Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Черные и белые - Янис Адольфович Плотниек на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

В ответ Пипин самодовольно улыбнулся и вытер рукавом нос, который, как он сам однажды выразился, каждую весну начинал доиться. Должно быть, эти умные слова он услышал в прошлом году, когда пас коров у одной хозяйки.

— Ну, старики, пошли зарабатывать деньги, — деловито, как наши отцы, произнес Валдис и, взмахнув рукой, направился к воротам.

Через минуту мы уже шагали по улице Озолу, поднимая босыми ногами клубы пыли.

У вокзала нас встретил сам Буллитис.


Кивнув Валдису, он повернулся к нам, приподнял соломенную шляпу с согнутыми полями и, широко улыбаясь, весело поздоровался:

— Здравствуйте, герои!

Услышав такие слова, мы все, как один, гордо выпятили грудь. А Пипин, придя в восторг от оказанной нам чести, приложил руку к бумажной пилотке и весело гаркнул:

— Привет Буллитису!

Мясник усмехнулся и начал объяснять нам, что нужно делать. Вдоль железной дороги тянулся большой штабель кирпичей, а рядом с ним — узкие рельсы, на которых стояли четыре или пять вагонеток. Буллитис торжественно пообещал: если до вечера мы перевезем весь кирпич на строительную площадку, то каждому из нас он заплатит по двадцать сантимов. Сначала нам показалось, что это большие деньги. Мы все как дураки согласились и в телячьем восторге даже не сообразили, что на весь дневной заработок хорошо если мы сможем купить хотя бы две порции мороженого.

Вначале работа показалась нам пустяковой. Мы торопливо грузили кирпич в вагонетки, с полкилометра толкали их через парк до строительной площадки, разгружали и катили пустые тележки обратно. Первые две-три поездки были совсем легкими, и мы надеялись, что до обеда перевезем весь кирпич. Звучали веселый смех и шутки. Буллитис похвалил нас, похлопал по плечу Генерала и, посмотрев на свои золотые часы, ушел домой.

Он пообещал, что придет попозже и проверит, как идет работа. А сейчас ему некогда, пора идти в церковь. Хорошо, что мы, ребята, не верили ни в бога, ни в черта. Поэтому без всяких угрызений совести мы могли работать и в воскресенье. Правда, наш Харий очень удивлялся, что верующий Буллитис заставляет нас работать в воскресный день.

— Только за работу платят деньги, — профессорским голосом рассуждал Брунис из нашего местного Задвинья. — За то, что ты будешь сидеть в церкви, никто денег не даст. Поэтому в церковь пусть ходят богачи, у них денег — куры не клюют. Нам некогда молиться — нужно работать.

В знак согласия мы кивали головами. Конечно, нужно работать, и Брунис, бесспорно, прав. Подумать только: кто же станет нам платить двадцать сантимов за то, что мы, как святые, будем сидеть в церкви и, выпятив глаза, смотреть на толстое брюхо пастора! У Буллитиса денег видимо-невидимо. Он может делать что хочет. А мы должны гнуть спину, желаешь ты этого или нет.

Некоторое время мы работали с песнями. Но позже у многих из нас на глазах появились слезы. Мы обдирали о кирпич руки, они покраснели и болели, будто покусанные муравьями. Поломались ногти, на кончиках пальцев выступили капли крови. Каждый кирпич теперь мы брали и клали в вагонетки осторожно, словно сырое яйцо.

С каждой поездкой груженые вагонетки становились все тяжелее. Ноги наши скользили, колени и пятки покрывались ссадинами. А гора кирпичей, казалось, совсем не уменьшилась. Припекало солнце. Мы сняли рубашки. С нас градом лил пот…


Кирпичная война

К двум часам дня мы так устали, что едва не валились с ног. Облизывая пересохшие губы, Валдис объявил обеденный перерыв. Ведь нам, как и всем рабочим, полагался отдых. Еле волоча ноги, мы собрались вместе и, по-стариковски кряхтя, расселись на штабеля свежих, пахнущих смолой досок. Угрюмо смотрели друг на друга и не знали, что делать и как быть; ни еды, ни питья у нас с собой не было, а аппетит разыгрался ну просто волчий. Нас уже не привлекали даже деньги. Брунис щупал подбитое плечо. Пипин проколол гвоздем ногу. О мелких царапинах и ссадинах и говорить не приходится.

— С меня хватит, — скептически заявил Актер. — Пусть Буллитис засолит свои двадцать сантимов!..

Но Харий не успел высказать все до конца, как за нашими спинами раздался вежливый, но резкий, скрипучий голос Буллитиса:

— Друзья, чего это вы ленитесь?

Будто сговорившись, мы молча встали и исподлобья зло уставились на своего работодателя. Мясник, почувствовав что-то недоброе, как-то странно засуетился, даже улыбнулся. Но улыбка у него получилась неестественной. Верхняя губа раскрыла большие желтые зубы. «Оскалился, как собака», подумал я, глядя на мясника.

— Что случилось? — вновь спросил он строгим голосом.

Опять тишина. Но теперь мы только посмеивались над ним.

— Цериньш, — Буллитис круто повернулся к Валдису, — почему никто не работает?

Валдис незаметно подмигнул нам, сделал равнодушное лицо и, почесав за ухом, скучающим голосом произнес:

— Мы решили… мы решили, что двадцать сантимов — это очень мало! — Последние слова он отчеканил коротко и резко, будто выстрелил их из рогатки.

И казалось, они попали Буллитису прямо в сердце, потому что тот, совсем опешивший, все повторял:

— Мало? Мало?..

— Да, мало! — сказал Валдис. — Будете платить тридцать сантимов — будем работать!

— Тридцать? — заорал Буллитис. — Ха-ха! Ишь чего захотели!

— Тогда мы объявим забастовку, — словно старый рабочий, сказал Профессор из Задвинья. Это слово он услышал и запомнил еще в Риге, когда у его отца по вечерам собирались товарищи по работе, в будущем такие же безработные, как и он.

— Бастовать задумали? — покраснел Буллитис. — Я тебе покажу бастовать! — Он угрожающе приближался к Брунису.

Но наши ребята были не из пугливых. Голыми руками их не возьмешь! Взяв из штабеля кирпич, Брунис спокойно стал на прежнее место. Мясник притворился, что не заметил этого, но все-таки в шаге от Бруниса остановился и прошипел:

— Рижский босяк! В тюрьму таких! Пусть полиция поинтересуется, что за птичка отец этого бандита! — И, немного осмелев, заорал: — Убирайся подальше от моих кирпичей!..

— Заплатите, — спокойно прервал Буллитиса Валдис.

— За безделье не плачу! — отрезал мясник.

— Мы перевезли половину кирпичей, — хладнокровно продолжал Валдис. — Поэтому каждый из нас должен получить не менее десяти сантимов…

— Убирайтесь отсюда! — еще громче заорал Буллитис.

— Если вы не заплатите, мы перевезем кирпичи обратно, — не сдавался Валдис. Не дрогнул даже левый уголок рта, как это обычно бывало, когда Генерал волновался.

«Кремень, ну чистый кремень!» — обрадовались мы все и гордо подняли головы.

— Не получите ни гроша! — теряя самообладание, топнул ногой Буллитис.

Кончилось терпение и у Валдиса. Махнув рукой, он крикнул:

— Эй, ребята, везем кирпичи обратно!


На рельсах стояли две неразгруженные вагонетки. В один миг мы столкнули их с места, и кирпичный груз покатился к железнодорожной станции. Казалось, что колеса, громыхая и стуча, крутятся сами. На самом деле их движение убыстрял небольшой наклон. На повороте обе вагонетки столкнулись и слетели с небольшой насыпи в глубокую лужу от позавчерашнего дождя. Во все стороны посыпались осколки разбитых кирпичей. А мы, забыв про поцарапанные руки и усталость, опрокидывали штабеля привезенных кирпичей и бросали их в пустые вагонетки. Торговец сначала растерялся, но, опомнившись, схватил деревянную рейку и бросился на нас. Первый удар пришелся по спине Пипина.

— Бандиты! — орал Буллитис.

Но больше никого он ударить не успел. В его грудь попал солидный кусок кирпича. Честное слово, я не знаю, у кого из наших ребят была такая твердая рука! Буллитис осекся на полуслове. Уронив рейку, он бросился наутек. Убегающего мясника сопровождал град камней и битых кирпичей. Будто гонимый собаками, Буллитис исчез в кустах парка. Только через некоторое время мы услышали вопли:

— Полиция! Полиция!..

Но это нас не испугало, так как полицейский участок находился далеко отсюда, в центре города. Мы опешили совсем от другого: из кустов в нас полетели камни! Но мы тут же сообразили — белые! Их вождь Юрис, сын Буллитиса, наверное узнав от отца, что мы грузим кирпич, решил напасть на нас. Однако Репсис просчитался.

— Ребята, бей белых! — крикнул наш Генерал.

— Ур-ра! — басом прогудел адъютант Пипин, и мы с криками бросились в кусты, успешно развивая наступательные действия.


Девчонки, насыпав в передники кирпичные осколки, чтобы обеспечить нас «боеприпасами», побежали следом за нами.

Начался бой. И если бы кто-нибудь посмотрел на него со стороны, ему показалось бы, что на холмике, заросшем орешником, бушует смерч, который крутится с нечеловеческой силой и воет нечеловеческим голосом. Сын кузнеца из депо Вилис Платайс, по прозвищу Боксер, схватил за шиворот командира скаутов, сынка начальника полиции, и принялся колотить его могучими кулаками, как по соломенному мешку. Вилису это ничего не стоило — парень вполне мог справиться и со взрослым мужчиной. Генерал Валдис набросился на самого императора белых Репсиса. Один ловкий «левый крюк» — и с Репсиса, который, кстати, учился в гимназии, слетела форменная фуражка.

Однако командир белых не сдавался. Разозленный до слез, он схватил Валдиса за грудь.

Сцепившись, они как подкошенные рухнули на землю. На них навалились телохранители Репсиса — Тип и Топ. Но не растерялись и наш адъютант Пипин, и разведчик Назитис.


Сейчас по траве катался большой ершистый клубок; изредка мелькали в воздухе то нога, то рука, то чье-то раскрасневшееся лицо…

За другими кустами орешника — такое же зрелище. Профессор, спрятав в целях безопасности свои очки в карман, спокойно «обрабатывал» задиристого сына аптекаря, которому на помощь спешил плюгавый парнишка, отпрыск фотографа. Я подставил ему подножку, и тот, жужжа как комар, свалился в крапиву. Чуть дальше наши девчонки, без особой нежности, брали на прицел некоторых солдат белых. Крики уже не были слышны. Вокруг только стонала и охала земля. И может быть, именно поэтому так громко прозвучали грозные слова:

— По-о-лиция-я!

— Спа-сай-ся!

Подобно струе холодной воды, над полем боя пронеслась трель свистка. В ту же секунду растаяли группы дерущихся, и, гулко стуча босыми ногами, во все стороны разбежались наши воины. Теперь молодчики с блестящими пуговицами могли ловить ветер в поле. В их руки попал только вытиравший слезы и мычавший как теленок сынок начальника полиции Юлис. Но ему нечего было бояться полицейских. Они, услужливо согнув спины, вытерли ему нос и медовыми голосами попросили отправиться домой. Если бы в их руки попал кто-нибудь из черных, то по спине несчастного танцевала бы дубинка, а отец, уплатив штраф, тоже взял бы ремень и снял с героя штаны. Поэтому наши бойцы растворились в кустах словно утренняя роса. Но ко мне и Пипину привязался какой-то ретивый полицейский, наверное, хотел нас поймать во что бы то ни стало. Мы решили, что сейчас — шутки в сторону. Мчались — только ветер свистел в ушах. Парк кончился. Тремя прыжками мы проскочили улицу и забежали в какой-то двор. Только тогда сообразили, что попали в тупик. Поэтому недолго думая прыгнули в раскрытый деревянный мусорный ящик и с гулким стуком захлопнули за собой крышку. Некоторое время во дворе было тихо. Шумел только петух. Но потом из серого кирпичного дома вышла сгорбленная женщина: мы следили за ней сквозь узкую щель. Держа в руке большой совок с золой, она быстро приближалась к нашему убежищу. Пипин и я, вспотевшие, мокрые, как щенята, прижались еще плотнее к стенке ящика. Две пары глаз, застывших в ужасе, смотрели на крышку. Та вдруг поднялась, и на нас обрушилось целое облако золы. Потом крышка захлопнулась. Женщина с довольным видом постучала совком по ящику, вытерла глаза и ушла. А мы, серые от головы до пят, сидели на корточках каждый в своем углу, кашляли, чихали и пытались руками протереть слезящиеся глаза. Клубилась густая пыль от золы.

— Больше не могу… — сказал я скрипучим голосом.

— Задохнемся… — глотая пыль, прошипел Пипин.

Мы осторожно приподняли крышку. Из ящика высунулась седая голова со слезящимися глазами, потом рядом с ней — другая такая же. Неожиданно взмахнув крыльями и громко крича от страха, с ящика спрыгнул только что забравшийся туда петух. Испугавшись шума, мы снова нырнули в ящик. Я ударился подбородком об его край, а крышка стукнула Пипина по затылку. Но так или иначе, а надо было вылезать.

— Тьфу, черт! — сердито пробормотал я, и мы выпрыгнули из своего неуютного убежища.

Отплевываясь, проверили, не угрожает ли нам опасность. Полицейских поблизости не было. После этого двое седоволосых исчезли в парке: мы решили искупаться.

Что делать? Война кончилась без победы. Конечно, жаль. Но не мы были в этом виноваты. Судьбу исторической битвы решила «верховная» власть.

Через час, когда, чистые и опрятные, успев выкупаться в пруду, мы собрались во дворе Генерала, наш Актер, подняв руку, сказал грозно:

— Борьба еще не кончена!..

— И не кончится! — уверенно произнес Валдис и торжественно объявил: — Завтра соберем свой стрелковый полк. Приказываю явиться всем!

Вечером эхо войны разнеслось по всему городу. Дворничиха с базарной площади рассказала о случившемся парикмахерше, та друзьям, они знакомым. И за ужином наши матери тихо, чтобы мы не услышали об этом, шептали отцам: в парке произошла большая драка. А мы ложились спать гордые, со счастливой улыбкой. Только Пипин, тщательно отмечавший каждое историческое событие, еще долго не спал: когда родители уснули, он встал с кровати и большими буквами вывел в своей тетради только нам, ребятам, понятные и славные слова: «Кирпичная война».

Красное знамя, присяга и предатель

На следующий день Шел проливной дождь. Но наши ребята не сахарные: в назначенное время все, как один, явились к командиру. Только Папуас, весь какой-то мягкий, кругленький, приплелся с опозданием. Адъютант Генерала объявил ему выговор, а Папуас продолжал невозмутимо сосать леденец.

Валдис заранее предупредил Пипина, что все должны тайно собраться на чердаке его дома, потому что в такую погоду, когда дождь льет как из ведра, под открытым небом собрание не проведешь. Тихо и осторожно мы друг за другом проникли в подъезд, осторожно ступая по скрипучей лестнице, незаметно прошмыгнули мимо дверей квартир и, точно угри, проскользнули, наконец, через люк на чердак. Здесь все казалось каким-то романтичным и таинственным. Даже было как-то не по себе — словно мы попали в пещеру Циклопа: в различных направлениях тянулись, перекрещиваясь друг с другом, толстые серые, покрытые слоем пыли бревна, потолочные балки, стропила и перекладины. Полумрак. Паутина. Маленькое круглое окошко — едва заметное светлое пятно. Одним словом, вполне подходящее место для проведения тайных собраний.

В другом конце чердака, в самом темном и отдаленном углу, горели две свечи, в свете которых мы увидели большое красное знамя, прикрепленное к толстому бревну.


Молча мы полукругом собрались у знамени. На наши лица падал его красный отблеск. Застыв, с широко раскрытыми глазами, мы внимательно слушали речь Генерала.

— Ребята! — встав на небольшой деревянный чурбан рядом со знаменем, торжественно начал Валдис Цериньш. — Мы собрались, чтобы прокламировать свое государство и свой стрелковый полк… — И, на секунду прервав торжественную речь, пояснил: — Прокламировать — это значит… создать, провозгласить…

Мы все понимающе закивали головами, про себя повторяя это трудное, но очень важное слово. А командир продолжал:

— У нашего полка будет свое знамя!

— А оно настоящее, да? — глубокомысленно ковыряя пальцем в носу, спросил командира сын стрелочницы — маленький Карлис, паренек в заштопанной полотняной рубашке, которая всегда вылезала из дырявых штанишек. Но кто-то из ребят толкнул его кулаком в спину, и Карлис замолчал, обиженно насупившись.

— Ребята, дайте честное слово, — голос Валдиса стал тихим, но еще более торжественным, — что о нашем знамени вы никому не скажете! Его принес Брунис. Но об этом лучше расскажет он сам. Слово имеет Профессор!

Брунис немножко помолчал, покашлял, будто у него что-то застряло в горле, вытер краем рубашки очки и начал говорить почти как настоящий профессор:

— Понимаете, ребята, это рабочее знамя. Оно пробито пулями и залито кровью рабочих. — Он осторожно развернул знамя, а адъютант, взяв свечу, осветил его, и мы увидели на красном полотнище следы пуль и крови; по нашим спинам пробежали мурашки.

Потом Брунис рассказал, что этому знамени более двадцати лет. Оно с тех времен, когда в Гулбене впервые была установлена Советская власть, власть рабочих. Тогда это знамя развевалось над городом. Когда напали белые, один молодой парень, слесарь из депо, лучший друг отца Бруниса — Андрей, с поднятым знаменем в руках повел вооруженных рабочих в наступление на белых, засевших в старом баронском парке. Загремели выстрелы, и три пули пробили знамя, а одна — грудь Андрея. Парень прижал знамя к груди, и на нем остались следы его крови.



Поделиться книгой:

На главную
Назад