Задрала школьное платье.
Троица одновременно выстрелила. Настя, не оглядываясь, пошла себе дальше.
Вася и девочки теряют невинность
Вася, мысленно спустив на пальчики ног Валентины Владимировны (вот тоже еще один извращенец!), никак не мог успокоиться. С членом была просто беда. Глупо выглядеть, думал Федоров, когда школьную форму так называемую распирает эрегированный пенис. Пуговицы отскакивали от ширинки, уподобляясь пулям заправского ковбоя. Ему помогли. Недолго страдал Васятка. Известные девчата его соблазнили, попросив объяснить теорему.
— Эйлера? — спросил Вася, раскладывая на обеденном столе Алёнки, который заменял ей письменный, тетрадки, учебник, справочник (ведь Фёдоров был продвинутый), программируемый калькулятор МК-61 с эмуляторм полета на Луну и еще хер знает куда. Стояк отличника, как не удивительно, куда-то исчез — юный математик увлекся циферками настолько, что даже не заметил, как его одноклассница Алёнка, задрав подол школьного платья, под которым ничего не было, помахала им, как томная одалиска веером. Иллюзия ветерка умеренно охладила развратную письку.
Девочки ушли на кухню.
— Слушай, — сквозь зубы прожужжала Алёнка, — мне так ебаться хочется, сил нет!
— Что ты, — поразилась Настя, — так и поебешься с Фёдоровым в писечку?
— Отчего же сразу в писечку, — загадочно усмехнулась Алёна, — будто и других дырочек нет. Посмотрим ещё, на что способен этот Галуа.
Вернувшись в комнату, Алёнка полуприлегла на кровать, тут же задрав донельзя левую ногу. Оголилась пиздёнка, ничем уже не скрываемая, разошлись влажные губоньки, и девчонка, нисколько не стесняясь, начала их, нагло раздвигая и показывая «куриную», раздвигать их все шире и шире. Настя замерла в дверном проёме. Держаться сил больше не было никакой возможности. Заворожённо глядя на мастурбирующую Алёнку, Настя не смогла бороться с соблазном и, запустив шаловливые ручки в под меру эротическое школьное платье, стала догонять подругу.
…— Теорема Эйлера, — проснулся Федоров, устав, видимо, щёлкать клавишами, — это, гм, если а и m, собственно… — он внезапно обернулся, понервничал, увидев полуголую девчушку, и попытался продолжить: — Все различные натуральные числа… м-м…
— Вася, давай ебаться! Порви мне целочку. Вот сюда всунь.
Алёна рывком привстала с кровати и ухватилась за топорчащийся Васькин бугорок. Фёдоровский член стоял, ожидая только прикосновения нежных ласковых рук. Чьих? Валентины Владимировны? Или, быть может, рук Агнессы Ксенофонтовны? Так или иначе, он позволил расстегнуть ширинку девочке (пуговиц было ровно четыре), и наконец юный петушок оказался пусть хоть и не в кулаке, но в нежных тонких девчоночьих пальцах.
— У-у… Сейчас мы спустим, — провозгласила Алёнушка, подрачивая Васяткин пенис прохладными пальчиками. Тема не заставила себя ждать. Отличник извергнулся, заляпав лицо девочки. Членик при этом и не думал опадать; вот бы такое Виталию Петровичу! — Вставь, Васенька, в эту дырочку! — Алёнка легла и, расставив ножки, сама направила детский пенисок себе во влагалище. Вася был вынужден всунуть, чувствуя себя джентльменом. Орган погружался все глубже; наконец целка лопнула с гудением, как басовая струна рояля. Счастливый Вася двигался взад-вперед в тесной девчоночьей вагинке. Наконец он судорожно выхватил свой стручок из вульвообъятий и, зажав его в кулаке, подвигал шкурку, а затем излился на одноклассницу.
— Теперь, Вася… — Алёна явно млела, кончив, — поеби-ка ты Настёнку.
— Что? — заорала Настя, мигом опустив подол. — Ебаться? Алёнка, так нечестно! Мы так не договаривались! Впрочем… Ну уж и не знаю…
Настенька плюхнулась на кровать, на которой развлекались развратные однокласснички и продолжила теребить курок. Финал был недалёк.
— О, — зашумела Настя, всхлипывая, — о-о.
— Что, приятно писю трогать? А ты ещё раздумывала; тормозишь. Ну-ка, Вася, введи ей своего коротышку.
Его не пришлось долго уговаривать. Порвал он и вторую целку. Настя засучила ножками, когда Васькин член влез в тесную девчоночью вагинку. Алёна с любопытством наблюдала за процессом.
— Теперь… — Алёна с наслаждением созерцала, как половой орган одноклассника двигался туда и обратно в тесной щелочке подружки. — Васенька… Я так развратна… Как ты относишься к анальному сексу? Хочешь, дам в попочку?
Фёдоров направил свой маленький острый хуёк в тощее отверстие Алёнкиной попки. Последняя расставила свои убогие полупопия. Настя, прикрыв ладошкой ротик, зачарованно наблюдала, как её однокашник поябывает подругу.
Процесс завершился быстро, и Фёдоров, поставив рачком Настёну, засадил ей снова в анус. Приятно было наблюдать за тем, как миниатюрный пенис входил и выходил из этих сладких полупопий!..
— Скажи мне, Настенька… Вот интересно, понимаешь?..
Настя, увы, не была способна ответить.
— Настенька… Как приятней тебе ебаться? В попочку или в писю?
— А-а, Алёнушка… Мне и так, и так приятно. Ай! Но… в попочку… я кончила быстрее!
Алёнка села в кресло. Через некоторое время к ней присовокупились и оставшиеся участники детской оргии. «А давайте подрочим!» — кинула клич она. «Как? Это же стыдно», — Настёнка попыталась опустить подол уже несуществующего платья. «Вась! Ты играешь со шкуркой?» — вопросила Алёна.
Ещё бы он с ней не играл! Вопрос был излишним.
«А тебе нравятся такие дрочульки, как мы? — продолжала она искушать. — Посмотри, как сладко мы трогаем свои писи, смотри на нас, и занимайся тем же самым делом».
Кресел было три, и дети уютно расположились в них. Вася удивился тому, как по-разному дрочат девочки: Алёнка, нисколько не стесняясь, широко раздвинула свои точеные ножки, мастурбируя; Настенька же повернулась к Васе боком, будто стесняясь (а то не он её только что не сношал, как сидорову козу) и стыдливо водила пальчиком по вагинке. Вася наконец стрельнул так, что на потолке расплылось пятно спермы. «Что скажет папа, — подумала Алёнка, засыпая. — Возможно, одобрит».
Спустя минуту дети спали здоровым крепким сном.
Домашние радости
Здесь было тихо. Никто не выносил мозг.
Валька, накинув на коленки подол тонкой ночной рубашки, прекратила трогать грудки. Ой, ну и сладко было!.. Крохотный мальчишеский пенис (так было здорово заглотнуть его внутрь полностью с яичками) будоражил воображение девчонки… а еще лучше поцеловать голую, без трусиков, девчачью письку — сорвать с неё полупрозрачные панталончики и впиться в те губки и целовать их, целовать. Сладко, но, увы, сегодня спустить девочке никак не удавалось.
Она решилась на полузапретное — вообразила себе маленькую плоскогрудую девочку, на которой не было ничего, кроме узеньких светлых трусиков. Валя воображала, как целует ее худощавые ножки, постепенно опускаясь от колен — ни один квадратный сантиметр ноженек не пропущен! — к нежным пальчикам, вот они, все десять; как жаль, что нельзя сразу взять их всех вместе в рот и посасывать, наблюдая за тем, как ребенок изгибается в пароксизме наслаждения и кончает. Маленькое существо женского пола — её сестричка — в длинных панталонах из тонкой полупрозрачной материи также не давало Вале покоя; образ преследовал постоянно уже на протяжении трёх или четырёх месяцев. Да, ей нравилась девочка в этих детских трусиках.
Чу! что это? Вальке послышались какие-то странные звуки. Позабыв о тапочках, полногрудая девочка ринулась вперед, на кухню. И что она там увидела!
Указательным пальцем левой руки отец сношал свою собственную дочь, сидевшую на корточках на узком кухонном столике в детский анус; это было крайне похабно. Грохотал холодильник, заглушая мерные «кап-кап-кап» из крана и уж тем более довольное посапывание Алёнки. Сквозь оконное стекло было видно, как бесстрастно светит луна в своей наипервейшей четверти. Правой рукой, зажав её в кулак, развратный папаня наяривал шкурку. Он не осмеливался вогнать член между маленьких девстсвенных губок; а Алёнке явно нравились папенькины ласки. Валька решительно прошла в помещение и, развернув торс отца к себе, бесстыдно взяла орган в рот, стала его сосать. Папе это явно понравилось: палец, замерший вроде бы в узенькой попке младшенькой, согнулся, нацепил на кончик комок сливочного масла из хрустальной маслёнки, и стал вновь толкать в попку маленькой девочки жирный продукт. Валюха чуть не сблевнула. Ей понравилась романтика.
— А вот теперь смотри-ка, Алёна, как я поебу твою сестрицу, — с этими словами Виталий Петрович, ни сколько не стесняясь младшей дочери, вогнал Вальке по самые яйца. Она получила удовольствие. — Так ебут, — доложил он, кончив, вынимая опавший член из Валькиного влагалища.
— А, гм, папа, ты поебёшь меня? — Алёнка вертела голой попкой. — Если не в письку, то в анус?
— Ну в письку, так и быть, я поебать горазд. А тебе что, не нравится в попу? Пенис толстоват?
— Нравится, но… Ты же только что отъебал Вальку, а я, знаешь ли, ревную!
Валюшка плюхнулась своей мягкой белой попой на прохладный линолеум, ножки, впрочем, не расставляя.
— Дроченька моя… Дрочурка… — Отец приласкал дочь, погладив её по щеке. — И давно ты стала заниматься этим грязным делом?
— Я знаю, папенька, — тут же наябедничала Алёнка, — как только мы ложимся спать (спальня у девочек была общей), так она сразу начинает трогать свои соски!
— Очень интересно, — заметил отец, — не будешь ли ты так любезна, невзирая на всяческю порнографию, продемонстрировать нам?
Губки раскрылись. Но зря надеялся отец. Дочь постеснялась мастурбировать при нём, точнее, попросту не умела — так, как хотелось бы извращенному похотливому уму Виталия Петровича. Она ограничилассь лишь легкими прикосовеновениями к сосочкам…
— Папа, помнишь нашу дачу? Ты тогда Алёнку не ебал, её ещё не было. Ты ебал маму.
— Гм… Да, на хер, было дело.
— И выебал ты её классно! Мне так хотелось сношаться, глядя на вас!
— Полноте, доча, созерцала ль ты, глядя на это?
— Папенька, мне постоянно хотелось ебаться! Тогда еще не было и десяти… Ты помнишь! Сказал же ещё: «Рано тебе трогать соски» — ты совсем маленькая глупая девочка. А я трогала, я хотела получить еблище и даже ревновала тебя, милый папа с залупою, к этой так называемой маме. Сука («Не говори так, дочка!» — «А и буду! Сука! Мало ей было тебя, так она еще пошлялась по всякой сволоте, как Женька Жоплина. Вот уж дрянь! Все её выебали! Но давай-ка уж, папа, договоримся как-нибудь: я буду ебаться только с тобой, по крайней мере на этот момент, потому что ёбаря у меня сейчас лучше нету. Что скажет Алёнка? («Да, что скажет Алёнка?» — помозговал папаня, спуская дочери в развратный, теплый и тугой анус. «Наверно, — заметила Валюшка, — ей будет лишь приятно наблюдать за тем, как папаня ебёт свою доченьку, милосердно не разрывая её девственную плеву, а пользуясь альтернативным отверстием»). И правда! Алёнка завороженно наблюдала за действом (луна успела сместиться на двенадцать или тринадцать градусов, значит, прошло что-то в районе часа) — зрелище было, скажем так, довольно редкостное — папа сношал свою родную дочь в анальную дырочку. А ведь член поначалу не хотел входить в это замечательное отверстие; анус сопротивлялся, и только тогда, когда Валентинка полностью расслабилась, кончик папиного пениса практически беспрепятственно оказался в этой таинственной розоватой эрзац-пещерке. «Ой, — пискнула Валюха, — головка вошла. Уже не больно. Еби меня, папочка». Отец погрузился глубже. Девственная попка дочери приятно облегала член; Виталий Петрович с удовольствием совершал фрикции, искоса наблюдая за тем, как Алёнка, сидя в невообразимо развратной позе на столе, трогала себя, не стесняясь, и уже явно готова была кончить. Ох уж эта юная Мессалина! Ни одна из её однокашниц из третьего-«А» наверняка даже и не смела подозревать, каков досуг их звеньевой. Конечно, девчонки не могли не баловаться со своими пиписьками — Настя была далеко не первой жертвой грязных наклонностей Алёнки. Ещё в семь лет сие дите порока соблазнило девочку годами двумя ее младше; возбудившись от зрелища, когда малышка зашла за куст, и спустив трусишки, пописала. Валентинке тут же захотелось вылизать крошечные срамные губки, чувствуя солоноватый привкус мочи во влагалище ребенка, облизать крошечный клиторёныш. И она сделала это, пока родители её и родители малышки пили портвейн и разглагольствовали о великой силе искусства. Ребенку явно понравилось, и они ещё не раз практиковали подобные занятия. — Так вот, — у меня постоянно зудело между ног, — а ты видел во мне лишь младенца. Даже укутывая меня, перед тем, как идти пить свое дурацкое пиво, ты ведь меня ни разу не приласкал. А ведь так хотелось! Котика нашего ты гладил чаще, чем меня. Я всё понимаю, папа. Ты боялся условностей и несуразностей. Теперь ты можешь меня ебать. Еби, как хочешь. Хочешь — выеби в письку, я подарю тебе девственность свою непорочную. Хочешь — еби в попку; впрочем, туда ты меня уже отъебал. О! Со ртом-то мы так и не разобрались. Ты как-то суетно кончил («Ну да еще бы», — подумал отец), сейчас я наведу порядок.
С этими словами старшая дочь заглотила папин член, насколько смогла. Малоумение — отсутствие практики и теории — было искуплено старанием и прилежностию. Папе было приятно ебать дочь в рот.
— Дай-ка мне пососать! — возбудившаяся Валенька оттолкнула сестрицу и перехватила пенис отца. Выглядело это не очень вежливо: младшая сестра, не испытывая не малейшего пиетета перед наставницей, просто решительно оттёрла её от предмета забав и девичьих грёз, поймала выскочивший изо рта старшей дочери конец и обволокла его губами, словно одноклеточное существо вроде амёбы своими вакуолями. Смена ртов была контрастна. Виталий Петрович оценил: если Аленкино ротовое отверстие было подобно бесконечной галактике, то Валюшкин ротик претендовал по размеру разве что в орбиту в несколько миллиардов километров. Во всяком случае, не далее орбиты пресловутого Марса.
И В. П. снова кончил, стрельнув спермой в детку.
Дальше началась фантасмогория. Девчата помылись (долго; Виталий Петрович, заскучав, чуть было не уснул, но не тут-то было — поспать в эту ночь ему так и не дали). Приоткрыв слегка зенки, Вэ Пэ имел счастье созерцать, как две его развращённые дочери уселись по краям святой супружеской постели и, подрочив для начала слегка, принялись заниматься противоестественной любовью. Это было красиво. Алёнушка, как самая решительная, положила Вальку на спину, развернулась на сто восемьдесят градусов и села своей юной голой мандеткой на рот, поёрзала немного для начала, потом наклонилась и с диким присвистом всосала клитор сестры. Валя дернулась, но стерпела. Ей было щекотно; она захохотала, отбиваясь от юной развратницы руками подобно болонке, сучащей лапками. У папаши снова встал хуй. Дочери как-то сплелись; Петрович, однако, узрел влажную дырочку старшей сестры и, ничтоже сумняшеся, воткнул в сие отверстие свой ствол. Вальке явно понравилось. Вэ Пэ начал ритмично двигаться, ебя одну из своих дочерей. А кровушки почти не было, пленочка лопнула практически незаметно как для дочери, так и для отца. Наконец он кончил. Девчонки были тоже на подходе; повизгивая, они спускали одновременно, хотя Виталий Петрович выебал только Валюху. Было хорошо сношать своих дочек. Хотя дщери имели лишь смутное представление о традиционном сексе. Конечно, они знали, что такое совокупление, особенно с девочками. В. П. долго не раздумывал, а направил килду с пурпурно-багряной залупою прямо в призывно раскрытую мандёнку Валентины. Вот этого она не ожидала. Нечего губки раскрывать! Целка треснула, но обошлось почти без крови. «Папенька, ты её поимел? — Валя решила сыграть роль, прикинувшись тоже заодно невинной девочкой. — Ах, папуля, озорник! Может, и меня поебешбь?» — «Тебе не страшно?» — «Ну что ты, папочка, уже выеб мою младшую сестрицу и ещё спрашиваешь?»
Член, однако, устал. Притомился. Валя, как умная девушка, сразу поняла, что инструменту нужен отдых — он так трудился! — и никакими усилиями его сейчас невозможно привести в соответсвующее ситуации положение. Валентина легла так, что её голова расположилась напротив члена отца, и стала наблюдать над медленным процессом оживания корешка. Вот немного удлинился. Головка стала понемногу вылезать из крайней плоти. На кончике показалась капелька прозрачной смегмы, похожая на клей ПВХ. Залупища — ох, какая и толстая! — наконец вылезла и обнажилась во всей своей красе. А-а! Валентина не могла больше сдерживаться; застонав от вожделения, она оседлала отца, предварительно всунув его вставший донельзя конец во влажное горячее влагалище. Да, пенис был слегка великоват для этой несколько развращенной тугой скользкой дырки. Что делать! Валя слегка подергалась и кончила. Чего же было ещё от неё ожидать? Чего можно было ожидать от природы, подобно Алёнке?
Которая позавидовала. Только заметив, что сестра начала всхлипывать, кончая, Алёна быстро заняла её место, буквально согнав сестру со сладкого хуя. Это влагалище было совсем тесненьким, всунуть пенис в него оказалось не так-то просто; мандетка, однако, сама собой как-то на него насадилась и папочка очень быстро кончил. Никогда ему не забыть волшебного ощущения, какое он испытал, когда кончик уткнулся в потолок тесной дочериной писюрки. Любая манда разношена; устройство полового механизма старшей дочери — не исключение, хотя её вроде бы никто никогда не ебал. Выросла девочка, вот и всё (хотя ей было всего тринадцать. Есть, как говорится, нюанс…) Алёнка, перед тем, как кончил отец, устроила маленькое шоу: ей явно было мало тесного членовагинального контакта; и она, похабно улыбаясь, остановила прыжки на хуе и стала ритмично сокращать мышцы влагалища, одновременно потрагивая свой похотничок. Об этом весьма развратном способе она узнала из новогоднего выпуска детского эротического журнала «Колобок», и вот теперь испробовала на практике. Кстати, и журнал «Половая Мурзилка» разместил спустя полгода очень похожий материал: статья была перепечатана практически слово в слово.
Вообще это были те ещё издания, особенно «Колобок». Рай для педофила. Реклама узеньких прозрачных трусиков, надетых на десятилетних неполовозрелых малолеток могла свести с ума каждого любителя подобных зрелищ, особенно когда девочки, подмигивая, делали вид, что их, трусцы, приспускают. Выходило также и приложение для семейных пар: разгул инцеста не знал границ. Типичный похабный сюжет выглядел так: на кровати лежали муж с женой (назовем их так), а в ногах сидела их дочь лет пяти-шести и, приспустив белые полупрозрачные трусишки до колен, давала возможность своим родителям-извращенцам полюбоватьсявоей нежной кисулей. Мама и папа, конечно, не оставались в долгу и преподавали своей доченьке урок онанизма: отец оттягивал кожу пениса и возвращал её обратно, мать, с трудом найдя в своих кустистых зарослях клитор, демонстрировала дочери, как следует с ним обращаться. Впрочем, эти уроки, как правило, пропадали даром: клиторки маленьких девочек были недоразвиты, и взрослые приемы мастурбации были к ним малоприменимы. Сенсацию вызвала богато иллюстрированная статья в седьмом номере за прошлый год: девочка неполных десяти лет, как и Алёнка, учила своих сверстниц онанизму всеми мыслимыми и немыслимыми способами, вплоть до потирания ушком о плечо и хождения босиком. На эту тему, кстати, В. П. вспомнил немного странную историю, свидетелем которой он невольно стал в детстве: рядышком, буквально в полутора метрах от лесной дороги лежал огромный поросший мохом валун. Его конфигурация была довольно-таки странна: помимо громоздкой видимой части камень жил также и какой-то загадочной подземной жизнью. Будущий отец, подходя к объекту, усмотрел трех голоногих девочек. Скинув сандалии, они наслаждались растительностью, поросшей на этом камне. Одна из девочек солировала: стиснув ножки, она явно испытывала оргазм. Детка имела наслаждение не столько от прикосновения прохладного щекочущего мха к босым ногам, она просто похабно стискивала свои нижние конечности и спускала, нагло глядя В. П. в глаза. Вэ Пэ было тогда однако не так уж и много лет. Аленка с Валькою, нисколько не стесняясь, мастубировали, в общем-то, подобным же образом.
Они не боялись ничего; да и никого тоже. Заголяя подолы платьиц, они бесстыдно дрочили перед гостями, приехавшими к купцу-отцу. В. П., не выдержав, спустил, намочив штаны, стискивая член. Ручонки девочек делали отцу приятно, потрагивая хуй и щекоча яички.
— Смотрите, сестрица, пенис! — Девчонка залупила головку В. П. Он не стеснялся. Чего было стесняться перед мастурбирущими девчатами? — Мы его подрочим так и так…
Петрович хотел. Подглядывать за мастурбирующей малолеткой он был горазд.
Старшая дочь… с папой
— Па-ап. П…ап! У меня тити напряглись! Что делать, пап?
Виталий Петрович работал. Ему было не до стенаний возбужденной дочери. После бурной ночи он, как ни странно, не нуждался в отдыхе, а с самого раннего утра, почти не поспав, принялся за рукопись.
— Ну папа же! Папа. Поласкай их. А я тебе яички полижу.
Мужчина с неудовольствием обернулся.
— Па-па!… — перед ним, бесстыдно выпятив довольно полные для своего возраста грудки, стояла дочь. Он давно подозревал, что девчонка балуется с ними. До чего же у неё красивые налитые перси, подумал Виталий Петрович. Эрегированные сосочки просвечивают через полупрозрачную ткань. Похоже, работе конец. Он почувствовал, как в штанцах зашевелилось нечто. Наверно, это был не такой уж плохой подарок для дочери.
Полные груди дочери с набухшими сосками упёрлись ему в фасад.
Девочка водила голыми растопыренными грудками со встопорщившимися сосками по лицу отца.
— Ну поласкай их… Я ведь не говорю — пососи. Просто положи руки. Ага, и вот так, и вот так. Потрогай их. Папа…
Виталий Петрович чувствовал, что девчоночьий клитореныш тоже эрегирован, он, трясь о ткань трусиков, источал уже характерный запах.
— Спусти, пожалуйста, на мои титечки. Мне будет приятно.
Полненькая девочка (да не так чтоб и полная), с попкой и сосочками, которые в самый раз пригождались девочке двенадцати с половиной лет, покружилась перед отцом, заголяя почти голенькие полупопия с набухшими губками под короткой юбкой — он отчетливо их видел, когда дочка поворачивалась к нему задочком.
— Спустить на твой бюст? — мысль показалась недурной.
— Да, пожалуйста. Поводи головкой по сисеньскам. Разве они тебе неприятны? — девочка, отвлекшись от лица, поводила грудками туда-сюда. И Виталию Петровичу захотелось их просто потрогать, доставив девочке удовольствие. Что он и сделал, поласкав девушке обнаженные перси. Затем он приспустил треники, стянул трусы и взору Валеньки открылся могуче стоящий член.
— О, папа, какая у тебя большущая залупа! Вчера я толком ее и не рассмотрела. Лишь чувствовала в себе. Но вообще-то, отче, я предпочитаю мастурбацию (девушка еще не вошла во вкус ебли). Только дрочу я как-то не так. Может быть, папаня, ты меня научишь?
— Каким же образом? — удивился отец.
— А вот каким! — Валюха скинула трусы. — Ты ведь знаешь, что девчата дрочат, так ведь? Подглядывал небось в детстве за какой-нибудь девочкой? — Виталия Петровича настигли сладкие воспоминания. Жаннка, сладкая веснушчатая Жаннка. Он не раз спускал, спрятавшись в кустах и наблюдая, как малолетка, слегка выпятив попку, имела свое крошечное безволосое естество рукой. — Так вот… Я не умею играться с клитором, научи, пожалуйста. Девчонки умеют, а я нет! Выгляжу такой глупой… Вот он, мой клиторок. — Дочь раскрыла большие половые губки, а вслед за ними сами собой раскрылись и малые. Курочек стоял, и Вальке хотелось его потрогать, но она не знала, как. До сих пор она лишь ласкала грудь — ей нравились собственные соски, ни единожды она, встав перед зеркалом, любовалась своим бюстом. А сосочки, надо сказать, были что-то подозрительно большими; так или иначе, а Вале они очень нравились — чувственные. В деревне, где она надевала какое-то странное платье из непонятной серой материи, соски терлись о нее при ходьбе и девушка время от времени кончала, вот просто так, уходя не очень далеко от дома. Временами она, не желая ждать пейзажного оргазма, начинала сама их трогать — больше всего процесс нравился ей, когда папа с мамой отправлялись в лес за малиной или грибами, а она оставалась одна-одинёшенька и, подойдя к старому мутному трюмо, стягивала лямки коротенького сарафана на плечи — грудки тут же послушно выскакивали — и начиналось действо. Конечно, Валька была босиком — так приятней. Достижение оргазма было более-менее длинной историей (оргазм был разным, в зависимости от того, стояла ли она на длинных узких половиках или, скомкав их и забросив под продавленную кровать, наслаждалась босыми ногами прохладой пола, грубыми деревянными досками, толсто покрашенных темно-рыжей масляной краской).
Она никогда не пыталась трогать свой клитор, хотя он стал расти ещё с раннего детства — Валя обратила на это внимание. Но вот теперь захотелось.
Отец поиграл немного с её толстенькими титечками, затем взял да и выебал в них дочь, всунув член между ними да и судорожно дергаясь, когда спускал. Валюша (когда он взял её за кончики грудей), почувствовала неотвратимое приближение окончательного удовольствия отца. Виталий Петрович, вынув член из эрзац-влагалища развращённой своими грязными идеями отроковицы, послюнил пальцы и начал их подушечками легко касаться обспермлённых торчащих сосков, делая таким образом массаж и лаская девочку. Валя постанывала от наслаждения.
— Ну же, отъеби свою дочку.
— Дрочку, — поправил отец.
— Да, папенька. Я буду делать всё, что тебе понравится. Дрочить перед тобой. Мастурбировать. Ласкать киски похабных нравящихся тебе девочек, в общем, делать всё необходимое; ты только образумь меня, малоумную. А сейчас поеби меня ещё раз в сиси — мне очень понравилось.
Виталий Петрович опять поводил несколько вялой залупой по соскам дочери. Действо ей явно нравились. Член встал, хотя и не так охотно, как в первый раз. Пришлось помочь рукой… Папа ласкал полные груди дочери — титечки вновь напряглись и ждали излияния эйякулята. Груди ждали очередной порции живительной влаги. Сам Виталий Петрович, кажется, тоже был не прочь обспермить дочь вновь. А так хорошо было потрогать эти стоящие титьки с бесстыдными голыми сосками! Наконец это произошло: тугая струя густой спермы широко растеклась по изрядному бюсту пятиклассницы.
Папа часто задышал. Ему было невероятно приятно.
Виталий Петрович полизал полные тити дочери с неутомимыми сосками — и Валька в который раз взвизгнула от развратного наслаждения. Вот будет о чем написать в сочинении, подумала она. Я и моя семья.
— Поласкай мою киску, папа. — Валюшка легла голышом на диван; — объясни мне, папочка, что такое клиторальный оргазм. Потрогай его. — Она приподняла таз, подложила под попу подушечку-думку, и слегка расставила ножки.
Виталий Петрович взял старый расшатанный стул, оседлал его и приступил к порнографической лекции. Порнографической! Впрочем, так сама дочь желала!
— Итак, кхм, клитор. — Валя с готовностью раздвинула ноги пошире. — Этот орган является аналогом мужского полового пениса. Есть сведения, что мальчики теребят свои стручки с раннего детства. С другой стороны, если верить работам британских ученых — девочки от них не отстают, скорее, они даже раньше приобщаются к похоти и разврату вследствие своего более раннего развития. Впрочем, что считать похотью? Что считать развратом? Девочка или мальчик — ребенок! — бесстыдно занимается самудовлетворением, ну и что ж в этом плохого? Ведь не айпадом ж шмакать! — Ты, — он сделал вид, что снимает с переносицы воображаемое пенсне, — неужели никогда не мастурбировала свой клитор?
— Папенька, — девочка расплакалась, — неужели ты считаешь меня такой грязной? Как маму?
— Мать не трогай! — сурово изрек отец. — Отвечай мне, как на духу: занимаешься развратом или нет?
— Что ты, конечно, нет! Но так хотелось им бы с тобой заняться!
— И как?
— Я ведь уже сказала тебе, папа: мне очень хочется сейчас испытать то, чего я была лишена в детстве. Я же росла очень стыдливым ребенком. Девчата бесстыдно трогали письки, я это видела, но, папа!.. Я никогда не трогала ни свою, ни чужую!
— А почему? — заинтересовался отец.
— Видишь ли, это… — дочь смущенно прикрыла глаза рукой. Затем ладошка накрыла губы. — Это…