Materia

Попов Евгений

Materia

Евгений Попов

Materia

Рассказ о непонятном

"Материя исчезает" - это значит исчезает тот предел,

до которого мы знали материю до сих пор; наше знание идет глубже...

Владимир И.Ленин

- Это верхний этаж, - сказал лифтер.

- Пусть прибавят еще один, - сказал мистер Выход.

- Нам надо выше, - сказал мистер Вход.

- На небо, - сказал мистер Выход.

Фрэнсис С.Фицджеральд

Где-то в середине семидесятых прошлого века, когда советские большевики уже окончательно спятили, кто-то научил их, что красота спасет коммунизм, и они тогда понастроили по всей стране СССР множество объемных уродливых зданий из стекла и бетона, гордо именуемых Дворцами культуры. Вместо того чтобы сразу украсть эти деньги, не дожидаясь перестройки, они по всей стране успешно возводили такие нелепые билдинги, облагороженные монументальной живописью в виде гигантских фресок, рельефов, мозаик и прочей мерзости, с залами на 1500-2000 мест, где пели со сцены в микрофон с одобрения начальства всякие модные ВИА (вокально-инструментальные ансамбли), проводились под эгидой комсомола слеты орлов и орлят, показывали западные фильмы, изрезанные ножницами, и вообще - веселились, как могли, в рамках развитого социализма.

Еще там имелись холодные холлы, обширные кафельные туалеты, где в тотальном отсутствии туалетной бумаги вечно текла в вечность угрюмая унитазная вода, а также содержались уютные по меркам этих канувших времен БАРЫ. Где перед началом и в антракте любого представления или мероприятия теснились в унизительной для искусства очереди отнюдь не бары, потому что таковых всех порезали да побили за годы существования советской власти, а простые уцелевшие трудящиеся разного достатка: кто пил якобы шампанское, если не было очередного советского сухого закона, кто - мутный яблочный сок из граненого стакана. Люди лакомились мелким пищевым дефицитом тех лет подъедали шоколадные конфетки, кушали бутерброды с сыром, варено-копченой колбаской, а если повезет, то даже и с так называемой красной рыбой.

Кто ж ведал, господа-товарищи, чем все это дело обернется, каким звериным оскалом капитализма, кто же знал, родные, что пройдет всего лишь двадцать пять лет и богачи станут обжираться устрицами, ездить на "мерседесах", а трудящиеся будут вынуждены питаться сухим корейским супом с оптового рынка и разыскивать с помощью газеты "Из рук в руки" фару для своих разбитых по пьяни "Жигулей"?

- И все-таки жизнь оказалась гораздо лучше, чем я предполагал, - сказал Хабаров. - Только время слишком быстро бежит, и я за ним не поспеваю.

- Я тоже люблю, когда - медленно, - немедленно согласился Гдов. Помнишь, Скотт Фицджеральд утверждал, что в молодости он даже мочился быстрее.

- Сам ты скот, - плоско сострил Хабаров.

- А ты - чудило через букву "му", - ласково парировал Гдов.

И устало улыбнулся, как всякий angry old man, чей возраст колеблется вокруг пятидесяти пяти. Они, естественно, сидели в преображенном капиталистами баре старого ДК. Там, где теперь бутылки разноцветные висят вниз головами, и вкусно пахнет свежемолотым кофе, и бармен с зализанными висками носит праздничный жилет, лакированные ботинки...

Они, может, и не хотели бы сидеть в баре, но что им оставалось делать, если их жены вдруг подружились и возжелали непременно посетить за бешеные деньги модный мюзикл, а новые хозяева страны перевели время на час вперед, мотивируя это приходом осени? Немного Finest Scotch Whisky , чуть-чуть кофе, вода - бесплатно. Известные всем читателям журнала "Вестник Европы" наши персонажи были на этот раз подтянуты, трезвы, чисты и выбриты. Хабаров даже имел большой букет белых хризантем, а от Гдова наносило дорогим автершейфом.

