Зачётный профессор [СИ]

— Хм… гхм. — покряхтел в кулак Тимур, выигрывая время для раздумий. Его брови приподнялись, образовав поперек лба две морщины. — И… как же это «правильно»? Нет-нет, я не концентрирую внимание на том, что этого-то мне и нужно, просто интересно, как это в твоём понимании.

— Не знаю, — вильнула плечами Ника, как другая вильнула бы бедрами, но преподавательницу природа не наградила формами, которыми можно было бы повыбражать. — Подумай, придумай, выкручивайся как-то. Я сама себя под тебя класть не буду, Тимур. Прости за пошлость.

— У меня сейчас создаётся впечатление, что это тебе от меня ничего, кроме секса не надо, — попытался отшутиться мужчина, но Ника приняла его замечание и фактически подтвердила.

— Возможно, я же не успела проникнуться тобой столь глубоко, чтобы захотеть чего-то большего.

— То есть, выходит, что ты изначально согласна на… — всё ещё считая, что перейти на прямолинейный язык — это выйти из образа «ангела», Баскаев не решался называть вещи своими именами, — на постель, но я должен каким-то образом разыграть расклад так, чтобы ты… мм… удовлетворила своё согласие за счет моей настойчивости?

— Естественно, — Ника непроницаемо однократно моргнула, — это же огромный риск — перейти с тобой к интимным отношениям. Ты друг моего студента и всё, что между нами произойдет, может дойти до него. Мужчины сплетники, не меньшие, чем женщины, не пытайся разуверить меня. А мне не нужно косого взгляда с первой парты и потери уважения учащихся. Информация просачивается всюду, если тайну хранит более одного человека. Поэтому надобно, чтобы риск был обоюдоострым. Для этого нужны максимальные затраты с твоей стороны.

Не найдя, где вставить хоть слово, Тимур смотрел на Нику, ожидая, не выкатится ли из её рта ещё какая-нибудь задержавшаяся каверзная тирада. Мда уж, приложила, так приложила. Он медленно, и оттого немного глупо, улыбнулся. Держать полдня эту прозаическую улыбку уже устали не только щеки, но и его внутренний запал.

— Я думал, что когда девушки… — он намерено употреблял эту возрастную категорию, постоянно льстя обвораживаемой. — … откровенны и сразу говорят, чего хотят, то это облегчает дело, но ты умудрилась так всё усложнить, что я совершенно запутался. Я ведь и не говорил тебе, что мне что-то такое нужно, но чувствую, будто навязал тебе резкий перескок на иную ступень отношений. Прошу тебя, Ника, поверь, я не тащу тебя в постель. Давай будем узнавать друг друга, пока не узнаем достаточно хорошо…

— Что ж, если тебе ещё не ясна моя натура, — как-то лукаво и шаловливо повела она взглядом в бок, — то узнавай. Я не претендую на гениальную экстрасенсорику, но думаю, что тебя достаточно узнала для некоторых выводов.

— Ох уж эти девушки! Вечно вы делаете выводы, — добродушно махнул рукой Тимур, — часто преждевременные.

— Ну не вводы же мы должны делать, это не наша прерогатива, — подмигнула Ника, достав ключи и взявшись за ручку двери. Молодой человек окончательно затерялся в джунглях чадящей насмешки над ним и издевки, которые лианами опутали его мозги, лишая работоспособности. Проклятое высокое айкью у дичи! Не положено ему быть выше, чем у охотника, иначе охота обернется пустой обоймой и такой же авоськой, куда надо бы складывать добычу.

— И что же за выводы относительно меня?

— Как сказал Костя - ты святой человек, и по всем твоим словам похоже, что ты высокоморальная личность, однако почему-то тяготишься не к невинной девчонке, своей ровеснице или помладше, а к опытной женщине намного старше себя. Это исключает серьёзность намерений, либо же, бывает и такое, у тебя склонность к уму и интеллекту, типу женщины-покровительницы, которая бы направляла тебя на путь истинный, тогда возможны и весомые планы на будущее. Но я не вижу, чтобы ты походил на поклонника данного типажа. Твои прикосновения выверены с уклоном в близость, ты смотришь в глаза, только когда говоришь комплименты — будто убеждая меня в чем-то, ты говоришь в тональности возбужденно-эротической, а не тем тоном, каким заводил бы беседу человек, жаждущий получить порцию знаний или насладиться диалектическими спорами. Ты хочешь меня соблазнить, но утверждаешь, что секс не первостепенен. Либо ты не понимаешь сам себя, либо ты обманываешь кого-то из нас двоих. И, признаться, меня получается обмануть меньше.

Тимур превратился в статую там, где стоял. Развернутый из обертки праведного образа, как банан из кожуры, он нервно сжал перила, стараясь больше ничем не выдать укол от разоблачения. Как, как, как она это делает?! У него всегда срабатывало, всегда! Ещё ни одна особь не раскусила его сути до того, как он попрощался бы с нею после бурной ночи. Может дело в том, что он не хотел Веронику Витальевну и отсутствие реального вожделения выдало? Нет, это всё её гиперобразованность. Нельзя бабам столько учиться — нельзя! Как их после этого соблазнять? Уму непостижимо.

— Ника, у тебя какое-то предвзятое мнение о мужчинах, — бросил сам себе спасательный круг Тимур. На него взглянул зоркий рентген глаз. Сам того не ведая, он тут же пырнул круг шилом. — Не всем же важнее всего какая-то невинность, есть вещи глубже, а жизненный опыт очаровывает не меньше…

Карие глаза сузились. В них мелькнуло что-то огненно-раненное. Шивон не мог знать, как презирала Ника тех, кто в грош не ставил женскую честь и невинность. Эдаких ценителей «опыта», а проще говоря — разнообразного секса, ей хотелось пользовать и выбрасывать самостоятельно, чтобы поняли, как верно расставлять приоритеты. Она не могла точно сказать, что увидела насквозь Тимура, но он казался ей несколько напыщенным и неискренним. Но она может ошибиться, а потому рубить сгоряча не собиралась. Разве откажется женщина, которой уже нечего терять, от сочного и красивого любовника?

— Захочешь, — конкретизировала она голосом то, что надо было бы от неё хотеть, — звони.

Проникать себе куда-то глубже, чем сантиметров на пятнадцать-двадцать (при неудачном раскладе двенадцать, десять, восемь…), Ника уже никому не позволяла. Годы не те. Тимур коротко кивнул, проявляя понимание и понимая то, что момент упущен и не исправлен. Женщина скрылась в подъезде и он, едва не чертыхнувшись и поджав губы, обернулся к машине. Ночью приедет на съёмки, и что скажет Косте? А ничего! Любая информация — это помощь сопернику, так что фигушки. Пусть сам напорется на эту неуместно похотливую самку. То-то у младшего будет шок, когда он узнает о скрытой стороне училки. Ох уж и училка… как из фантазий школьников, прямо для ролевухи.

Мысль о ролевухе выстрелила куда-то под ребро и оттуда, как залп взболтанного шампанского, ударила в голову. Почему он не думал о том, что Нику можно захотеть? А что, если её раздеть, наверное, она не так уж и плоха, и, судя по всему, далеко не бревно. Хорошо вытраханная женщина привязывается к любовнику, начинает по нему скучать, а там, глядишь, и до любви рукой подать. Это мужикам всё равно, с кем спать, а женщины-то по-любому влюбляются в тех, кто их отменно удовлетворит. Ладно же, Черненко Вероника Витальевна, хочешь постели — будет тебе постель!

Урок восьмой: Умный в гору не пойдет — кобыле легче

Костя с затаённым интересом ждал отчета Тимура о свидании. Убивая время за вузовскими учебниками, он пристроился в гримёрной, чтобы точно ничего не прошло мимо. Ника боялась, или остерегалась мужчин — это казалось молодому актёру очевидным. Её могли расположить обходительность и вежливость «великого пастора» всея сериалы, ей могло с ним быть интересно, но пойдет ли это дальше? Костя готов был спорить, что нет, но никогда не будет зарекаться. Как говорят американцы — джинкс! Проклятие чрезмерной уверенности в том, что что-либо выгорит или «загад не бывает богат». А вдруг нет? Лучше не гневить высшие силы наглостью. Атеизм молодого человека распространялся скорее на обрядную сторону веры, а в душе у него всё же что-то было, нечто духовное и, пожалуй, куда более честное, чем у Тимура с его проповедями и христианским милосердием. А потом бросаем девушек, а потом показываем стриптиз в телевизионных шоу, а потом балуемся дорогой выпивкой за сценой, раззадориваем на сексуальные фантазии несовершеннолетних фанаток, флиртуя с ними, что вообще отдельный чудовищных грех, который патриархи-педофилы сочинители всех религий мира, похоже, забыли вписать в свои Заповеди, Талмуды, Кораны.

Басккаев вошел без сияния, не дотянув до архангелов, и возвышаясь в бренном мире высоким ростом более чем высокой нравственностью. Костя заложил книгу вшитой лентой и опустил её на колени.

— Ну как? — Тимур остановился, держась за пуговицы рубашки. Похоже, он успел побывать где-то ещё, в фитнесе или спортзале, или у той пассии, с которой «мутил» в последнее время.

— Ты о доценте? — повел он бровью.

— Нет, о состоянии здоровья Папы Римского, — парень покривился ядовитой ухмылкой, — так что?

— Обменялись телефонами, договорились встретиться ещё. В более интимной обстановке, — обтекаемо выдал Тимур, удаляясь по коридору и здороваясь с остальными, кто попадался на пути. Косте показалось, что он ослышался. Пришлось встать и пойти следом.

— Что? В какой ещё интимной обстановке? Не скажи, что эта мадам знает, что такое «интим»? — Тимур, находясь спиной к другу, скорчил гримасу точного попадания. «Знает, ещё как знает!». После этого он обернулся.

— В любой можно пробудить чувственность, главное уметь.

— Я не верю, что она из тех, кто быстро допустит секс. — Тимур разве что не рассмеялся. Если бы он не слышал того, что она ему сказала, то и сам бы не поверил.

— Посмотрим.

Костя проводил его глазами до раздевалки, оставшись с точащим нутро сомнением, что у конкурента дела движутся более прытко. Никуда не годится, надо бы брать быка за рога, вернее, корову за вымя, черт, да какое там вымя? Браться там совершенно не за что. Глодать кости в сытое время, полное выбора и деликатесов, как-то моветон. Но разве у заевшихся не странные предпочтения? Костя не считал себя заевшимся, но предпочтения, видимо, у него ещё формировались, и оттого порой были чуднее некуда.

— Психология масс изучалась фактически с момента рождения социологии, и первые теории были выдвинуты ещё в девятнадцатом веке, — повествовала Вероника Витальевна у доски, — наблюдение за обществом есть основной предмет социологии, а что в обществе движущая сила? Их две, разумеется, о первенстве среди которых говорить не приходится; личность, индивидуальность, вожак и масса, толпа, большинство, ведомое, но порой неуправляемое. Психология масс как нигде важна в политике и пользуется популярностью для современных игр сознанием, для ведения холодных войн и обманов, создаваемых СМИ, так же служащих политике и оплачиваемых ею же. Мы рассмотрим концепции Габриэля Тарда и Гюстава Лебона, и начнем с первого и его теории подражания… — женщина озаглавила на доске тему лекции и обратилась к Косте, — нет претензий по биографии этого ученого?

— Нет, насколько я знаю, он себя никак не скомпрометировал, — оживился парень-знаменитость, каждую минуту готовый действовать, но всё никак не находивший наиболее выгодного момента. Уже два студента перекинулись мнениями с преподавательницей, и она никому не съязвила. И вот, его самого дернули. — Старик Тард не был женат и всего себя посветил преподавательской деятельности. Настоящая самоотверженность во благо науке.

— Вы считаете правильным, когда человек полностью отдаётся лишь одной стороне бытия? Не делает ли это его слегка ограниченным и не субъективирует ли? — их взгляды встретились. Косте показалось, что она намекает на себя.

— У всех свои причины, чтобы отказаться от чего-то и выбрать что-то одно. Не нам судить, — ответил, как думал, парень. Ему хотелось добавить, что мужчинам такое позволительно, а вот женщина должна быть женщиной, заниматься домом, браком и детьми, а не бегать по конференциям, но он промолчал. Глаза Ники заволокло золотистой ряской. Или это отсветы солнца из окна? Костя поглядел на полуповернутые вертикальные жалюзи.

— Что ж, продолжим, — мел стукнул по полочке и руки вновь легли по сторонам кафедры. — Тард говорил о трех видах психологических процессов масс: подражании, оппозиции и адаптации, но чаще всего, настаивал он, встречается именно подражание, как наиболее распространенная форма поведения людей. В самом деле, рассматривая любые случаи массового скопления, будь то болельщики на стадионе, давка в метро, бунтующие или революционеры на площади, мы видим, что более девяноста процентов ведут себя одинаково, и крайне малая часть способна не уподобиться общему направлению, панике, к примеру, при каком-то эксцессе, будь то пожар, внезапная потасовка, взрыв, что угодно. В случае войн или революций крошечный процент не принимается мародерствовать или бесчинствовать, не поддаваясь инстинкту толпы. Ориентироваться при сложностях способны единицы — личности. Но не следует думать, что личности — это те, кто представляет оппозицию массе. Что такое психология оппозиции? Это «я не хочу быть как все». Почти каждый из нас, рано или поздно, произносил вслух или про себя эту заветную фразу. Так вот это «я не как все», совершенно не создаёт индивидуальность, а напротив, часто, погружает единицу на ещё более низкий уровень, лишая индивидуальность поддержки общности и отрывая её от какой-либо культурной привязки. Процент поведения «оппозиционеров» тоже не мал, они вторые после «подражателей». Что касается личности — к ней мы перейдем подробнее чуть позже, в концепции Лебона о противопоставлении масс и элиты, — то ею становятся тогда, когда находят золотую середину между бездумным подражанием и таким же неосознанным отрицанием общепринятых норм. Личность — это интегрируемая в общество индивидуальность, способная перенимать лучшее и эволюционировать, отталкивая лишенные смысла навязываемые мнения большинства, например, явления моды и мейнстримности, о которых мы будем плотно говорить, дойдя до современного общества…

— Простите, — подняла руку девушка со средних парт, и Ника благосклонно позволила ей задать вопрос, — значит ли это, что модный человек, следящий за тенденциями — не личность?

— Как я сказала: губительно лишь бездумное подражание, — вздохнула женщина, привыкшая к тому, что даже слушая, студенты часто не слышат. Они воспринимают буквально, выхватывают фразы, коверкают их смысл и не могут развить мысль самостоятельно, чтобы подвести к верному итогу. — Допустим, в моду вошел красный цвет, и девушка непременно решила купить себе красное платье. Но ей не идет этот цвет, однако она его носит, не пытаясь анализировать, что мода этого года ей не к лицу. Ей кажется, что она модная. Это же касается коротких стрижек, цветных шарфов, узких юбок, высоких платформ — чего угодно! Моду следует адаптировать под себя, иначе это и есть слепое подражание. С другой стороны есть ловушка отрицания — оппозиции. Допустим, рамки и приличия не допускают ношения юбок выше колена или шпилек, или декольте, но девушка начинает думать, что нарушит законы и станет не как все. Она идет против общества, выходит из данной культуры и, чаще всего, одной такой единственной она всё равно не останется. Носительницы мини-юбок и шпилек собьются в кучку, и станут маленькой массой, к ним потянутся подражательницы, увеличивая эту массу, и однажды они превратятся в очередную толпу без личности. А Запад, от лица какого-нибудь Рисмена или Хэбдиджа[4], подкинет им такое оправдание как «субкультура», хотя это понятие искусственное, и субкультура — не что иное как бескультурье, андеграунд, отрицающий нравственность и традиционализм, без которого высокой, в мерках духовности, культуры не бывает. Что это за птица — подкультурье? Культура либо есть, либо нет, а находясь к ней в противопоставлении нельзя быть наполовину окультуренным, не относясь к ней вовсе, или относясь к ней враждебно. И всё это распространяется не только на внешний вид, но на поведение, да даже лингвистику. Заимствованные слова, которым нет аналогии в нашем — ничего плохого, чаще всего это специализированные и технические термины, но когда, в эпоху англицизмов, мы начинаем вставлять тут и там «окей», «ол райт», «ай лав ю», «холливар» и что там ещё говорите вы, молодежь — это подражание и затирание собственной культуры, когда мы теряем уникальность своей речи, перестаём являться носителями чистого языка, со стороны выглядим скорее косноязычными и необразованными, чем модными, — Ника перевела дыхание, дав исчерпывающий ответ и надеясь, что ей вняли, — это понятно?

— Да, спасибо, — девушка недовольно кивнула, явно находясь по другую сторону мировоззрения доцента, — но… насчет субкультуры, разве это не… максималистски, считать, что группы готов, рокеров или анимэшников — это бескультурье? — Своеобразный браслетик на запястье, сигнализирующий о представительстве какого-то пристрастия, дал Нике знать, что она задела за живое.

— Максимализмом нынче принято называть четкое и непоколебимое мнение о чем-либо? — преподавательница улыбнулась, — культуры бывают разные, такие, как были у ацтеков и майя, например. Они приносили в жертву людей, однако и это было культурой. Или же варварством, кому как угодно. Это уже диалектика, а диалектика — область философии, а не социологии. Вернемся к Тарду…

Костя наблюдал за Никой и до конца лекции не захотел её перебить. Странно, но будучи вместе со студентами, он ментально ощущал себя ближе к кафедре. Ему казались верными именно те рассуждения, ему не хотелось сидеть тут, с теми, кого противопоставляла себе Ника — молодежью, этим незрелым и туповатым молодняком, озабоченным танцами в клубах, прогулками и переписками в интернете, не имеющим знаний, но считающим себя умным. Они даже анализировать не умели! Он давно это перерос — если не считать увлечения компьютерными играми, — и уже не знал, внушил себе или действительно достиг той душевной усталости, которая позволяет наблюдать, не вмешиваясь.

Увлекшись животрепещущей и актуальной темой, записывая её, Костя чуть ли не со звонком вспомнил о том, о чем забыл во время монолога преподавательницы, о том, что он должен влюбить её в себя каким угодно образом, а точнее — образом отвратительного мерзавца, равнодушно плюющего на женские чувства.

— Говоря о разнице между толпой и публикой… — крадучись подошел Костя к Веронике, листающей страницы в папке-скоросшивателе, пока она не успела заткнуть себе уши плеером с очередной или бесконечной аудиокнигой. Разницу между толпой и публикой обозначил всё тот же Тард, чьи идеи сегодня передавала женщина, так что это можно было считать углублением в материал, а не докопательством до неё. — Как вы думаете, ваша аудитория — толпа или публика?

— Те, кто пришёл сюда за знаниями, несомненно публика, — отвлеклась от сборов Ника, — а те, кто сидят для массовки в ожидании дипломов, конечно же, толпа.

— То есть, мы нечто среднее? Толпублика? — доцент на секунду распахнула глаза и тут же тихо засмеялась словообразованию. — Что? Такого явления социология ещё не видела?

— Толпублика, — Ника подобрала губы, пытаясь выглядеть строже, — скажете тоже… вам впору на филологический.

— Исправляться или преподавать? — уточнил шутливо Костя.

— Доводить до инфаркта докторов наук, — покачала головой Ника, вернувшись к портфелю и собравшись. Парень тоже чуть заметно улыбался. — Что, сегодня моё чувство юмора набрало баллы, или вы радуетесь своему?

— Я освежал накануне Фрейда, перечитывая его «Остроумие и его отношение к бессознательному». Вы знаете, он видел в остроумии стремление получать удовольствие…

— Обсуждение Фрейда скользкая тема, — предупредительно вставила Ника, — вы же знаете, к чему у него всё сводилось? Думаю, в приличном обществе на его интеллектуальные маневры лучше не ссылаться.

— Нет, я постараюсь остаться в рамках дозволенного, — Костя проследил, чтобы собеседница сосредоточила на нем своё внимание, но она и так, когда слушала, выглядела очень заинтригованной, — в одной из глав было замечание, что когда человек шутит над кем-то, то ему непременно нужно третье лицо, и один на один остроты над вторым редко интересны. Это изобличает садистские наклонности.

— Вы находите, что я садистка? — Костя пожал плечами, желая, чтобы она сама что-нибудь к этому добавила. И она тут же нашлась: — Чтобы разубедить в этом вас устроит, если я сострю над вами без свидетелей?

Они огляделись и обнаружили, что остались в зале вдвоем, и вокруг никого нет. Ника резко сменила направление диалога, вот-вот сошедшего бы на что-то более личное.

— А вам не нужно на следующую пару?

— У нас её отменили, так что мне только домой, — замешкавшись, они застряли за этим столом, разделявшим их, будто по полу кто-то разлил смолу, и они не могли сдвинуться с места. Костя взял себя в руки. — Продолжим обсуждение по дороге? Нам, кажется, по пути.

— Обсуждение чего? Моего садизма? — близоруко прищурилась Вероника, снявшая очки. Они тронулись в сторону выхода. Костя обнял на груди учебник с тетрадью, стараясь даже локтем не задеть женщину. Не хватало ещё прикосновений, нарушающих субординацию.

— Так вы признаёте, что он вам присущ?

— Я за собой не замечала. Вы считаете, я слишком сурова со студентами?

— Вы будто высмеиваете их… это негуманно, — насупил брови молодой человек.

— Отчитаете меня по-библейски, как мог бы ваш товарищ? — вспомнила некстати о Тимуре она. Костя решил напрочь удалить присутствие его тени, когда на сцене он.

— Нет, это классно! — довольно расплывшись, воодушевился парень, — кнутом и пряником их! Но пряников и плюшек, и прочей кондитерки, и так полно, так что кнута этим юнцам, а лучше шпицрутенов…

— Это меня только что обвиняли в садизме? — приостановилась Ника, наигранно отвращаясь от спутника.

— Я не обвинял, — он приглушил голос, — я искал единомышленника. Поэтому и против, чтобы моё любимое оружие применяли ко мне. Давайте вместе троллить толпублику?

— Преподаватель не может быть врагом ученикам, он должен быть им советником и другом, — покровительственно поправила доцент, — так что извините, в заговоре не участвую.

— Вот так, значит? Творите зло лишь в одиночестве? — поддел Костя. — Что ж, всё верно, Дарт Вейдер должен быть одинок. Хотя иногда вы говорите почти как Йода.

— Да вы, никак, джедай? — засмеялась Ника.

— Смотрели «Звездные войны»?

— И читала все книги.

— Вау! — Костя открыл рот и, по стечению обстоятельств, они вдвоем, одновременно, сказали одну и ту же цитату из Кодекса Джедая: — «Нет невежества — есть знание».

— Я предполагала, что вы ближе к сердцу примите именно эту истину.

— Я бы пожал вам руку, но они у нас с вами заняты. — Парень и женщина остановились на широком крыльце университета. Она несла только портфель, зачем-то держа его обеими руками, Костя тоже запросто мог освободить вторую. Но они оба сделали вид, что возможность соприкосновения нереальна и превосходит их способности. — Ладно, не буду утягивать вас на свою Темную сторону, в самом деле.

— Это ваша-то сторона — Темная?

— От непросвещенности, конечно, — сам не веря в это, насмешничал Костя, — луч знаний едва коснулся меня пока что, вытягивая из дремучего болота поверхностной эрудированности.

— Какая самокритичность!

— Неприкрытое лицемерие, — вздохнул парень, — я на самом деле ловок, быстр, умен и дьявольски хитёр. До следующей лекции, Вероника Витальевна! Спасибо за сегодняшнюю.

Наговорив последнее наспех, он почему-то спешно сорвался по ступенькам, словно его кто-то укусил, даже не предложив проводить её до остановки. Ника непонимающе приподняла бровь. Куда это его так понесло?

Молодой человек вцепился в тетрадь, из-под которой чуть не выехал учебник, вовремя подхватил его и, ускоряясь к парковке такси, оглянулся через минуту, но сквозь кусты крыльцо уже не виделось. Она ещё и «Звездные воины» цитирует! Тут нужно передохнуть и, забыв о том, как с ней прикольно общаться, ринуться соблазнять с холодной головой.

Урок девятый: Слово не воробей — борозды не испортит

— Алло?

— Я не отвлекаю? Высчитывал, как мог, самое подходящее время для звонка, — прокомментировал Тимур, пытаясь отключить в себе привычку умасливать своим голосом. Нужно говорить, как обычно, иначе эта университетская штучка зацепится за что-то вновь подозрительное. Главное не только стараться не выходить из амплуа добряка, но и душой не кривить. На это видно у женщин чуйка, покуда они не влюблены ещё, это потом — всё божья роса, а пока обман требуется тоньше, прозрачнее, незаметнее.

— Тебе удалось угадать, у меня перерыв на чай, — остановила Ника пирожное с кремом по пути в рот. На зависть всем знакомым своего пола, она смолоду ела сладости сколько угодно, и нигде не откладывалось. Вообще нигде не на радость ей самой.

— Приятного аппетита, — пожелал Баскаев, сидя в гримерной перед съемками. Едва выкроил минуту для звонка, но всё-таки не забыл о нем. Благодаря напоминанию, которое запикало у него в мобильном и выдало «позвонить доценту, пока не поздно!». Ну просто «Джентльмены удачи» какие-то. Эта формулировка вызывала у него смех, но он специально так и записал. — Как насчет поужинать завтра?

— Несомненно, не только завтра, но и каждый день. Я каждый день ужинаю, — улыбалась женщина. Хорошее настроение? Тимур откинулся поудобнее и покрутился в кресле на одной ножке. Надо поесть больше шоколада, чтобы мозги соображали и выдавали ответы на её остроты быстрее.

— Я имел в виду вместе. Не против?

— Завтра не могу, что если послезавтра? — подкорректировала планы Ника.

— Послезавтра у меня спектакль, я никак не могу тоже, — вздохнул Тимур. Это была правда. Не явиться на открытие сезона он не мог, а перенести его и подавно. Всё-таки он лишь одна сотая, как минимум, часть, нужная для представления, ради него одного никто и не почешется. Вычтут из гонорара и поделом. Или из театра выкинут. — А ты не можешь изменить свои завтрашние дела?

— У меня симпозиум, я тоже никак не могу, — отрезала Ника таким тоном, что стало ясно: торговля неуместна.

— Симпозиум? И что вы на нем делаете? — игриво поинтересовался Тимур, запоздало осадив себя. Опять проснулся ловелас-флиртун, обольстительный и непредсказуемый — для других, но не для исследователя поведения человечества и его взаимодействующих основ. Черт возьми, а эта наука не так уж и бесполезна, видимо!

— По замыслу: с умными лицами слушаем докладчиков, записываем понравившиеся формулировки, выделяем проблемные места, задаём вопросы, отвечаем, упражняемся в ораторском искусстве и пытаемся заработать почтение коллег в мудреных дебатах, несём свет людям, порой делая внезапные открытия; по факту: прожигаем время в попытках выстроить карьеру и заткнуть всех за пояс, блеснув скорее не умом, а наиболее удачно подобранным текстом. И калякаем на полях от скуки карикатуры на самых старых профессоров, которых мечтаем отправить на пенсию, чтобы занять их место. В общем, ни за что не променяю эту захватывающую авантюру на какой-то там ужин.

— Да уж, пожалуй, я и сам жажду побывать на таком симпозиуме, — хохотнул Баскаев. Каждый из них в актёрском агентстве, наверное, тоже мечтает однажды стать директором своего агентства, режиссёром или продюсером, и степени и звания — заманчивая перспектива во всех областях науки и искусства. Шоу-бизнес — осиное гнездо, и он не догадывался, что в пыльных кабинетах книжников случается такая же конкурентная борьба, борьба за власть, влияние и популярность. — Так, ты тоже пилишь под кем-то стул, или со стороны глумишься над карьеристами?

— Нет, что ты, я сама ещё та карьеристка! Я же пишу докторскую… я не лишена амбиций, — не стала скрывать Ника. Избавленная от кокетства годами кропотливого умственного труда, она обладала в своём бальзаковском возрасте той особенностью вести беседу, когда правда и честные заявления притягивают больше, чем полу-таинственность, флер загадочности и увиливание от прямых ответов.

— Докторскую? — Тимур чуть не присвистнул. Да там совсем всё глухо! Ей ещё не хватало докторской, и тогда точно пиши — пропало. Искусственный разум и самая модернизированная операционка и то не выдержат баталии на любовном фронте с этим Эйнштейном в юбке. Нет, узких, немножечко расклешенных к низу синих брюках. — А на какую она тему, если не секрет?

— Ты будешь смеяться, — предупредила Ника, столкнувшаяся уже не раз в своих кругах с реакционностью на её горделивую замашку недопонятой Немезиды.

— Только если по-доброму или от несмышлености, — пообещал Тимур. Женщина прочистила горло и произнесла на память, будто прочла с почетной грамоты на площади:

— Патриархальная система нравственности в условиях деморализованного общества, — как и подозревал, молодой человек ничего не понял, смутно уловив очертания слов и ещё смутнее — их значение.

— Хм… — подал он знак, что здесь. Засмеялась вместо него Ника.

— На самом деле там всё просто, только в силу нужды — всё-таки наука и докторская — заковыристыми терминами.

— Так и, если совсем просто, о чем речь?

— Совсем просто? — женщина выправила осанку, хотя на неё не смотрел никто, кроме методистки за соседним столом, да и та поглядывала изредка. Как же она любила щеголять тем, в чем была по-настоящему спецом! — Я пишу о том, что при моральном упадке, после прошедшей, как песчаная буря, сексуальной революции, эмансипации и отмены грамотной цензуры, одним из уничтожающих нравственность факторов является доминирование патриархальной системы при её несовершенстве.

— Ты выступаешь за равноправие? — попытался понять Тимур.