Помоги проекту - поделись книгой:
Триер и его нацизм (20 мая 2011г.)
Трибуна для оглашения личных взглядов на жизнь и высказывания мировоззренческих симпатий для режиссера расположена отнюдь не в конференц-залах, где щелкают фотоаппараты журналистов. Режиссер выбрасывает в мир свои концепты понимания мира уже на стадии написания или чтения другим написанного сценария. Затем — на съемочной площадке. Затем — при монтаже, и так далее. То, что режиссер скажет сам о себе не так уж важно. Сам себя человек понимает с гораздо меньшей степенью проницательности, нежели это сделает внимательный зритель при знакомстве с его жизнью и творчеством.
Сказать нечто на публику, это вроде повертеться перед зеркалом. А выдать публике свое произведение, это — показать рентгеновский снимок собственных внутренностей, которые ты сам в обычной жизни не рассматриваешь.
Человек может создавать бессмертные вещи и говорить чушь. Тогда вопит Сальери: «Ты, Моцарт, — бог, и сам того не знаешь»
Человек может творить чушь и рассыпаться в наивных любезностях. Тогда… Сами подберите название этому явлению.
Человек может и творить чушь, и говорить чушь. Это — самый легкий вариант и самый распространенный.
И бывает человек — светлый гений в творчестве и осторожный в словах на публике. Таков последний вариант и это — подлинное чудо.
Сквозь сей монокль можно рассматривать и господина Триера с его творчеством.
Признаюсь, мне очень не хватает умной критики, написанной верующими людьми, соединяющими в своем опыте и глубокую осведомленность в различных областях творчества, и подлинный опыт веры. Они есть, эти люди, но их так мало. И голос их услышишь не часто, а нуждаешься в нем постоянно. Будь у нас достаточно таких критиков, мы лучше и легче ориентировались бы в густой и опасной информационной чаще. А так: крик, шум. Туда не ходи! Идем сюда! Там волки! Там яма! Пошли обратно! Кто нас сюда завел?!
Еще больше запутаешься.
Буду ждать разумных слов от разумных киноведов, а пока скажу, что знаю.
«Догвилль», он о чем? О том, как невинные жители скромного городка способны стать коллективным насильником и убийцей. Без всякой цементирующей политической идеи, только в видах самосохранения, а затем, войдя во вкус из-за полной беззащитности жертвы, они способны на то, чего сами от себя еще вчера не ожидали. А разве с нацизмом все обстоит иначе?
Коллективный психоз, поиск внешнего врага, и — «просыпается обезьяна, дремлющая во мне». Если это — пасквиль на человека, пасквиль на европейского обывателя, то почему никто не поднимал крик? А если это правда, то Триер конечно способен понять нацизм и его вождей, независимо от своих публичных высказываний.
Сам нацизм есть ведь не единственное зло. Неужели не ясно, что это лишь одна из форм зла, одна из его культурно-цивилизационных модификаций, отнюдь не отменяющая и не заслоняющая прочие виды и формы того кошмара, которым является жизнь людей после грехопадения. Без сомнения и легче, и приятнее найти одного стрелочника в истории, одного — в повседневности, и под шумок реабилитировать все остальные формы зла. В истории был Гитлер, нынче по телевизору — Аль-Каида. Остальным можно расслабиться. Раз поймали вора и весь базар шумит, для карманников наступает самое милое время.
Ту же способность к коллективной жестокости понял и Дюрренматт, написав свой «Визит дамы». Да и много можно найти произведений, в которых изображена падшая природа человека. Человек от века совершает одно и то же: Каиново убийство, Хамскую насмешку или Содомский разврат, только делает это в разных культурных упаковках.
Почему никто не вопит о том, что в фильмах Триера нет воздуха? Это ведь безвоздушное пространство, в котором агонизирует бессмысленно живущий человек. Так живут очень многие. Триер и сам так живет, честно наводя камеру на повседневное безумие. Он снимает фильм о конце света, о гибели цивилизации. Прекрасно. Так ведь и нацизм это энергичная и самоубийственная попытка ответа на приближающийся конец истории. Разве не так? Почему вы раньше об этом не вопили?
