Эйсид-хаус

– Мы только зря теряем время, – повторил я.

– Ну да, и чем же ты таким полезным думал заняться? Опять будете сидеть в подсобке и картами шлепать?

– Да какая, нахер, разница? – сказал Лози. – Это не наша работа, и всё тут. Форма «эм-эр-эн-два» – дело округа. Вот что требуется.

Девушка, социальный работник, крутанулась и презрительно посмотрела на нас. Я улыбнулся в ответ, но она отвернулась с чертовски злобной гримасой. А социализация ведь не стоит ни гроша. Социальный работник, не владеющий навыками социализации, – это что, вообще, за на хрен? Как спасатель, который ни хера не умеет плавать. На пушечный выстрел бы к такой работе не подпустил.

– Вы, козлы, просто идите нахуй. Я сам все сделаю. Убирайтесь, мать вашу! – заявил Нокси.

Мы поглядели друг на друга. Все это уже настолько заебало, что мы просто повернулись и пошли вниз по лестнице. Думая: если чувак сам хочет…

– Не означает ли это, что мы получим наши карточки? – спросил Калум.

Лози так и заржал ему в лицо:

– Единственные карты, которые ты получишь от ОПТ, расфасованы в пачках по пятьдесят две штуки. Мы просто слушаемся распоряжений и всегда исполняем последнее. Убирайтесь, сказал чувак, мы и убрались.

Он пожал плечами.

– Тем не менее, если поразмыслить, – сказал я, – Нокси не научился слишком многому на этом чертовом курсе. Там говорили, мол, бригадир должен не сам делать работу, а принимать меры к тому, чтобы работа была сделана. То есть постоянно ебать нам мозги, пока мы вкалываем.

– Может, по пинте? – предложил Лози. – В «Уитсоне»?

Калум с надеждой поднял брови.

– Почему бы и нет, – сказал я. – Если тебя собираются вздернуть за кражу овцы, так почему бы ее заодно и не протянуть.

Мы вышли на передний двор. Там стоял едкий запах дерьма, и лицо Лози удовлетворенно сморщилось, когда он кивнул на сточную воду, пенившуюся на асфальте вокруг ржавой решетки канализационного люка.

Калум повернулся к дому и вскинул в воздух обе руки с отставленными средними пальцами:

– Гейм, сет и матч, масонский ублюдок.

– А если он попробует объявить нам дисциплинарное взыскание, – добавил Лози, – парень из профсоюза отгрызет ему яйца.

– До этого не дойдет, – сказал я, – мы же дали нашу профессиональную оценку. Что там говорил этот хер на курсах повышения квалификации в Телфордском колледже? Самое важное в любом деле – это поставить точный диагноз проблемы. Я его и поставил, – ткнул я себя пальцем в грудь, – точнее некуда.

Лози вскинул брови, наглый мудак.

– Поставил, поставил, – поддержал меня Калум.

– Да, а этот урод Нокси пренебрег нашим профессиональным советом.

– Бессмысленный расход муниципальных средств, – согласился Лози. – Мэндерсон никогда не поддержит этого козла.

Мы с важным видом прошли через центр к пабу. Ух какой сладкой будет эта пинта, жопой чую.

Уэйн Фостер[15]

Двое птицеголовых сидели за столиком в баре и несли всякий бред насчет футбола. Птицеголовые были практически неотличимы друг от друга, с этими их головами, обросшими мягкими коричневыми перьями, с открытыми, напряженно-воинственными клювами и влажными лакричными глазами. Единственная разница: у одного птицеголового сочилась из уголка левого глаза струйка черного гноя, видимо, от какой-нибудь травмы или инфекции.

– Неприятности во время матча?

– Да, фанаты просочились и устроили драку. Их там не должно было быть, в том секторе.

– Я слыхал, что это вообще не фанаты. Говорили, что это устроила пара ребят, которые пришли вдвоем и поспорили об Уэйне Фостере. Один парень сказал: «Уберите этого долбаного английского мудака с поля». А другой возразил: «Дайте чуваку шанс». Первый стоял на своем, ну, слово за слово, и понеслась, один приложил другому. И тут же, ясное дело, началась махаловка стенка на стенку.

– Нет, – сказал один птицеголовый, отрицательно мотнув клювом. – Это были чертовы фанаты. Эти чуваки не интересуются футболом.

– Нет-нет. Все произошло из-за Уэйна Фостера. Вот что я слышал.

– Фанаты. – Несогласный птицеголовый снова мотнул клювом; несколько коричневых перьев, кружась, опустилось на покрытый линолеумом пол. – Вот кто это был. Чертовы нарушители спокойствия.

– Нет, – объяснял его теперь уже слегка раздраженный друг, – не на этом матче. Я согласен с тобой насчет фанатов, но на этом матче весь бардак затеяли просто два знакомых парня. Они начали махаться, тогда в драку встряли остальные козлы. Получился облом, понимаешь. Испортили все удовольствие от матча. Врубаешься?

– Хорошо, возможно, просто предположим, что да, возможно, дело в тех парнях и в Фостере, Уэйне Фостере – который, между прочим, в полном порядке, по крайней мере всегда выкладывается на сто десять процентов, – возможно, на этот раз все произошло из-за Фостера, но обычно драки устраивают фанаты… вот все, что я говорю.

– Да, но не на этот раз. В тот день все точно случилось из-за Фостера. Я слышал, как два парня спорили о нем.

– Честно говоря, Фостер не такой уж меткач. Хотя охуенно быстрый.

– Фостер…

– Еще насчет Фостера – мы получили этого чувака задарма! Дерек чертов Фергюсон – три четверти миллиона за игрока! Примадонна хуева!

– Нет, это настоящий футболист, мужик.

– Фостер. Вот это парень. Если бы все рвали задницу, как Фостер…

– Точно-точно. Если бы к рвению Фостера да класс Фергюсона…

– Да, – кивнул другой птицеголовый. – Я бы просто тащился.

– Рвение и скорость Фостера плюс фергюсоновские класс и предвидение…

– Фостер.

– Точно. Фостер – это круто.

– Да. Уэйн Фостер. Пиздатый игрок, – заключил первый птицеголовый, поворачиваясь к своему приятелю. – Еще по пинте?

– А как же.

Птицеголовый направился к стойке, но бармен отказался его обслуживать, поскольку придерживался сектантских воззрений, а потому ненавидел птицеголовых кретинов. Вдобавок этот бармен получил классическое образование, отчего чувствовал превосходство над большинством людей, особенно над птицеголовыми, которым он терпеть не мог наливать пиво. Имелась еще одна причина. В баре была Она. И что еще хуже: Она была в баре с Ней. Острое зрение птицеголового сфокусировалось на этих двух женщинах, сидевших в углу и поглощенных беседой. Если Она отправится домой с каким-то птицеголовым, это будет означать полное фиаско для Классически Образованного, а что касается Нее, ну, она может делать, что ей заблагорассудится.

– Но почему нет? – спросил птицеголовый у стойки. – Как так получается, что нас не обслуживают?

Его клюв был распахнут под девяносто градусов, огромные черные глаза излучали тревогу.

Бармен не разбирался в орнитологии. Его коньком была древняя литература, но все равно он почувствовал явное неудовольствие птицеголового. Тем не менее он медленно покачал головой, отказываясь встретиться с ним взглядом. Он решительно сосредоточился на ритуале мытья стакана.

Птицеголовый у стойки вернулся назад к столику.

– Нас не обслуживают! – объявил он своему приятелю.

– Правда? И почему?

Птицеголовые двинулись к другому концу стойки, чтобы пожаловаться Эрни, другому бармену. Классически Образованный был в смене главным, и если бы даже у Эрни была власть отменить его решение, он не стал бы этого делать, так как тоже любил посмотреть на обескураженных птицеголовых.

– Это не от меня зависит, ребята, – пожал он плечами, глядя на ошеломленно дрожащие клювы, и продолжил разговор с двумя парнями у стойки.

Классически Образованный смотрел на двух женщин в углу. Особенно его взгляд притягивала Она, он просто глаз не мог оторвать от ее блестящих губ. Он вспоминал тот новогодний минет; это было нечто. В его сознании и теле всегда была напряженность; это неотъемлемая часть бытия Классически Образованного в мире, где классику недооценивают. Его глубокие и широкие познания оставались непризнанными. Он был вынужден разливать пиво птицеголовым. Это вызывало депрессию, тревогу и фрустрацию. Однако новогодний минет высосал все напряжение из его натянутого как струна тела, удалив все ядовитые мысли из его головы. Он на какое-то время отключился, лежа раздетый на лавке у гардероба; просто валялся в оцепенении. Когда он очнулся, Она уже вышла. Он отправился ее искать, но когда приблизился к ней, Она повела себя холодно и грубо.

– Пожалуйста, держись от меня подальше, – сказала Она ему. – Ты мне неинтересен. Это Новый год. Я немного пьяна. Понимаешь, это ничего не значит, хорошо?

Все, что он мог сделать, – это ответить ошеломленным кивком, доковылять до кухни и напиться в говно.

Теперь Она была в баре с Ней, с женщиной, которую он когда-то уводил домой, с женщиной, которую он трахал. Ему не нравилось с Ней, но мысль, что он был с ними обеими, определенно вдохновляла. В баре две женщины моложе тридцати, и он протянул их обеих. Ну, протянул одну и получил минет от другой. Мелкая техническая подробность, не более того. Он воспроизвел ту же мысль по новой: в баре две женщины моложе тридцати, и каждой он заправил в ту или иную дырку. Так звучало даже лучше. Но вскоре от хорошего настроения не осталось и следа, потому что Она глядела на него и смеялась; они обе смеялись. Она держала руки на уровне груди, оттопырив указательные пальцы на несколько дюймов. Другая женщина презрительно мотнула головой, когда они снова украдкой покосились на Классически Образованного, и тогда Она свела пальцы ближе, почти вплотную, и Ее голова одобрительно качнулась, и обе зашлись в припадке хохота.

Классически Образованный был слишком чувствителен и раним, чтобы с ним так обращались. Он зашел в комнатку за стойкой и взял с грязной раковины старый твердый кусок желтого мыла. Отгрыз от него почти половину и, ощутив тошнотворный вкус, с трудом проглотил. Мыло медленно, жгуче двинулось к его желудку, оставляя в пищеводе ядовитый след. Он ударил кулаком по ладони, поджал пальцы ног и начал тихо бормотать мантру:

– Шлюхи, шлюхи, шлюхи, шлюхи, шлюхи…

Взяв себя в руки, он вышел и столкнулся у стойки с одним из птицеголовых.

– Как так получается, что нас не обслуживают, приятель? Что мы такого сделали? Мы не шумели, ничего не вытворяли. Просто спокойно выпивали себе. Болтали об этом матче, понимаешь? Уэйн Фостер и все такое.

С птицеголовыми лучше было даже не говорить. И важно было помнить золотые правила работы в баре, относящиеся к птицеголовым.

1. ДЕЙСТВУЙ РЕШИТЕЛЬНО.

2. НЕПРЕКЛОННО ПРИДЕРЖИВАЙСЯ ПЕРВОНАЧАЛЬНОГО РЕШЕНИЯ, ВНЕ ЗАВИСИМОСТИ ОТ ТОГО, СПРАВЕДЛИВО ЭТО РЕШЕНИЕ ИЛИ НЕТ.

3. НИКОГДА НЕ ПЫТАЙСЯ ОБЪЯСНИТЬ ПТИЦЕГОЛОВОМУ ПРИЧИНУ(Ы) ТВОЕГО РЕШЕНИЯ. ОПРАВДЫВАЯСЬ ИЛИ КАК-ТО ОБОСНОВЫВАЯ ЕГО, ТЫ ЛИШЬ КОМПРОМЕТИРУЕШЬ СВОЮ ВЛАСТЬ.

Таковы были правила игры. Всегда.

Он помотал головой, глядя на птицеголовых. Они изрыгнули какие-то ругательства и ушли.

Спустя несколько минут Она поднялась из-за столика. Эрни, стоявший у другого конца стойки, двинулся было, чтобы ее обслужить, но тут же продолжил болтать с парой клиентов, когда увидел, что она направляется к Классически Образованному.

– Крейг, – сказала она ему, – мне понравилось, как ты отшил этих странных чуваков с клювами и в перьях. Они к нам клеились. Ты когда сегодня заканчиваешь?

– Ну, через полчаса.

– Хорошо, а не хочешь пойти со мной и моей подругой Розалин? Ты же знаком с Розалин, верно… Ха-ха-ха, ну конечно знаком.

– Ладно.

– Только, Крейг, не думай развести нас на трах. Ты довольно сексуальный мужик, но воспринимаешь себя чересчур серьезно. Мы хотим, чтобы ты увидел себя с новой стороны. Понял? – Она улыбнулась и двинулась обратно туда, где сидела ее подруга.

Интересно, что они такое затеяли? К чему он вообще им понадобился? Тем не менее он пойдет с ними. Это может оказаться познавательно. Не важно, кто ты, птицеголовый или даже Классически Образованный, в жизни всегда можно чему-нибудь да поучиться.

Там, где разбиваются мечты

Дом в Санта-Монике был удачно расположен позади Палисейдс-Бич-роуд, шумного бульвара на берегу океана. Он находился в самом процветающем районе, чье богатство для яппи-обитателей кондоминиумов дальше по Тихоокеанскому побережью служило вершиной, к которой надо стремиться. Двухэтажный особняк в испанском стиле, частично скрытый от дороги огромной кирпичной стеной и рядом местных американских и завезенных деревьев. За стеной, в нескольких ярдах от нее, была протянута проволока под напряжением, огибавшая по периметру весь участок. Внутри ворот на входе в парк стояла неприметная разборная будка, возле которой сидел здоровенный охранник в очках с зеркальными стеклами.

Процветание – разумеется, именно такое общее впечатление производил этот особняк. Хотя, в отличие от соседнего района Беверли-Хиллз, концепция местного процветания казалась скорее утилитарной, нежели связанной со статусом. Как будто богатство здесь для того, чтобы его планомерно тратить, а не нарочито афишировать с целью вызвать уважение, благоговение или зависть.

Бассейн позади дома был осушен; в этом особняке не жили год напролет. Внутри дом был обставлен дорогой мебелью, но в холодном, практическом стиле.

Четыре женщины отдыхали в огромной комнате, из которой через двери патио можно было попасть к сухому бассейну. Они чувствовали себя непринужденно, откинувшись в креслах в тишине. Доносились только звуки телевизора, который одна из них смотрела, да тихо шипел кондиционер, закачивавший в дом прохладный, сухой воздух.

На большом черном кофейном столике лежала пачка глянцевых журналов. Они носили такие названия, как «Быдло», «Новости трущоб» и «Алкаши». Мадонна лениво перелистывала журнал «Психопат» и внезапно остановилась, залюбовавшись мертвенно-бледной фигурой Дика Прентиса, блистающего в пурпурно-черно-бирюзовом тренировочном костюме из тонкого нейлона.

– Хоэ! Рано или поздно я выебу эту задницу! – похотливо воскликнула она, нарушив общее молчание, и подсунула фотографию под нос Кайли Миноуг.

Кайли с циничным видом пригляделась:

– Хмм… ну, не знаю… Вроде неплохая задница, но меня на самом деле не тянет на мужиков с флэт-топом. Хотя я бы не вышвырнула такого за здорово живешь из постели, понимаешь?

– Что там такое? – спросила Виктория Принсипал, которая полировала пилочкой ногти, полулежа на диване.

– Дик Прентис из Гилмертона. Раньше был футбольным фанатом, но теперь с этим завязал, – отозвалась Мадонна, щелчком отправив в рот пластинку жвачки.

Виктория невероятно возбудилась:

– Абсолютный чертов ебарь. И хозяйство у него небось как у жеребца. Напоминает то фото, что я достала, ну этого, Тэма Маккензи, из основного состава молодежной команды Лита семидесятых. Чертовски западала на него, настоящий мужик, скажу я вам. Хоэ, а этот просто запредельный чувак! Вон как все выпирает даже через спортивки! Я тут подумала, ебать меня, да я бы отдала зубы мудрости, чтобы отсосать такой!

– Тебе и так, наверное, пришлось бы с ними расстаться, если у него и вправду такой громадный! – ухмыльнулась Кайли.

Они все громко засмеялись, кроме Ким Бейсингер, которая, свернувшись калачиком в кресле, смотрела телевизор.

– На одних благих пожеланиях далеко не уедешь, – пробормотала она задумчиво.

Ким изучала чувственный образ Доди Челмерса: бритый череп, майка «Кастлмейн» размера XXXX и «Левайсы». Хотя Роки, его верного американского питбуль-терьера, не было видно на экране, Ким заметила, что кожаный поводок с цепочкой накручен вокруг сильной руки Доди, украшенной татуировкой. Эротизм этого образа просто зашкаливал. Жаль, не сообразила записать программу на видеомагнитофон.

Камера переключилась на Роки, которого Доди представил интервьюеру следующим образом: «Мой единственный преданный друг. Между нами будто телепатия, это больше чем архетипичные отношения между человеком и зверем… в реальном смысле Роки – дополнение меня».

Ким нашла его слова немного претенциозными. Разумеется, можно было не сомневаться, что Роки является неотъемлемой частью легенды Доди Челмерса. Они повсюду бывали вместе. Ким тем не менее цинично подумала: небось это главным образом рекламный трюк, сварганенный какими-то пиарщиками…

– Черт… – открыла рот от изумления Кайли, – чтоб мне оказаться сейчас на месте этого пса. В ошейнике, прикованной к руке Доди. Вот был бы кайф!

– Мечтать не вредно! – хохотнула Ким презрительнее, чем намеревалась.

Мадонна взглянула на нее.

– Ну ладно, смышленая ты наша. Не будь такой чертовски самоуверенной, – сказала она с вызовом.

– Да, Ким, только не говори, что сама бы не залезла ему в штаны при первой же возможности, – иронически улыбнулась Виктория.

– А я о чем? Мне такая возможность не представится, ну и что проку зря болтать? Я в южной Калифорнии, а Доди в своем чертовом Лите.