Изображая жертву

— Так, откройте нам, пожалуйста... — Капитан продолжал смотреть на Карася, но обратился к женщине в тюбетейке. Та побежала открывать кабинку.

— Пожалуйста... — Дверь кабинки открылась, и все почувствовали запах бытовой химии.

— Так, дальше что?

— Потом... Маринка открыла, а эта, — Карась кивнул на тюбетейку, — заголосила, чтобы я заплатил, что вдвоём срать за одни деньги нельзя...

— Не так, — стала оправдываться женщина в тюбетейке, — я, в смысле, что сказала, что если вдвоём, даже если родственник, — платить надо за двоих, раз вдвоём там, я ему правила пользования напомнила...

— Так! — Капитан отвернулся от женщины и кивнул Карасю, чтобы он продолжал.

— Я заплатил, зашёл и закрылся...

— Так, проходи, только не закрывайся, чтобы мы видели...

Карась вместе с Севой зашёл в кабинку, Люда включила подсветку на камере.

— Так... Где она, что, — сидела?

— Да, на унитазе...

— Так, Валя, садись.

Валя протиснулся в кабинку, опустил крышку унитаза. На какое-то мгновение он задумался, а не опасно ли вот так в своих хороших штанах садиться...

— Ну?! — Вопль капитана прервал поток сомнений Вали, даже, наоборот, он помог Вале вспомнить, что он уже нарушил чистоту штанов, посидев на волоске. Валя сел, Карась продолжил:

— Я закрылся... потом достал нож и ударил её в шею...

— Так, нож откуда достал?

— Из кармана, из штанов...

— Так, дайте ему... это, Сева!

Сержант стал хлопать себя по карманам и глядеть в разные стороны, быстро пытаясь сообразить, чего бы такого дать Карасю вместо ножа.

— Сева, сними с него наручники и выйди оттуда! Сколько вас в туалете, я ничего понять не могу, что он показывает. И дай карандаш или ручку ему!

Сева стал снимать наручники с Карася и промямлил:

— У меня ничего нету!

— Как нету, ты с чем на работу приходишь?

— С наручниками... и с пистолетом... нам выдают...

— С каким пистолетом, дай ему что-то, чтоб он нас не поубивал тут!

На помощь Севе метнулась добрая женщина в тюбетейке. Она нырнула к себе в барную стойку, вынырнула и скакнула к рассердившемуся капитану:

— Вот, возьмите палочки. У нас ими иногда едят, подойдёт?

Капитану это всё уже перестало нравиться, но всё-таки он мотнул головой, и сержант выхватил палочки из рук женщины и передал их Карасю. Всё было готово к кульминации следственного эксперимента. Женщина в тюбетейке отвернулась, Люда, не забывая о Каннах, стала играть фокусом камеры — то приближая, то удаляя лицо Карася.

— Так, показывай, как ударил. — Капитан понизил голос и отошёл от двери кабинки, чтобы не заслонять объектив. В кадре остались только Валя, сидящий на унитазе, и Карась. Их взгляды встретились, Карась медленно занёс над Валей японские палочки.

— Вот так...

Карась ткнул палочками в кадык Вале. Валя сглотнул слюну. Карась, немного подумав, ткнул Вале в то же самое место, но уже другой палочкой.

— Нет, вот так!

Карась вошёл в раж и ткнул ещё раз.

— Да, вот так...

Карась хотел ткнуть ещё раз, но капитан поймал его руку:

— Так, дальше, потерпевшая как себя повела?

— Как?.. — Карась вопросительно взглянул на капитана.

— Ну, что она сделала?

— Пукнула... потом захрипела... потом... я не помню... я не запомнил...

Все замолчали и задумались. Валя поймал то мгновение, которое в актёрской среде обычно называют звёздным, — он громко пукнул и стал изображать предсмертный хрип жертвы. Люда затряслась от хохота и чуть не выронила камеру. Капитан тоже сыграл — его недобрый взгляд, которым он посмотрел на Валю, напомнил молодого Терминатора из первой части великой голливудской саги. Валя не стал искушать робота-убийцу и замолчал.

— Так, потом что начал делать? — проскрипел железным голосом капитан.

— Потом я подумал, что её надо куда-то деть, чтобы меня не схватили тут, чтобы её не нашли...

— Так.

— Я решил её расчленить...

Женщина в тюбетейке вскрикнула и затряслась, точно так же, как и камера в руках Люды. Капитан схватил Люду за объектив:

— Так, поспокойнее!

Женщина в тюбетейке перестала трястись, Люда взяла себя в руки и продолжила съёмку. Карась вспоминал:

— Я стал резать по руке... ей по руке...

— Так, показывай.

— Ну, вот так...

Карась принялся пилить Валину руку палочками. Вдруг он остановился и с улыбкой посмотрел на Валю:

— Только она лежала уже!

— Как?

— Головой вперёд, ноги, так, — наискосок...

— Валя, давай.

Наверное, Карась решил поиздеваться над Валей, но капитан потребовал, чтобы всё так в точности и было, как говорит Карась. Валя сполз с унитаза и лёг на пол туалета.

— Так, и что? — продолжал раскручивать память Карася капитан.

— Потом я дошёл до кости и понял, что у неё кости и мне их не перепилить...

— Так, а зачем ты её вообще стал пилить? Куда бы ты куски дел? У тебя был пакет?

— Нет, пакета не было, — я бы смыл...

Женщина в тюбетейке вышла из климакса и закричала:

— Куда, дурачок! Тут бы всё забилось!

Капитану это не понравилось, и он прикрикнул на тюбетейку:

— Так, тише, не мешайте! Так, ладно, дальше!

— Ну, потом... я просто сразу не сориентировался, мне так не по себе стало... я подумал, что тогда надо отвинтить унитаз и её в туда запихать...

— Куда — в туда?

— Ну, я не знаю, как там всё устроено, — я думал, под унитазом ямина, куда всё говно смывается, — я подумал, что там ямина, я её туда деть решил...

— Ну, мудак... — Тюбетейка опять подала голос.

— Я сказал, заткнулась!.. — Капитан в очередной раз прикрикнул на работницу кафе, но она не унималась:

— Была бы ямина, мы бы и унитаз не ставили!

— Так, помолчите! Я же вам говорил уже!

— Да как, с такими представлениями, — ещё и убить решил!..

— Так, всё, я сказал! Не мешайте!

Женщина пошла собирать посуду со столиков, где уже поели, но уходить из кафе не собирались. Вообще, ажиотаж в заведении начал нарастать. В «Узбекистане» появились новые любители восточной кухни, но в зал пройти они не решались, просто стояли у входа и смотрели за происходящим, пересказывая друг другу нюансы криминального кинопроизводства.

— Он тут всех замочил!

— Кого?! Вы о чём говорите, он просто отравил всех тут, потому что его девушку чурки изнасиловали!

— Кого?! Его парень-друг жил с его девушкой, а она дочь чурки, и он их убил здесь, а сейчас снимают кино об этом!

Женщина в тюбетейке, собрав посуду у посетителей, нырнула в свои узбекские восвояси, из кухни вышли два замученных повара-тринадцатилетки из Молдавии, которые перестали жарить лагманы, решив отдохнуть и наполниться впечатлениями.

— Так, Карась... так... на чём мы остановились?.. — Капитан окинул взглядом «съёмочную площадку» и понял, что пора сворачиваться.

— Откручивать унитаз я решил...

— А, да... и что, как, показывай!..

— Так что показывать, — ничего не откручивалось... я вот тут подёргал... — Карась перешагнул через лежащего Валю, кинул на его тело палочки и обнял унитаз.

— Приварен намертво! Я потом просто решил уже — будь что будет, вышел и пошёл домой...

— Так... — Капитан стал искать взглядом работницу кафе. — Кто потерпевшую обнаружил?

Из-под барной стойки вынырнула тюбетейка, а за ней и всё остальное:

— Я! Когда, когда она выползла, тогда и обнаружила!

— А почему не сразу, вы же видели, что их двое заходило, а вышел один?

— Ну, мало ли... я думала, этот сделал дело, а эта ещё сидит, раз заплатили, мало ли что, — вон, у меня муж по полтора часа иной раз выдавливает, — это у него, если первое он долго не ест, то...

— Так, ладно! Ну, что, тогда всё, записала? — Капитан прервал женщину и обратился на камеру.

— Да... всё?

— Выключай!

Люда выключила камеру, Валя медленно стал подниматься с пола туалета, Сева — приковывать Карася к себе. Жизнь входила в привычную колею. Повара ушли на кухню, откуда тут же выскочил узбек-официант-украинец. Он стал рассчитывать всех, кто поел. Женщина в тюбетейке налила себе пива и выпила. Капитан взглянул на неё, облизнулся и прошептал:

— Потопали. }

{ Валя не мог спать один. В смысле — не то что ему была нужна женщина. Нет. По большому счёту ему было всё равно, с кем спать, лишь бы не одному. Бывают такие люди. Вот. И Валя спал с телевизором. С невыключенным. Да ещё и в бейсболке. Бейсболка Вали была на один размер меньше. Она сдавливала его голову и оставляла следы на лбу, поэтому он её и не снимал, чтобы никто не видел, что на его лбу следы от бейсболки. Иногда Валя мучился от головных болей, ну, представьте себе, — днями носить не своего размера бейсболку, но как сам он говорил — она помогала ему ощущать, что он существует. Боль постоянно напоминала ему, что он существует, живёт, поэтому Валя очень боялся снимать бейсболку, иначе в его голове начиналась такая лёгкость, что он терял способность соображать и ему казалось, что он облако, которое плывёт себе по небу, и вот мы стоим и гадаем, что это — кораблик, львёнок, а облако снова оборачивается каким-то причудливым предметом и, наконец, совсем растворяется. Валя очень не хотел раствориться, поэтому и носил бейсболку.

— Валя! Валь! — Мурашки в телевизоре забегали и превратились в фигуру моряка.

Да, действительно, программы в телевизоре давно закончились, и то, что там были мурашки, — это вполне нормально. Но вот почему там возникла фигура в чёрном длинном пальто, клёшах, в бескозырке с якорем и большим зелёным рюкзаком за плечами? Такого не было ни в одной программе телепередач.

— Валёк!

Моряк добился своего — после очередного его отчаянного стона Валя начал просыпаться.

— Отец?

— Опять ты телевизор не выключаешь... А он всё мотает... мотает и мотает... Электричество... Выключи... а то деньги платить...