Помоги проекту - поделись книгой:
Зависть (9 марта 2016 г.)
Сегодня я хочу поговорить с вами о зависти. Такая незаметная бацилла присутствует в нашей жизни. Мы носим её в себе, но не всегда распознаём в себе эту страсть, этот грех. Тем не менее, она мотивирует наши поступки, движет нас на разные дела, на разные слова о ком-то или о чём-то, и мы под действием страсти — а страсть — это моторчик наших действий — многое в жизни совершаем.
Во-первых, мы должны сказать, что зависть родилась в ангельском мире. Вообще, грех родился в ангельском мире, человек не выдумывал грех. Поэтому, собственно, и помилован будет на Страшном суде при покаянии и вере. Человек подвергся его, греха, трагическому воздействию, он стал его жертвой, а сам он не изобретал его. Ангелы изобрели грех, в т.ч. и зависть. Премудрый Соломон пишет: «Завистью дьявола смерть вошла в мир». Лукавый позавидовал славе Божией и восстал на Бога, но усугубил потом это падение завистью к человеку. Ибо человек мог, расплодившись, всей человеческой семьёй войти в великую близость к Богу и восполнить число отпадших ангелов, т.е. занять место, навсегда потерянное гордым духом. Вот этот из праха сделанный человечек, удостоенный славы Божией — если бы он её не потерял, то был бы — не знаю, чем бы он был. Как Иоанн Богослов говорил: «Братья, мы ещё не знаем, что будем. Знаем только, что увидим Его, Какой Он есть». Вот лукавый позавидовал успеху того, кто ниже его, и совершил своё злое дело, коварную операцию по обману сначала жены, потом её мужа. Потом — изгнанию людей из рая за недостоинство. Впоследствии, когда люди начали жизнь на земле, то зависть была мотивом первого убийства. Каин был первенец, он имел какие-то внутренние основания полагать, что Бог обязан слушать его молитву лучше, больше и принимать его жертвы с большей степенью благосклонности. Для него было шоком, когда больше и лучше были приняты Богом молитвы и жертва Авеля, и Бог призрел на Авеля и на жертву его, а на Каина и на жертву его не призрел. Это всё родило в нём целую бурю, закончившуюся кровопролитием. Он опустил лицо, он долго ходил с этой бедой. Причём Господь предупреждал его о борьбе с этой страстью, о чём мы должны будем обязательно поговорить, потому что любая страсть — она борется, она, в принципе, побеждаема.
Романтическая литература XVIII века представляла человека, подверженного действию страсти, как существо, которое вообще не может сопротивляться. Например, любовь. Вот, они увидали друг друга — и всё. А у него — жена, у неё — муж, у них — дети, то, сё. Но они вдруг увидали друг друга — и всё. Свалилось на них счастье — как гром загремел над ними, и бороться бесполезно. Так представляет нам изящная литература действие страсти — влюблённости на человека. Здесь борись — не борись, всё равно, всё пропало. Начинается трагедия, потому что мы влюбились и не можем сопротивляться. Примерно так думают люди и про все остальные страсти, в т.ч. про зависть, про гнев. А когда разгневаются, побьют горшки, наговорят глупостей — тогда говорят: «Ой, я быстро отходчивая. Я быстро вспыхиваю, но сразу отхожу». Это слабое оправдание. Страсти лечатся, со страстями надо бороться. И когда Каин помрачил лицо своё и ходил мрачный, нося в своём сердце тяжёлую мысль о ненависти к брату и желании его убить, то Господь спросил его: «Почему ты помрачаешь лицо своё, опускаешь его? Если делаешь доброе, то поднимаешь лицо, а если делаешь злое, то грех лежит у порога. Он зовёт тебя к себе, но ты господствуй над ним». Т.е. у порога наших сердец лежат различные соблазны, и можно господствовать над ними. Они зовут нас к себе, но мы, в общем-то, в силе и во власти не бежать, сломя голову со всех ног к тому, что лежит у порога, а господствовать над искушением.
Итак, первое убийство было совершено тоже из зависти. Причём заметьте себе, что предметом зависти в быту у нас являются осязаемые, материальные вещи. Люди могут завидовать бытовому успеху, карьерному росту, деньгам. Жена может пилить мужа: «Вот, смотри: сосед уже третью машину покупает, и каждая всё лучше предыдущей, а ты всё пыхтишь и тарахтишь на своём старом «Жигуле». Её как бы подмывает зависть к успеху соседей, она портит жизнь своему благоверному. Или, допустим, женщина может завидовать другой женщине, если та красивее её и успешнее у мужчин. Или нерожавшая бездетная женщина в силу разных причин не может родить, не знает боли и радости материнства и завидует женщине рожавшей, имеющей детей. Т.е., это очевидные моменты, связанные с деньгами, успехом, красотой, славой и т.д. Совершенно другие вещи мотивировали грехи вначале, когда зависть только проявила себя, потому что дьявол не завидовал ничему материальному: он ничего не хочет, он не нуждается в этом. Он завидовал именно духовным вещам. Т.е., это в первую очередь, была духовная зависть. Точно так же и Каин. Они не оспаривали с братом женщину — тогда было бы понятно. Там были бы ревность, зависть, гнев, злоба, неконтролируемый всплеск страстей.
Они могли бы драться, например, за деньги.
Люди уверены, что если уж воевать или драться — то только за нефть, золото, платину, никель, пушнину, лес, зелёные бумажки с изображением Бенджамина Франклина. Ан нет, оказывается. Самые первые всплески кровавой зависти были из-за причин духовных. Т.е. ничего материального, одни духовные вопросы: кто из нас приятнее Богу, чья молитва сильнее, кого Господь слушает внимательнее, кто из нас по-настоящему первенец, кто первый в духе перед Богом — из попытки дать неправильные ответы на правильные вопросы и родилось первое кровопролитие на земле. И так и продолжается, потому что страны только потом уже воюют за средства производства, за торговые пути, рынки сбыта. Что-нибудь подобное — это уже потом приходит, но изначально они пытаются доказать друг другу, что мы самые правильные люди, наша система жизни самая нормальная и мы докажем вам это, мы заставим вас жить по-нашему. Как бы нашим богам поклонись, по-нашему живи, признай нашу духовную силу и духовную правду. С этой позиции войны между странами всегда облекаются в идеологическое противостояние, одни других клеймят, допустим: вы — империя зла — называли американцы при Рейгане Советский Союз; большой шайтан — называли иранцы при Хомейни Америку; и т.д. Они как бы считают, что только мы сохраняем духовное здоровье, а вы подвержены духовным болезням. Т.е. мы первенцы, мы главные. И здесь уже надо разбираться, потому что иногда эти слова соответствуют действительности, иногда не соответствуют, иногда трудно определить, где больше правды, где лжи. Так или иначе, война всегда ведётся в духе, а потом уже — жвачки, пиво, пирожки, сигареты, джинсы, кроссовки. Это всё потом, это не самое главное. Нужно совершить победу одного над другим в духе. И здесь есть мотив гордости, мотив зависти.
Зависть — это бензин любой революции. Человек, который живёт себе спокойно, никого не трогает, ничего особенного в жизни не хочет, вдруг слышит мягкую ненавязчивую проповедь: «Погляди: человек живёт во дворце. А почему у него есть дворец, а у тебя нет?» — «Я не знаю. Я как-то не задумывался. Ну, живёт себе и живёт. Если так по-честному сказать: что он там, не умрёт что ли в этом дворце? Умру и я в своей квартире, умрёт и он в своём дворце. Чем он лучше меня? По большому счёту, ничем». Но это надо быть очень умным человеком, чтобы так понять, а большинству из нас правильных реакций не хватает. Говорят: «Смотри: ты всю жизнь работал. И какая у тебя пенсия, сколько ты заработал себе на старость? А погляди, какая у него персональная почётная пенсия! Ты лечишься в поликлинике, где плитка отпадает со стен, а он где лечится? Тебя как называют? Дядя Федя? А его все зовут по имени отчеству: Иван Сергеевич». Один подумает: «Ерунда это всё». А второй: «Нет, подожди. Действительно, что такое? Где справедливость?» Здесь и возникает идея абсолютного равенства, которая внедряется в сознание, и вот уже человек заявляет: «Это несправедливо». А если это несправедливо, то что? — «Я тоже так хочу. Я тоже хочу так, как он». Ну, дальше по — разному бывает. Начинаются пожары революций, крестьяне жгут барские усадьбы, граждане толпами высыпают на улицы. Захлёбываясь пеной и слюной, пытаются кричать о справедливости, о которой многие из них не имеют понятия. Они даже не успели подумать, что такое справедливость и возможна ли она, а если возможна, то в каких формах — это же серьёзный вопрос, тут не всё так просто. Но главный мотив включения людей в революционные процессы —банальная зависть.
Зависть разрушает рабочие коллективы, когда человек хочет наступить кому-нибудь на голову, как на ступеньку лестницы, и, оттолкнувшись, подпрыгнуть выше и занять чужое место. Зависть разбивает семьи, когда одна женщина завидует счастью другой женщины и совершает некие действия, чтобы ей теперь было хорошо, а той — плохо. Зависть кормит всех гадалок и колдуний, потому что к ним приходят не только для того, чтобы потерявшуюся корову найти или снять венец безбрачия. Отнюдь. К ним приходят, чтобы на кого-то наслать порчу всё из-за той же банальной зависти, потому что человеку невыносимо смотреть, как у кого-то есть то, чего у него нет. В этом смысле, зависть есть родная дочка той самой противной гордости, только гордость гордится: «У меня есть то, чего у вас нет. Например, у меня есть красота, а вы менее красивы. У меня есть благородство, а вы простые люди. Я, например, красиво одет, а вы ходите в простом. У меня — есть, у вас — нет». Это гордость. А зависть — это: «У тебя есть, а у меня нет. Какой кошмар! Как же я буду жить дальше, если у тебя есть, а у меня нет?» Это, по сути, тот же пиджак, только вывернутый наизнанку. Конечно, очень неприятно опознать в себе эту зависть, когда ты думаешь: «Нет-нет, я не завидую никому. Я очень добрый человек, ни на кого не смотрю». И вдруг — оп! — и укололо. Думаешь: «Как всё-таки ему повезло!». «Ты летом куда ездил?» — «Я был там, там, там». — «А я в огороде с лопатой». Думает: «А что же такое, почему он был на Мальдивах или в Сочи, а я не был? Вот он поехал на лыжах кататься в Финляндию, а я ни разу туда не ездил. А почему это так? Почему у него всё есть, а у меня нет?» И вдруг так заболело сердце, так печально стало жить! Зависть — это печаль сердца о чужом благополучии. Очень неприятная вещь, когда ты вдруг узнаёшь, что она в тебе есть. Тебе вдруг становится очень неприятно жить на свете: «И это тоже я», — думает человек.
Грехопадение (9 марта 2016г.)