Человек у Триера это животное, распрощавшееся с попытками подчинить свои инстинкты духу или хоть как-то собою управлять. Так это и есть портрет капитулировавшей пред грехом цивилизации.
И нацизм оттуда же. Или я не прав?
Жизнь по Триеру это смесь крови и семени, бессмыслица и постоянное напоминание, что человек это — чудовище. Если все с этим согласны и позволяют себе без всякого мистического ужаса рассуждать на темы кинематографической эстетики, то откуда нынче взялся пафос моральной оскорбленности? Вас каждым фильмом своим маэстро бил по морде, вбивая в вашу либеральную голову, что вы (мы, он, я, ты) — отброс и живой труп. Вы что этого не видели? Куда же вы смотрели?
Если Триер в основном прав, и вся его фильмография рекомендована к показу, то каким еще фразам, сорвавшихся с его уст можно удивляться? Либо назовите дерево добрым, и ешьте все, что оно вам родит, то есть — скажет или снимет. Либо опознайте в нем диагноз собственного, уже сейчас протекающего умирания и гниения, и бейте во все колокола.
Триеру, без сомнения, понятен и Гитлер, и Мазох, и де Сад, и Джек Потрошитель. Это большинству людей на глубине души должно быть понятно. Серафим Саровский, вот тот почти никому не понятен, а с грешниками и злодеями у нас много общего. Понятны ему, без сомнения, еще очень многие известные и не очень персонажи. И все это понимание, всю эту внутреннюю отзывчивость на всякое извращение человеческой природы он щедро рассовал по своим картинам.
Одним словом, мы, как часто бывает, спорим не о том. Если творчество Триера это диагноз, а мы не согласны всем этим болеть, давайте озаботимся поиском лекарства. Давайте всплакнем, что ли, или вздохнем о себе, хотя бы.
Если же это художественное изображение среды нашего обитания и наш собственный портрет, потрет, в собственных нравственных отбросах задыхающейся цивилизации, и при этом мы согласны двигаться дальше именно в заданных координатах, то, право слово, какая разница, кто еще что скажет? Ведь судя по творчеству Триера, близок всему конец.
Жаль только, что не сказано дальше то, что сказал Петр: «Впрочем близок всему конец. Итак, будьте благоразумны и бодрствуйте в молитвах» (1 Пет. 4:7)
Вертикальная координата (1 июня 2011г.)
Человек — существо с прямым позвоночником. Ему невозможно, не теряя достоинства, менять естественное положение тела. На четвереньках человек — не совсем человек. Вот блудный сын, измученный голодом, желает питаться из свиного корыта. Не иначе, ему для этого нужно склониться, опуститься на землю, стать одного роста с презираемыми животными.
Так грех гнет нас к земле. Сначала — напором искушений, от которых подгибаются колени. Затем — стыдом, когда лицо опущено и на высоту небесную смотреть совестно. Еще грех не стал делом, не совершился как факт, еще он только в виде помысла живет в сердце, словно червь — в яблоке, а человек уже опускает глаза.
Так было с Каином, когда жестокая боль обиды уязвила его гордыню. «Каин сильно огорчился, и поникло лице его» (Быт. 4: 5). Зная сердце человеческое, видя, какие мысли зреют в его недоступной человеческому взору глубине, Бог предостерегает Каина от зарождающегося в нем греха. «Если делаешь доброе, — говорит Господь, — то не поднимаешь ли лица? А если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит; он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним» (Быт. 4: 7).
Что было после с Каином, мы помним. И та успешность в делах земных, которой отличалось затем потомство Каина, есть отчасти следствие его некогда опущенных в землю глаз. Отсюда — успехи в скотоводстве, металлургии и выделывании тканей, которыми отличались каиниты. Опустив однажды лицо к земле от стыда, Каин стал со временем отцом успешной в делах земных цивилизации.
