Госпожа удача (2020 год)

— Короче! — рявкнул Гоголев. Нет ничего более раздражающего, чем подробности. Восемьдесят процентов нашей жизни — это хлам, состоящий именно из подробностей.

— На счету деда Клюева лично им убитые 324 или 325 немца-фашиста, — уважительно заметил капитан Андрюшкин. — Прекрасная Наследственная Преемственность по родовой линии Клюевых! Мне бы такую…

— Всё сказал?

— Да!

— Вот и отлично! Андрюшкин, ты иди! И залезь туда, откуда вылез! — лихо рубанул Гоголев.

После того, как ротный озадаченно вышел, командир поговорил сам с собой. То ли убеждая, то ли успокаивая, то ли казня… Можно было расслышать отдельные слова: «На хрена… мне… эта часть?.. Екатеринбург или… выбирай… но, что ты… Столица — это круче… товарищ подполковник Гоголев…»

Распахнутая дверь явила голову капитана Андрюшкина. Жалобный голос попросил:

— Товарищ подполковник! Не могли бы вы повторить приказ? Я не совсем понял, куда вы мне сейчас велели залезть.

4. Дезертиры в столице

День первый

Каждому человеку даётся жизнь, но обязательным приложением к ней является судьба. Просто одну жизнь, без довеска, тебе никто не подарит. Впрочем, до конца неизвестно, дарят нам жизнь или мы её покупаем, после расплачиваясь с Продавцом…

Клюев не стал мудрить, и там же, на Тёплом стане, пошёл в «Столовую №1». А оттуда в банк — сделал вклад наличными деньгами. Потом направился в библиотеку. Присел к вдумчивой девушке и познакомился. Она сразу поняла, что Её хотят снять. Клюев сразу понял, что хочет снять именно Её. Но Вита строго предупредила:

— Я не могу пока пригласить тебя к себе. Надо подготовить папу.

По этой причине секс у парочки случился в местной гостинице-забегаловке.

— Обалденный ты мальчик, — жеманно вымолвила Вита, распластав прекрасное тело на диване общего пользования. — Только… имей в виду, я сплю с тобой не ради денег.

— А ради чего? — блаженно потянул опустошенное естество Клюев.

* * *

— Ради денег, — промурлыкала Жанна. — Трахаться просто так считаю распущенностью и глупостью.

Баев походил на колбасу в бутерброде, прижатый с обеих сторон парочкой Особ Лёгкого Поведения. Его личная колбаса расслабленно сморщилась на животе.

Незадолго до «диванных валяний», солдат уехал в центр и навестил ж/д вокзал, где положил вещмешок с деньгами в камеру хранения. Потом заселился в один из «Палас-отелей» и пообедал в ресторане. Там его и увидела судьба в образе двух легкомысленных подруг.

День второй

— Банк обанкротился! — невозмутимо сказал Бакенбардыч.

— Да ладно! — не поверил Клюев, тиская автомат. — А как же мой вклад? Я вас сейчас убью!

— Убейте лучше его, — показал Бакенбардыч на Жору. — Он — всесильный управляющий, а я простой клерк.

Посреди кассового зала банка «Столичный капитал» расхаживал Жора, абсолютно не обращая внимания на суету вокруг: бегали потные мужчины, взбрыкивали женщины в мятых юбках, у порога понуро замерло несколько вкладчиков.

— Сука ты! — прошипел Клюев прямо в Жорину рожу.

— Что? — удивился управляющий.

— Сука — значит, собака женского рода! — ствол автомата больно уперся Жоре в живот.

Никто не обращал внимания ни на кого. Банкир намочил в штаны буквально. И Клюев гневно ушел.

Бакенбардыч растроганно моргал. Просто моргал, гладя свои романтичные бакенбарды.

* * *

— Смотри, у него автомат, — беззаботно заметил сержант Козлов.

— Это не просто автомат, а это армейский автомат, — настороженно поправил сержант Мышкин.

Полицейские парни тревожно взглянули друг на друга, и одновременно процедили:

— Мать твою! Дезертир-киллер!

— Точно — он! — воскликнул старшина Верблюдов. — Его рожа на горящей ориентировке!

Мизансцена развернулась в блоке камер хранения ж/д вокзала. Баев неловко стоял возле распахнутой ячейки: в одной руке — оружие, в другой — вещмешок денег.

— Все беды от женщин, — театрально улыбнулся Тимон. — Я потратился и хотел взять своё бабло, а теперь не смогу… — грусть разожгла ярость.

Автомат полыхнул красивым огнем, куцыми мазками изранив полицию. Плечо, грудь, бедро, живот, ещё плечо, сердце и снова сердц…

Тимон привычно закинул вещмешок за спину и прыгнул вперед. Старшина замешкался в падении и получил прикладом в голову, а дезертир… он уже бежал и бежал к выходу из вокзала. За последующие сто метров Тимон изранил ещё нескольких человек. Возле самых дверей Баева застрелили. Насмерть.

Деньги исчезли из вещдоков преступления. После. Куда именно — осталось загадкой.

5. Человек-полковник

Кворум офицеров армейской части был примерно таким же, как и в памятное утро бойни. Четвёрка ротных и два их начальника. Присоединился Заморышев — человек-полковник из военной прокуратуры. По кабинету плавало марево дыма: от пяти сигарет с табаком и одного косяка с анашой.

Заморышев пафосно (как и подобает любому главенствующему хмырю) декларировал:

— Господа офицеры, появилась новая инфа! Выявились личности гражданских покойников на Можайке. Трупы, до того, как они стали трупами — работали инкассаторами у Михал Михалыча, главаря московской мафии. Это были конкретные чуваки, что прошли кучу военных разборок! И вот у меня вопрос: каким-таким хреном два салаги смогли из прожжённых боевиков сделать покойников? — каждое слово подпирала властная интонация, раскрашенная множеством прокурорских оттенков.

Если не знаешь, что отвечать — скажи правду. Она самая короткая.

— Разрешите, товарищ подполковник, обратиться к товарищу полковнику? — молодецки спросил Андрюшкин.

— Разрешаю, — кивнул Гоголев.

— Товарищ полковник, бойцам просто повезло! — бойко доложил капитан, глядя в барственные зрачки Заморышева. — Фишка в том, что один из долбанных дезертиров — везунчик. Полноценный! Бесподобный! Волшебный! Он такой-такой весь экзотично-загадочный… — улыбка капитана нежным умилением залила кабинет, ширясь и цветя майским георгином.

— Аристофан прав! — неожиданно сказал Активин. — Драный дезертир Клюев горазд на удачу.

— Вы верите, товарищ полковник? — поддержал Пассив.

Человек-полковник нервно гмыкнул. Косяков наслаждался травой, а Гоголева вдруг потянуло отобрать у зама это наслаждение и пыхнуть самому. Андрюшкин обрадовался поддержке и закудахтал:

— Единственный шанс взять сукиного сына за яйца — это не пытаться его взять, а забыть о его существовании. Но дезертиров двое, а Госпожа Удача одна на двоих! Баеву везет за счет Клюева, и как только дружбаны разойдутся — то Тимон станет или покойником, или арестантом. К Ванге не ходи! — Андрюшкин торжественно и часто покивал.

Майор Косяков увидел Вангу, которая шла к нему. Он не обрадовался, и не испугался. На этом Ванга закончилась.

— Эх, товарищ следак, если б мне везло так, как Клюеву, я бы давно был генералом, а вы бы мне подчинялись! — разоткровенничался капитан Андрюшкин.

Человек-полковник не привык к откровенности толстых армейских капитанов по отношению к себе. Он расколол голову Андрюшкина стальным кастетом, плеснул ему в глаза серной кислотой и отрезал его язык… Заморышев сосредоточенно разжевал и проглотил сокровенные мысли.

— Но! — Клюеву не повезло с «дедами» — конкретно и не на шутку! — вещал капитан Андрюшкин. — «Деды» часто унижали Клюева — заставляли его стирать свои исподники и мыть сортиры, пробивали грудину! Госпожа Удача была бессильна с этим совладать!..

Гоголев достал табельный пистолет и взвел курок. Майор Косяков решил, что он молчит уже давно, и надумал произнести:

— «Дедовщины» у нас в части нет, и никогда не было! Но вот сами «деды» — они сохранились, как пережиток!

Гоголев стал не знать, что делать с пистолетом. А в кабинете зависла Пауза. Ей было по кайфу здесь повисеть: никто её не обижал и не тревожил. Благоденствие оказалось недолгим. Связной принес донесение и положил бумагу перед человеком-полковником.

— Трупы с Можайки везли в своем джипе пятнадцать миллионов! В соседнюю область для обмена на наркоту! Наличными деньгами! — веско молвил Заморышев, углубленно изучив донесение.

На смену Паузе пришла Зависть. Ею вслух делиться никто не стал. Гоголев примерил на себя образ Робинзона Крузо своего собственного острова. Косяков начал перевод миллионов в килограммы анаши, но быстро понял абсурд этого занятия и надумал в расчетах оперировать тоннами. Андрюшкин мысленно отсчитал половину Суммы товарищу подполковнику, половину себе, а потом воскликнул:

— Вот вам шикарная доказуха того, что киллерам-беглецам везет! Пятнадцать миллионов, упакованные в вещмешки!.. Хрен всем нам, а не дезертиров! Ну, Клюева наверняка…

— Вероятно, вы правы, господин младший лейтенант, — барственно обронил человек-полковник.

Недоумение подвергло атаке не только капитана Андрюшкина и его улыбку, а ещё трепетное сердце подполковника Гоголева, и даже похренизм майора Косякова.

— Господа офицеры, поздравляю вас всех с разжалованием! — с превосходством сказал Заморышев, с садистской ухмылкой поглаживая донесение. — И это чисто за Бойню здесь и расстрел инкассации Михал Михалыча. Сегодняшний боевик на столичном вокзале — отдельная тема, и будет отдельный приказ!

Капитан Гоголев и старший лейтенант Косяков взгрустнули. Активин и Пассив ничего не поняли.

— Что за боевик? — предвкушающе облизнулся Андрюшкин.

— Вы теперь не совсем командиры и посему сказать не могу, — грубо оборвал разговор человек-полковник.

6. Знак с небес

— Папа разрешил тебе прийти, — манерно произнесла Вита, держа трубку у прелестного ушка.

— Супер! — обрадовался Клюев, топчась у банка. — Я скоро буду у вас!

Он отключил мобильный телефон и начал переходить дорогу на жёлтый сигнал светофора. Солдатик точно не знал, какой цвет вспыхнет в данном случае за жёлтым — красный или зелёный. Он просто увидел жёлтый сигнал светофора и просто ступил на проезжую часть. Правая рука сжимала оружие.

Визг тормозов… в полуметре от Клюева встал мусоровоз. В кабине, за рулем, громоздился Леонид. Он матерился жестами и ртом. Клюев ошарашено смотрел на мусоровозчика и его железного коня.

Мимо прошли трое полицейских парней, они цепко покосились на Клюева и его автомат. Не признав в Клюева — дезертира, а в автомате — автомат армейский, ребята в форменных бушлатах лениво проследовали дальше по улице.

— Что такое?! — солдатик провидяще посмотрел вслед отъезжающему мусоровозу.

Он чуть задумался. И… решительно поднял руку в голосующем жесте. Тотчас же притормозила машинка с «яндекс-бомбилой». Клюев прыгнул в салон, опустив оружие на колени. Сказал быстро:

— Шеф, давай-ка езжай вон за тем конём! Я отлично заплачу!

7. Разборка мафии

На диком пустыре столицы встретились две банды, и обменялись изящными кожаными кейсами. В одном по традиции лежали деньги, а в другом — старинная икона. После того, как обмен состоялся — обе банды разошлись в разные стороны.

— Один, три, пять, восемь… — считал секунды Михал Михалыч. Он ободряюще крикнул:

— Ложись, братва! — и первым упал на пыльную столичную землю. Команда шлёпнулась рядом.

— Чёрт! — удивился Громила, наблюдая как в его руках взрывается кейс. Его с сильно изрезанными животом и ногами швырнуло наземь, а потом оземь. Фальшивые доллары застлали горячее небо.

Да-с, мафия бывает не только бессмертной, но и смертной.

Прошло сколько-то секунд. Банда Михал Михалыча встала насмешливым кругом над истекающей кровью бандой Громилы. Испуганным звеном в кругу насмешки выступал Жора, но это никого не волновало.

— Ах, Михал Михалыч! — совсем не восторженно вымолвил Громила. — Я тебе честно принес подлинник. А ты… Ты — тварь.

— Тварь — это ты! Мёртвая. — Михал Михалыч с нажимом наступил Громиле на половое яйцо. — Моя идея с фальшивыми баксами и бомбой в чёрном изящном кейсе была великолепна.

Подлец щелкнул пальцами. Тут же услужливые руки подали блестящий инструмент — нечто среднее между плоскогубцами и ножницами — Яйцерез. Главарь плотоядно облизнулся, помедлил… и ещё раз щелкнул пальцами. Руки исчезли вместе с инструментом. Полураздавленное яйцо Громилы благодарно всхлипнуло.

— Жора, покажи мне рисунок! — важно сказал Михал Михалыч, отходя в сторону. — Братва, пристрелите всех!

Жора преданно открыл кейс и показал икону Михал Михалычу. А чуть в стороне загромыхали пистолетные выстрелы, и полилась человеческая кровища.

8. Главная столичная помойка

— Мое имя — Валерий Клюев, — представился киллер. — И мне с вами нужно побыть ночь. И, возможно, завтрашний день.

Везде лежали груды мусора — повсюду расстилалась Главная столичная помойка. Здесь жили и живут (и будут) жить бомжи.

— Я — Профессор, — величаво молвил мужчина с бородой. — И я главный в артели. Мы не имеем гордость сердца, и поэтому гордость не имеет нас.

— Я — Фёдор, — сурово сказал мужчина без бороды. — И я живу на помойке. Но прежде это мой дом, а потом уже помойка.

— А я Тома — гражданская жена Профессора, — с достоинством произнесла женщина. — В нашем доме имеют место быть наши законы и обычаи. Они — просты, но они есть.

Зверь не издал ни звука, а добродушно повилял хвостом, улыбаясь.