Закон Божий с протоиереем Андреем Ткачевым. Беседа пятая
Сегодня, возлюбленные о Господе, мы поговорим о нашей общей катастрофе и трагедии, которая касается всех людей, — о грехопадении. Когда Адам был в раю, то — Адам был в раю и в Адаме был рай. Адам пребывал в блаженном состоянии, которого мы сегодня только хотим, о котором мечтаем как о некоем «золотом веке», о некоей «блаженной Аркадии», «иде же несть болезнь, ни печаль, ни воздыхания», как говорят пророки. И язычники грезили о неких счастливых местах, где нет притеснения, насилия, смерти, болезней и беды. Так было в раю, и мы хотим вернуться в то, что однажды было, что Богом сотворено. Когда человека не терзала его совесть изнутри, и снаружи его ничто не жгло, не морозило. Когда между мужем и женой были вполне возможная абсолютная гармония и согласие. Ласково светило солнце над человеком. И всякая тварь преклоняла пред ним свои колена, и он не был для нее тираном.
Знаете, что произошло, когда совершился грех? Грех поссорил всех со всеми. Во-первых, порвалась связь между человеком и Богом. Человек Бога испугался, спрятался в кусты от Него. Бога, «ходящего в раю среди прохлады дня», как пишет книга Бытия, человек, услышав Его голос, стал пугаться. Значит, у человека возникло новое чувство к Богу — стыд и страх. Ломались эти возможные отеческие отношения, которые должны были углубиться и развиться между Отцом и сыном.
Во-вторых, между человеком и природой возникла полная дисгармония, потому что Господь проклял за грех не только Адама, но и землю. Проклята земля — значит, в трудах его она мстит человеку. Земля покоряется человеку, она смиренная мать — она рождает из себя все и смиренно принимает в себя все: и слезы, и пот, и кровь, и труп, и всякую грязь, перерабатывая ее и давая все-таки пищу человеку, — мы все кормимся от земли так или иначе. От солнышка и от земли по Божией милости. Но земля стала давать человеку свои плоды только через его большой труд и кровавые мозоли. Значит, она сама не хочет давать человеку все, что в изобилии могла бы давать ему без всякого особенного его перенапряжения. Вот еще одна линия разрыва: человек издевается над землей, земля терпит его. А иногда перестает терпеть, и как «чудо-юдо рыба-кит», на своей спине носящий городок, например, может уйти в воду вместе с этим городком, так и земля, так сказать, ежится от присутствия человека на ней. Это поёживание проявляется в землетрясениях, наводнениях, засухах. Земля не очень любит человека, который топчется по ней и загрязняет ее воздух своими газами, а ее водный ресурс — своими сливами с заводов. У нас война с землей, мы изрядно над ней поиздевались, она может нам всегда отомстить, если Бог благословит. Вот вам, повторю, еще одна линия разрыва.
Далее: человек и животные. Животные бы совершенно иначе относились к нам, а мы к ним, если бы не грех. Лев бы ластился к человеку, как кошка, как это было с пророком Даниилом в львином рву. К каждому человеку бы ластился, если бы обонял запах святости от нас. Но поскольку запах святости не обоняется от человека, зверь убегает от нас, а если может, то мстит нам и нападает на нас. И мы боимся животных, издеваемся над ними, питаемся ими и насилуем их, отлавливаем их для своих нужд. А они либо работают нам смиренно, как добрый смиренный конь, или вол, или пес, любящий человека как Бога и зубами защищающий его до самопожертвования, либо ведут себя по-иному: пугают человека, нападают на него. Тут тоже есть линия несправедливости и большого разрыва. Итак, разрыв между человеком и живой и неживой природой.
Между мужчиной и женщиной поломались гармоничные отношения. До греха они были совершенно равноправными, а теперь Господь сказал женщине: «К мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою, и в болезнях родишь ты чадо твое». Родовые боли женщины и все связанное с этими родовыми болями, приготовление к ним, ежемесячные болезни женщины, «обыкновенное у женщин», как говорит Библия, напоминают о чем-то страшном, что было раньше, потому что с кровью связано. Кровь этих месячных, кровь очищения — мистична, и древние боялись ее, потому что она как бы напоминает нам о том, что мы наказаны, что мы совершили нечто, что потом заставило кровь проливаться на земле. Это все тайная мистика, и женщина уже не равна мужчине, а подчинена ему. Сегодняшние феминистки и либералы, конечно, думают иначе, но это, в общем-то, вопрос открытый, Писание говорит вот так. Жизнь продолжается, и мы должны понимать, что сказанное в раю сохраняет актуальность до сегодняшнего дня, чтобы мы себе ни нафантазировали.
Итак, с Богом разрыв, с природой — живой и неживой — разрыв, между мужем и женой нарушение гармоничных отношений, да и внутри самого человека разрыв. В Послании к Римлянам апостол Павел описывает состояние человека, разорванного изнутри: «То, что хочу, не делаю, то, что не хочу, делаю. Если я делаю то, что я не хочу, а доброе, которое хочу, — не делаю, то это не я уже делаю, а живущий во мне грех» (ср.: Рим. 7:15-20). «Бедный я человек! — восклицает апостол Павел. — Кто избавит меня от сего тела смерти?» (Рим. 7:24). И это не только апостолам было открыто, это было открыто, например, языческим мудрецам. Поэт Овидий говорит, что «добро я узнаю и одобряю, но поступаю зло». Такова внутренняя драма человека. Его грех и внутри порвал, то есть он к добру стремится, зло делает, думает одно, говорит другое, поступает по третьему, мечтает о четвертом. Полный разброд и полное шатание — таковы действия греха в мире.
Это можно прочувствовать каждому человеку на себе. Поскольку детство — если оно счастливое более или менее, при папе-маме, в отсутствие войны, при сытости, при друзьях — есть некий аналог рая: беззаботность, невинность, незнание ужасов жизни, но наступает выход из детства, и это очень психологически похоже на выпадение из рая: первый серьезный грех, первое столкновение с людской несправедливостью, первое вторжение жестокости в твою личную жизнь… Это, по сути, твой первый опыт встречи с грехом лицом к лицу. Это наш личный выход из рая, это наше личное взросление. Допустим, мама с папой развелись, ребенок чуть не умер от страха и боли за них обоих, это его выпадение из рая, его рай закончился, он его потерял, он встречается с кошмаром настоящей жизни. Или ребенка впервые ни за что избили, обидели на улице, он вдруг узнаёт, что в мире есть, оказывается, не только добрая мама, любящая бабушка и сильный папа. В мире еще есть много людей, желающих тебе зла. Это его выход из рая. А может быть еще и грех — личный грех человека.
Есть интересные психологические этюды: люди рассказывают о том, как они впервые согрешили. Например, зрелый муж мне рассказывал, как он мальчиком украл однажды ножик на базаре в мясном ряду. Ему очень нравился ножик с перламутровой наборной ручкой, и вот, когда он с бабушкой ходил на базар, он тайком в кармашек этот ножик положил. Это был первый грех того ребенка. И он вдруг почувствовал, что небо стало свинцовым, что небо вдруг почернело над ним. Он перестал спать, ему казалось, что весь мир знает о его согрешении. Потом он не знал, куда спрятать этот ножик: он его прятал то туда, то сюда, постоянно перепрятывал, потом пошел в поле и там закопал, потом выкопал его, пришел со слезами к бабушке, отдал этот нож и сказал: «Бабушка, отнеси его на базар, я его украл». То есть был грех — и было покаяние, этот человек пережил драму грехопадения. Он впервые узнал, что значит гнев Божий, беспокойная совесть и постоянная тревога за свою жизнь, как Каин начал трястись ежесекундно. Так что вполне доступно опыту человеческому и ощущение близости рая, и ощущение трагичности его потери.
И с тех пор, как мы потеряли рай, мы находимся в состоянии вечной войны. Войны со своей совестью, а совесть воюет с нами. Женщина воюет с мужчиной, а мужчина с женщиной. Страны воюют между собой. Мы пытаемся даже с Богом воевать. Как в басне И. А. Крылова, бросаем в небо кирпичи, мало думая о том, как они потом упадут на наши глупые головы. Воюем друг с другом и со всем святым, мы, люди. Наше сборное имя — «люди, человек». И это всё знак того, что лукавый однажды шепотом обольстил праматерь нашу, и она взяла от запрещенного и ела, и дала мужу, и он ел. И вот мы живем обманутые, но пытающиеся выбраться через Господа Иисуса Христа, Который дал нам теперь новую пищу взамен плода с запрещенного древа. Он дал нам Плоть и Кровь Свои есть и пить: через еду согрешили, через еду и спасайтесь. Он дал нам Матерь Свою в Заступницы — Пречистую Богородицу: через Еву согрешили, через Новую Еву и спасайтесь. Он дал нам крест святой, потому что через дерево согрешили, через дерево познания добра и зла прикоснулись к запретному — через дерево и спасайтесь: через Древо Честного и Животворящего Креста. Христос пришел избавить нас как раз от этого родового печального события — грехопадения, которое распространяется на все человечество. Он пришел, как Новый Адам, исцелить все человечество. И это касается каждого человека без изъятия.
Мир вам и благословение Божие.
Притча о блудном сыне — это вся история человечества (16 марта 2016г.)
В течение длительного времени Церковь нас готовит к Великому посту. С материнской заботой она призывает заблудших возвратиться в ее спасительное лоно. И здесь вспомним, что нам говорится в Неделю о блудном сыне? — Возвращайся в дом отца своего, сынок или доченька, он тебя ждет. Посмотри, чем занимаются люди? Пасут свиней и питаются из корыта. Они могут питаться из корыта в смокинге и бабочке, и корыто может быть инкрустировано стразами от Сваровски, но все равно это корыто, и они все равно пасут свиней. И Церковь в 15-ой главе Евангелия от Луки призывает: Возвратись. Откроем же эту главу и пробежим глазами по священным строкам, вспомним, что Христос говорит здесь о трех потерях: овца, потом — деньги, потом — сын: «Кто из вас, имея сто овец, и потеряв одну из них, не оставит ли 99 в пустыне и не пойдет ли за пропавшей, пока не найдет ее?» Мы с вами привыкли к образу Пастыря Доброго, Который оставляет незаблудившихся в загоне, а Сам идет на поиски заблудившейся, берет ее на плечи и идет с нею. Омофор на плечах архиерея — это и есть образ найденной и принесенной к Отцу заблудшей овцы. Это первая потеря. Вторая потеря — денежная. Если потеря овцы понятна не всем, а только тем, кто имеет дело с овцами, козами, свиньями или другой живностью, то потеря денег уже понятна каждому человеку. Дальше Он говорит: «Какая женщина, имея десять драхм, если потеряет одну драхму — не зажжет ли свечи и не станет ли мести комнату и искать тщательно, пока не найдет?» Вот, ты имеешь миллион рублей. А потерял сто тысяч. Ты же будешь их искать, переворачивать весь дом. Вот, нашел — и обрадовался. «Так, говорю вам, бывает радость у ангелов Божиих об одном грешнике кающемся». Т.е., здесь везде овца и деньги — это образ грешника, которого нашел Господь, который кается. Он — беспомощная овечка, драгоценная монета, которая нужна Богу. Люди нужны Богу. Но все это вещи относительно ценные — овцы, деньги. Самое дорогое — это дети. Какими овцами можно измерить ценность для человека его детей, какими деньгами? Никакими. Любые деньги за ребенка — любых овец, волов, ослов, машины, квартиры человек готов отдать, лишь бы у его ребенка все было хорошо. И Господь в третьем случае дает развернутую притчу о блудном сыне. Вот, отец потерял сына. Но как? Сын взбеленился и решил уйти от отца. И здесь нам нужно углубиться в предмет. Притча о блудном сыне — это корневой стержень мировой литературы. Везде, где вы встречаете в сюжете уход и возвращение главного героя — там притча о блудном сыне. Везде, где вы встречаете бунт, затем смирение, возвращение и покаяние — там притча о блудном сыне. Вот пример: Диккенс, «Жизнь Дэвида Копперфильда». Малютка Эмбли, чем-то обольщенная, пропала из дома, и папа надел на голову шляпу, на плечи — макинтош и пошел ее искать. Пошел как отец, ищущий блудного сына, в данном случае — дочь. Вот, сказка о Буратино — это ничто иное, как притча о блудном сыне, изложенная языком сказки. Молодой человек, наглый, глупый, деревянный — ушел из дома. На прощание он всем нахамил, скитался, претерпел разные приключения. Вернулся в отеческий дом с покаянием, вразумленный, исправленный, исцеленный, и нашел счастье там, откуда ушел. Так что это корневой сюжет мировой литературы.
Притчу о блудном сыне можно рассматривать как историю отдельного человека — то, что касается нас всех и каждого. Это универсальная притча. И можно ее рассматривать как притчу, которая говорит о человечестве. Я прошу вас обратить внимание на 15 — ю главу, стихи 11-32 — здесь в 21 строчку вместилась вся история отдельной человеческой души и отдельно взятого человека. Скажу, что Евангелие — это текст необычайной плотности. Физики говорят: вселенная началась с Большого взрыва, когда вся материя была помещена в одну микроточку, плотность была запредельная — а потом все разорвалось, разлетелось, и сейчас существует все это многообразие. Запредельная плотность, невообразимая человеческим мозгом. Это категория применима к Евангелию. 25 строчек — и в них вся история и моей жизни, и твоей, и его, и всех жизней. Плюс к этому — история всего человечества. Вот что такое Евангелие. Т.о. притча о блудном сыне — это еще одно доказательство, что Христос — Бог. Если бы Христос не был Богом — Его слова не имели бы такой плотности. Такой силы, такой власти, такого влияния на человека и на человечество. Сколько слов в мире сказано, Господи, помилуй — произнесены миллиарды, тонны, вагоны слов — и все это по большей части словесный мусор. Редко — редко что остается и живет в веках, как шекспировы сонеты или романы Достоевского. А Христос живет. Он ничего не писал. В романе Достоевского «Братья Карамазовы», в главе об инквизиторе говорится, что если бы все мудрецы мира сошлись бы в одном месте и в один час — они не придумали бы таких сложных, и одновременно простых трех вопросов, как те, которые дьявол предложил Христу: хлебы, чудо и власть. Все. Никто так не смог сжать до квинтэссенции жизнь человеческую, как тот, кто вращает человека. Или Тот, Кто создал человека. Т.е. Бог и дьявол борются за человека. Бог создал человека, дьявол крутит человека. И притча о блудном сыне такая же, она плотная, как ртуть. И тяжелая, как ртуть. Если сравнить всякие слова с водой-то между водой и ртутью такая же разница по плотности, как между притчей Христовой и прочими словами.
А я предлагаю вам рассмотреть вопрос не только личного покаяния, но также и мировой истории на примере притчи о блудном сыне.
Откроем притчу. Читаем. Сказал младший из них: Отец, дай мне следующую мне часть имения. И дальше: И отец разделил им имение. Что значит: «дай мне мою часть»? Это значит, что он торопит отца умереть. Отец, без сомнения, властвует над детьми. Древний мир не знал демократии в нашем пошлом смысле. Он знал разные формы строения, но это была не наша демократия. Женщины там не голосовали. Наших свободных нравов древний мир не знал. Там был закон отца, «юрис патрис». Если женщина рожала ребенка от мужчины и клала его перед ним на землю, а он его не брал с земли — то ребенок считался незаконнорожденным. Только если отец брал ребенка с земли, поднимал его на руки — ребенок считался его собственным. Т.е. признать или не признать дитя своим ребенком — это было полное право отца. В древнем обществе отец был законодатель, судья и исполнитель. Он мог вести на войну, он мог карать смертью, он мог все. И когда говорится про отца в притчах — то именно в таком древнем духе. Отец — это образ Бога, и он может все, имеет право на все. Ты вступишь в мои права и получишь некую часть имения, когда я уйду из жизни — таков был закон. Я старый, но я еще не умер, простите. Когда я буду умирать —напишу завещание, может, уже написал. Но вы вступите в права только тогда, когда я умру. Вот тебе будет мельница, тебе — поле, тебе — винное точило, тебе — стадо овец. Но вы, пока я жив — ничем не воспользуетесь. Вы просто живете со мной, под моей властью. Вот, когда я умру — вы хозяева. Дальше — как хотите. Таковы законы, установленные в обществе, где происходило действие притчи. Что значит просьба молодого человека: «Отец, дай мне следующую мне часть имения»? Это значит: «Слушай, быстрее бы ты умер!» Именно это, и больше ничего. «Я должен вступить в права наследства. У меня есть некая часть. Я — твой законный сын. Ты отписал мне мою часть. Но я уже сейчас хочу ею пользоваться как хозяин. А пока ты живешь —не могу. Слушай, умри быстрее». Это очень важно понять. Это должно быть понятно грешному человеку — допустим, сын миллионера хочет вступить во власть над миллионами — он может даже заказать своего отца, чтобы быть наследником, потому что хочет пользоваться — а отец живет и командует до сих пор. Поэтому в этих словах сына к отцу расшифровывается следующий текст: «Слушай, как плохо, что ты живешь! Умри быстрее. Ты надоел». И вот здесь — внимание. Отсюда поподробнее. Если мы под Отцом понимаем Бога, а под сыновьями — людей, то что это значит: «Умри быстрее»? — «Я хочу насладиться жизнью — а Ты мешаешь». Действительно, Бог мешает людям наслаждаться жизнью. Бог говорит: «Не прелюбодействуй, не кради, чти отца и мать, жертвуй, милуй, трудись, терпи». А Ему отвечают: «Слушай, надоел ты вообще. А можно без всего этого? Можно я поживу без тебя? Лучше бы ты вообще умер. А я пожил бы на твоем, без тебя, в свою сласть». Но Бог не может умереть, Бог бессмертен, вечен, свят, блажен, непостижим. Он и есть, собственно, первая и главная реальность. Но, заметьте себе, что слова: «лучше бы ты умер» и «быстрей умри» по отношению к Богу в истории уже звучали.
В XIX веке один из гениальнейших и трагичнейших персонажей истории человеческой Фридрих Ницше сказал в одном из своих произведений: «Бог умер». И продолжал: «Вы, я, мы все убили его».
Он обличал современное ему немецкое общество, говорил: «Вы якобы верующие, но вы неверующие. Вы на самом деле не нуждаетесь в Боге. Вы убили Его, Он не нужен вам. Вам нужна только форма религии, а суть религии вам не нужна». Но он произнес такие слова: «Бог умер». Эти слова стали лейтмотивом всей истории человечества. Ницше даже не думал о том, что он сказал. Он не мог понять, что он сказал. И никто из писателей, философов, драматургов, оперных композиторов не cмог понять, что он написал. И только потом это стало понятным. Но Ницше создал лейтмотив огромному периоду человеческой истории. Потому что вся история человечества, того, которое мы, хвалясь, называем европейским и цивилизованным, XIX, ХХ и XXI века — эта история свершилась и свершается под лозунгом Ницше: Бог умер. Именно поэтому расплодились социалистические, коммунистические, фашистские, нацистские, античеловеческие и всякие другие бредовые идеи. Мир, поделившийся на партии, гонка вооружений, революции, две мировые войны, опасность третьей в нынешние дни — все это кружится вокруг одного и того же тезиса: Бог умер. Т.е. люди, которые мутят историю — исходят из того, что Бога нет, и теперь все можно. Тут вмешивается Достоевский, который говорит: если Бога нет — то все можно. И действительно все можно, если нет никакого высшего авторитета — непререкаемого, неподсудного и неподкупного. «Если Его нет — то какой же я штабс-капитан?» — говорит у него один из персонажей в «Бесах». Здесь младший сын совершает нечто подобное тому, что потом в XIX веке совершило человечество. Бога нет. А-а-а-а, нет? А что есть? —Cвобода, равенство и братство. — Ну, так вперед. А что еще есть? —Разврат, блуд, насилие сильного над слабым. — А что еще? —Бунт слабых против сильных. Пожары, поджоги, грабежи, революции. А еще? — Наркотики, сексуальная революция, ядерная бомба, полеты в космос и вообще опасность уничтожения всего живого. Вот что есть, и еще много чего есть, куча всего, потому что: «Дай мне мою часть имения, умри, старик, надоел ты. Я хочу насладиться».
Посмотрите, как действует старик, Ветхий днями, Тот, Кто древнее всех. Разделяет имение и говорит: «На, бери». Ему, конечно, очень больно от хамства сына. Но он не хочет его ломать, не хочет бить батогами на конюшне. Он хочет, чтобы сын дошел до логического конца своих желаний. Чтобы понял, к чему ведут мечты. Есть такой кинофильм: «Куда приводят мечты». Обычно мечты приводят к страшным вещам, потому что в жизни есть два несчастья: первое — когда мечты не сбываются, второе — когда сбываются. Когда все, что ты хотел — сбылось, тогда-то ты и понимаешь: я приехал и уже никуда не уеду, потому, что Бог дал мне все, что я хотел, и то, что я хотел — оказалось ужасно. Так вот, Отец поступает чрезвычайно терпеливо, мудро и Божественно. Он разделяет им имение и говорит: На. Считай, что я умер, по сути. Ладно, пользуйся. Т.е. он согласен исчезнуть из жизни ребенка. А ребенок берет свое и исчезает.
Теперь внимание! Если отец — это Бог в притче, а ребенок — это человечество или часть его, то — что значит: уйти от Бога? Вот, он ушел. Как можно уйти от Бога? Разве можно, допустим, сесть на корабль и уйти от Бога? Или сесть в самолет и улететь от Бога? Нет, летишь в самолете — все равно ты с Богом. На корабле плывешь — ты с Богом. Пешком идешь, в метро спустился — ты с Богом. От Бога уйти нельзя. Когда говорится о том, что кто-то ушел от Бога, или пришел к Богу — говорится о духовных вещах, о предстоянии перед лицом Божьим. Вот когда мы просто живем-идем, мурлыкаем песенку, разговариваем с друзьями — мы рядом с Богом, но про Него не думаем. Но когда мы начали молиться — или в храм вошли и замерли, и стали творить молитву- то мы обратились к Богу, хотя секунду назад были далеки от Него. Т.е. мы всегда с Богом, но мы уходим от Него, когда забываем про Него, и возвращаемся к Нему, когда помним про Него. Вот, собственно, и все. Потому что иначе от него убежать невозможно. Когда про Каина говорится: ушел Каин от лица Божия — это значит, Каин отвернулся от Него мыслями и сердцем, стал к Нему спиной. Потому что Бога убежать невозможно.
А блудный сын ушел от отца — это что значит? Он забыл о Боге. И получил в наследство огромное количество всяких благ, которые отец ему накопил. Знаете ли вы, друзья мои — а если не знаете, то узнаете- что все, чем мы пользуемся сегодня, в нашу хваленую цивилизацию — выросло, родилось, придумалось, изобрелось, сотворилось — в монашеских кельях, в лабораториях ученых, которые мало чем отличались от монахов — все это было придумано, эти различные научные открытия, прорывы в сознании в области философии, медицины, техники, инженерии — все это сотворилось подвижниками, которые питались корнями подвижничества. А потом мы все вдруг сели в машины, поезда, самолеты, взяли в руки гаджеты и пошли заполнять эфир всякой болтовней и ерундой. Это чисто образ блудного сына: другие трудились — а ты залез им на спину и пользуешься их трудами. Это общий образ цивилизации, где человек, ничего не знающий и знать не хотящий, напичкан желанием прав — как можно больше прав, как можно больше свободы. Но при этом сам никому ничем не обязан. Это образ блудного сына. Долго ли он так жил, долго ли может жить так человечество? Конечно, так он жил недолго. Все проел, пропил, прогулял блудно. Так Писание и говорит нам: По прошествии немногих дней младший сын, собрав все, пошел в дальнюю страну, расточил имение свое, живя распутно. По — славянски: блудно. Блуд и блуждание — слова однокоренные. Человек блудящий — он же есть блуждающий. Когда, например, мужик не может остановиться, меняет женщин — это значит, что он блудит в плане греха и блуждает в плане души. Т.е. человек, который блуждает — неизбежно блудит, а человек, который блудит — неизбежно блуждает. Не знает, где ему бросить якорь. Блудно живший младший сын — это человек, потерявший себя и не знающий, к чему он живет. Тут же много друзей, много нахлебников; быстро все проедается, и быстро все заканчивается. Ведь настоящая печаль хороших миллионеров — это воспитать детей так, чтобы они умели сохранить и приумножить накопленное отцом. Есть такая интересная книжка, изданная в США три-четыре года назад: «Я — сосед миллионера». Там описывается средний американский миллионер — не магнат, типа Трампа или Буша, а человек, который только к 50 годам заработал свой миллион — такое возможно еще или было возможно в ближайшее к нам десятилетие в Америке. Это человек, который панически боится новых вещей, автомобили покупает только на распродажах- вторичные, никогда не покупает себе часы или костюм дороже 200-300 долларов, у него работает жена — учительницей или бухгалтером, он не ходит на тусовки, бережет каждую копейку. И только при этих условиях, годам к 50-60 он накапливает свой законный миллион. Если, конечно, сбросить индекс инфляции. Потому что сегодняшний миллион до 30-х годов, до депрессии был примерно в 35 раз меньше в цене. Т.е. человек, имевший до депрессии 1932-33 гг. 300 тысяч был чистый миллионер. А сегодняшний миллионер — это миллионер дутый, потому что доллар — это бумажка, не обеспеченная до конца. Миллионеры сегодня есть, но они смиренные, потому что бережливые. Они переживают: вот я копил-копил, копил- копил — и накопил. А дальше что? — а дальше мой отпрыск это все прожжет в барах, с девками и пацанами, пронюхает в кокаине, протратит на взятки милиции — надо же будет отмазываться от проблем! — и все. Он за год уничтожит то, что я копил 40 лет. Они боятся этого и правильно делают. Поэтому нормальный миллионер поступает не так, как наши мажоры. Нормальный миллионер заставляет своего ребенка на каникулах продавать пиццу, мыть окна в небоскребах, мыть машины на стоянке, гайки крутить, еще что-то делать. Зарабатывать свои трудовые денежки, получать в руки заработанное, чтобы знать им цену. Так поступает всякий нормальный богатый человек. Богатство — не грех. Грех — безумное богатство, заработанное на крови, на бесовщине, на смерти людей. А нормально заработанное богатство — не грех. И нормальный богач всегда переживает: я должен воспитать своих детей так, чтобы они не профукали за год то, что я копил 50 лет. Так вот, блудный сын профукал за год все, что папа ему дал. Даже стал есть из свиного корыта. Это конец всех гордецов. Всякий гордый человек, желающий взять от жизни все — в конце концов, будет жрать из свиного корыта. Вместе со свиньями, стоя на четырех костях, будет хлебать со свиньей из корыта. Это законное наказание всякому гордецу, считающему, что мир у него в кармане. Я прошу это всех услышать, потому что это не я сказал, это-переложение Евангельской правды на современный язык. Человек дошел до крайней степени униженности. Он попал под власть странного гражданина. Некоторый человек из дальней страны послал его на поле свое пасти свиней. Некоторый человек дальней страны — это бес. Это демон, который вообще с Богом не живет. Который Бога не любит, не хочет и не знает. Забыл про Него. Человек попадает в бесовское рабство, забывая Господа, и пасет свиней в дальней стране. В принципе, это состояние современной западной цивилизации. Целая цивилизация, построившая огромные храмы, столетиями Богу молившаяся каждое воскресенье, Великим постом не евшая ни мясного, ни молочного, читавшая Евангелие, писавшая книги, размышлявшая о смысле жизни — целая цивилизация как блудный сын сегодня хлебает из корыта. Либо она придет в разум и вернется к отцу — либо останется со свиньями. Притча о блудном сыне — это притча об истории мира. Там еще есть старший брат, который никуда не уходил. Это некий образ еврейского народа, который не сомневался, что Бог есть. Для них Бог не умирал. Это для европейцев Бог умер, а для евреев Бог не умирал. И у него есть некая обида на Господа: почему Ты милуешь этих, а мы с Тобой всегда, и не имеем таких благ- и благодати, и милости? Здесь завязан большой узел. Т.е. эта притча — узловая притча мировой истории. Это еще раз доказывает, что Евангелие — это не дело человеческого ума, это дело Божественной благодати. В таких кратких, простых словах Христос смог без труда, не уставая, изложить всю драматическую историю мира и безумие человеческой цивилизации.
Я сказал все, что хотел, на эту тему, больше мне добавить нечего.
Добро и зло (16 марта 2016г.)
Закон Божий с протоиереем Андреем Ткачевым. Беседа шестая
Проблема зла, конечно, тревожила любую христианскую совесть и любой ум. Люди задумывались: если Бог зла не творил, то что такое зло? Глубже всех, пожалуй, понял суть проблемы святитель Григорий Нисский. Он говорит, что зло не имеет сущности, это есть некое удаление от добра, погружение в небытие, тьму. А у тьмы сущности нет. Тьма — это просто отсутствие света. У света сущность есть, а тьма — это его отсутствие.
К рождению зла, к счастью, человек не причастен. Зло родилось в мире ангельском. К счастью, мы — жертвы зла, а не его творцы. Конечно, мы напридумывали много чего по части зла, по части его культивации, распространения, его рекламы, его оправдания, но это все не без бесов сделано было, потому, что они — начальники зла, любители всякой нечистоты и хитрые пиарщики всякой грязи. А мы жертвы.
Повторюсь: зло родилось в мире ангельском. Это жуткая мысль: «Выше звезд поставлен престол мой, вознесусь выше всего, что называется святыней». И мы должны признать свою ограниченность в способности понимать инфернальные глубины. Глубины сатанинские, к счастью, человек, пожалуй, не может постигнуть. Человек, к счастью, не может узнать зло в той его конечной глубине, в которой оно существует в ангельском мире. Мы — жертва греха, он нас заразил некоей частью своей заразы, он внушил нам претензию на то, чтобы мы были тем, чем мы не были.
«Будете, как боги». Зло всегда обещает больше, чем дарит, и, как говорил святитель Димитрий Ростовский, сулит злато — а дарит блато. Оно обещает тебе нечто — заметьте, сегодня это реклама, кредиты, поездки, работа за рубежом… «Да, ты будешь там! Идем, идем, идем!.. Тебя ждет Олимп!» Но ты оказываешься потом в глубине какой-то жуткой грязи, думаешь: а как это я развалил свою семью? потерял здоровье? оказался в чужой стране без денег и средств, опозоренный и униженный? Да, это микросхема, действующая еще с момента обмана Адама и Евы. «Будете, как боги, не переживайте; Он лжет, а я не лгу. Он говорит, что вы умрете, — не умрете. Да не умрете вы, а будете, как боги…» Обещание того, что ты не заслужил, обещание того, что тебе вредно, и безмерное завышение претензий. Это зло в его человеческом измерении. Но приходит оно к нам из ангельского мира. Это не мы его выдумали.
Это потом уже люди, бесноватые, одержимые, тайно или явно злу поклонившиеся, полюбившие зло, становятся такими успешными агентами зла во Вселенной. Они потом уже распространяют грех, не стесняются этого и считают грех за истину. Но это уже такие моменты истории, в которые человек сродняется с падшим духом. Человеку нужно, безусловно, приобрести, как пишет апостол Павел, некие чувства, навыком приученные различать добро и зло (ср.: Евр. 5:14). Потому что добро и зло — это очень неочевидные вещи. Они неочевидны, мы живем в запутанном мире, и есть вещи, которые кажутся добром, но являются злом. Вкусил — и по прошествии времени увидел. «Вкусите и видите, яко благ Господь» (Пс. 33:9). Точно так же — вкусите и видите, яко зол диавол: вкусил — ой, нет, это ужасно, это неправда.
Но человеку нужно приобрести навык различать добро и зло еще до вкушения. А ведь нет такого зла, которое бы не одевалось в добродетель. Зло нуждается в добре для того, чтобы подстроиться под него и смимикрировать. Потому что чистое зло отвратительно. Если бы диавол являлся таким, каков он есть, как он являлся великим святым, чтобы устрашить их, или просто обнажал свою рожу, снимая маски, и представал в своем подлинном гнусном виде, то, конечно, никто не служил бы ему. Ни одна живая душа не пошла бы на Хэллоуин, не одевала бы на себя маску с рожками, и вообще любая инфернальная тема была бы отвергнута — тут крестное знамение и «Свят, свят, свят». Потому что это ужасно.
Аду нужно играться в себя и убеждать в своей шуточности, в своей мнимой доброте. Аду нужно добро для того, чтобы подстраиваться под него или обзывать добро другими прозвищами: смирение — слабостью, щедрость — глупостью, снисхождение — мягкотелостью. Ад меняет понятия. Очень хорошо говорил Конфуций: для того чтобы мир не рухнул, нужно еще раз переназвать понятия. То есть нужно назвать храбрость — храбростью, а не наглостью; трусость — трусостью, а не рассудительностью; щедрость — щедростью, а не расточительством; жадность — жадностью, а не бережливостью. Нужно переназвать мир, потому что неправильно названный мир — это мутная вода, в которой лукавый ищет свою рыбу. Зло нуждается в добре, потому что оно мимикрирует и подделывается под него.
Добро в зле не нуждается, к счастью. Но добро само по себе просто, и его тоже можно спутать. Расскажу случай из моей личной жизни. Я, будучи в классе четвертом, лет в 10-11, лежал в больнице после операции по удалению аппендицита. А после нее два-три дня есть нельзя и пить нельзя сутки. Только смачивают после операции ребенку или взрослому губы водой с лимоном. И человек довольно-таки ощутимо страдает, особенно если он не привык долго ничего не есть. Мы лежали в реабилитационной палате после операции, нас было несколько мальчишек. И среди нас был мальчик из села, к которому пришла бабушка, — такого же возраста мальчишка, как и я, лет 10-11, а может, и 9. И мальчик этот пожаловался бабушке, что хочет есть. Что же делает бабушка? Она бежит в магазин купить внуку чего-нибудь поесть: как же! ведь ребенок есть хочет. Какая бабушка не накормит ребенка?! Хотя врачи строжайше запретили — это вопрос жизни и смерти: нельзя ничего давать есть человеку после операции два-три дня. «Да что врач знает! — думает бабушка. — Кто любит внука больше: я или доктор?» Она купила ему булку — халу такую, и он смолол пол этой булки тут же, при бабушке — она тайком ее пронесла в больницу… Умер. К вечеру того же дня. Бабушка принесла, он с удовольствием съел, а потом им позвонили: забирайте, ваш ребенок умер.
Давайте на пальцах ситуацию разложим. Бабушка — убийца? По факту — да. А по намерению? А по намерению она — миротворец и благодетель. Ведь накормить человека голодного — это же хорошо? «Конечно, хорошо!» — скажет любой. Спросите у любого человека на улице: «Когда человек хочет есть и ему принесли теплого хлеба, это хорошо?» Конечно, хорошо. Но, оказывается, есть ситуации, когда дать хлеба человеку, просящему есть, — это убить его. Ты должен понимать это. Неразумное добро — это убийство. Так что добро и зло не так просты на самом деле, их различить в быту очень трудно. Я ничего не знаю о том, как эта бабушка потом жила, — я знаю, что ребенок умер. Со мной рядом умер мальчишка, наевшийся теплого хлеба из бабушкиных рук. И бабушка его убила. Она была уверена, что знает, что ребенка надо накормить. Мол, «что же это такое?! Ребенок хочет есть, а ему не дают».
Добро и зло перепутаны сильно в мире. Иногда человеку кажется, что мы делаем зло, а мы делаем настоящее добро. Допустим, ты полез в карман к кому-то, тебя поймали за руку и сильно побили. Тебе сделали зло или добро? Конечно, в день битья ты подумаешь, что жуткие враги тебя жутко избили. На самом деле по жизни ты поймешь, что тебе сделали великое добро, так как теперь любой позыв полезть в чужой карман у тебя будет сопровождаться воспоминаниями о серьезных тумаках, полученных однажды. Это было великое добро, не имеющее вида добра. Точно так же есть и великое зло, имеющее вид добра. И с этим нужно разбираться, потому что вся наша жизнь погружена в двусмысленность.
Вернемся еще раз к словам апостола Павла, который сказал, что у нас чувства должны быть навыком приучены к различению добра и зла. Именно навыком. Не все золото, что блестит, не все доброе, что мягко стелется. Не все то злое, что ершистое, колючее и злое. Мы знаем, что некоторые святые очень злые были, могли такое задвинуть, что тебя то в жар, то в холод бросало. Он святой? Да, он святой. Так почему же он так выражается? Это он от любви с тебя снимает шкуру наждачкой. Да, это есть. Знаем многих преподобных, которые, действительно, снимают шкуру с приходящего. По любви. Поэтому надо современному человеку отказаться от своих заготовок в отношении добра и зла. Человеку кажется, что он понимает, что такое добро. Если я целую ручки, глажу по шерстке, то я, конечно, добрый человек. Если ругаю, против шерсти глажу — я злой человек. Нет! Совершенно нет. Нужно отказаться от того, что мы понимаем, что — добро, а что — зло.
Любовь к человеку заключается в том, чтобы поступать с ним по-евангельски, а не угождая его прихотям, как говорит святитель Игнатий (Брянчанинов). Когда ты по-евангельски относишься к ребенку, ко взрослому, к соседу, к другу, к себе, это иногда бывает жестоко. «Что за христианство такое, что за жесткость, что за нетерпимость, лучше пожалеть всех…» Нет! Пожалеть всех — это будет ложная любовь. Это будет потакание злу. Поэтому зло оделось в одежду добра — чтобы люди его приняли.
У В. Высоцкого есть песня про правду и кривду. Они очень похожи, если и ту, и другую раздеть. И кривда одевается в правду, и ее принимают за правду. Потому что правда сама по себе очень неброская. Она — как Среднерусская равнина, тут нет ни гор, ни каньонов, ни водопадов, ни пальм, но почему-то сердце щемит и плакать хочется. Что в этой убогой красоте спрятано? В этих перекошенных березках, в этих буераках, в этих речушках небольших, в этих рваных облаках? Что здесь такое есть? Какая-то правда есть в этой Среднерусской равнине, такая щемящая правда Божия, очень неброская. Есть красивые, броские страны: океан, рыбы, дельфины, пальмы, солнце с утра до вечера. А правда не там. Чтобы найти правду, нужно было в пустыню уходить. Святой Антоний Великий уходил в жуткую песчаную глубь, где медное небо и горячий песок, где нет ничего красивого, потому что там — правда. Правда, она очень жесткая, и развращенный человек ее знать не хочет.
Бог, как реальность, есть источник правды святыни и добра, и нужно идти к Нему, несмотря на то, что это не нравится, что это плохо, больно, неприятно — и страшно иногда. Страшно, да. Изолгавшемуся человеку страшно попасть в эти лучи настоящей правды. Но идти туда нужно, потому что мы живем, погруженные в ложь, как рыбы в море. Мы живем во лжи с утра до вечера. Нравится это или не нравится; может быть, кто-то не согласится с этим, но — мы погружены в ложь. Стилистическую ложь, этикетную ложь, мысленную ложь, информационную ложь. Мы лжем ежедневно Богу, себе и друг другу. Однажды почувствовав это, конечно, можно испугаться и захотеть жить по правде Божией.
«Достало жить не по лжи,
Под босыми ногами ножи».
Нужно жить все-таки не по лжи.
Конечно, тема большая, и говорить об этом можно больше, чем я сказал. И, может быть, я ничего не сказал, что нужно сказать, но я справа и слева обходил этот великий материк, который называется «разговор о добре и зле». Зла нет — это мнимость. Добро есть — и это сущность, это Господь. И вот выйти из мира мнимости в мир сущности — это есть переход от зла к добру. Это болезненный переход, как выход евреев из Египта.
О Великом посте. (18 марта 2016г.)
— Святейший Патриарх Кирилл встречается с папой Римским на Кубе. Много может быть вопросов: почему, зачем и т.д. Некоторые считают, что Святейший отдаёт позиции или совершает нечто такое, что угрожает нашей вере…
— Новаций мы все не хотим, новаций мы боимся, потому что новации — это обычно дверь в зло. Но Святейший сказал заранее, что встреча не будет посвящена новаторству, а будет посвящена борьбе за сохранение христиан в гонимых местах — там, где их убивают, гонят, не дают им жить нормальной жизнью. Это всё понятно. Так что нет боязни, что всё будет такое странное, чуднóе, новое. Всё будет нормальное и традиционное.
Святейший Кирилл сегодня на Кубе — не в Шамбези, не в Сочи, не в Москве и не в Риме. Потому что это некая нейтральная территория: там и католики есть, и православные есть. Там будет общение о неких серьёзных вопросах, касающихся жизни православной Церкви и католической тоже, потому что католики и православные одинаково являются жертвой современного терроризма. Это заставляет нас думать вместе о судьбе наших прихожан, о наших последователях. Встреча эта, вообще, надеемся, даст некий ориентир совместного действия в области светских усилий. О вере мы не говорим, мы говорим только о вещах, касающихся внешнего управления жизнью. В общем, будем наблюдать за происходящими событиями и искать в них следа Божиего промысла.
— Батюшка, дорогой, добрый вечер. В какое время можно читать Псалтирь? В одной публикации пишут — ночью, в другой — после обеда.
Сейчас обострились враги наши, вы не обращайте на них внимания, они злые, они неудовлетворённые. Мы любим вас, мы ждём вас, мы молимся за вас. А в семье не без урода. Не обращайте внимания, не расстраивайтесь. Помогай вам Бог во всём!
— Псалтирь нужно читать всегда: утром, вечером, ночью, днём. Носите её с собой. Вот ночью не спится, проснулись, а рядом Псалтирь — читайте. На работу пошли с утра — читайте. В метро сели — читайте. Всегда надо читать. Я сам — честно говорю — каждый раз, когда беру в руки Псалтирь, думаю: «Господи, это же про меня, про нас, про всех, для нас». Читаешь — и просто пьёшь, пьёшь, пьёшь и не можешь насытиться. Псалтирь настолько глубокая, вечная книга. Пока Царство Божие не вошло в силу, пока не наступил этот союз Небесного Иерусалима с земной жизнью, Псалтирь — беспримерное молитвенное правило. Читай любой псалом, рассуждай, жуй, пой его ещё раз, ещё раз. Это всё бесценное, драгоценное, великое, вечное, и оно спасёт тебя. Это великая книга. Поэтому ночью и днём, утром и вечером, по дороге на работу или с работы, ложась в кровать или вставая, — где бы ни был Псалтирь, везде всё хорошо, везде всё во славу Божию, это всё святое. Поэтому изучайте эту книгу, упражняйтесь и спасайтесь ею, она велика. Это главная книга Писания, это центр между Старым и Новым Заветом: всё старое и всё новое — всё в ней. С Богом!
— Добрый вечер, батюшка. По каналу «Культура» вчера спорили два уважаемых человека, доктор исторических наук и профессор. А спорили они по вопросу компромисса. Один говорил, что мы, русские, не умеем идти на компромисс, и это плохо. А другой, соответственно, наоборот. В прениях выступил психоаналитик и сказал, что это хорошо, когда человек не идёт на компромисс, тогда он отстаивает свою идею. У меня такой вопрос. Вот состоится большая значимая встреча. Понятно, что там не будут обсуждаться вопросы веры, но в этом плане можно это слово «компромисс» как-то рассмотреть? Правомерно ли оно здесь?
— В вопросах веры компромиссов нет. Воскрес Христос или не воскрес — здесь нет компромиссов: воскрес. Христос Господь или не Господь? — Господь, нет компромиссов. О чём компромисс? Он о чём-то вторичном. Компромисс всегда о чём-то таком не очень важном. Ну, скажем, юбка должна быть на два пальца ниже колена или на два пальца выше? Может быть, ровно на колене? Может. Ну давайте компромисс найдём. Компромисс всегда о вещах второстепенных, о принципиальных вопросах компромисс невозможен. Христос Господь или не Господь? — Господь, компромисса нет. Он воскрес или не воскрес? — Нет компромисса: воскрес. Он от Девы родился или не от Девы? — Нет компромисса: от Девы. Он имеет отца земного или не имеет отца земного? — Нет компромисса: Он не имеет отца земного. Ну и так дальше. Принципиальные вещи компромиссу не подлежат. А вот, например, штаны в клеточку могут быть? Могут. А в какую? Не знаю. Чёрная — жёлтая, чёрная — красная может быть? Может. А если чёрная — зелёная, чёрная — красная может быть? Может. А кто прав? Не знаю, все правы. Т.е. штаны — нормально, а в вере — нельзя. Серьёзные вещи не обсуждаются, а второстепенные спокойно обсуждаются.
— Добрый вечер, отец Андрей. Владимир, Москва. Хочу вас поддержать, и все мы — радонежцы вас поддерживаем. Мы вас любим, и Патриарха нашего Кирилла тоже в обиду никому не дадим.
Скажите, пожалуйста, читаются ли акафисты в Великом посту?
— В быту, дома читаешь всё, что хочешь. Хочешь акафист читать — читай на здоровье. Каждый человек имеет право и власть и силу и полное разрешение читать дома всё, что хочет: любой канон, любую молитву, любой акафист. Общественное богослужение акафисты закрывает, потому что там — «радуйся, радуйся, радуйся», а как радоваться, если кругом пост? Там нет места «радуйся», лишь только на пятую неделю Великого поста будет Похвала Божией Матери, и там уже — «радуйся». Это уже накануне Входа в Иерусалим. Но в личной жизни — пожалуйста — читай на здоровье всё, что хочешь. Любая молитва имеет и силу и власть, и даёт помощь человеку. Поэтому здесь нечего сомневаться и смущаться: как хочешь, так и молись. Но общественные богослужения, конечно, уже «затачиваются» под пост: под строгость, под поклоны, под минорные пения. А дома молись как хочешь: читай Николаю, Серафиму, Ксении, Сергию — пожалуйста, тебя никто не ограничивает. Домашняя служба твоя — это твоё личное дело. Чем больше молитвы, тем больше жизни на земле, потому что когда молитва засыпает, то жизнь скукоживается и всё приходит в ноль, и мы все это чувствуем. Жить не интересно, когда всё в ноль приходит. Так что молитесь, пожалуйста, как хотите, а на службах уже смиряйтесь: как Церковь молится на службах, так уже подстраивайтесь.
— Здравствуйте, батюшка. Сергей, Пермь. Вопрос по истории взаимодействия Русской Православной Церкви и Ватиканского Престола, по Флорентийской унии. Было ли покаяние Православной Церкви в участии в этом соборе, или не было?
— Не было никакого покаяния. Какого-нибудь такого официального акта не было, было странное такое участие. Ну и после этого не было больше ничего. Католики изначально вели себя столетиями так: мы главные, а вы рано или поздно должны будете смириться с тем, что мы главные. И они давили, давили и додавили до того, что есть сегодня: есть полная вражда, отторжение и непонимание. Т.е. никаких таких выводов сделано не было, к сожалению. Всё это вопрос для будущих историков, и Флорентийский собор — он такой же смутительный, как и всё остальное. Т.е. все наши общения с католиками были смутные, непонятные, и со стороны их к нам это были попытки общения сверху вниз, такие: «Привет, мы приехали. Сейчас мы вас научим». Т.е. вы не знали ничего, а мы сейчас вас научим. Они вели себя так по-хамски всю жизнь. Они и сейчас так ведут себя. Они уже веровать перестали. Евросоюз, например, ведёт себя по отношению к нам так же хамски, как раньше католики вели себя по отношению к нашей Церкви: «Вы, мол, тут не знаете ничего. Вообще, вы все в грязи по уши, а мы чистые, красивые. Сейчас мы вас научим. Давайте, мол, принимайте наши условия. Давайте-ка, подписывайте договор». Т.е. та же самая парадигма остаётся, такая хамская: превозношение и желание навязать всем свою модель жизни. Ну а наши всегда были такие: «Стоп, секундочку. Ты хороший, я хороший. Ты умный, я умный. Куда ты прёшь? Подожди, не спеши, давай подумаем». И вот как только мы говорили «давай подумаем», начинались проблемы. Вот так же и здесь. Говорим: «Подожди, давай подумаем». — «Чего думать? Принимай мою парадигму». — «Да нет, подожди, давай подумаем». Вот мы думаем, а они психуют. Это столетиями длится, никак закончиться не может. Т.е. то же хамство, та же еретическая наглость. Вот такая ситуация, ничего нового нет.
— Батюшка, здравствуйте. Здоровья вам, всех благ вам! Очень приятно вас слушать. Дай Бог вам здоровья! Сколько вы людей вытаскиваете — мы больны сейчас все. Все батюшки хорошие, всех уважаю, всех люблю, и ваши эфиры очень жду, минутки считаю. Как вы всё умно говорите, как вас приятно слушать. Помоги вам Господь!
— Большое спасибо! Спаси Бог! За ваши молитвы, наверное, я и живу, потому что иначе уже я бы и не жил. Думаю уже: «Ладно, ну его, этот эфир. Всё, заканчиваю». Потом приходит какая-нибудь старушка, говорит: «Батюшка, это вы там ведёте эфир?» — «Да». — «Не бросайте, не бросайте». — «Почему?» — «Я слушаю. Вы уж не бросайте, потому что я старая, я из дома не выхожу, я слушаю». Думаешь: «Эх, уже сто раз бы бросил, но не денешься никуда, нужно продолжать». Так что я продолжаю, друзья мои, только ради ваших просьб. Потому что я давно бы уже бросил всё, устал я, надоело мне. Но — нет. Раз так, значит так.
— С Праздником, батюшка. Я три-четыре года назад случайно по «Радонежу» слышала эфир, где вы были со своей киевской паствой. И я ещё тогда завидовала: надо же, какой у них пастырь есть, нам бы такого.
Вы знаете, с какой вам паствой приходится иметь дело? — Которая знает, как нужно поступать Святейшему: что ему не нужно ездить туда, не нужно встречаться с этим, не нужно ездить на Вселенский собор. Представляете, какая грамотная у вас паства? И которая ещё имеет возможность давать советы священнику, как ему себя вести. Доброго вам здоровья, всего вам самого доброго, терпения. У нас вот только Дмитрий Смирнов — скала, который мучается с нами двадцать с лишним лет, и вот второй у нас такой — вы у нас появились.
Вот вы так говорите про Псалтирь — что вы пьёте, пьёте, читаете, а я ничего не чувствую: читаю, читаю, а ничего не чувствую. Плохо, наверное, правда?
— Вы читайте, но потом как пробьёт вас — вас затопит, вообще. Это такой поток… Вы читайте, бейте этими словами эту скалу, она потом как прорвётся — я вас уверяю — вы потом будете купаться в ней всю жизнь во веки. Не только в этой жизни, а ещё и в вечной жизни будете купаться в этих же словах, потому что Псалтирь — она божественная. Нужно терпение и труд, и она потом скалы порвёт, и будет такой поток радости, что вы просто скажете: «Господи, помилуй! Удержи, уменьши, ослабь, потому что я не выдерживаю этой радости всей». Бывает, что не выдерживаешь радости, понимаете?
А что касается паствы — да, конечно, у нас есть много мудрецов, которые там «Патриарх то, Патриарх сё»… Патриарх у нас — слава Тебе, Господи! — прекрасный. И тот, что был перед этим — прекрасный. И тот, что был перед тем — тоже прекрасный. У нас и Сергий, и Алексий, и Пимен, и Кирилл — они все прекрасные. На патриарший престол Московской Церкви Господь простых людей не ставит, и это труженик: стань с ним рядом, и сгоришь. Если бы просто стоял с ним рядом и ходил за ним шаг за шагом, то просто сгорел бы, потому что он слишком сильно ходит. Он реально трудится, не для себя. А что ему нужно? Денег ему нужно? Домов, квартир, яхт, часов? — Как это жлобьё всё в зубах своих гнилых носит. Ему не нужно ничего, таким как он ничего не нужно. Он работает для Церкви до последней капли крови, в буквальном смысле. И такой же был Патриарх Алексий II, и такой же был Пимен Извеков, такой же был Алексий I Симанский. Так что все наши отцы и патриархи — они мученики, их никто не вешал и не резал, но они отдали свою жизнь до последней капли крови за Церковь. Это великие люди. Кто этого не понимает, тому считается, тот виноват. Если вы не понимаете этого, то виноваты, потому что вы гнилой человек. А если вы понимаете это, то мир вам и благословение Божие! Для того, чтобы вы просто жили, нужно, чтобы кто-то нёс на себе нечеловеческую тяжесть. Чтобы вы пошли в магазин, купили хлеба, молока, заработали какие-то деньги, заплатили за квартиру, нужно, чтобы кто-то всю ночь и весь день, и следующую ночь и следующий день молился Богу о всей стране и о всех людях, и о вас, в том числе. И такие люди есть. И если вы этого не понимаете, то, может быть, просто вы ещё глупые. Но если вам уже пятьдесят-шестьдесят, а вы всё ещё не понимаете, то значит у вас глубокая травма. Нужно понимать, что мир стоит не вашим умом, а Божией милостью, а Божию милость умоляют святые люди, и их не бывает много. Вот об этом стоит думать. Почему мы до сих пор живём? Если Господь захочет, Он нас как грязь сотрёт в секунду всех, и будет за что, между прочим. Господа либералы, внимание: будет за что. А Он терпит нас. А почему? — А потому, что между нами есть святые люди. А кто это? Не знаю. Кто-то есть. В частности, я смею надеяться, что наши святые предстоятели: в Украине — Блаженнейший Онуфрий, в России — Святейший Кирилл. Это те люди, которые удерживают на себе, как плотина удерживает воду, гнев Божий. И они молятся и просят Господа: «Потерпи, подожди, помилуй, пощади, сделай милость Твою с этими глупыми, грешными, обнаглевшими людьми. Потерпи их, помилуй их». Наглецы живут только святостью святых. Хотя они больше всех вопят, но рано или поздно им, конечно, воздастся. Но не сейчас, потому что у нас есть святые предстоятели. Так что у нас есть о чём говорить, есть кого ругать, есть с кем воевать, у нас есть кого поднять на карандаш, как и нас самих поднимают на карандаш злодеи и враги. Но мы знаем, помним, мы знаем о них всё. Мы будем с ними ещё общаться.
— Батюшка, здравствуйте. Мы тоже без вас не обойдёмся, потому что абсолютно не всё равно, кому задавать вопросы. Вы столько раз меня поддержали, большое спасибо.
В Угличе, во всех землях русских, где я путешествовала, нам показывали страшные раны, которые до сих пор не затянулись после Польско-Литовского нашествия. Зверства, которые они творили, были абсолютно запредельными. Ваше мнение: они такие безжалостные, такие жестокие, ни во что не ставили наши храмы потому что их вера ущербна и поэтому они такие злые, или всё-таки русские добрее сами по себе?
— Вы знаете, русские реально добрее. Было время, когда поляки считали себя носителями полноты католической веры. Вот это — Et unam, sanctam, catholicam et apostolicam Ecclesiam — мы верим в единую, святую, соборную и апостольскую Церковь — то, что в Символе Веры проповедуется — они считали, что это их Церковь, и они, конечно, считали, что они могут делать что хотят, где хотят. Они, конечно, интересные ребята, жестокие, без сомнения. Так что ущербность их веры здесь не под вопросом, под вопросом вся история, потому что в древности люди были очень простые. Вот я пришёл, например, победил тебя, значит Бог со мной, а значит твои храмы — мои храмы, твоё святое — моё святое, и ты, вообще, мой вассал: встань на колени и делай то, что я скажу. Так они и поступали. Конечно, история — это большая книга. А поляки были чрезмерно гордые люди. Т.е. людей таких гордых, как поляки, ещё поискать с фонарём. Между прочим, эта спесивость поляцкая перенеслась в западную Украину: западные украинцы пропитались этой польской спесью до края, как губка водой, и оттуда родилось всё остальное, вся остальная история Украины. В принципе, эта крайняя гордость поляков родила все наши беды. Но Господь — Он же Хозяин мира, Он бьёт по голове всех гордых. Бог гордым противится, а смиренным даёт благодать. Поэтому гордых поляков и всех остальных гордых Господь бьёт по голове, так крепко бьёт — в нокаут — и ложись, и они уже ложились не раз и не два. Их разделяли на части между Австро-Венгрией, Россией, Германией. Так что имейте ввиду, что гордость имеет некие этноносители. Поляки, конечно, чрезвычайно гордые, и наши все хохлы, которые живут в тех пределах, тоже пропитаны этой бесовской гордостью. Они же и сделали Майдан, первый и второй. Это всё — плоды бесовской гордости, рождённой польским мировоззрением. Так уж случилось. Я ничего нового не говорю, я говорю то, что есть. А мы — русаки — простые: «Чего нужно?» — «Давай воевать». — «Ну воевать, так воевать». — «Давай пахать». — «Ну пахать, так пахать». Короче, мы народ простой, но если нас раздразнить, то мы смирим до края и поляков, если нужно, и тех, кто научились от них всякому такому. Потому что, в принципе, продолжаются процессы, касающиеся глобальной истории: польская история, западноукраинская история, история Российской империи — всё это продолжается. Происходят те же импульсы и те же энергетические движения, которые были раньше в древние времена — сто, двести, триста и больше лет назад. Так что русские люди, вообще, смиренные, они не любят воевать. Они не гордые и не высокомерные. А вот там — чем дальше на запад, тем больше гордости, высокомерности, и вот это формирует новую политику современной Украины и современной, вообще, истории. Всё упирается в гордость, наглость, в желание возвыситься на ровном месте. Т.е. ты был никем, ты станешь всем — такой коммунизм в новом прочтении. Так что трудно жить на белом свете, но надо понимать, что происходит: происходит новый коммунизм. Т.е. это обратное движение многих людей, которые якобы против коммунизма выступают, но действуют в духе чистого коммунизма: они нетерпимые, злые, гордые и убеждённые в личной правоте. Это есть коммунизм.
— Добрый вечер, батюшка. Простите, я, может, не очень грамотно скажу что-то. У меня очень болит душа о настроении в семьях, в частности, в моей семье. Я воевала со своим сыном, с дочерью, даже доходило до проклятий. Потом я каялась в этом, потом опять к этому возвращалась. Понимаю, какой ужас я совершаю, не терпя своего сына — то, что он делает. И вдруг открываю книгу, там написано: «Дети прелюбодеев будут несовершенны». Я думаю: «Господи, что же я делаю!» За них молиться нужно, плакать, ведь мы тоже из этой среды. Патриархальный уклад уже давным-давно у нас ушёл. Вот у меня родились внучки, такие хорошие. А что с ними дальше будет? Как эту гордыню свою материнскую смирить? В чём можно перед своими детьми смиряться, а в чём нельзя, понимая свою вину перед ними? Потому что в блуде зачаты, в блуде рождены, и сама-то была несовершенна…
— Вы знаете что… Вы им об этом не рассказывайте, потому что они используют ваши слова против вас навсегда, и вас, вообще, унизят навеки вашими же словами. Т.е. вы знайте, перед кем каяться. Нужно понимать, перед кем каяться. Перед детьми каяться не нужно. Вы перед Богом кайтесь. Плачьте, бейтесь головой об стенку, войте, рыдайте, мочите слезами свои простыни. Это ваше дело. Но не перед детьми. Потому что если вы перед детьми скажете «я грешница, блудница», то они потом вам скажут чистым текстом: «Ты молчи, вообще, блудница, грешница. Не учи нас». И это будет вашей большой ошибкой, а они смело воспользуются. Поэтому не кайтесь в своих грехах перед детьми. Не ваше дело перед ними каяться. Они ваши дети. Говорите им всё, что считаете нужным. Живите от них отдельно. Приходите к ним, когда желаете, когда пускают, и говорите им правду о жизни, которую вы знаете уже теперь после покаяния: о блуде, об абортах, о том, о сём. Говорите, но живите отдельно и перед ними не кайтесь. Отец и мать не должны каяться перед детьми. Это блуд, это чушь, нельзя. Кайтесь перед Богом, исправляйтесь, делайте выводы, продолжайте влиять на детей, стройте их, командуйте ими, но живите отдельно. Пусть они живут и строят свою жизнь отдельно от вас. Вот несколько принципов, которые я вам предлагаю. Помогайте им, подсказывайте им. Если они говорят «мама, молчи» — молчи; «мама, тихо, всё, хватит» — мама, тихо, хватит. Понимаете? Воспитывать нужно рано: только из вас вылезло дитё, вот уже и воспитывайте. А раз пропустили время, то уже в пятнадцать или в двадцать пять лет поздно уже. Если вы не воспитывали ребёнка, как только родили, то простите, не лезьте уже теперь в воспитание, потому что время ушло. Помогайте, подсказывайте, живите отдельно, молитесь Богу о них, и не более того, потому что время ваше ушло. Так я считаю, на том стою. Ну а там, конечно, есть много разных нюансов, а нюансы нужно обговаривать уже в конкретных ситуациях.
— Батюшка, была передача о богаче и Лазаре, и там я не очень поняла… Может быть, вы объясните для нашего теперешнего времени? Богач — он просто жил богато. Может, родился в богатстве, так и жил, проживал жизнь. А Лазарь родился бедным, но жил так терпеливо. Если так, по нашей жизни: вроде бы и тот ничего не сделал хорошего, и другой, а загробная участь-то у них очень разная.
— Они, конечно, да: богач — не ужасный злодей, а Лазарь — не ужасный грешник. В том-то и всё дело, что есть иная жизнь. Это главная мысль этой притчи: есть иная жизнь. Какая она? Разная. А для кого какая? Для некоторых — огонь вечный. Вот залезь в костёр, поживи в костре пять секунд. Замучаешься. Выбежишь. Правильно. Так живи так, чтобы в костёр вечный не попасть. А как это? Твори милостыню. Есть и другая жизнь, есть и Лазарь бедный, который валяется, псы его облизывают. А он чего? Он терпеливый: он не бунтует, он не воюет. Он же мог говорить: «Да чтоб вы сдохли, все богачи! Кругом все богатые, а я бедный. Да чтоб вам то и это, потому что вы богатые, а я бедный». Он такое кричал? Не кричал. Лежал себе, как бревно, под домом богатого. И потом душа его понеслась на лоно Авраамово. Т.е. человек терпел, молчал и не дёргался. Плохо тебе, брат ты мой или сестра моя — терпи, не дёргайся. Если дело к смерти — Господь заберёт тебя на лоно Авраамово, потому что туда уходят невинные души, ни на кого не ругающиеся. Ну а если ты богатый? Ну-ка оглянись-ка. Сколько там этих горбатых, косых, хромых, ненужных, паршивых, вшивых лежит кругом возле тебя? А почему ты им не помогаешь? Плевать тебе, да? Так вот тебе и притча. В аду будешь, а потом из ада воззришь наверх и скажешь: «Ой, Господи, помоги! Вот этого горбатого, хромого, косого, беззубого пошли ко мне, чтобы он мне помог». И будет поздно. Поэтому богатые смиряйтесь, бедные не дёргайтесь. Вот какая серьёзная простая притча. Бедные не дёргайтесь, успокойтесь. Вас всякие там Навальные зовут на революции… Навальный — он же не за вас, он за дьявола. Не дёргайтесь, бедные, потерпите своё, потом ангелы понесут вас на лоно Авраамово. Богатые, смиряйтесь пока не поздно. Ну-ка гляньте направо, налево, прямо, назад: куча безногих, безруких, безглазых, уставших, умученных, бездомных, вшивых, грязных. Кто будет помогать? Я? Мне не хватит денег. Вы должны помогать, у вас деньги есть. Деньги, заработанные непосильным трудом, у вас есть. Помогайте, друзья, пока не поздно. А потом будет Страшный суд, потом будет поздно. Потом Господь скажет: «Ну ты, эй, парень, наворовавший пять миллиардов долларов, ты кому помог, кого одел, кого накормил? Кого? Шлюх купал в шампанском в ванных, покупал себе новые яхты? Ну хорошо. Иди сюда, отвечай за дела свои». И тебе, брат ты мой, ох как будет не весело. Поэтому, друзья мои, пока не поздно: бедные — молчите и молитесь, богатые — думайте и помогайте. Вот об этом и говорит притча о богаче и Лазаре. Только об этом, и больше ни о чём. Есть ад, есть рай. Есть в аду место для одних, есть в раю место для других. Хочешь быть в раю? Делай это. Хочешь быть в аду? Делай это. Вот и всё. Об этом притча о богаче и Лазаре.
Мир вам, христиане, и благословение Божие! Господь да хранит вас, и нас по вашим молитвам! До следующей встречи.
Каин и Авель (24 марта 2016г.)
Закон Божий с протоиереем Андреем Ткачевым. Беседа седьмая
Сегодня, возлюбленные о Господе боголюбцы и христолюбцы, мы будем говорить о Каине и Авеле. Первое совокупление, первое зачатие, первые родовые тошноты, первые боли и первые страдания испытала и пережила Ева — и родила сына, назвав его Приобретением. Каин — приобретение. «Приобрела я человека от Господа», — сказала она. А Адам в этих первых родах, в этой мистике зачатия и вынашивания узрел тайну рождения всех живущих и дал своей жене имя Хава, то есть Ева, — «жизнь», ибо она стала матерью всех живущих. Митрополит Филарет (Дроздов) на эту тему рассуждает так: Адам прозрел в своей жене не только мать всех живущих и будущих жить, но он прозрел в ней и Божию Матерь, потому что подлинную Жизнь родила нам Богородица, Она — истинная Хава, истинная Ева и Мария, Святая и Пречистая и пречуждая всякого порока. А Ева внесла большую печаль в мир.
Адам и Ева получили от Бога обетование (так называемое Первоевангелие), что семя жены и семя змея будут враждовать между собой и семя жены поразит змея в голову (см.: Быт. 3:15). И потому они ожидали от жены спасения. Когда родился Каин, взоры отца и матери его были, быть может, устремлены на него с большой надеждой. В нем они желали увидеть какое-то избавление от того, что на них свалилось, и возвращение туда, откуда они были изгнаны. Но Каин, этот первенец, стал первым убийцей.
Потом родился Авель, который был похож на легкое дуновение ветерка, что, собственно, и означает его имя. Видимо, он был не от мира сего, был устремленным ввысь, более небесным, чем земным. У них, этих двух братьев, были разные занятия: Авель был пастырем овец, а Каин — земледельцем. Авель — первый прообраз Иисуса Христа: он был убит братом, он девственник — семени после себя не оставил; как и Господь Иисус, был девственным и душой, и телом. И он — пастырь овец, а Господь Иисус Христос — Пастырь Добрый. И вот эти два родных брата стали непримиримыми антагонистами.
Тайна Каина — это тайна всех войн человеческих, тайна зависти, тайна гордости, тайна претензии, что мир несправедлив. Если угодно, история Каина и Авеля очень легко, красиво, поэтично раскладывается по нотам в таких произведениях, как, например, «Моцарт и Сальери» А. С. Пушкина. Потому что Моцарт и Сальери — это Каин и Авель в несколько иной интерпретации. Сальери ведь уверен, что мир несправедлив, он говорит: «Нет правды на земле». Но говорит не только это. Все говорят, что нет правды на земле, но для Сальери нет правды и выше — и Бог несправедлив. Мол, «я музыку на части разъял, поверил гармонию алгеброй, всю жизнь прокорпел над нотами, а почему-то талант божественный, небесный дар дан этому гуляке праздному — Моцарту…» И Сальери желает исправить Божественную «несправедливость».
Примерно так же, наверное, думал Каин. Все пытаются понять его психологию. Он был первенец, он считал, что его жертва должна быть лучшей — ведь он же первый, он любимый. Он первый вышел из ложесна. Он первый человек, которого кормили грудью. Он первый человек, которому перерезали пуповину. Адам и Ева — это люди без пупков: их во чреве не носили. Когда их рисуют с пупками, это ошибка. Потому что они были не рождены, но сотворены. А вот Каин — человек, родившийся с пупком, первый, которого кормили грудью, первый огласивший мир своим детским криком. Он чувствовал себя таким вот первенцем во Вселенной, и у него были некие внутренние убеждения, что он имеет прав больше, чем другие.
И он посчитал, что Бог несправедлив: почему Он принимает жертву этого странного брата, который младше его?.. Вот попытка исправить Божественный мир, попытка Богу подсказать, как лучше править миром. Она сопутствует жизни человеческой. И мы, бывает, тоже обретаем в себе, в своем сердце некое несогласие с Божественным миропорядком. «Почему Ты не наказываешь этих? Почему Ты милуешь тех? Почему Ты прощаешь вон того? Почему творится вот это все, а Ты где? Что, не видишь?» Мы часто так говорим, часто так поступаем… И это, в общем-то, укоренено в человеке. Это — желание собственными руками исправить все, что мне не нравится в Божием мире. Кстати, интерес к Каину был особый еще в XIX веке, когда шла реабилитация диавола и всех бунтовщиков против Бога. Это мы видим у Байрона и других писателей и поэтов того времени. И наш бедный М. Лермонтов попал, так сказать, под тень крыла байроновской демонической грусти. Они всё думали, всё пытались понять, что же тогда произошло.
А что же произошло? Два брата приносили Богу жертву. Это очень важный момент! Описываются первые жертвоприношения — не в деталях пока, а в общем. А принесение жертвы означает, что ты, во-первых, с Богом связан, что можно с Богом общаться, коммуницировать с Ним через какие-то священные акты. Второе: ты виноват, ты должен что-то отдать Ему. И третье: ты находишься в зависимости, то есть общаешься не на равных. Ты как низший к высшему обращаешься к Богу и пытаешься умилостивить Его — приносишь Ему то, что тебе самому нужно. Приносили ведь то, над чем трудились. Каин был земледельцем, и он приносил от плода земли. Авель был пастырь овец, и он приносил первородных от своего стада.
Святитель Иоанн Златоуст очень точно подметил один важный момент. «И призрел Господь на Авеля и на жертву его, а на Каина и на жертву его не призрел» (см.: Быт. 4:4-5). Посмотрите: в Писании говорится сначала об Авеле, а потом о жертве его; сначала о Каине, а потом о его жертве. И Златоуст объясняет: Богу нужно не то, что ты приносишь Ему; речь не о том, ягнятами или, например, зерном пшеницы ты приносишь жертву. Речь о том, что сердце приносящего важно! И сердце приносящего определяет достоинство приносимого. Поэтому призрел Господь на жертву Авеля, потому что призрел сначала на его сердце. А на Каина Он не призрел.
Как это было в деталях, мы не знаем, конечно. Художники обычно изображают это так: от жертвы Каина дым стелется по земле, а от жертвы Авеля — густой столб дыма поднимается вверх. Может быть, так и происходило. Однако таким или иным, но общение с Богом было конкретным, и Бог давал знаки о том, что Он принимает или не принимает приносимое Ему. Причем Бог ведь и разговаривал с Каином, и Каин отвечал Ему.
Каин помрачил лицо свое и начал задумывать что-то недоброе — вот с этого момента зародились у Каина злые мысли по исправлению несправедливого мира. Он обиделся и на Бога, и на Авеля. И он вывел в поле брата своего и убил его. Все жертвы, все войны, все беды, все несчастья с тех пор совмещены в этой трагедии. И где бы кто бы ни поднял руку на другого, вооруженный ножом или камнем, пистолетом или баллистической ракетой, корни этого будут в той трагедии.
Небо с ужасом смотрело на первое убийство. А ведь Господь разговаривал, повторюсь, с Каином. Он говорил ему: «Почему ты помрачаешь лицо свое? Если делаешь доброе, не поднимаешь ли лица? А делаешь злое, то грех лежит у порога. Он влечет тебя к себе, а ты господствуй над ним» (см.: Быт. 4:6-7). В этих интересных словах Господь Бог говорит нам о том, что мы властны над своим сердцем. Не думайте, что сердце порывами страстной любви или необузданного гнева влечет нас туда, куда оно само хочет, и мы не властны ему сопротивляться. Ничего подобного! Сердце нужно держать в кулаке. Силой воли и силой Божией, которая приходит на помощь молящемуся человеку, можно сдержать себя от прелюбодейных порывов, от необузданного гнева, от зависти, от коварства, от трусости. Можно остаться на месте и не побежать; можно пойти туда, куда нужно идти, потому что нужно господствовать над сердцем своим. Грех лежит у порога, но ты господствуй над ним. Господь открывает Каину возможность совладать с собой. Но Каин не внемлет.
Каин убивает брата и продолжает говорить с Богом. «Где Авель, брат твой?» — вопрошает Господь. И Каин отвечает: «Разве я сторож брату моему?» Мы слышим уже голос дерзкого убийцы, который вовсе не хочет каяться. Вспомните голос Адама по грехопадении: «Я наг, и скрылся» (Быт. 3:10). А Адам и Ева не убивали, а только надкусили плод, ослушавшись Господа. А теперь, смотрите, какая динамика падения: «Где брат твой?» — «Я что, сторож ему?» Это голос человека убившего, пролившего кровь своего брата. Еврейская Аггада говорит, что земля не хотела пить кровь убитого человека. Вообще земля не предназначена принимать в себя труп человека — не для этого она была создана. Она была создана для того, чтобы на ней жили и радовались, а не для того, чтобы погребать в себе и проглатывать тысячи трупов людей и животных. Поэтому земля не хотела пить кровь Авеля, и кровь свернулась и сгустилась на земле, оставаясь не всосанной, не впитанной землею.
Адам и Ева — отец и мать — похоронили своего ребенка. Это были первые похороны на земле. И эти первые похороны на земле — похороны праведника, убитого рукой брата. Видите, сколько всего сошлось тут?! Обычно дети хоронят родителей, а там все было по-другому. И первые отец и мать поняли, что теперь будет дальше. Они говорили себе: «Вот какая жизнь нас ожидает! Мы будем рожать детей, а дети станут убивать друг друга. И все из-за того, что мы не исполнили заповедь!..» Вот почему Адам плакал все 930 лет своей жизни. Непрестанно плакал, и плакал, и плакал. Он рожал детей, потому что исполнял заповедь, ибо Бог сказал ему: «Плодитесь, размножайтесь, наполните землю, населите ее, обладайте ею». Он делал это, но понимал, что рожает их к несчастью, рожает их в беду, они будут восставать друг на друга, они больны, они заразились — заразились гордостью, заразились завистью.
Когда люди дерутся, когда страны воюют, мы, заметьте, решаем нашим примитивным мелким умом, что они воюют только или за нефть, или за лес, или за воду, или за деньги, или за то, или за иное… за мировую гармонию и спокойствие. Но первое убийство на земле совершилось не за женщину, не за деньги и не за землю. Это было убийство из-за гордости — по духовным причинам. Ищите, друзья мои, духовные причины в каждом конфликте. Ибо в каждом конфликте есть духовные причины, есть борьба добра и зла — извечная борьба добра и зла. Есть непримиримая ненависть зла к добру и нежелание успокоиться. Есть вечное желание убрать с земли того, кто, как тебе кажется, мешает. Как убили Христа — для того, чтобы изгладить Его имя из памяти и больше не слышать слов из уст Его. Однако Он воскрес. Потому что правда неубиваема.
Поделиться книгой: