Любовница от первого брака

– Нет, сумка была хорошая. Коже верблюда сносу нет. Вечная сумочка.

– Могла бы быть, – с сожалением добавила Алина. – Тебе надо было в полицию заявление подать.

– Ну ты даешь! Кто ее искать будет?

– Не скажи, сумочка редкая. Может, в городе только две такие были: у тебя и у …

– «Зебры».

– Именно.

Весь следующий день я мучилась от безделья, и только к вечеру явился слесарь. Все время до его прихода я не знала, куда себя деть. Квартира убрана, обед приготовлен, мыльные оперы я смотрю только перед сном, днем от них у меня почему-то мозги пухнут. Ничего лучшего, чем сесть за компьютер, я не придумала. Вызвав на монитор свой любимый пасьянс, я загадала желание. Если пасьянс сойдется – мы (я, Анюта и Олег) семьей едем отдыхать на Гаити. Могу я, как владелица туристического агентства, позволить себе такой отдых? Наверное, могу. Не сойдется пасьянс – что ж, придется ждать лучших времен.

Пасьянс не сошелся. А мог бы, все шло к этому. В самый неподходящий момент в дверь позвонили. Пришлось оторваться от компьютера и топать к двери. В глазке я рассмотрела лишь зеленую бейсболку.

– Кто? – осторожно спросила я, помня о том, что в фирме моего мужа работают лишь два сантехника. Оба уже в возрасте и, как все пожилые люди, предпочитают не современные бейсболки, а старомодные фуражки.

– Антенны устанавливаем, – услышала я из-за двери.

– Спасибо, не надо, – разочаровано поблагодарила я. – У нас тарелка на крыше.

– Как хотите, – ответил юноша и исчез из поля зрения «глазка».

Пока я бегала к двери, компьютер завис, пришлось его перезагрузить. Следующая попытка разложить пасьянс была столь же неудачной, как и предыдущая. На этот раз какой-то посторонний дядечка забрел в наш подъезд. Он искал Люсю и почему-то в моей квартире. Пока я ему втолковывала, через дверь, разумеется, что в моей квартире отродясь никакой Люси не было, в игре закончился лимит времени, и мне было засчитано поражение. Потом позвонила в дверь дворничиха тетя Клава. Пожаловавшись мне на плохое самочувствие, она попросила у меня взаймы двадцатку.

– Три дня я с давлением дома провалялась. Больничный не продлевают. Голова трещит от боли. И, как назло, никто из дома не выходит. А тут ты из окошка выглядываешь. Слышь, Марина Владимировна, дай двадцатку взаймы на лекарство.

– На, держи, – я достала из кошелька две десятки и вручила их Клаве. – А что у нас за люди по подъездам ходят? – поинтересовалась я у дворничихи.

– Кто?

– Один мужик Люсю искал, потом телевизионщики ходили.

– Про Люсю я ничего не знаю. А у соседнего подъезда стоит фургон с надписью «Мир антенн». Должно, кабельное телевидение проводят.

Клава удалилась, а я, поставив крест на компьютерных играх, взяла в руки книгу и с ней завалилась на диван.

Слесарь Семен Михайлович появился у нас дома только в четыре часа, и то лишь после того, как я позвонила Олегу на службу. Он, оказывается, напрочь забыл о необходимости замены замков.

– Мне только о замках думать! – пробурчал Олег. – Жди, сейчас приедет, – добавил он и положил трубку.

– А я что делаю? – сказала я сама себе. – С утра жду.

Через полчаса появился Семен Михайлович, и тут же позвонила Алина.

– Ну как? Замки сменили?

– Меняют! Ты-то что? В типографии была?

– И не только. Была еще на телевидении. Разговаривала с Феликсом Сергеевичем. Он все еще после вечеринки в себя прийти не может. И полиция его в покое не оставляет. Свидетелей уже по второму кругу опрашивают. Похоже, у ментов стопроцентный глухарь намечается.

– Почему ты так думаешь?

– А как еще думать, если они до сих пор имя убитой не выяснили? Если нет имени, то нет и версии. Нет версии – нет подозреваемых. Как ни крути – глухарь, стопроцентный глухарь.

– И что, никто из приглашенных не помнит эту женщину? Может, она с кем-то разговаривала? Или конфликтовала?

– Ага, с нами. Только, если менты выйдут на нас, нам мало не покажется, замордуют в казематах, – пошутила она.

– Алина, а помнишь, среди гостей ходил корреспондент то ли с фотоаппаратом, то ли с камерой? Репортерская братия падкая на скандалы. Может, он что-то заснял?

– Умница! Только мне эта мысль в голову постучалась раньше. Корреспондент снимал фото для вечерней газеты, главным редактором которой работает друг все того же Пушкова. Я взяла у Феликса Сергеевича адрес редакции. Я вот о чем думаю … – Алина сделала многозначительную паузу.

– Что ты думаешь? – поторопила я Алину с продолжением мысли.

– Что? Хреновые наши дела. На этих фотографиях и мы можем проявиться. Что-то не помню я, чтобы ты улыбалась, когда на тебя «зебра» вино вылила.

– Может, и не улыбалась. Ты думаешь, у нас могут быть неприятности?

– А то нет? Полиции только бы гвоздь забить, чтобы потом на него всех глухарей повесить.

– Алина, у нас же алиби!

– Какое, душа моя, какое алиби? Ушла раньше? Ты могла уйти, потом через «черный» ход зайти, выманить наружу «зебру», убить ее и через двор смотаться.

Алина говорила очень убедительно, так что я и сама поверила – ничто не помешает полиции думать, что именно мы и убили «зебру».

– Мы-то, конечно, ни при чем. И если на нас выйдут, то проверят биографию, сопоставят факты и придут к выводу, что мы к убийству не имеем никакого отношения. Может, даже извинятся. Может. Но!

– Что но?

– Пока они придут к выводу, что мы вроде как тоже пострадавшие – я имею в виду платье, на которое «зебра» вылила вино, – то пройдет уйма времени. А если мы будем постоянно торчать в полиции, когда же нам работать? Прямые убытки. А моральные издержки? Знаю я, как следователи разговаривают со свидетелями, о подозреваемых вообще молчу. После таких бесед люди прямиком попадают на больничную койку.

– Что ты предлагаешь? – утихомирив дрожь в коленках, спросила я.

– Съездить домой к корреспонденту. Спросить в лоб, есть ли мы на снимках? Если есть, то снимки надо выкупить.

– Покупка снимков вызовет новые подозрения.

– У нормального человека не вызовет. Объясним парню все как есть, он нам поверит.

– Полиция не поверит, а он нам поверит?

– Марина, ты много говоришь, – устав от моих вопросов, сказала Алина. – Когда вам поменяют замки?

– Наверное, через час, может, раньше.

– Тогда я мчусь за тобой. Вставят замки – и сразу едем.

– В редакцию?

– Нет, домой к корреспонденту.

– А ты и домашний адрес корреспондента узнала? – восторженно спросила я.

– Ты меня первый год знаешь? – вопросом на вопрос ответила Алина и положила трубку.

Блинову Алину Николаевну я знала очень давно, чуть ли не с младенчества. Сколько я себя помню, она всегда была рядом. Мы учились в одном классе, жили неподалеку, часто ездили вместе отдыхать. Конечно, за такой долгий срок я смогла изучить ее вдоль и поперек. Иной раз ей и рот незачем открывать – я заранее знаю, что она скажет. А что касается авантюрных мероприятий (а как иначе назовешь поездку за фотографиями к корреспонденту?), то здесь ей нет равных. Ее любопытный нос влезет в самую маленькую щелочку, унюхает такое, на что другой нос даже не отреагирует.

Глава 3

– Как хоть зовут корреспондента? – спросила я, усаживаясь в Алинин «Опель».

– Глеб Кожухов.

– А почему мы едем к нему домой, а не в редакцию? Время-то всего половина шестого!

– Одна ты такая умная и сообразительная! – хмыкнула Алина, скромно намекая на то, что и она не страдает слабоумием. – Наверно же, я, прежде чем за тобой заехать, попыталась побеспокоить Кожухова на рабочем месте.

– И что?

– А ничего – не появлялся он в редакции с понедельника.

– Как с понедельника? – ужаснулась я. Мало ли что могло случиться с человеком за три дня? – И что, начальство совсем не обеспокоено по поводу отсутствия сотрудника?

– По-моему, нет. Мне вполне спокойно ответил секретарь редакции, что Кожухова нет на месте, и уже никогда не будет.

– Почему? – насторожилась я. Как правило, мне всегда лезет в голову самое плохое. А после случая с «зеброй», так вообще на ум сплошняком приходят мысли о трагических случаях.

– Она что-то там промямлила, что такой фотокорреспондент у них уже не работает, – равнодушно отмахнулась от меня Алина, но, заметив мой встревоженный взгляд, спросила: – Ты-то чего в спинку сиденья вжалась? Совсем необязательно думать о самом плохом. Кожухов – человек творческой профессии, фотохудожник, запросто мог запить или, не предупредив никого, махнуть на фотосессию на Валдай. Ну а редакция отреагировала на его отсутствие увольнением. Может, и сам рассчитался, а секретарь не в курсе.

– Отчего-то мне кажется, не махнул он на Валдай, – моя правая рука самопроизвольно потянулась к сердцу. Я потерла ладонью ребра, но неприятное ощущение надвигающейся беды не оставило меня.

– Значит, пьяный дома валяется, – оптимистично предположила Алина.

– Кабы так, – пожелала я. – А вдруг нет?..

– Лучше молчи, а то накаркаешь.

Кожухов жил в старом доме барачного типа, примостившемся на окраине города. Типичный двор послевоенных времен: бревна вместо лавочек и сбитый из грубых досок длинный стол для любителей домино. На заднем плане ряд сарайчиков, «удобства» и помойка, смердящая сгнившей капустой.

– Господи, куда мы попали? Что это? Декорация к фильму о послевоенных трудностях?

Выйдя из машины, я огляделась вокруг. Пейзаж удручал. Я-то думала, что жизнь наладилась, люди стали жить лучше. Оказалось, не все.

– Это действительность, Мариночка, – глубокомысленно изрекла Алина. – Это не кино, это самая настоящая жизнь. Здесь живут люди, которым в жизни повезло не так, как, скажем, нам. Въехав в барак шестьдесят лет назад, они так из него и не выбрались. Здесь у них родились дети, а у детей свои дети. И ничего – не тужат. По-моему, даже собираются что-то праздновать.

И правда, к доминошному столу и к приставленному к нему обычному кухонному столу сносилась закуска: маринованные помидоры, огурцы, селедка, колбаса, порезанная крупными кусками. Женщины расставляли посуду, мужчины стояли в сторонке, терпеливо ожидая, когда их позовут есть.

– Что ни говори, а в комуналках тоже есть своя прелесть. Люди живут одной семьей, одними проблемами. Любой сосед придет тебе на помощь, не даст погибнуть, выручит из беды, одолжит последнюю десятку до зарплаты, – Алину вдруг потянуло на барачную романтику. – Вот ты, живя в доме со всеми удобствами, давно так сидела с соседями за общим столом? Никогда не сидела. Потому что у тебя через стенку совершенно другой народ живет, не такой, как этот. Ты даже не всех соседей по имени знаешь. – В ответ я только пожала плечами. Не всех знаю, и что с того? – А что этих людей сближает? Знаешь? Скажешь, сто грамм, выпитых в коллективе? Ничего подобного. Их объединяют старые стены, вековые трещинки в штукатурке, отсутствие водопровода и сортир на ветру. Я хочу спросить, есть ли в нашем волчьем мире справедливость и социальное равенство? Почему кто-то богует и знать ничего не знает о проблемах этих людей? А вот интересно, ты смогла бы хоть на недельку сюда переехать?

Вопрос звучал провокационно, но я все же на него ответила:

– Нет! Ты это хотела услышать? И вообще, Алина, прекрати бить на жалость, не то я сейчас расплачусь. В том, что у меня четырехкомнатная квартира, а эти люди живут в бараке, не я виновата. Я вообще не понимаю, к чему ты завела этот разговор. Ты, между прочим, тоже живешь в четырехкомнатных хоромах, и жилая площадь у тебя побольше моей будет. Так что меняйся, если хочешь, сама.

– Ладно, проехали, – свернула тему Алина. – Идем, спросим, в какой квартире живет Кожухов. Я смотрю, они собираются усаживаться за стол. Сядут – уже не подойдешь: неловко отвлекать людей от веселья своими проблемами.

Алина направилась к входу в барак, рядом с которым стояла группа мужчин. Мужики смолили дешевенькие сигаретки и в ожидании приглашения лениво обменивались пустыми фразами.

– Здравствуйте! – Я приветливо улыбнулась. – Не подскажите, в какой квартире живет Глеб Кожухов?

Последовала странная реакция: несколько мужчин тяжело вздохнули, остальные отвели глаза в сторону накрытого стола. Я проследила их взгляд, но корреспондента не увидела.

– Где же он?

– Глеб? – переспросил сухонький мужичонка в мятом пиджаке и полосатых штанах с пузырями на коленках. – Поминать сейчас начнем.

– Кого поминать? – не поняла Алина.

– Вам Кожухов нужен? Второго дня как в морге, а мы вот тут решили… – постарался объяснить предстоящее застолье уже подвыпивший мужчина.

– Он что, умер?! – ужаснулась я. – Его похоронили?

– Умер. – Все как один собравшиеся кивнули и так же хором ответили: – Но как же хоронить, если тела нет? А помянуть – это святое дело. Как душе-то без помина? – испугано загалдели мужики, словно в нашей власти было запретить им напиться.

– Товарищи! – Алина подняла руку, требуя внимания. – Помянуть соседа – святое дело. Но давайте по порядку. Что случилось с Глебом?

– Кошмар! Кто бы мог подумать….

– Живешь и не знаешь, кто на твою жизнь позарится…

– Звери…

– И, по большому счету, брать у него особо было нечего…

– А я ему «чирик» так и не отдал… Сниться теперь будет…

– Что «чирик»?! Нам теперь придется за него свет оплатить…

– А не знаете, кому комната его достанется?

– Поповым.

– Нет, Барсюкам.

– Почему Барсюкам? У Кукушкиной трое детей.

Они опять загалдели, каждый норовил высказаться.