- И это вовсе не Фицджеральд написал, а какой-то грек, - вспомнил Хабаров то, чему не учили.

- Лауреат Международной Ленинской премии Манолис Глезос, да? подковырнул его Гдов.

- Фуезос, - угрюмо отвернулся Хабаров.

И увидел, как какой-то черный человек идет вдоль стенки вихляющей походкой и несет тяжелый бумажный мешок с надписью "Materia".

- "Materia" - это что? - спросил Хабаров.

- "Materia" - это по-русски будет материя, - ответил Гдов.

- А что такое "материя"?

- Да что хочешь. Хочешь - ткань из шерсти, хлопка и шелка, хочешь содержание в противоположность форме, хочешь - объективная реальность, данная нам в ощущениях и существующая вне зависимости от них.

- Понятно, - сказал Хабаров, которому действительно все вдруг стало понятно. - Это ты про Фицджеральда завел, не я, так вот я тебе скажу, что в этом смысле наше будущее оптимистичнее.

- То есть?

- То и есть. В этой Америке раньше был такой же бардак, как у нас сейчас. Индейцев порезали, с англичанами воевали, Сакку и Ванцетти убили. Бедняки кушали очень плохо, сортиры были на улице, анархисты взрывали бомбы, от солдат, что вернулись с фронта, назревала революционная обстановка.

- Ты чего плетешь? С какого еще фронта?

- Фронта империалистической бойни Первой мировой войны, - отчеканил Хабаров.

- Да в Америке уже в те годы автомобилей было видимо-невидимо и в поездах был установлен телефон. Ты чего?

- Кроме того, шло дикое пьянство, как у нас раньше, при Брежневе. Вот ты на них посмотри, на этих американских классиков: Фицджеральд - алкаш, Фолкнер - пьянь, Хемингуэй опять же...

- Ну?

- Гну. Но Америка выкрутилась и не попала под красное колесо, выкрутимся и мы.

Воцарилась пауза, во время которой Гдов изучающе глядел на друга, пытаясь понять, может, тот все-таки пьян или еще хуже - уже окончательно сошел с ума за те несколько недель, что они не виделись? Да нет, вроде бы трезв. И с чего бы это ему вдруг оказаться пьяным, когда они встретились полчаса назад у входа в этот самый Дворец, который называется не то "Рассвет", не то "Закат", не то еще как по-советски? "А может, это я сошел с ума?" - мельком подумал Гдов, но эта мысль его не развеселила.

- Бабы точно на час позже придут, - сказал грубый Хабаров. - Они точно время перепутали, мля.

- Ладно, что с них взять, - скривился Гдов. - Как в Крыму-то отдохнули?

- Прекрасно. Вот тебе мой социальный заказ - напиши про меня фельетон за сотню баксов налом, - предложил Хабаров.

- О чем фельетон?

- О том, как очередная турфирма в очередной раз обманула в очередной раз возрождающийся средний класс, то есть меня. Правда, я нынче все равно себя чувствую лучше всех.

- С чего бы это?

- Деньги нашел.

- Где?

- В пиджаке. За подкладку завалились еще до дефолта девяносто восьмого года, а я их сейчас нашел.

- Много?

- Семь тысяч долларов сотенными бумажками.

- Здорово! Прямо "Чудеса в пиджаке", хорошее название для рассказа.

- Так что я тебе вполне серьезно предлагаю все это порасписать и заработать сто долларов из моего кармана. Как турфирмой заведует один старый козел моих лет, который в ответ на мои претензии нагло утверждает, что я псих, а он - ветеран внешней разведки...

- Может, он и вправду ветеран?

- Ветеран не ветеран, а штуку баксов содрал за халупу в Крыму, где ногу нельзя сломать, потому что повернуться негде.

- По блату, по блату

Спалили немцы хату,

Построили халупу... - спел Гдов.

- ...жратва в столовой, как в детдоме для детей врагов народа...

- Не кощунствуй! - осадил его Гдов.

- Я? Да ты что! - искренне удивился Хабаров. - Как ты думаешь, этот ветеран внешней разведки так обнаглел, потому что наш президент - Путин, или наглость входит в профессию разведчика, а Путин здесь ни при чем?

- Да отвяжись ты от меня со своим Путиным, - скривился Гдов. - Хотя... Путин недавно полтинник разменял, стало быть, моложе нас с тобой... Сколько же лет ему было тогда, в шестьдесят восьмом, когда мы с тобой писали диплом, а товарищи танки в Прагу ввели?

- Лет шестнадцать, наверное. Откуда я знаю?

- А надо знать, - назидательно изрек Гдов. - Помнишь фразу классика постсоветской литературы - "Чтобы писателем заинтересовалось КГБ, он должен хорошо знать расстановку сил в городе".

- Ну, я это... не писатели мы, дорогой товарищ! А Путин - чё! Мне этот мужик нравится, хороший мужик! И вообще, стране рука сильная нужна или нет, товарищ?

Посмеялись. Часики тикали. Бармен перетирал стаканы и слушал тихие блатные песни радио "Шансон". Гдов от нечего делать предался воспоминаниям о нашем общем призрачном прошлом.

- Это, знаешь, у меня американец был знакомый так году это в восемьдесят третьем, из посольства, историк по образованию. Так-то он по-русски в принципе совсем ни бум-бум, но кто-то его, видать, подучил на интенсивных курсах русской ИДИОМЕ, и он к месту да ни к месту все приговаривал, почти прямо, как ты: "Ха-ароший мужик". Его потом выслали в двадцать четыре часа, очевидно, как персону уже ихней внешней разведки, не знаю, как она там у них называется. Он, наверное, теперь тоже ветеран, может, тоже теперь, поди, какую турфирму держит, тоже, поди, american middle class накалывает. Хотя вряд ли - если ихним платили на порядок больше, то и пенсия у них больше на порядок.

- Полным-полно шведов, - сказал Хабаров. Это - у Колдуэлла есть такой рассказ. Колдуэлл, между прочим, тоже американец, - пояснил он.

- То я не знаю, - чуть-чуть обиделся Гдов.

- А ты с годами брюзгливый становишься, - приглядывался к нему Хабаров. - Ты пей, пей височку-то, пей, коли я угощаю.

- Беда. Что-то не хочется совсем, - искренне огорчился Гдов. - Даже жалко, что я не за рулем. Лучше бы я был за рулем и не пил.

- Ты и так не пьешь.

- Хочу и не пью. Вообще бы никогда не пил, пропади оно все пропадом, вырвалось у Гдова. - Все в мире напитки вкуснее водки, даже молоко, а мы с тобой всю жизнь пропьянствовали неизвестно зачем, чтобы оказаться у разбитого корыта.

- Во-первых, не всю жизнь, а на сегодняшний день две ее трети. Во-вторых, что нам еще оставалось делать в условиях тоталитаризма? Ну, а в-третьих - мы же хорошо сидим, хотя и глупо. В-четвертых - разве это я виноват, что все бабы в конечном итоге - дуры. В том смысле, что в этом утверждении и таком слове для них, нету для них, наших богинь, ничего обидного, если кто понимает.

- Молоко и то лучше, - не слушал его бормотания Гдов, в бокале у которого если и убыло, так это как у Пети Бачей из романа Валентина Катаева "Белеет парус одинокий", это когда мальчик соблазнился попробовать столовой ложкой клубничное варенье из стеклянной банки, после чего обнаружил, что уровень варенья в банке после этой ложки совершенно не уменьшился.

- Ленин, - сказал Хабаров неизвестно зачем.

- Сталин, - как эхо откликнулся Гдов, но запел теперь Хабаров. Хабаров пел:

- Есть на свете три бандита

Гитлер, Сталин и Никита.

Гитлер резал,

Сталин бил,

Никита голодом морил.

- Это ты по какому случаю?

- По случаю все той же ПОЧВЫ, сынок! Где взросли и Никита-кукурузник, и Леня-лентяй, и Андропка-поэт. Ах, безвременно оборвалася по случайной халатности на производстве коммунизма рабочая династия красных вождей , кривлялся Хабаров. - Все-таки, наверное, надо было дернуть отсюдова, пока моложе были, - вдруг загрустил он. - А то присосалися к родной земле, как Антеи. Самолет Антей, не собрать костей... Затрахали свою дурную голову тем, что, видите ли, "без нас народ не полный", как сказал великий Андрей Платонов...

- ... великому Михаилу Александровичу.

- Это что еще за "Александрович"? - изумился Хабаров, который оказался все же менее эрудированным, чем его собеседник. Да и немудрено, ведь Гдов, как уже известно, был профессиональным литератором, а Хабаров - всего лишь богатым безработным, что, конечно, менее уважительно в смысле социума, но реально, потому что Россия - страна великая и духовная. Ее ни на кривой кобыле не объехать, ни аршином общим не измерить, что в общем-то тоже всем известно.

- А Шолохов это, лауреат, между прочим, Нобелевской премии, чушка ты неграмотная! Знаешь эпиграмму?

Михаил Александрович Шолохов

Для простого читателя труден.

И поэтому пишет для олухов

Михаил Александрович Дудин.

Теперь спроси еще, кто такой Дудин. Я тут, кстати, был недавно в бывшем Доме литераторов, нынче - Клубе писателей, так там теперь на видной стенке вместо дудиныхмарковыхмихалковых и прочих ГЕРТРУД, то есть Героев Социалистического Труда, висят красивые вдохновенные лики великолепной пятерки НАШИХ "нобелиантов". По алфавиту: Бродский, Бунин, Пастернак, Солженицын, Шолохов. Дивны дела твои, Господи! Гнобили-гнобили людей товарищи, а теперь они, видите ли, ВАШИНАШИ. Бесстыдники, право слово! Шолохов тут, правда, ни при чем.

- И это ты хочешь сказать, что Платонов не брезговал пить с Шолоховым? - возмутился Хабаров.

- Я ж с тобой пью всю жизнь.

- Но я ж "Тихого Дона" не украл.

- Шолохов, может, тоже не украл! - огрызнулся внезапно Гдов, с непонятным презрением глядя на опять же товарища, но теперь уже в прямом, подлинном смысле этого безнадежно испакощенного социальными катаклизмами и людской злобой слова.

- Прямо фу-ты ну-ты! Ты прям как какой прежний диссидент или другой "борец за права человека". Помнишь, товарищ, глушилку? Бывало, захочешь обогатить себя антисоветскими знаниями, включишь радиоприемник рижского завода ВЭФ "Спидола", чтоб послушать "голоса", а там везде сплошные вопли, разрушающие уши. Лишь изредка разберешь: "Солженицын-Сахаров, Сахаров-Солженицын". Эх, где теперь тот Сахаров и где тот Солженицын и существует ли завод ВЭФ? Или его тоже заилило, как твою скважину на твоей даче?

- Существует ВСЕ, но в иных пределах. А скважина, что скважина? Скважина меня сгубила, но в могилу не свела. Пока. А то вот один человек, не обесточив электропитание бытового погружного насоса "Малыш" мощностью 300 ватт, полез под напряжением 220 вольт в мокрую скважину, а оттуда уже не вылез никогда.

- То есть в том смысле, что он там до сих пор сидит?

- Не сидит, а лежит. И не там, а на кладбище. Но он тоже существует, хотя и в иных сферах, - разъяснил Гдов и тоже вдруг заметил, что вдоль стенки вихляющей походкой идет черный человек, несет тяжелый бумажный мешок с надписью "МATERIA", а бармен опять не обращает на него ровным счетом никакого внимания, как будто бы так и надо во время исполнения модных мюзиклов, чтобы туда-сюда таскали непонятно что. Черный человек скрылся за маленькой дверью. Гдов тряхнул головой.

- Так вот, - некстати заговорил он. - Насчет чеченцев. Насчет чеченцев я тебе так скажу, что есть чеченцы и есть чеченцы.