И пусть идут года… А если уж говорить положа руку на сердце — я должна полюбить.

— Вот твоя комната. Оставляй чемодан и пойдем, я покажу, что ты должна делать, — черт, как удается людям так носить корону на голове? Или это от комплекса неполноценности? Когда человек не уверен, что достоин уважения и начинает всячески подчеркивать важность своей персоны?!

Плетусь за ней хвостиком, обходя дом. С той поры, как я здесь была последний раз, он почти не изменился. Во всяком случае, узнавала закутки, где я пряталась, когда общество мне надоедало. Не думала, что когда-то попаду сюда не в качестве гостьи. А самое больное — это то, что гостеприимный дом превратился для меня в дом врага.

Однако болезненно — ностальгическая нотка очень быстро сменяется офигеванием. Я представила, сколько придется здесь махать тряпкой, особенно учитывая, что несколько дней за ним никто не следил. Мамочки! Да я ж тут загнусь раньше, чем смогу что-то сделать!

Несколько спален, две гостевых, бильярдная, столовая, холл. Цокольный этаж со стиралками, комната для инструментов, шкафчики для моющих — чистящих.

— И да, пока у нас нет помощника по хозяйству, дорожки подметать тоже будет входить в твои обязанности, — похоже, эта зараза хочет превратить меня в Золушку. И внутренне подбираюсь, готовясь услышать про знаменитые семь розовых кустов. Очевидно, то, что я не в восторге от перспективы, отразилось на моем лице, но «мачеха» истолковала по-своему.

— Метла тоже где-то есть, на заднем дворе, наверно.

«Что, не помните, где и припарковались?» — едва удерживаюсь от ехидства.

— Это кабинет Матвея Тимофеевича, — чуть задрав подбородок и захлебываясь в собственной важности, прокурлыкала Главгадша.

Оставив меня на пороге, она порхнула к Барковскому и, обняв его за шею,

поцеловала в висок.

— Мой Лев! Это наша новая домработница. Как там тебя?

— Анна, — отвечаю бодро, как и положено здоровой рабочей силе. Вот же ж сучка! Понятно, что я у нее первая в жизни прислуга и покомандовать хочется всласть. Конечно, я бы сейчас зачитала ей права и обязанности, но сто процентов, после этого она потребует покинуть дом. А мне этого никак нельзя допустить.

— Можешь приступать в своим обязанностям, — царственно разрешает шмакодявка, нагло, как кошка сосиску, стащившая чужую корону.

— А можно сначала ознакомлюсь с инвентарем и составлю список необходимых средств для уборки? — растягиваю рот в вежливой улыбке.

— Конечно, иди осваивайся. Потихоньку начинай, но завтра, будь добра, наведи здесь порядок, а то запустение полное у нас, — Барковский — старший милостиво разрешил отложить убийственное мероприятие до завтра. И надо же, как в насмешку, ободряюще улыбнулся!

Едва не пятясь, я шмыгнула за дверь и пулей понеслась в свою комнату. Горькие слезы обиды душили, грозя выпотрошить и растерзать мою душу. Как же он мог! Как он мог!!! Когда я была маленькой, он со мной даже играл в «Агу-гу-шу — агу-гу-сики!», подбрасывая меня на коленях! И говорил, черт, что когда я вырасту, выйду замуж за его оболтуса и стану его дочкой!

И вот, я выросла и стала его служанкой! Хотелось завыть прямо в голос. До этого момента я все равно еще не осознавала в полной мере истинные масштабы катастрофы. Мне казалось, что я легко неприятности разрулю, и все вернется на свои места. Как в игре — помашу пластмассовым мечом, и злодеи будут повержены, а справедливость восстановлена. Сейчас же я остро прочувствовала, что ни взятая напрокат волшебная палочка, ни сказочные мамки — няньки, как у Василисы Премудрой, мне не помогут. Их просто нет. А есть настоящая, высшей очистки, человеческая подлость. И мерзкое лицемерие.

Господи, как же мне плохо! Хватит ли у меня терпения выносить глупые придирки этой гусыни?! Что — что, а это качество в списке моих сильных сторон не значилось! Отчаяние накинуло на меня непроницаемую сеть и принялось душить мои надежды, мой энтузиазм и уверенность в своих силах. И невольно слезы, одна за одной, обжигающими дорожками потекли по щекам, норовя завернуть в нос, попасть в рот, превращая меня в маленькую беспомощную грусть-тоску — печальку. Вся моя беспечная жизнь пролетела перед глазами. Италия, юность, детство, бабушкино абрикосовое варенье с теплым хлебом из хлебопечки. И словно тонкая соломинка, ухватившись за которую можно выползти из сплошного огорчения, почти забытый волшебный дух свежей выпечки меня взбодрил. И ниточку за ниточкой я начала распутывать комок, в который сбился мой авантюрный план. Бабушка меня называла Агушка — Огневушка. И потому что я рыжая, и потому что не могла усидеть на месте ни минуты, и потому в принципе не знала, что такое плохое настроение.

«Агушка- Огневушка, ну что же ты нос повесила?» — Задаю себе я вопрос. Сейчас не время нюни распускать! И в мою голову приходит идея, правда, уже давно запатентованная. Что сделал Том Сойер, когда его заставили красить неимоверно длинный и высокий забор? Сначала, как и я, впал в тоску глубокую, а затем … использовал чужой труд!

Осталось дождаться отъезда молодоженов в офис, а у Барковского — младшего вежливо поинтересоваться, не собирается ли он тоже свалить из дома. Естественно, наглый вопрос обернуть в сладкую обложку заботы о нем — ведь сейчас будет по дому отвратительно вонять чистящими, моющими, рычать пылесос, отодвигаться все, что может отодвигаться, я, как фея, буду носиться из комнаты в комнату. В общем, никакого покоя.

А сама тем временем … вызову клининговую службу. Пусть уборкой займутся профессионалы! Папуля отдал мне наверно, последние деньги, подъемные, так сказать, думая, что я отправляюсь в Казань.

Глава 8

Итак. План. Есть ли у вас план, мистер Фикс?! Прости, папа, но это вынужденная мера. Пока ты окончательно не превратился в пускающего слюни имбецила, я должен любой ценой оторвать эту пиявку, присосавшуюся к твоему кошельку. Потому что сама она, как настоящая пиявка, может отвалиться только тогда, когда насытится. А когда насытится, то, боюсь, тебе придется голодать.

Значит первое, что нужно сделать — перетянуть ее внимание на себя. Даже если придется ее трахать. К черту мораль! Как говорится, не до жиру.

Понятно, что она знает толк в сексе, очень сильно надеюсь, что просто прожженная стерва, но все ж не профессионалка. Иначе ей все равно будет, что ей предложат — твердый молодой стояк или презерватив, слабо набитый ватой.

А так есть шанс, что срываясь в пропасть оргазма со мной, потом будет невольно сравнивать и кривиться в постели с плюшевым членом. И эта неискренность рано или поздно будет замечена папенькой.

Хотя я сам не уверен, что меня не будет кривить — терпеть не могу напыщенных куриц. Проблеск живого ума в офисе удивил, сейчас стало понятно, что это была разовая акция. Или власть хоть над одной крепостной так вскружила голову, что и берегов не видит?! Безумно тупо наехала на девчонку, даже жалко ее стало.

Такая ладненькая, аккуратная, как кошечка. Правда, сразу видно, провинция — чтобы так безобразно выкрасить волосы, надо сильно постараться. Лица, правда, не рассмотрел, она зыркнула на меня, повернувшись вполоборота и сверкнув очками в толстой оправе. И конечно, как нормальный мужик — хоть сзади, скользнул взглядом по ножкам. У девочки именно ножки. Крепкие, ровненькие. С красивыми икрами и тонкими, изящными щиколотками.

Хотя она совсем не мой типаж — слишком кругленькая. Не толстая, не пухленькая, а такая …словно нарисованная одной плавной линией. Нет ни одного угла, нигде кости не выпирают — это сразу видно. Попка круглая, такая идеальная, что ли… Интересно, а спереди такой же экстерьер выдающийся или щедрости природы только на задницу хватило?!

Я не любитель пышных форм, вот пиранья- пиявка — идеальна для меня. Грудь в ладонь чуть больше, как доктор прописал. Торчащие ребра будоражат так, что аж в дрожь бросает.

А эту девчонку только сзади увидел, и как-то так глазу приятно стало! Черт! Или это незакрытый гештальт меня, как собаку, заставляет на кости бросаться?! Лента памяти начала разматываться со скоростью кинопленки. Светка Карташева, одноклассница, называла себя не иначе, как Лана, и все остальные думали, что ее так и зовут. Худенькая, грациозная, она занималась танцами и была королевой. Был уверен, что она недоступная Богиня.

Я страдал, мучился, вгрызался по ночам в подушку зубами, едва удерживаясь, чтоб не сделать ее половым партнером. На доступных девчонок даже не смотрел, я не мог изменить своей мечте. Единственная, с кем я ей изменял, закрывшись в ванной — это моя собственная рука.

И каково же было потрясение, когда на вечеринке увидел, как шурует у нее в трусах старший брат Сашки Нефедова, у которого мы собрались. Качок, уже в родительском бизнесе, собственная тачка крутая.

А у меня на тот момент тачка была только садовая, на даче.

Ярость меня чуть ли не ослепила, несмотря на то, что я был еще длинным дрищом, я готов был расквасить ему рожу до кровавых соплей. И меня б не остановило, что он одним ударом мог меня переломать — я бы вцепился мертвой хваткой.

Парочка не замечала, что находится в эпицентре клокочущего ненавистью торнадо, и слава Богу, не заметила. Мой приятель, Денис, вылил мне на голову шампанское, переключив гнев на себя. Только я хотел заорать «Иди на …», как он схватил меня за шкварник и (откуда силы взялись?!) утащил меня от греха подальше. Почему я поддался?! Совершенно точно — не зассал.

Наверно, именно в тот момент родилась моя установка — нижняя голова подчиняется верхней. И не стоит подставлять верхнюю под свинцовые кулаки, если нижняя не сумела договориться.

И сейчас, на контрасте с этой здоровой, фигуристой малышкой, я отчетливо понял, что все время бегал по кругу, как цирковая лошадь, в поисках утраченного. Вернее, так и не приобретенного. Я замечал лишь таких же обманчиво невинных выросших лолиток, и, переспав, забывал.

Надо же! Меня бросило в жар — сейчас Ника для меня и есть та запретная, табуированная мечта, жестко трахнув которую, я уверен, освобожусь от фетиша.

Затащить в постель, я думаю, труда не составит. Грамотный пикап в умелых руках — страшное оружие. А судя по тому, как она ведется и обиженно дует губы, устроить ей эмоциональные качели будет проще простого. Я пялился на ее грудь, почти слюни ронял, а потом сухо перевел разговор в деловое русло — раз. Сегодня отчитал за домработницу — представляю, как у нее срывает крышу при ее амбициях госпожи. Значит, теперь можно и погладить, сделать вид, что холодность — это случайное явление. Первое правило пикапа сбивать с толку, чередуя кнут и пряник.

Теперь дело за пряником. Пора показать товар лицом, разумеется, не весь, только тот, что выше пояса. Где там моя ракетка? Нужно немного и встряхнуться, и извлечь пользу.

Полчаса остервенело долблю мячом в стенку, рука постепенно приноравливается к рукоятке, и я уже забываю обо всем. Не сравнить, конечно, с нормальной игрой с партнером, но хоть так, как есть. Хотя почему я не додумался спросить у Вероники? Может она играет? Вряд ли. Ее, как взрывной волной, снесет одним ударом — косточки тонкие. Вся такая воздушная, просто нимфа…

Ну что ж, пора на охоту. Стаскиваю футболку — ловись на загорелый торс, как на блесну, рыбка- пираньюшка.

Однако, либо такая рыбалка не мое, либо сегодня с клевом что-то не то.

Ника лежала на шезлонге возле бассейна, и по идее это самый подходящий случай покрасоваться и спросить про теннис. Ага, заметила! Я же делаю вид, что поправляю кроссовок и застреваю на лесенке террасы. Поскольку меня уже заметили, то я не спешу.

— Барин, позвольте пройти!

Наверно, если б меня шандарахнуло молнией, я бы меньше был поражен. Что-то нереально крышесносное было в этом «Барин». Поднимаю глаза и успеваю «сфотографировать» буквально на пару миллиметров съехавший вниз уголок губы. И тут же почтительно потупленный взор.

Аня, домработница, собралась, видать, идти мести дорожки, и я загородил ей проход. Стоит ждет. А я не могу сдвинутся с места. Что это было? Откуда — то из провинции приехала и считает, что словом «барин» может заменить обращение по имени? Или же это тончайший стеб, тень которого я успел поймать? Но как бы то ни было, я расплылся в идиотской улыбке. Вот он разрыв шаблона — получаешь то, чего в жизни не ожидал. Не знаю, почему это слово так сработало, но я реально почувствовал, будто лопнули железные тиски, сковывавшие напряжением душу. Я поймал себя на мысли, что с момента приезда в родной дом ни разу не улыбнулся. А сейчас никак не могу вернуть рот на исходную. Что за черт! Еще подумает, что я такой же напыщенный индюк, как Вероника, ссыкушка, которая заявила, что ее нужно величать по имени- отчеству, и я одобряю такое обращение. или оно мне льстит. Кое- как задавливаю улыбку и становлюсь пригодным для диалога.

— Ты Анна?

— Анна, — очень приятный голос, неожиданно чистый и глубокий, словно обволакивающий мягким бархатом.

— Я Тимофей.

— Без Матвеевич? — уточняет.

— Без!