Помоги проекту - поделись книгой:
— Господин граф, — сказал Обри. — Я ведь не ребенок. А то, что вы предполагаете… Право, мне жарко становится!..
Прежде чем расстаться, они долго еще сидели и думали каждый про себя о том ужасном предположении, которое высказал только что Лионель.
Глава XI. У префекта полиции
— Господин префект полиции будет здесь через минуту. Благоволите присесть, — сказал курьер.
— Хорошо, — ответил Лионель.
Он ждал недолго. Раздался звонок. Казалось, что этот звонок нажал невидимую пружину, заставившую курьера соскочить со стула, возле столика, за которым этот скромный служащий рассматривал на свет старые, уже отслужившие конверты.
— Сударь… — сказал он.
И открыл перед Лионелем мягко обитую двойную дверь. Казалось, что эта дверь была предназначена нарочно для того, чтобы заглушать крики допрашиваемых преступников.
Лионель вошел в типичный бюрократический кабинет. Посередине у черного стола, заваленного бумагами, сидел старый усатый человек с удивительно энергичным профилем, с угольно-черными глазами, метавшими искры. Он тихо разговаривал по телефону. Казалось, что он нашептывал что-то в это никелированное ухо.
Не прерывая своего шепота, префект полиции бросил на пришедшего один из тех молниеносных взглядов, убедительная проницательность которых была слишком хорошо известна его подчиненным. Он сделал Лионелю знак рукой, прося его присесть в кресло, которое стояло сбоку стола, прямо против света.
Этот маленький седой старичок когда-то был рыжим и бешеным по натуре человеком; всю жизнь стараясь обуздать свою вспыльчивость, он достиг крайней степени самообладания. Холодный, суровый, логичный во всем резонер, непроницаемый для посторонних, он по своему душевному складу представлял нечто такое прямоугольное и прямолинейное, что его жесткая, подстриженная квадратом, стоявшая ежиком шевелюра, казалось, повторяла самые контуры его мозга.
Он окончил свой разговор по телефону, не спеша повесил трубку, посмотрел на визитную карточку, лежащую на его бюваре, и произнес ледяным тоном:
— Господин Лионель де Праз?
Лионель пролепетал, точно школьник:
— Он самый, господин префект, по рекомендации господина президента Кордье…
— Да… — протянул префект.
— Ну и вот… — робея, начал Лионель.
Тощий сановник, еще более съежившийся от возраста, согнутый, сморщенный, точно пергамент, беззастенчиво смерил его глазами. Он привык уверенно и прямо смотреть в лицо людям, сильный своим ясновидением и властью, которую приобрел над себе подобными благодаря своей твердости и самообладанию.
— Я слушаю вас, — произнес он раздельно.
— Господин префект, — продолжал Лионель, — знаете ли вы такого… такую… темную личность, которую называют Уж-Фредди?
— Дальше, сударь? — спросил префект, насторожившись.
— Но… это почти все, что я имею вам сказать… Впрочем, не думайте… Я пришел сюда не расспрашивать, но сделать полезное дело, оказать услугу полиции, если возможно…
— Не сомневаюсь, сударь. Ваши слова вселяют уверенность. Вы спрашиваете меня, знаю ли я особу по прозвищу Уж-Фредди. Я вам отвечаю: да, знаю.
— Вы знаете, кто он? Вам известно его истинное имя?
— Я думаю, что знаю. Но что за важность! Этот человек нанес вам вред? Вы жалуетесь на него?
— Нет, никоим образом.
— В таком случае, я плохо понимаю…
— Господин префект, у меня есть причины поговорить с вами об Уже-Фредди. Первая — это то, что, может быть, действия этого апаша…
— Ого, апаш! Не слишком ли это сильно?
— Действия этого… парня, — поправился сбитый с позиции Лионель, — связаны с одной трагической смертью…
— Действительно?
— Да, сударь. Со смертью моей тети, мадам Гюи Лаваль, скончавшейся при трагических обстоятельствах в Люверси пять лет тому назад, в ночь с 19 на 20 августа.
Это показание имело своим ощутительным результатом то, что префект полиции если не поддался впечатлению, то, по крайней мере, хоть изумился. Какая-то искра мелькнула в его и без того горячих зрачках. Морщины на его лице чуть-чуть переместились. И все. По таким слабым признакам нельзя было угадать, о чем он думал. Лионель, однако, решил, что надо поставить точку.
— Но, — продолжал он, — это всего только предположение, и я не сказал бы этого никому другому, кроме вас, господин префект. Я напал на верный след… Позвольте мне молчать об этом до нового доказательства.
Префект, снова сделавшись бесстрастным, показал знаком, что согласен.
— Вторая причина… вторая причина, не скажу, что она серьезнее, но она более спешная… — Лионель де Праз начал неуверенно топтаться на месте. — Господин префект, у меня очаровательная кузина, дочь бедной мадам Гюи Лаваль скончавшейся в Люверси. Ну вот, моя кузина Жильберта, так сказать, невеста Жана Морейля… Что вы думаете об этом, господин префект?
Никогда еще такой неумолимый взгляд не копался в душе Лионеля.
Старик сказал наконец:
— Благоволите, сударь, объяснить все прямо, без обиняков. Я вас не понимаю.
Все более и более смущаясь, Лионель взялся за дело с другой стороны.
— Бывают такие парадоксальные положения, такие ненормальные факты, которых полиция не может не знать. Если б она их не знала, мне кажется, обязанностью каждого честного человека было бы предупредить…
— Ага! Насколько я понял, вы хотите мне раскрыть подобное «парадоксальное положение» или «ненормальный факт». Очень интересно.
Лионель, поставленный в такое положение, которого он больше всего хотел бы избежать, сказал довольно сухо:
— Я не доносчик. Насколько мне известно, я джентльмен. Мне было бы противно выслеживать кого-нибудь. Я отказался бы от этого, конечно. Однако мне хотелось бы узнать, в курсе ли полиция тех фактов, которые, как мне известно, происходят; наблюдают ли за этой таинственной авантюрой?.. Ибо, господин префект, в конце концов, я это делаю только для блага ближнего…
Префект полиции видел, что он сбивается. Он улыбнулся, но старое лицо не сделалось от этого веселее.
— Я приду к вам на помощь, господин де Праз. И поверьте мне, я прекрасно понимаю все те естественные побуждения, которые привели вас ко мне, так же, как те причины, которые в настоящую минуту мешают вам свободно изложить ваше дело. Будьте спокойны, сударь, оба имени, которые вы только что произнесли, знакомы префектуре. Мы знаем, в каком, — правда, очень необычайном, — отношении друг к другу они находятся. Все, что вы нам можете сказать, не даст нам ничего нового, будьте уверены. И, как говорится, мы «не спускаем с него глаз». Это странный случай. Я благодарю вас за то, что вы говорите о нем со мной, и вполне понимаю вашу тревогу. Но позвольте вам сказать, однако, что, по моему разумению, она не имеет оснований. Мне кажется, я не ошибаюсь в том, что господин Жан Морейль — порядочный человек.
— Значит, Уж-Фредди не преступник?
Префект, помолчав немного, сказал:
— Я должен вам сказать всю правду. Тот, кого вы называете Уж-Фредди, не всегда был честным человеком. Не скажу, что сейчас он ведет примерный образ жизни. Он ленив… Но этот… этот ночной гуляка был раньше мошенником, которых встречаешь на пустынных улицах и которые просят вас дать прикурить… Не буду распространяться. Достаточно вам знать, что одно высокое вмешательство положило этому конец, и близкий друг Жана Морейля ревниво охраняет честность Ужа-Фредди. Благодаря этому бодрствующему и тайному союзнику, который в Париже занимает весьма видное положение, так называемый Фредди не попадет в тюрьму и не сядет на скамью подсудимых… если только злые инстинкты не возьмут верх, чему я не желаю верить. Я полагаю, сударь, что теперь вы достаточно осведомлены об интересующем вас деле?
Лионель ответил вполголоса, ударяя на каждом слоге:
— Уверены ли вы во всем том, что говорите, господин префект? Дадите ли вашу голову на отсечение за то, что в прошлом Жана Морейля или, вернее, в прошлом Ужа-Фредди нет чего-нибудь такого, за что посылают в Гвиану или на эшафот?
— Это серьезно, господин де Праз. Не позвать ли мне секретаря, чтобы он стенографировал ваши показания?
Лионель поспешно сказал:
— Нет! Я вам только что докладывал: это одни подозрения…
— По поводу этого старого дела? Этой трагедии в Люверси?
— Простите меня. Когда у меня будут доказательства, я вам их принесу. До тех пор предположим, что я ничего не говорил.
— Всегда к вашим услугам.
— Часто ли вам приходится рассматривать случаи «раздвоения личности», господин префект?
— Гораздо чаще, чем это думают. Есть несколько таких случаев, даже официальных. Много тайных. Где взять простого человека? Разве наш мозг не находится во власти противоречий? И преступник, убивший или совершивший кражу, разве не искупает преступление того лица, которым он был одну только минуту, пока наносил удар, и которое потом исчезло в нем навсегда?.. Вы сами, граф де Праз, поклянетесь ли в том, что вы всегда и везде одно и то же лицо? Если случайно я извлек бы из той папки заметки, касающиеся вашей второй личности, что могли бы вы мне сказать, зная, что в рассматриваемом нами явлении оба сознания почти всегда совершенно отделены одно от другого и не сообщаются между собой?
Лионель постарался найти эту шутку превосходной. Но то, что, хотя бы шутя, ему самому примерили двойную маску «переменного сознания», переполнило его досадой. Он поторопился уйти.
— Прощайте, сударь, — сказал ему префект. — Не бойтесь заглянуть ко мне еще раз, если понадобится… Я думаю о трагедии в Люверси…
Лионель тоже думал об этом и повторял про себя многозначительную фразу префекта: «Он не попадет в тюрьму и не сядет на скамью подсудимых, если только скверные инстинкты не возьмут в нем верх»…
В этих словах был настоящий план кампании, о котором Лионель де Праз думал с дьявольской радостью, отвечая поклоном на короткий и вежливый поклон маленького властного старичка.
Глава XII. Сообщения Мари Лефевр
На следующее утро на станции Эперней из поезда, прибывшего из Парижа, вышел пассажир. Он ехал во втором классе. У него был приличный вид. Но опытный глаз мог разглядеть в нем характерные черты сыщика. Он направился в центр города и, взглянув на табличку с названием улицы и на номер дома, развязно вошел в лавочку торговца овощами.
— Мадам Лефевр? — спросил он, приподнимая свою соломенную шляпу.
— Я, сударь.
Лавочница, подвижная брюнетка, занятая покупательницами, повернулась к нему лицом.
— Мне надо вам сказать несколько слов, мадам. Я вас не задержу.
Лицо лавочницы нахмурилось, она предвидела неприятность. Посещение неизвестного лица всегда неприятно, особенно если оно с места в карьер изрекает вам: «Мне нужно вам сказать два слова».
— Эжень! — позвала она. — Поди сюда на минутку.
Из задней комнаты вышел человек в синем переднике, лет сорока, ворчливый и непреклонный на вид.
— Со мной, видишь, хотят поговорить. Отпусти тут вместо меня.
Посетитель учтиво поклонился.
— Насчет чего? — спросил лавочник.
— Мадам, — начал посетитель, — не правда ли, вы мадам Мари Лефевр, рожденная Симон? Вы находились на службе у мадам Гюи Лаваль пять лет тому назад в качестве горничной?
— Да, сударь, — прошептала она.
— Позвольте мне задать вам несколько вопросов.
— Зайдите сюда, — сказал муж.
Оба, муж и жена, молча хмурясь, пропустили гостя в маленькую комнату, смежную с магазином и похожую на столовую.
— Что еще случилось? — спросила бывшая горничная неуверенным голосом.
— Абсолютно ничего, мадам, будьте спокойны. Мы хотим только выяснить несколько подробностей, касающихся смерти мадам Лаваль, и подумали, что вы и ваш муж можете их нам сообщить. Ибо, — сказал он, обращаясь к мужчине, — ведь вы были садовником и привратником в Люверси во время несчастья, не так ли?
Малоразговорчивый Лефевр утвердительно кивнул головой и мигнул глазами.
Она заговорила более обстоятельно.
— Мы уехали почти сейчас же после смерти хозяйки для того, чтобы повенчаться. Я к ней была очень привязана и не ладила с графиней: очень уж она во все совалась. Лефевр был вдовцом. Мы в этом Люверси и познакомились. А как только повенчались, мы поселились здесь, на его родине. Как видите, торгуем понемногу.
— Мели! — крикнула она. — Выйди к покупателям. Мы заняты.
В ту же минуту в лавку ворвалась растрепанная девица, вытиравшая руки о свой грубый передник. Она растолкала женщин, щупавших, взвешивавших в руках и обнюхивавших овощи и фрукты.
Посетитель довольно милостиво слушал краткое изложение Мари Лефевр.
— Скажите мне, — снова начал он, — в дни, предшествовавшие той ужасной ночи, не давалось ли вам какое-нибудь указание, по которому можно было предвидеть что-нибудь?
— О сударь! Каким образом?.. Подобное несчастье!..
— Говоря «предвидеть» я думаю о всех тех мелких фактах, которые сначала проходят незамеченными, а после события делаются ясными. Понимаете? Так, например, не заметил ли кто-нибудь, что ящик для змей был не совсем прочен?
— О нет! — сказал Лефевр. — Так как я сам заботился об этих проклятых животных, я могу вам даже поклясться, что если кто-нибудь был поражен, так именно я!
— Поражены чем?
— Бегством этой дьявольской змеи.
— Почему?
— Да потому, что ящик был в превосходном состоянии.
— А щель? Щель, через которую она выползла?
— Она, конечно, ее расширила. Без этого…
— Значит, накануне, в течение всего дня, эта щель…
— Я вас могу уверить только в том, что 19-го утром, накануне несчастья, никакой щели в ящике не было. Был только промежуток меньше чем в сантиметр между двумя досками.
Поделиться книгой: