Помоги проекту - поделись книгой:
– Мэр Одары лично наградил тебя за исход этого дела, – добавил Рассел.
Николас отмахнулся:
– Я только выследил мерзавца, а сейчас думаю, был ли в том смысл? При штурме погибли семеро наших ребят. Я молчу о тяжелораненых. А ради чего? Ради трупа Элиранда, которым, словно медалью, Дженна похвалялась перед прессой? И все эти фотографии обывателей с его телом… Как будто он не мертвый старик, а причина всего зла на земле. Теперь место занял его сын. Прогуляйся по южным районам – там до сих пор торгуют той же дурью. Что мы изменили?
– Если бы нам поймать альбиноса… Никогда полиция не подбиралась к нему так близко. Этот рыжий тип знает, где скрывается Оскар,– произнес Рассел с наигранной алчностью в голосе, указав на экран.
– Что ж, я рад за вас, а следственному комитету удачи. Мне же нет до этого никакого дела.
Николас поднялся с дивана и ушел на кухню. Там давно вскипел чайник, осталось разлить напиток по чашкам, а заодно и собраться с мыслями. Его приводило в бешенство, насколько нагло играли на его чувствах. Дженна прекрасно знала, чем его зацепить: он ведь не сможет спать спокойно, пока альбинос – новый босс наркомафии – гуляет на свободе. Нужно только почаще напоминать ему об этом, словно то, что сын Элиранда ушел от осады невредимым – личный просчет Николаса. Что еще у Рассела было в запасе? Фотографии подростков, умерших от передозировки, маленькие детки, крупными глазами глядящие в объектив камеры под статьей об изнасиловании несовершеннолетних… Готовые в который уж раз разорвать ему сердце и вернуть в участок точно марионетку, потянув за нужные веревочки. Успокоившись, Николас возвратился в гостиную с двумя чашками, поставил перед напарником пакет с печеньем, словно они были депосами, просто собравшимися посмотреть телевизор.
– Прости, не могу предложить тебе чего-нибудь получше, – выдавил из себя Николас. – Все забываю купить продукты.
– Вполне хватит этих бисквитов.
“Этого печенья, Расс”, – мысленно поправил Николас, но улыбнулся. Напарник принялся за еще более дикую вещь – макать “бисквиты” в чай, чтобы потом глотать напиток вместе с крошками.
– Он мог быть в числе близких знакомых альбиноса, – кивнул Рассел в сторону телевизора.
“Ага, еще скажи, что рыжий опрокидывает с ним стаканчик по выходным”, – подумал Николас, усмехнувшись. Отдать Дженне должное, она хорошо натаскала Рассела. Соловый депос решил, что все идет по плану, и улыбка на лице напарника – гарантия успеха.
Рассел невозмутимо продолжил:
– Этот рыжий тип может создавать впечатление невинного, сумасшедшего, несчастной жертвы, но он знает, где искать Оскара, а следовательно, представляет для полиции ценность. Я потому и спросил, помнишь ли ты его, Николас. После штурма коттеджа из выживших нам досталась лишь мелкая прислуга Элиранда – повара, консьерж, проститутки – куда же без них. Рыба покрупнее если и не погибла в той перестрелке, то скрылась вслед за альбиносом. До сих пор ведутся споры, кто именно пустил наркобарону в сердце решающую пулю. Многие запомнили его уже мертвым, в нелепой позе на полу. А возле бездыханного Тобиаса на коленях сидел огненно-рыжий депос. Тот самый пленник. В кобуре у него было заряженное оружие. Он так и не пустил его в ход. Рыжий депос опомнился, лишь когда на него стали надевать наручники. Он защищался, протягивал к своему мертвому боссу руки. Он был его телохранителем. Телохранителем Элиранда, оставшимся в живых!
– Хм, я что-то слышал об этой истории. Но с трудом верится – слишком легко тот сдался. Насколько мне известно из печального опыта, прихвостни Тобиаса бьются до последнего, действуют словно зомбированные. Они не боятся смерти.