Такое естественное движение головы и глаз, как взгляд на небо, не всем дается одинаково просто. Человек, мучимый совестью, гораздо естественней сгибается к земле, опускает глаза. Небо, этот «престол Божий» (Мф. 5: 34), осознается чистым и святым. Поэтому блудный сын, составляя покаянную молитву, готовится сказать: «Отче! Я согрешил против неба и пред тобою» (Лк. 15: 18).
И вот Вознесение выпрямляет наши согбенные спины. Оно заставляет смотреть вверх. Причем — с радостью.
Смотрели вверх и очевидцы Христовых страданий. Гора сама по себе высока. Снизу вверх смотрят на гору все, кто стоит у ее подножия. Крест же возвышается над самою горою. Христос сказал: «Когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе» (Ин. 12: 32). Он доныне влечет к Себе человеческие души, и, когда мы поднимаем лицо к Голгофе, глаза наши бывают полны слез.
Но не так в Вознесение. Тогда, проводив Его долгим взглядом, апостолы возвратились в Иерусалим «с великой радостью. И пребывали всегда в храме, прославляя и благословляя Бога» (Лк. 24: 52–53).
Христос жив! Христос вышел победителем из схватки со смертью! Правда, Царство Израильское Он устроит еще не в это лето. И вообще Он творит много такого, что люди оказываются к Его делам не приготовленными. Вот и сейчас повелевает не отлучаться от Иерусалима, но ждать «силы свыше». Он не говорит все сразу, а то, что говорит, не сразу понятно. Его мысли — не наши мысли. Но главное — Он жив и обещал быть с нами до скончания века! А раз так, то ничего не страшно.
Христос возносится, и люди смотрят в небо. Вот знаменательная картина. Ничего великого и интересного в этот час нет для апостолов на земле. Все самое важное для них там, куда Христос восходит.
Как интересно, что язычники всматривались некогда в ночное небо, и это небо светом особенной звезды привело их к Младенцу-Мессии. Первое пришествие возвещено темным небом, украшенным звездами. Небом же, но уже ясным и дневным, будет возвещено и Второе пришествие. Вот ангелы в белых ризах говорят апостолам: «Мужи Галилейские! Что вы стоите и смотрите на небо? Сей Иисус, вознесшийся от вас на небо, придет таким же образом, как вы видели Его восходящим на небо» (Деян. 1: 11).
Праздник Вознесения становится праздником возвещения о Втором пришествии. Это теперь — главная цель поднятия на небо глаз.
Но не забудем и Крест Голгофский. Он тоже, как помним, заставлял поднимать лицо к небу. Крест, Вознесение, Второе пришествие. В последний день все эти события сольются в одно, потому что перед славным явлением Христа для суда над миром, «явится знамение Сына Человеческого (Крест, то есть) на небе; и тогда восплачутся все племена земные и увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках небесных с силою и славою великою» (Мф. 24: 30). Восплачутся, потому что до сих пор все время смотрели в землю, все дела свои делали только ради земли, земным успехом мерили свои усилия. Тем же, кто не забыл о небе и о Том, Кто восшел туда после Воскресения, Господь говорит: «Когда же начнет это сбываться, тогда восклонитесь и поднимите головы ваши, потому что приближается избавление ваше» (Лк. 21: 28).
Восклонимся и распрямимся, грешники. Распрямим спины все, искупленные кровью Сына Божия; все, не забывшие об этой великой цене искупления; все, говорящие Христу: «Ей, гряди, Господи Иисусе!» (Откр. 22: 20).
Нам не нужно более ползать в прахе и стоять на четвереньках. Достоинство нам возвращено, и усыновление нам подарено. Вертикальную координату сообщает вознесшийся Господь мыслям верующего сердца человеческого. И вновь слышит домой вернувшийся сын голос Отца: «Принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного теленка, и заколите; станем есть и веселиться» (Лк. 15: 22).
Вознесение: Христос ушел, но Церковь не скорбит (2 июня 2011г.)
У Джона Донна, английского поэта метафизической школы, есть стихотворение «A Valediction Forbidding mourning» — Прощанье, запрещающее грусть. Название стихотворения, как нельзя лучше, соответствует смыслу праздника Вознесения.
Христос ушел, но Церковь не скорбит.
В Своей последней беседе с учениками Господь предупреждал их, что уйдет от них. Слова Его тогда были для них темны. Там были утешения: «Не оставлю вас сиротами; приду к вам» (Ин.14:18) Но была и скорбь. Скорбь грозной неизвестности, страх от неизбежности исполняющихся пророчеств.
«Оттого, что Я сказал вам это, печалью исполнилось сердце ваше. Но Я истину говорю вам: лучше для вас, чтобы Я пошел» (Ин.16:6–7)
Так было перед Его страданием. В день же Вознесения, при самой разлуке, для печали не было места. Господь преподал им благословение и «стал отдаляться от них и возноситься на небо. Они поклонились Ему и возвратились в Иерусалим с великой радостью» (Лук. 24:52) Великая радость должна сопутствовать этому расставанию с Христом, которое зовется Вознесением; расставанию, которое вовсе и не есть расставание, а потому достойно названия «Разлуки, запрещающей скорбь»
Все, что в Церкви живет, а не существует по инерции, живет близостью к Христу и общением со Христом. Он сказал и не обманул; сказал и исполнил: «Я с вами во все дни до скончания века» (Мф.28:20) В явлении Фоме и разговоре с ним, Господь называет блаженными «не видевших, но веровавших».
Ничем не умалены в славе и благодати, в радости и дерзновении те, кто не жил во дни земной жизни Спасителя. Всем верующим по благодати Утешителя дано любить Христа и исполнять Его заповеди. «Кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое; и Отец Мой возлюбит его, и Мы придем к нему и обитель у него сотворим» (Ин. 14:23)
Итак, не просто не разлучен со Христом человек после Вознесения, но даже обителью Отца и Сына может стать человек, если заповеди Христа соблюдает. Здесь — все. Здесь — корень всех живых ответов на сложные вопросы. Исполнение заповедей, рождаемое от любви. А иначе «Нелюбящий Меня не соблюдает слов Моих» (Ин. 14:24)
Апостол Павел не ходил за Христом, не был на Тайной Вечери, не провожал возносящегося Христа долгим взглядом. Однако вот, что он говорит: «Но благодатью Божиею есмь то, что есмь; и благодать Его во мне не была тщетна, но я более всех их потрудился; не я, впрочем, но благодать Божия, которая со мною» (1 Кор. 15:10). Павел открывает собою новую страницу в истории Церкви. Начиная с Павла, о Христе свидетельствуют те, кто не ходил за Ним и не знал Его по плоти. Узнавший Христа уже после Воскресения и Вознесения, Павел всех зовет к пасхальной радости и свободе от греха во Христе Иисусе.
Он не знал Христа в качестве Учителя, не говорил Ему «равви». Он узнал Его уже прославленным, и говорит даже: «Потому отныне мы никого не знаем по плоти; если же и знали Христа по плоти, то ныне уже не знаем» (2 Кор. 5:16)
До чего сильна его связь с прославленным Христом, до чего сильно в нем дерзновение! Можно ли при такой благодатной смелости вести речь об оставлености, отдаленности, одиночестве?
Скажут, Павел уникален. Кто дерзнет спорить, что Павел уникален! Но разве только на Павловом опыте строится жизнь Церкви? Не Христос ли явился Георгию в темнице, исцеляя его от ран? Не Тот же ли Христос уневестил Себе в видении Екатерину и укрепил в страдании Варвару? Не Тот же ли Христос явился очам Серафима Саровского, тогда еще в сане дьякона сослужившего при Литургии? Не Христос ли являлся Тихону Задонскому в тишине кельи посреди ночных молений? Не Христа ли видел Силуан на Афоне, когда после кратко мига Боговидения жизнь его преломилась на две части: «до» и «после» этой встречи? Вознося Чашу и Дискос при словах «Твоя от Твоих Тебе приносяще о всех и за вся» Иоанн Кронштадский чувствовал себя держащимся за стопы Христовы.
Как много этих чудных примеров!
Все, чем Церковь жива, это переживание Пасхальной победы и общение с Господом Иисусом в Духе Святом.
Ради полноты свидетельства можно дать слово и «внешним». Наполеон уже в ссылке, осмысливая опыт прожитых лет, говорил, что солдаты любили его и верили ему до самозабвения. Они бросались на явную смерть, видя своего императора. «Но они видели меня», — говорит Наполеон. А за Христа умирали тысячи и сотни тысяч, хотя перед их глазами Его в это время не было. Эта мысль убеждала Наполеона в Божестве Иисуса. И все так. Но действительно ли не видели умиравшие за Христа Самого Христа? Может быть, опыт мученичества и исповедничества именно и объясняется тем, что Церковь вкладывает в Воскресную песнь после Евангелия: «Воскресение Христово видевше, поклонимся святому Господу Иисусу»
Он ушел, но и не ушел. Это так естественно для той области жизни, где чудо есть факт, и факт есть чудо. Бог един и Он — Троица. У Девы есть Сын. Христос ушел от нас, но от нас же не разлучился. На Литургии Он Жертву приносит, и Он Сам в ней приносится; Он же принимает ее и раздает. Он — Альфа и Омега. Куда бы ни повернуть лицо, Он смотрит в глаза человеку.
Апостолы после Вознесения вернулись в Иерусалим, и «пребывали всегда в храме, прославляя и благословляя Бога» (Лук. 24:53)
Пойдем в храмы и мы, чтобы заняться тем же.
Разговор о богатстве (3 июня 2011г.)
Часть 2
Если нас учат или, что хуже, поучают люди, то на них мы можем гневаться, раздражаться, махать рукой. Можем, словно дубиной, отмахиваться притчей «Врачу, исцелися сам». И, действительно, кто без греха, тот и бросай первый камень. А раз все грешны, то есть шанс при любых грехах остаться без наказания.
Но если учит нас природа, если в ней поместил Бог Свои уроки, советы и подсказки, то отмахиваться от этой науки уже сложнее. Видимо поэтому Моисей брал во свидетели небо и землю, говоря «внимай, небо, я буду говорить; и слушай, земля, слова уст моих» (Втор. 32:1)
Люди, бывшие свидетелями, могут умереть, не передав следующим поколениям важных знаний. Люди могут быть забывчивы, легкомысленны, наконец, корыстны. Из свидетелей они могут превратиться в лжесвидетелей. А вот небо и земля никуда не исчезают, все помнят и продолжают быть свидетелями верными. Нужно лишь изучить их язык, чтобы уроки природы стали для сердца и разума внятны.
Один урок предложим нынче общему вниманию. Связан он с рекой Иордан.
У вас в школе могла быть «двойка» по географии. Вы можете не знать имена главных водных артерий планеты, но об этой речушке вы слышали наверняка. Собственно она не такая уж речушка. Общее протяжение Иордана насчитывает 252 км. На своем пути она впадает в два больших озера, которые носят имя «морей»: море Галилейское и море Мертвое. Первое озеро многоименито. Это самое озеро Геннисаретское озеро или море Тивериадское, о котором пишется в Евангелии. Евреи называют его Кинерет. Этот водоем кипит жизнью. Его берега покрыты тропической растительностью, а вода богата рыбой. Будучи озером, этот водоем ведет себя временами, как настоящее море, и вспенивается высокими и опасными волнами. А дальше, вытекая из Кинерета, Иордан, пройдя еще 100 км, впадает в Мертвое море.
Этот водоем действительно мертв. В нем нет не то что рыбы, а даже моллюсков и водорослей. Это, как говорят справочники, самый низкий участок земной поверхности. Словно сходя к аду, Мертвое море хранит на своем дне то, что осталось от Содома и Гоморры.
Мы совершили такое пространное вступление, чтобы приступить, наконец, к уроку, заключенному в этих деталях Палестинской географии. Геннисаретское озеро принимает в себя воды Иордана и отдает их. Поэтому оно живо, причем живо с избытком. А Мертвое море принимает в себя пресные воды Иордана, но никуда их не отдает (Иордан уже никуда из Мертвого моря не вытекает), и оно мертво. Закон напрашивается на формулировку: жить — значит принимать и отдавать. Принимать и не отдавать — значит умереть.
Это универсальный закон. Если глаз принимает свет, но не посылает импульс в мозг, человек ничего не видит. Если желудок принимает пищу, но не сваривает ее, не отдает энергию всему организму, человек болеет и мучается. То что справедливо для организма отдельного человека, справедливо и для общества.
По большому счету, все, что у нас есть, не совсем наше. Многое хорошее и плохое мы получили по наследству. Это касается талантов, способностей и склонностей, из которых одни подобны благословению, а другие — наказанию. Самодостаточен только Бог. Все остальные, включая человеков и ангелов, зависимы. Справедливо спрашивает апостол Павел: «Что ты имеешь, чего бы ты не получил? А если получил, что хвалишься, как будто не получил?» (1 Кор. 4:7)
Мы, например, неоплатные должники своей первой учительницы. Если бы она не научила нас «буквы ровные писать тонким перышком в тетрадь», не получили бы мы в дальнейшем никакого образования. Не был бы врач врачом, а инженер — инженером. Все богатство человеческой мысли было бы для нас задернуто плотной тканью нашего невежества. И список тех кому мы должны можно продолжить.
Нас родили, кормили, лечили, учили, защищали, наставляли, наказывали. Все это — разновидности блага, которым мы пользовались. Тот кто высоко взобрался по лестнице общественной значимости не имеет права этого не понимать. От первого урока переходим к уроку второму. Он звучит более кратко: делиться надо.
Нельзя только получать не отдавая. Знаниями, силой, навыками, деньгами нужно делиться. Во-первых, просто для того чтобы жить (согласно первому закону), а не умирать духовной смертью. А во-вторых, из благодарности к сотням простых людей без которых богатый бы не был богат, известный — известен, а умный — умен.
Допустим, некто из людей отличающихся богатством и облеченных властью решил делиться. Мы уже обрадовались, но… Попридержим радужные ожидания. Дело не так просто как кажется Емеле, лежащему на печи.
Сам богач не будет входить, согнувшись, в хижины бедняков с милостыней в руках. А если и будет, то не уверен, что его надолго хватит. Милосердное движение сердца у богатого человека рождает нужду в помощниках: в тех, кто исполнит благую волю начальника или господина. Здесь нас подстерегают проблемы.
Генерал умен и солдаты храбры. Чего, казалось бы, не достает для успешного ведения военных действий? Мы еще не знаем каково среднее звено: сержанты, старшины, прапорщики и младшие офицеры. От них зависит все. Они — немножко солдаты и немножко полководцы. Лавры, в случае победы, получат генералы. Тяжесть войны вынесет на плечах солдат. Но совершенно ясно, что победа возможна лишь при качественном уровне среднего звена.
Чем сложнее цивилизация, тем сложнее механизмы взаимодействия между группами, классами, прослойками. Если царь добр, но к нему не добраться; если приказ мудр, но телефон испорчен, тогда — катастрофа.
Ангелы служат, принося людям веления Божии и вразумления, и относя к Богу наши молитвы и просьбы. Любой посредник должен быть Ангелом. Иначе он будет демоном.
В Четвертой книге Царств много говорится о пророке Елисее. У этого великого мужа был слуга по имени Гиезий. Словно живое пророчество об Иуде, который был вблизи Господа Иисуса Христа, но деньги любил больше, и этот слуга Елисеев был стяжатель. Когда пророк исцелил сирийского военачальника Немана от проказы, то в награду не взял с того ничего. А Гиезий, не утерпев, побежал за колесницей Неемана и выпросил подарки. Елисей спросил слугу куда он ходил. Но тот ответил: «никуда не ходил раб твой». Но пророк продолжил и сказал, что сердце его сопутствовало Гиезию, и не утаилось дело слуги от Елисея. Последние слова пророка были следующими: «Пусть же проказа Неманова пристанет к тебе и к потомству твоему навек» (4 Царств 5:27)
Далеко не каждый благотворитель — Елисей. Зато опасность стать Гиезием подстерегает всякого посредника и распорядителя чужих богатств. Чужое добро липнет к пальцам, как мед. И чем дальше конкретный адресат помощи от глаз приставника или чиновника, тем легче и удобнее воровать, не думая при этом, что ты настоящий вор. «Не младенцев от груди отнимаю, не копейки из шляпы слепца, просящего милостыню, выгребаю», — думает человек, и тем удобнее запускает руку в различные фонды, кассы и благотворительные счета.
Так что богач вдруг захотевший разбогатеть добрыми делами и благословениями тех, кому решился помочь, найдет ближайших врагов в людях, поверенных в его делах, имеющих доступ к распределению средств. Высшая мудрость богатого человека, таким образом, это — умение окружить себя людьми правильными. Правильными, то есть профессионально грамотными и хотя бы относительно совестливыми. Во все дела вникать все равно не сможет никто. Многое придется доверять и поручать, в надежде на честность и исполнительность. И главная тревога, как бы не приставить (по недосмотру или по скудоумному безразличию) волков за овцами глядеть.
Есть в житии святого Ефрема Сирина иллюстрация этих слов.
Во время голода владельцы хлебных складов традиционно взвинтили цены. Ефрем обратился к ним с горячим словом обличения. Те смирились и согласились помогать бедным. Но высказали одну просьбу, а именно: пожаловались на отсутствие людей, кому можно было бы, не боясь, доверить раздачу хлеба беднякам. И просили Ефрема заняться этим лично. Тот согласился, взял деньги на еду и стал попечителем бедных. Отсутствие нужных людей именно и означает отсутствие честных людей без которых любые благие порывы милосердных богачей превратятся в насмешку над их стремлениями. Деньги растекутся по карманам приближенного ворья, а бедный оботрется, как будто сытно поел.
Итак, делиться надо, иначе умрешь злой смертью и навеки. Но, желая делиться, нужно вначале озаботиться подбором кадров по принципу честности и исполнительности.
Так сложно выглядит творение добрых дел для богатого. Бедный копейку свою при случае из рук в руки отдаст. А богатый этой роскоши лишен, потому, как ни странно, может умереть, не имея за спиной никаких дел милосердия.
Весь евангельский текст, а значит и все значимое в земной реальности, пронизано упоминанием денежных знаков. Это и лепты вдовицы, и иудины сребреники, и дидрахма храмовой подати, и таланты из притчи. Таланты как мера веса благородных металлов, а не как особые дарования.
Постоянно упоминаются и богатые люди. Один богач назван безумным, и посреди тревог о разрушении одних житниц и строительстве новых, ему сказано: «В ночь сию душу твою возьмут от тебя».
Другой, из притчи о нем и Лазаре, ходил мимо гнойного бедняка, пока не оказался в аду и стал просить Авраама послать этого же бедняка простудить ему язык.
Богатый юноша, с детства много трудившийся в делании заповедей, услышал: «Продай все, раздай нищим и иди за Мной», после чего отошел, скорбя.
Очевидно, тема богатства очень важна, раз Христос пришел спасти и исцелить человечество, а оно — человечество — только тем и занимается, только о том и мечтает, как бы разбогатеть и ни в чем не нуждаться. Библейская критика и учебники истории, как общее место, повторяют тезис о том, что плодотворной средой для распространения христианства была беднота и рабы. На самом деле, исходя из многих евангельских текстов, видно, что проповедь спасения и перемены ума (покаяния) обращена к богатым ни чуть не меньше, чем к бедным. Может даже и больше.
В любой Церкви, в любом храме богатые люди не составляют большинства. От этого может показаться, что христианство — религия нищих и убогих. Но на самом деле, богатые составляют весьма малый процент в любом обществе. Было бы странно, если бы они составляли большинство на наших богослужениях. Если в обществе их — 2–3%, то и в храмах эта пропорция не должна быть критично превышена.
Бедный идет к Богу от беды, богатый идет к Богу от ума и от измученного сердца. Случись бедному стать богатым, не факт, что мы скоро увидим его опять в храме. Об этом мы вкратце уже говорили. Богатый же, если пришел, то требует к себе правильного и серьезного отношения.
Под серьезностью я понимаю отсутствие заискивания в первую очередь. Мы становимся «судьями с худыми мыслями», как пишет апостол Иаков, когда говорим человеку с перстнем: «сядь здесь», а человеку нищему говорим: «стань там». Нужно однажды понять, что богатые люди — такой же объект проповеди, как и все остальные. Мы реально обкрадываем их бессмертные и, несомненно, грешные души, если ограничиваемся в общении с ними лишь освящением «Мерседесов», питьем водки на праздниках и просьбами о материальной помощи на приемах. У многих из власть имущих создается опаснейшая иллюзия о своей близости к Богу, поскольку они «стояли на Пасху в алтаре, лично знают такого-то владыку, имеют церковную награду» и проч.
Со страхом нужно говорить о том, что мы дадим ответ Богу о душах тех, кого мы лицемерно и чрезмерно чтили, вместо того, чтобы и им тоже благовествовать «день ото дня спасение Бога нашего».
Почитаемый ныне за власть и богатство человек может быть двойным банкротом. На земле, не взирая на комфорт и различные выгоды, он все равно болел, страдал, нервничал, боялся, в конце концов — умер. Но на земле все смотрели на него снизу вверх и произносили имя его с придыханием. Оттого самых важных слов ему, быть может, никто так и не сказал. А ведь мы должны их сказать.
Вот эти слова.
«Послушайте вы, богатые: плачьте и рыдайте о бедствиях ваших, находящих на вас. Богатство ваше сгнило, и одежды ваши изъедены молью. Золото ваше и серебро изоржавело, и ржавчина их будет свидетельствовать против вас и съест плоть вашу, как огонь: вы собрали себе сокровище на последние дни»
Чтобы в таких выражениях и таким тоном говорить с богатыми нужно быть причастником Духа пророческого. Нужно быть рабом Господа Христа и не быть рабом человеков, чтобы иметь смелость произнести или прочитать вслух эти слова при соответствующей аудитории. Наша цель — не дешевые эффекты, но Истина. Видно мы мало служим Ей, раз у богатых создалось твердое предубеждение о возможности откупиться от Страшного Суда и поменять земной рукотворный рай, ими создаваемый, на рай истинный, без всякого страха, боли и наказания.
Люди хитры и корыстны. Люди злы. Все это достойно слез, но говорить об этом необходимо. Люди зачастую лукавы. Будучи лукавыми, они похожи на того, о ком упоминается в последних строчках молитвы «Отче наш», там где говорится «но избави нас.».
Пес похож на хозяина, раб похож на господина. Человек лукав, потому что не служит Благому, но служит лукавому.
Поделиться книгой: