Женщина с диванчиком (сборник)

— Во-первых, называй меня просто Андрей, и пожалуйста на «ты», а во-вторых — мелочность не украшает мартинария, — Орас швырнулся на столик Геллы радужную многоценную купюру и взял бутылку шампанского.

Хлопнула пробка, и неистовая пенистая струя выплеснулась в бассейн.

— Теперь эта надпись над гротом хоть немного правдива, — губы Ораса изобразили улыбку.

— Надо было выпить шампанское, — заметила я обиженно.

— Если я сейчас начну пить, то надерусь как сапожник. Так что шампанское в другой раз, идет? — он поцеловал мою руку с галантностью прежнего Ораса.

Губы у него были сегодня шершавые и горячие, как собачий язык. Сравнение, оскорбительное для Ораса, я попыталась поскорее прогнать из головы, но ничего не выходило, фраза вертелась в мозгу испорченной пластинкой.

— А что касается приобретений, — продолжал Орас, — то боюсь, в скором времени мне придется только продавать, и, возможно, с молотка. Если ты не поможешь, конечно.

— Я — пожалуйста. Только что я могу? Раздеться? Прямо сейчас? Это поможет?

Орас покачал головой.

— У тебя слишком простая реакция.

— Примитивная, хочешь сказать.

— Именно примитивная, — он не счел нужным смягчить мои слова, хотя мне очень этого хотелось. — Ты реагируешь на каждый возмущающий сигнал отдельно, даже не пытаясь как-то суммировать импульсы или прогнозировать результаты своих действий.

Он говорил обо мне, как о каком-нибудь испорченном приборе. Я попыталась оправдаться:

— Всегда тороплюсь, просто некогда подумать.

— Ну так подумай! Хотя бы над тем, что я говорил тебе два часа назад. Для меня сейчас главное, чтобы князья Лиги поняли — мартинария им из меня не сделать никогда! — он взглянул на меня с такой яростью, будто я была самым несговорчивым и злобным князем Лиги.

Мы вышли из дворца и очутились в парке. Когда-то здесь находился профсоюзный санаторий, и парк — это единственное, что от него осталось. Особенно хороши были аллеи голубых елей и огромные дубы, чудом уцелевшие с начала столетия. Ну а гипсовых девушек с веслам, мячами и ракетками сменили мраморные нимфы, обнимающие возбужденных фавнов. Над нашими головами, едва не задев копытами верхушки голубых елей, пронесся по воздуху черный конь. Он резво перебирал ногами и размахивал хвостом, из ноздрей его било пламя, а налитые кровью глаза свирепо оглядывали стоящих внизу. Кстати, разработка нашего местного оборонного института. Когда эти скакуны только-только появились, многие были уверены, что в конях заложен принцип антигравитации. Многие до сих пор в это верят, не обращая внимания на то, что чудо-кони летают только над территорией парка. Полет фантастического скакуна сопровождался заливистым визгом: на спине вороного восседала упитанная полуголая девица, в одних пестрых шортах. Она упустила поводья и теперь беспомощно цеплялась за густую гриву и молотила пятками по крупу. Конь пронесся над макушками голубых елей и скрылся за зеленой оградой павильона. Пронзительный визг постепенно удалялся.

— Здорово! — воскликнула я восхищенно — коней, да и сам «Мастерленд» я видела в первый раз.

Сказать по секрету — одной молодой девице без серьезного кавалера сюда ходить не следует.

— Хочешь прокатиться? — спросил Орас.

Я отрицательно покачала головой.

— Пожалуй, буду визжать еще громче.

— Как хочешь. И если ты столь пуглива, постарайся не визжать, когда увидишь Воланда. Он как раз идет за нами следом, — Орас заговорщицки понизил голос.

Он так усердно играл роль! Он так старался выглядеть увлеченным нашей нелепой игрой. Только поверят ли его игре зрители?

Я оглянулась. Человек в черной хламиде шагал, опираясь на стальную шпагу. Что шпага именно стальная, я догадалась по тому неподдельному синему блеску, что стекал по клинку. Эта подлинность лезвия меня поразила. И еще удивило: черный палаческий капюшон с прорезями для глаз, излишний в костюме Воланда, скрывал лицо идущего за нами.

— Для Воланда этот тип слишком жирный…

Договорить я не успела — Орас толкнул меня в грудь, и я полетела на стриженый газон. Перед моим носом сверкнул клинок. Но удар угодил в пустоту — ведь этот тип метил в меня, а не в моего спутника. Орас с неожиданной ловкостью бросился на землю и сделал лже-Воланду подсечку по ногам. Тот шлепнулся вслед за нами, да еще выронил шпагу. Дальше пошла простая махаловка, в которой у Ораса было неоспоримое преимущество, он почти сразу подмял противника под себя. Но то ли человек в черном знал о ране Ораса, то ли просто приметил, что тот почти не действует левой рукой, но он обрушил сразу несколько ударов на раненое плечо. Андрей зарычал от боли и выпустил «Воланда». Тут я проявила неожиданную для себя расторопность: схватила оброненную убийцею шпагу и, изловчившись, ткнула острием туда, где предположительно под черным балахоном находились ягодицы. «Воланд» взревел абсолютно не демонически и бросился бежать, держась рукой за задницу и по-заячьи подпрыгивая при каждом шаге.

— За ним! — крикнула я, потрясая в воздухе взятой в бою шпагой, и повернулась к Орасу.

Тот стоят на коленях согнувшись и, стиснув пальцами левую руку, мотал из стороны в сторону головой. Я перепугалась, решив, что «Воланд» задел Андрея во время своего первого выпада. Заорав «на помощь», я рванулась неизвестно куда, но Орас вовремя поймал меня за подол куртки, и я растянулась на траве рядом с ним.

— Какая сволочь… — процедил сквозь зубы Орас, и я не сразу поняла, что этот возглас относится к «Воланду», а не ко мне. — Заехал кулаком прямо в рану… как будто знал про дырку в плече…

— По-моему, об этом знает весь наш город, — заметила я.

В ответ последовала тирада непечатных выражений, которую завершал почти философский вопрос: «Кто бы это мог быть?» Но «Воланд» не торопился отвечать на наши вопросы. Возле пестро раскрашенного киоска его поджидал вороной конь-робот. «Воланд» вскочил в седло, и волшебный скакун взвился в воздух. Две нагие Геллы, которых вообще в «Мастерленде» было превеликое множество, высунувшись из киоска, наблюдали за полетом.

Орас наконец поднялся и доковылял до киоска. Стопка водки окончательно привела его в чувство.

— Где стоянка коней? — спросил Орас.

— Это там! — в два голоса отвечали Геллы и замахали руками в разные стороны.

Было ясно, что «Воланда» нам не догнать.

— Может, позвонить в охрану парка? — предложила я.

Орас отрицательно покачал головой, взял бутылку водки, пластиковые стаканчики и так же молча указал на зеленую травку газона.

— Ты же не собирался сегодня пить, — напомнила я.

— Это было двадцать минут назад. С тех пор нас чуть не убили.

Он сбросил пиджак и расстелил его на траве, приглашая меня сесть. На белой сорочке Ораса на плече растеклось красное пятно: от удара «Воланда» рана вновь стала кровоточить. Я решила, что такому человеку как Орас ни по-крупному, ни в мелочах лучше не перечить, и послушно уселась рядом с ним. Так же послушно выпила водку.

Мимо нас, громко гогоча, по аллее шествовала целая стайка нагих девиц, все в одинаковых золотых туфельках, с одинаковыми заколками из фальшивого жемчуга в волосах, явно не посетители, а персонал парка. За ними, выделывая замысловатые кренделя ногами, следовала парочка очень тучных господ во фраках.

— Май деа герл, — бормотал один из них и пытался поймать то одну, то другую красотку.

Девушки, притворно визжа, ускользали. Второй господин периодически падал, у товарища не было сил его поднять, и девицы, в конце концов, сами его поволокли. Говорят, девять десятых посетителей «Мастерленда» — приезжие, привлеченные царящей здесь вольностью нравов под покровом классической формы. Говорили так же, что оба владельца «Мастерленда», ныне респектабельные господа, живущие в роскошных особняках за высокими заборами в окружении телохранителей и очень дорогих шлюх — сами бывшие зэки, мотавшие срок за содержание притонов. А парк спланировал какой-то фанатичный поклонник Булгакова, но, когда увидел, что хозяева сделали из его проекта, пустил себе пулю в лоб. Я подумала, что, как всегда, сморозила глупость, предлагая Андрею купить «Мастерленд». Уж скорее наоборот: эти господа могли купить его кафе и рестораны, если б захотели.

— Ничего не понимаю, — пробормотал Орас после третьей стопки. — Как ни верти, но смерть мартинария никому не нужна. Человека можно мучить только, пока он жив. Умирая, любой освобождается. Даже мартинарий. Остается только одно объяснение: тебя хотели наказать… За провинность.

Наказать? Ну да, я всё время что-то делаю не так. Умею всех разочаровать — любимого братца Павла, бывшего мужа, и даже Лигу. Что могло быть нелепее — сначала принять их предложение, а потом выделывать один фортель за другим. Любое начальство не любит строптивцев. Но в ту минуту я не особенно испугалась — после ста граммов я вообще ничего не боюсь.

— Андрей, миленький, ты же сильный, — ухмыльнулась я, беря его за руку. — Ты спасешь меня, да?! Ты же спас меня тогда… И теперь снова… — я и трезвая вечно говорю глупости, ну а навеселе могу молоть только чепуху.

— Не бойся, Ева, я тебе не оставлю, пока ты мне нужна.

— Только поэтому?

— Ты мне нужна вообще, — он постарался смягчить тон.

— Да, конечно, — я скривила губы в улыбке. — Мартинарий — вещь полезная. А личный мартинарий — вдвойне…

— Можешь так думать, — Орас мрачно глянул на меня. — Но лучше не вслух.

Он поднялся и, ни слова не говоря повел к ближайшему павильону, где за определенную мзду посетители на часок-другой могли уединиться. У входа дежурили пять или шесть обнаженных красоток. Все они узнали Ораса и принялись посылать ему самые обольстительные улыбки и завлекательно покачивать бедрами. Казалось, их нисколько не удивило его появление здесь. А, может, он и в самом деле не в первый раз посещает «Мастерленд»? Я так растерялась, что хотела даже повернуть назад, но Орас почти грубо втолкнул меня в дверь свободного номера.

— Неужели ты хочешь уйти из «Мастерленда» и не перепихнуться? — спросил он, ухмыляясь.

Номер был крошечный, душный. Вездесущие мухи гонялись друг за другом под потолком и периодически спаривались, приглашая нас последовать их примеру. Сквозь неплотные виниловые жалюзи падали полоски солнечного света на кровать. Ложе было широким, вполне пригодным «для этого», простыни чистые, только что смененные, слегка влажные. Орас нажал кнопку вентилятора, тот пронзительно взвыл, дернулся молотить стальными лопастями воздух, но тут же заглох. Андрей допил бутылку прямо из горла и бросил пустую под кровать.

— Ты часто здесь бываешь? — спросила я.

Он не ответил и молча принялся сдирать с меня куртку…

Обратно к выходу из «Мастерленда» я шла нагая. В самом деле, нелепо разгуливать по здешним аллеям в джинсах и ветровке. Однако швейцар у выхода остановил меня и вежливо попросил одеться.

За воротами дежурили, не скрываясь, два репортера из «Солянки». На груди одного из них болтался поджидавший очередную жертву фотоаппарат. Я была уверена, что эти двое выслеживают здесь Ораса. Моей особой они не заинтересовались — мы с Андреем вышли из парка порознь.

7

— Теперь ждать звонка бесполезно. Какой смысл читать тебе мораль и наставлять на путь истинный, если тебя собираются уничтожить, — Орас брезгливо оттолкнул тарелку. — Ты отвратительно готовишь. Приказываю тебе каждодневно питаться в моем ресторане, чтобы ты поняла смысл слов «хорошая пища».

— Не с зарплатой, которую мне платят в сияющей милосердием «Оке».

— Я сделаю тебе скидку.

Обедать нам пришлось в спальне — единственной комнате, почти не пострадавшей при пожаре. Однако и здесь попахивало дымом. Хотя я помыла и вычистила как могла обугленные стены в гостиной, от запаха гари постоянно горчило во рту. Для сладости жизни явно не хватало булочек из кафе Ораса.

— Можно попробовать как-то иначе вычислить князей Лиги, — предложила я. — Проверить самых отъявленных везунчиков… К примеру… — я запнулась.

— К примеру, меня, — подсказал Орас. — До недавнего времени. Но и в этом случае твое правило не сработает. Я — не князь Лиги.

— Может быть, Нартов?

Орас снисходительно усмехнулся.

— Сама рассуди, какой же из Нартова князь? Хотя… — Орас в задумчивости завертел в руках вилку. — Как заместитель мэра он может кое-что знать. Только захочет ли он поделиться с нами информацией?

— Если ему это будет выгодно, — предположила я.

Но даже в этом случае я бы не стала рассчитывать на Пашку.

Телефон наконец ожил. Я сняла трубку.

— Евочка, милая, сейчас у тебя буду, — задыхаясь, выпалил Кентис, не дождавшись моего ответа. — Срочно! Важно! Спасительно!

Я хотела сказать, что у меня Орас, и вряд ли их обоих обрадует эта встреча, но Кентис уже дал отбой. В груди больно заныло, будто там был кто-то живой и просился на волю. Неужели Кентис мне еще нравится? Ну нет! Эта боль совсем другого сорта.

— Никак Иннокентий? — осведомился Орас. — Что ж, пожалуй, он кстати. Из твоего дружка можно кое-что вытянуть.

— Он вовсе не мой друг, — огрызнулась я.

— Разве? А по-моему ты была к нему явно неравнодушна.

— Ты не имеешь права так говорить.

Я сделала ударение на слове «ты» — уж коли Орас позволил себя так называть. Он взглянул мне в глаза по своей всегдашней привычке и неожиданно рассмеялся — кажется, впервые совершенно искренне за последние часы…

Кентис явился одетый как на маскарад в «Мастерленде» — черная широкополая шляпа и огромные черные очки, просторный плащ до пят, тоже черный. Бросив шляпу и очки на стол, он сразу же направился к зеркалу, оглядел себя со всех сторон, нервно разгладил пальцами обезображенную кожу. Я могла побиться об заклад, что мысль о том, что он меня предал, его нисколечко не тревожит. Более того — он просто-напросто позабыл об этом. Как и том, что сжег мой дом.

Орас первым прервал молчание.

— Как у тебя хватило наглости сюда явиться?

— Наглость? Что это такое? А, это что-то из области морали и этики. Господа, для мартинария это величины второго порядка малости. И потом вы ничего не знаете!

Если бы не Орас, я бы стала непременно уговаривать свое глупое сердце простить и полюбить Кентиса вновь. Но Андрей был рядом, гораздо более достойный жалости, сочувствия и любви. Я выбрала Андрея, остальных — к черту!

— Невыносимо, когда на тебя все, кому не лень, пялят глаза, — проговорил Кентис тоном капризного ребенка, отворачиваясь от зеркала. — Почему им так интересно разглядывать мои щеки? — он тряхнул головой, позабыв, что волосы на его голове сбрили. — Я всё-таки сделаю пластику. Иметь собственное лицо — очень важно.

— Ты явился, чтобы сообщить нам это? — в голосе Ораса сквозило неприкрытое презрение.

Неужели он таким образом рассчитывает расположить Кентиса к себе? Я чувствовала, что Андрей намеренно с ним груб.

— Вы незаслуженно плохо ко мне относитесь, — вздохнул Кентис.

— Предпочитаю Шекспира в оригинале, а не в пересказе, — парировал Орас. — А вы с отцом очень дурно разыгрываете вариации на тему «Генриха IV» про беспутного принца Гарри…

— Я — принц Гарри? Андрей, ты мне льстишь. Уж скорее я бы счел себя похожим на господина Ставрогина, хотя тот в свою очередь сравнивался именно с Шекспировским принцем. То есть я как бы отражение отражения…

— Зачем ты пришел? — оборвал его Орас. — Нужна моя помощь?

Теперь я поняла его тон — ну да, он, в отличие от меня, догадался о цели Кентиса с самого начала. Не ко мне вовсе спешил в дом Иннокентий — на меня ему по-прежнему было плевать, — а к нему, Андрею Орасу, обращался за помощью.

— Меня хотели убить, — проговорил Кентис печально, он сделал паузу, ожидая удивленных возгласов и вопросов, но Орас молчал. Я, разумеется, тоже. — Я дал ключи от своей машины приятелю… Ну и… Машина взорвалась…

— У тебя же нет машины. Ты разбил свой «Мерс» и так этим гордился, — напомнил Орас.

— Я купил новые колеса. Не могу же я с такой физиономией ходить по улицам пешком. Это выше моих сил! — его тон вновь сделался капризен.

Мы с Орасом переглянулись. Взорванная машина с учетом сегодняшнего покушения в «Мастерленде» кое-что значила.

— Но это еще не всё. Главное впереди, — Кентис скорчил загадочную гримасу. — Кроме моего друга сегодня в городе убиты еще двое…

Три трупа за один день? Такого в нашем городке не случалось с тех самых пор, как Старика избрали мэром. Мы жили сытно и мирно. Старик этим очень гордился.

— Может быть, это вина мартинариев? — усмехнулся Орас.

— Ах, вам нравится шутить, — осуждающе покачал головою Кентис. — Ну тогда я шепну вам еще пару слов, чтобы у вас мигом пропала всякая охота к шуточкам! Так вот — эти двое мартинарии. Из списка.