– В точку. Полиции еще никогда не удавалось взять подручного Элиранда живым, – закончил мысли вороного депоса напарник. – Просто подумай, какой ценной информацией обладает этот парень! Его нужно только расколоть. После штурма коттеджа рыжего депоса задержал следственный комитет. Пленник вел себя неадекватно. Хотя был не настолько отсталым, чтобы не понимать депосскую речь. Комитет навел о нем справки. Выяснилось, что зовут рыжего Ероман, по некоторым сведениям, он действительно работал на мафию, входил в число приближенных к семье Элиранда. К сожалению, у данной информации нет никаких подтверждений. На допросах Ероман не сказал ни слова, а потом вытворил кое-что, из-за чего эти идиоты махнули на него рукой и сдали в психиатрическую клинику. Это то же самое, что подарить парню свободу!
Клиника, в которой оказался Ероман, раздула скандал, обвиняя полицию в жестокости. На его защиту тут же встали общественные организации. Им плевать, что тот приближенный Элиранда. Будь он хоть сам босс наркомафии, для этих сердобольных выскочек Ероман не кто иной, как очередная жертва, едва не погибшая по вине распоясавшихся сволочей в форме. Теперь любая информация, касающаяся его состояния, для нас под запретом. У полиции нет доказательств, чтобы и дальше держать парня под следствием. Вот, впрочем, и вся история о том, как мы лишились важнейшего свидетеля, попавшего к нам, наверное, впервые за всю историю существования империи Элиранда. И вполне возможно, что вскоре рыжий окажется на свободе, а значит, примкнет к альбиносу. – Рассел отпил чаю, смахнул с губ крошки от печенья. – Если бы Дженне раньше удалось прибрать к нашим рукам Еромана, – важно пробубнил он. – Теперь слишком поздно. Она так долго добивалась, чтобы заполучить сведения с допросов. Психиатрическая клиника, куда поместили Еромана, находится на северной окраине штата. Я смотрел буклеты. Место там – все равно что санаторий. Территория окружена лесом, само здание со всеми удобствами…
– И когда я туда отправляюсь? – перебил Николас.
Напарник бросил на него удивленный взгляд. Вороной депос продолжил:
– Я-то все думал, чего это Старушка в последнее время слишком часто твердила мне, что я слетел с катушек. Выходит, она вовсе не шутила.
– Тот парень не псих, он притворяется. У нас появился шанс это доказать. Нам нужен тот, кто проследил бы за ним, а еще лучше – втерся к Ероману в доверие. Вполне возможно, что с таким же пациентом, как и он сам, тот не будет прикидываться немым.
Николас выдавил смешок:
– Да, Дженни превзошла сама себя! Неужели она настолько меня ненавидит? Засунуть в дурку? Это еще лучше, чем послать на ферму следить за школьником, ворующим навоз. Такого я точно не ожидал. Гениально! Просто браво!
– Ты все не так понял. Я сам хотел взять это дело.
Николас не сомневался, что напарник лжет.
– Но Дженна дает его тебе, потому что ты всегда был лучшим из нас, – Рассел замолчал. На этом, кажется, программа спектакля была исчерпана. Завтра за свой провал напарнику суждено испытать гнев начальства. А может, Рассел был разочарован в себе, до того пребывая в полной уверенности – его актерского дара хватит, чтобы отправить Николаса лечиться.
– Рассел, ты же сам понимаешь: Дженна хочет меня достать. Ей, видимо, неймется, что я слишком легко от нее отделался.
Николас забрал у Рассела кружку и залпом выпил все содержимое. Потом демонстративно проделал то же самое со своим.
– Что ты творишь?
– Пытаюсь покончить с собой. Я где-то слышал, что если выпить очень много воды, то можно помереть. Впрочем, что я оправдываюсь? Я ведь гребаный псих, мне больше незачем жить!
– Прекрати, здесь нет ничего личного!
Николас продолжил, не скрывая злобы в голосе:
– Сделай мне одолжение, посоветуй Дженне, если в следующий раз она задастся целью меня подлечить, пусть пришлет карету с санитарами на дом. Одного чопорного странглийца с талантом убеждать явно недостаточно для того, чтобы затащить меня в желтые стены, с которых психи лижут краску…
“А не пойти ли тебе…” – кричали глаза напарника. Но он, как всегда, был сдержан:
– Это возмутительно. Ты ведешь себя как ребенок, Николас.
Слова Рассела разлетелись по гостиной, точно эхо того прошлого, когда вороной депос был новобранцем, а Рассел – его наставником. (С какого момента Николас потерял уважение к нему? После того, как нашел его на асфальте избитым бандой пегашей? Или это произошло гораздо раньше, из-за интуиции, которая часто спорила с мнением Рассела, в итоге оказывалась права. Сейчас она неустанно твердила, что это дело ни к чему хорошему не приведет.)
– Подумай, – усмирив свою гордость, сказал Рассел, стоя на пороге. У подъездной дорожки его ожидало такси. – Если ты не согласишься, Дженна найдет кого-нибудь другого.
– Такого же психа будет сложно отыскать.
– Счастливо, Николас.
Вороной депос не испытал облегчения, когда закрыл за Расселом дверь. Неприятный осадок после этого разговора остался в доме и теперь гулял по комнатам вместе с призраком Лейн. От присутствия этих двоих Николасу стало не по себе. Невзирая на дождь, он взял Флайка на прогулку. Вороной депос шел в темноте, по знакомым тропинкам, мимо домов, где яркими огнями горел свет. Пес обнюхивал кусты, с радостным лаем разрывал землю, пытаясь отыскать норы землероек. Николас мог только позавидовать его легкомыслию. Теперь, оставшись в одиночестве (в незанавешенном оконе соседсткого дома семья садилась ужинать за стол. Мимо Николаса прошла пара. В обнимку, скрываясь под единственным зонтиком, влюбленные прогуливались под дождем – будут ли у него еще когда-нибудь такие моменты в жизни?), он оказался в мире, который делил только со своей собакой, и теперь понял, почему являлся лучшим кандидатом на предложенную Дженной роль. В пустом доме, с вещами Лейн и сотней воспоминаний, он мог бы запросто сойти с ума. Своим психическим состоянием Николас ни у кого бы не вызвал подозрений. Дженна пользовалась его горем на благо полиции. Но вороной депос ее не винил. Ему стоило вытурить Рассела раньше, прежде чем напарник посвятил бы его в подробности дела. Теперь оно не выходило у Николаса из головы. “Подручные Элиранда попадаются нам только мертвыми… Откуда этот псих взялся?”
Рассел забыл видеокассету. Она так и осталась в магнитофоне. Николас думал об этом, когда на пороге протирал псу лапы тряпкой, отмывал следы дождя в прихожей, разогревал в микроволновке замороженный ужин. Он пообещал себе, что позвонит Расселу завтра и пошлет кассету ему по почте. У телевизора вороной депос оказался только глухой ночью, да и то – чтобы посмотреть какое-нибудь тупое шоу, перед тем как завалиться спать. Пальцы тут же нажали на кнопку, вернув очертание допросной комнаты на экран. Следователь Эрл-Бревно наматывал возле заключенного круги, задавая однообразные вопросы. Даже уши Еромана, самая подвижная часть тела депоса, словно окаменели, свидетельствуя о том, что их владелец отыскал убежище далеко в своих мыслях. Николас ожидал, что Эрл начнет распускать руки, уж больно красочно Рассел рассказывал об обычаях комитета избивать заключенных. Но ударов так и не последовало, Эрл несколько раз только замахнулся. Несмотря на всю агрессивную отвагу, следователь старался держаться в стороне, словно между ним и заключенным образовалось невидимое стекло. Эрл боялся его,
Вопросы пошли по второму кругу. На одиннадцатой минуте вороной депос заметил, как заключенный пошевелился. Его уши еще плотнее прижались к голове, а хвост начал гулять из стороны в сторону, точно у взбешенного кота. Глаза исподлобья устремились прямиком на следователя. Ни Эрл, ни рядовой, едва не заснувший за диктофоном, ничего не успели сделать. Поймав момент, когда Эрл приблизился к нему, заключенный вскочил со стула. В долю секунды рыжий депос вцепился следователю зубами в горло. Эрл пытался кричать. Он повалился под весом Еромана на стол, захрипел и задергался, точно жертва, настигнутая хищником. Это продолжалось до тех пор, пока рядовой, опомнившись, не ударил Еромана настольной лампой по спине
Полицейские обступили Эрла. Следователь опирался о стол, ощупывал ладонями горло, по его пальцам текла кровь. Поддерживая с обеих сторон, Эрла увели из допросной, двое полицейских выволокли тело обвиняемого, переговариваясь между собой, что давно пора сдать этого психа в дурдом, пока он кого-нибудь не убил.
Следственная комната опустела, статичной картиной продержалась на экране полминуты, а потом ее сменила черно-белая рябь.
Николас пересмотрел видеозапись три раза, концентрируя внимание на моменте нападения и словах, произнесенных Ероманом. Вороной депос прибавил звук насколько это было возможно на стареньком телевизоре, чтобы окончательно убедиться – ему не показалось. А потом, дрожащими руками, набрал номер телефона Рассела Лэйона. К счастью, напарник проводил эту ночь дома.
– Слушаю, – сонным голосом отозвался он.
– Рассел, это Ник. Прости, что разбудил.
– Что-то случилось?
– Нет… Вернее, да. Я хотел извиниться за то, что наговорил тебе сегодня.
Пауза, а потом:
– Все нормально, Николас.
– И еще, ты не мог бы передать Дженне, скажи: я согласен взять это дело.
Последние признаки сна исчезли из голоса Рассела. Николасу показалось, что не у него одного сейчас бешено колотится сердце.
– Ты уверен? – чуть ли не закричал напарник в трубку.
– Не сомневайся, – ответил Николас, поглядывая на экран телевизора, где время на видеозаписи остановилось.
Глава 4
Порой, чтобы перестать блуждать в темноте, достаточно решиться на единственный шаг… из дома, прямиком в неизвестность, где только кажется, что никто не ждет.
Николас сидел на скамейке в парке, в тени дряхлой сосны, умиротворенный, но в то же время полный решимости действовать. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь ветки, теплыми прикосновениями гуляли по лицу. Давно он не чувствовал такого спокойствия. Николас знал, что скорбь и воспоминания не могли оставить его так легко, но вдали от пустых комнат словно поблекли, сегодня на них набросили полупрозрачную вуаль. Все мысли занимало новое дело, игра, которая принадлежала ему одному, а если быть честным с собой – существо, похожее на депоса только оболочкой. В тот момент Николасу казалось, что не могло случиться иначе.
Он встрепенулся. На противоположный край скамейки опустился незнакомец, деревянные прутья под ним жалобно скрипнули. Двухметровый громила больше походил на заключенного тюрьмы, нежели пациента психиатрической клиники. На его толстой шее болталась тяжелая цепь, уши тянули вниз золотые серьги. Громила положил руку на колено, и Николас заметил рисунок синего дракона, выглядывающий из-под голубой пижамы. Вдобавок ко всему депос был пегой масти – белые на сером фоне пятна разделяли его массивную, больше напоминающую бычью голову на две части. Парень был не намного старше Николаса. Но возраст пегашей с трудом поддавался определению. Здоровяк выждал секунды две, разглядывая вороного депоса в упор. После чего пробасил:
– Ты тот, новенький?
Николас кивнул, осознав, что забыл его имя. Сегодня за завтраком оно вертелось на языке, словно мелодия заевшей песни: Лерой или Лестер. Что-то на “Л”. “Может, я ошибся, и это вообще не он”, – подумал Николас с жалкой надеждой. Никто не предупреждал, что этот тип будет пегим, а тем более таким здоровым.
– Лисер, – представился пегаш. Он поочередно загнул назад оба уха, когда Николас протянул ему ладонь.
– Я не прикасаюсь к алкашам, тут это считается дурной приметой, – бросил Лисер, не скрывая отвращения на лице, словно от Николаса несло перегаром. – Как по мне, так самая низшая каста “свихнувшихся”, после нариков, конечно. У этих даже ничего не замкнуло в мозгах, чтобы называть себя психами. Как считаешь, какого черта вы все тут забыли, ребята? Шли бы и дальше, обратно, к веселой жизни. Это место не для тех, кто наслаждается своим безумием.
Николас молчал, решив дать пегашу выговориться. Вступать с ним в полемику было невыгодно не только из-за его комплекции. Разозлив Лисера, вороной депос рисковал не получить от него желаемого. Николасу ничего не оставалось, как сперва выслушать красноречивый рассказ о том, что шизофреники в миллионы раз достойнее находиться здесь, чем алкозависимые, у которых проблемы-то больше похожи на нытье слабых, привыкших пресмыкаться созданий. Будто Николас специально так долго ждал этого типа на лавке, чтобы узнать его мнение о себе. Впрочем, то являлось ерундой для достижения цели.
Николас оторвал забытый лейкопластырь на сгибе локтя – и это тоже мелочь. Рассел сказал, что дальше будут давать только таблетки. С ними дело обстоит проще: их легко спрятать за щеку, в то самое место, куда в детстве отправляешь леденцы, пытаясь подольше сохранить их вкус. Во рту все еще оставалась горечь после того, как он выплюнул свою первую партию “колес” за батарею, вплотную подойдя к подоконнику, сделав вид, что заинтересовался живописным пейзажем за окном. Только Николас допустил мысль, что проблема, о которой он беспокоился больше всего, оказалась простой в решении, как боковым зрением увидел картину: паренька лет двадцати (у того был ясный взгляд, а в повадках не прослеживались признаки безумия) и медсестру, в обязанности которой входило раздавать пациентам пластиковые стаканчики с лекарствами. Она стояла напротив паренька и ощупывала его рот пальцем. Тот смиренно позволял ковыряться у себя за щеками, словно такие проверки были обычным делом и это никоим образом не умаляло его достоинства. Николас решил, что этот пациент чем-то заслужил такое недоверие и маловероятно, что на месте паренька мог бы оказаться он сам. Тогда впервые в его мыслях возник вопрос, который с той минуты так и не покидал его: “Во что же, ты, Ники, черт побери, вляпался на этот раз?”
Не верилось, что еще вчера он существовал своей привычной жизнью погрязшего в скорби отшельника, а сегодня, как по щелчку пальца – здесь, в месте, опоясанном высоким забором, где, куда бы он ни пошел, нарывался на пристальные взгляды персонала. Позавчера вечером, не давая себе отчета в происходящем, Николас собирал вещи в клинику. Он позвонил Ное Бьянки, подруге Лейн, и попросил ее приглядеть за Сержантом Флайком. Как ни странно, на тот момент Николаса больше всего волновало, у кого будет жить его пес. Вороной депос ни за что бы не отдал Флайка в так называемые отели для животных, где пса посадят в клетку, а на прогулку будут выводить так же часто, как заключенного тюрьмы. Рассел, рьяно уговаривающий Николаса взять это дело, вряд ли бы согласился приютить питомца. Во-первых, напарник его боялся, вдобавок у одинокого Расса в коттедже жила пара злобных кошек (они шипели при попытке их погладить, Николас проводил некоторые параллели с их хозяином). Морис все чаще баловался алкоголем, у диспетчера Энтони недавно родился ребенок… Перебрав в голове почти всех, кого знал, Николас решил-таки пересилить себя и позвонить Ное Бьянки. Ее не пришлось долго упрашивать. И хотя дом Нои находился в самой глуши, она примчалась за Флайком в тот же вечер. Огромный джип с бычьими рогами на капоте со скрипом затормозил у крыльца Николаса, спугнул с мусорных баков голубей. Они ринулись ввысь, яростно курлыкая, словно даже им было позволено осуждать Ною. Сегодня на гнедой девушке была куртка-косуха и дырявые бриджи. Гривка, постриженная ершиком, делала ее похожей на подростка, увлекающегося тяжелой музыкой. Флайк ринулся Ное навстречу. Навалившись на тощее тело всей тушей, он едва не сбил гнедую девушку с ног, а она только смеялась, позволяя слюнявому языку скользить по лицу. Изуродованная морда Флайка Ною никогда не страшила, как и его – ее броский образ.
– Как всегда, один и тот же сценарий, меня любят только медведи, – повторяла Ноя, но без упрека, пытаясь высвободиться из объятий Флайка. Николас оттащил пса за ошейник.
– Как же ты будешь без него? – спросила Ноя, проходя в дом. Николас заметил, как ее взгляд бегает по пространству, словно ищет каких-то изменений. “Слишком рано, другая тут только пыль, которую я протираю”, – хотелось сказать ему в ответ.
– Мы расстаемся максимум на две недели, ничего со мной не случится, – буркнул вороной депос.
– Сколько мы тебя помнили, ты всегда таскал с собой этого пса…
На слове “мы” голос Нои дрогнул. Ноя Бьянки была лучшей подругой Лейн. И, наверное, единственной, потому что Николас не помнил, чтобы его нелюдимая избранница общалась с кем-нибудь еще. Лейн доверяла только чудачке Ное, которая и получила право навещать их маленькую семью. Теперь ее присутствие напоминало Николасу о времени, когда он был счастлив. Бодрый вид Нои внушал зависть, но позже вороной депос понял, что, как и его приливы хорошего настроения – являлся не более чем подделкой.
Ноя согласилась выпить с ним кофе. Разговоры казались рваными и бессмысленными. Они старались обойти темы, касающиеся Лейн, потому, уткнувшись в свои кружки, по большей части молчали. Николасу было нечего ей рассказать, он только твердил, что ему не терпится уехать в двухнедельный отпуск подальше от города, на юг, туда, где море, солнце и пляжи.
Чуть позже, наблюдая за тем, как отъезжает джип Нои с вертящимся громилой Флайком на заднем сиденье, Николас подумал: она с таким энтузиазмом забрала его пса к себе только потому, что он наконец решился покинуть этот дом. Ноя надеялась, что вдали от памятных мест ему станет легче.
Ночью Николасу так и не удалось заснуть, и дело было не только в волнении. Он скучал по привычному цоканью собачьих лап и возне. Тишина в доме казалась совсем мертвой.
Рассел обещал приехать за Николасом на следующий день. Они не обговорили точное время, и вороной депос ждал появления напарника с раннего утра. Рассел появился только к полудню. Он был за рулем внедорожника “Рэнч-шавер” – странглиевской марки автомобилей, по цене как несколько старых пикапов. Но достаточно было вспомнить, кем являлся его напарник и что, даже работая в обнищавший одарской полиции, мистер Лэйон мог позволить себе и не такие кареты. На соловом депосе в тот день было длинное черное пальто, подчеркивающее его золотую масть, шею он обмотал ярким полосатым шарфом. Для типичного аристократа с гравюры не хватало только монокля с тростью. “И что он забыл на нашей работе?” – в очередной раз мысленно спросил себя Николас, прежде чем сказать ему: “Привет”.
Вороной депос туманно запомнил, как они перетаскали в машину его вещи, состоящие из одной туго набитой сумки. Или как автомобиль отъехал от дома, устремившись по дороге за город. Зато в его памяти до сих пор играла та дурацкая радиоволна, где звучали самые унылые на свете песни, и голос напарника, раздающийся фоном. Рассел Лэйон был не из болтливых. Николас давно усвоил, что с ним бесполезно заводить беседы о футболе, машинах, местных сплетнях… Любой ерунде, о которой положено болтать двум парням, проводившим в одном пространстве каждый будний день. Но редкие моменты, касающиеся исключительно работы, попадали под красноречие Рассела. В этот раз, вертя обтянутый белой кожей руль “шавера”, Рассел посвещал Николаса в его новый образ.
Следуя плану, вороной депос должен был лечь в клинику под видом депрессивного алкоголика. История, сочиненная не без лепты Дженны, в некоторых моментах перекликалась с реальностью: прославленный полицейский Николас Патнер тяжело переживает смерть возлюбленной. Он замыкается в себе, не отвечает на звонки, по некоторым сведениям – покидает свой дом только чтобы добраться до магазина со спиртным. На работе он появляется всего раз, в нетрезвом виде. Ведет себя агрессивно – затевает драку с новобранцем, по указанию Дженны пытавшимся отвезти его домой. Николас выбил парнишке зуб и нанес ему тяжелые травмы (вороной депос не сдержал смеха на этом моменте сказки). За это он заслужил увольнение и снова провалился в запой. Его напарнику, Расселу Лэйону, удалось уговорить Николаса на лечение в психиатрической клинике.
– Замечательная история! – сказал тогда Николас, рассматривая пейзаж за окном: дорога змейкой опоясывала горы, сверху деревья и редкие фермерские домишки казались совсем крошечными. – Да тут придумывать ничего не надо! Мне, бывает, хочется повыбивать этим самоуверенным новичкам зубы. Помнишь Ричи? Однажды я поймал этого слабоумного копающимся в моем шкафчике. Если бы тот вовремя не сказал, что искал степлер, то я бы его… Все равно я ему не поверил. А касаемо Лейн, я правда чуть не свихнулся. Зато у клиники не будет сомнений. Дженна права: я просто беспроигрышный вариант.
– Прости, Николас, – перебил его Рассел. – Я сожалею. Но Дженна выбрала тебя не поэтому. Ты знаешь.
– Ага, потому что я лучший псих в участке? Да, да, я наслышан.
Рассел выдержал паузу, очевидно обдумывая, не лучшим ли будет оставить эти мысли при себе, но потом все же сказал:
– Правдоподобно сыграть сумасшедшего смог бы любой из нас. Тебе ли, полицейскому, не знать об этом. Почему добропорядочный гражданин, муж и отец четырех детей, в свободное время убивает престарелых женщин, врываясь к ним в дом под видом врача? Или примерный семьянин, перебрав со спиртным, берет в сарае топор… А вспомни, какими ангелами они кажутся на допросах. Я искренне верю: дело не только в актерском мастерстве. У каждого из нас есть своя “птичка” – маленькая мерзкая тварь, чирикающая в мозгах. Ее нельзя убить. Все что мы можем, так это оградить ее от себя – запереть в клетке, накрыть черным колпаком и пытаться никогда о ней не вспоминать. Но чтобы ты ни делал, время от времени она будет пробуждаться. Незаметная для окружающих, чирикающая своему хозяину нелепые страхи, фантазии, уверенность в собственной никчемности, мечты о смерти того, кто мешает счастливо жить – как часто мы прислушиваемся к внутренним голосам? Сам не заметишь, как та пичужка выросла, вот она не помещается в клетке, размах ее крыльев разрушает прутья. Она на свободе и обрела власть. Маленькие злобные твари живут в каждом из нас, но лишь у некоторых они превращаются в чудовищ. Найди свою птичку, Николас. Ты из тех, кто способен ей управлять.
До психиатрической клиники, носящей романтическое название “Голос лесов”, Николас и Рассел добрались за два часа. Высокий кирпичный забор казался нескончаемым, охватив огромную территорию. Напарнику не пришлось сигналить, ворота распахнулись сами, приглашая прибывших вовнутрь, словно их тут давно ждали. Николас не мог поверить глазам, в воображении он рисовал психиатрическую клинику на окраине Одары как мрачное, полузаброшенное место, но ограждение скрывало вовсе не площадку для заключенных, а живописный парк. Повсюду росли сосны – уцелевший участок леса, даже в салон автомобиля проникал знакомый с детства запах хвои. На газонах, по обе стороны от ведущей к зданию дороги, были аккуратно высажены цветы. При виде фонтана, в бассейне которого открывали рты откормленные карпы, Николас подумал, что Ероман, должен быть, счастлив оказаться здесь после тюремной камеры. А когда Николас сам ездил в отпуск за счет Дженны? И все же стоило напомнить себе: каким красивым бы ни казался “Голос лесов” – это учреждение, где вправляют мозги. Навряд ли для психов имеют значение все эти ухоженные газоны, тропинки, дубы… Как часто их вообще выпускают гулять?
Главный корпус клиники выбивался из общего вида “курортного местечка”. Сперва из-за густой шапки сосен показалась крыша, а потом и само здание, как неизбежное, предстало перед гостями. Оно напомнило вороному депосу один из стареньких трехэтажных кинотеатров, уцелевших в центре Одары. Фасад был выкрашен в молочно-белый цвет, пожелтевший от времени и частых осенних дождей. На узких окнах стояли решетки. В этот момент, замерев напротив здания, Николас невольно вспомнил одну из сказок гнолла Джипса. В ней говорилось о чудищах, скрывающихся в зачарованном саду. Потеряешь бдительность, забудешь, зачем ты здесь – тут же столкнешься с желтизной их злобных глаз. В окнах здания зажегся свет.
У стойки администрации на полицейских поглядывали пациенты, разномастные депосы, толпившиеся в коридоре. На них были одинаковые куртки, накинутые поверх таких же клетчатых пижам. Раздался звонок, возвестив о начале прогулки. Некоторые пациенты, проходя мимо Рассела с Николасом, косились на них, как на пришельцев – с опаской и любопытством, другие и вовсе их не замечали, бормоча себе что-то под нос, торопились на улицу. Еромана среди толпы Николас не увидел. Но внутри у вороного депоса все сжалось, когда его, словно случайно, пихнул плечом старик. Он показал язык и провел пальцем у горла, отчего Николас невольно отшатнулся, едва не врезавшись в Рассела. Кашляющий смех старика раздавался у вороного депоса в ушах до самого кабинета главврача.
Справиться с нарастающей тревогой, как ни странно, помог Рассел. Вернее, не он сам, а спектакль, который они дуэтом разыграли перед главврачом. Николас сделал вид, что внимательно изучает контракт на свое заключение, а потом скомкал его и швырнул в лицо напарнику со словами, что он не гребаный псих и не нуждается в лечении. И хотя обстрел бумагами не входил в заранее оговоренную сценку, Рассел не сбился с роли. Он с самым важным видом стал убеждать, что Николасу необходимо поставить свою подпись, а клиника – единственный шанс вернуться к прежней жизни, завязать с пьянством и забыть Лейн. Пользуясь случаем, Николас продолжил отпираться, за много лет так и не потеряв надежды вывести напарника из себя. Но соловый депос сохранял спокойствие, невозмутимый и гордый, во всем и всегда. Николас едва сдержался. Что бы подумал босс клиники, увидев, как его новый пациент после вспышки ярости покатился со смеху? Наверное, тут к такому привыкли, и его внезапный гогот помог бы закрепить роль, но Николас не стал давать себе волю. Он все-таки депрессивный алкоголик, а не сумасшедший. В конце концов, чуть ли не улыбаясь во весь рот, Николас поставил свою закорючку там и здесь, с того момента став собственностью клиники “Голос лесов”.
Ему позволили проводить напарника до ворот. Пока они с Расселом разыгрывали спор в кабинете главврача, у пациентов закончилась прогулка. Тот же звонок, слышимый изо всех углов, возвестил о том, что пора возвращаться в здание. Он длился полминуты, а смолкнув, эхом продолжал звенеть в ушах. Все, кто находился в парке, точно муравьи, построившись один за другим, одной дорожкой направились к дверям клиники. Свет солнца, пробивающийся сквозь ветви деревьев, клочьями ложился на их выцветшие халаты. Они щурились в ярком свете. Некоторые до сих пор закрывали ладонями уши, пытаясь спастись от нарушившего тишину сигнала.
Тогда впервые Николас увидел Еромана. Пациент огненно-рыжей масти шел в сопровождении санитара. Его растрепанная грива неопрятно стояла торчком, на лице заживали ссадины, нижняя челюсть выпирала вбок – была сломана сильным ударом и срослась неправильно. Его походка казалась шаткой, Ероман шел, слегка раскачиваясь взад-вперед, подволакивая ноги, словно боялся опереться на пятки. Стоило ему заметить двух идущих навстречу мужчин, как Ероман бросил на Николаса затравленный взгляд, ясно говорящий о том, что он знает – они из полиции и здесь ради него. Рыжий пациент прибавил скорости, едва не сорвавшись в бег, так что санитар еле поспевал за ним. Неприятное чувство сохранилось после этой встречи – как будто через тело пронесся ветер и его холод остался внутри. Шерсть на спине Николаса встала дыбом. Он испытывал это ощущение и раньше, много лет назад, в старом форте…
– Видел, как он шел? Следственный комитет его хорошо отделал, если добрался даже до ног, – вклинился Рассел в мысли Николаса. – И все же, каким бы жалким он ни казался, это прихвостень Элиранда. Черт бы его побрал, такое чувство, что отморозок нажмет на курок, стоит только отвернуться.
И Расселу удалось “это” почувствовать, но он не знал, что дело тут далеко не в Элиранде.
– Ероман – единственная ниточка, способная привести нас к альбиносу, – продолжил Рассел, – проследи за ним, пока Дженне не удастся прибрать малыша к рукам нашего участка.
– Как ты думаешь, сколько времени это займет?
– Неделю, может две. Знаю, как ты ненавидишь сидеть сложа руки. Но никто не запрещает, попробуй для начала поговорить с ним.
– Вряд ли Ероман мне что-нибудь расскажет. Ты же видел, как он себя вел? Ему известно, кто мы.
Рассел усмехнулся:
– Николас Патнер, твое лицо не знают только слепые или младенцы, еще не научившиеся читать газет. Для начала поделись с ним историей, почему ты здесь. Нет на свете ничего печальнее, чем потухшие звезды… Мне и самому очень жаль тебя, приятель.
Николас рассмеялся.
– Напарник психа, что бы ты делал, если бы я взаправду свихнулся?
Рассел встал напротив него и, положив руку на плечо, изрек:
Поделиться книгой: