Любовь и удача

– Поверхностно. Это та тетенька, которая всегда на нас кричит? С короткими волосами? Чье фото попадается иногда на рекламных щитах?

Я поежилась:

– Надо ее наконец от этого отговорить.

– Ну, удачи! Эти щиты оплачивают мое обучение.

– Футбол оплачивает твое обучение. И Уолта тоже, – возразила я. – А Иэн, наверное, станет первым в истории студентом, которому будут платить за то, чтобы он играл. Мне единственной потребуются щиты для оплаты обучения.

Я говорила не из жалости к себе: это была чистая правда. На моих братьев ушли все гены «прирожденных спортсменов», а мне достались гены «спортсмена-любителя». Я была хороша, но не блистала. А это особенно обидно, когда твоим братьям посвящены настоящие алтари в школьном зале славы.

Лицо Арчи смягчилось.

– Эй, нельзя сдаваться раньше времени! За последний год ты стала играть намного лучше. У тебя есть шанс попасть в команду.

Я покачала головой: не было настроения выслушивать ободряющие речи брата.

– Если только мы с Иэном все не испортим.

– Все обойдется. Ты будешь проводить время с Линой, а Иэн будет… собой!

Быть Иэном – это как отдельный вид экстремального олимпийского спорта. Музыка, футбол, школа – всё на повышенной сложности.

– Ты не знаешь, почему он напросился со мной в Италию? Вроде ему даже не нравится Лина. Она полгода с нами жила, и он с ней почти никогда не разговаривал. Или ему нравится меня мучить?

Арчи пожал плечами:

– Малышка Лина? Уверен, она ему нравится. Она необычная и забавная. И волосы у нее безумные. Напомни, давно она уехала?

Я могла бы назвать точное количество дней, но понимала, что сошла бы за одержимую.

– В начале июня.

– Она навсегда там останется?

Я поникла. «Навсегда» звучало как смертный приговор.

– До конца учебного года. Ее папа, Говард, обожает путешествовать, и они вместе катаются по миру. В октябре он повезет Лину и ее парня в Париж.

Парень. Очередная перемена. За последний год с Линой много чего приключилось. Все началось с того, что у ее мамы Хедли обнаружили рак. В горле у меня болезненно запершило. Мне всегда тяжело вспоминать о Хедли. Она была особенной, творческой, легкой на подъем, непоследовательной и заботливой, но не надоедливой.

Порой мне казалось, что я пережила смерть Хедли дважды: за себя и за Лину. Я так отчаянно старалась поддержать горюющую подругу, что потратила все свои душевные силы.

Я закусила щеку изнутри, стараясь забыть об ощущении беспомощности и сосредоточиться на настоящем.

– Странно, что Иэн не захотел поехать с вами на экскурсию по замкам. Разве вы не собираетесь туда, где снимали «Храброе сердце»?

Арчи тут же оживился. Мои братья знали этот фильм наизусть.

– Конечно, мы туда собираемся! Уолт захватил с собой грим для лица, чтобы разыграть сцены из фильма!

Вот это да. Как тетя Мэл обрадуется-то!

– Видишь, Иэн обожает этот фильм. Он не раз под него засыпал! Мне кажется, он летит со мной в Италию из вредности.

– Может, ему хочется провести время с любимой сестрой?

– Ну конечно, ведь он так стремился проводить со мной время этим летом!

Арчи закатил глаза, но спорить не стал. Иэн почти все лето торчал у себя в комнате и писал вступительные сочинения для вузов, ездил «по делам» неизвестно куда и слушал музыку на предельной громкости. А потом я спуталась с Кабби, и мы окончательно отдалились друг от друга.

Ну а потом был футбольный лагерь.

Вдруг Арчи заерзал на диване и впился в меня взглядом:

– Давай, Эдди, рассказывай.

Тон у него был серьезный, и душа у меня ушла в пятки.

– О чем?

– Что случилось?

– С… Иэном? – уточнила я. Пожалуйста, пусть Арчи ничего не слышал!

Брат помотал головой. У меня сдавило горло от злости.

– Тогда я не понимаю, о чем ты.

– Расслабься, сестренка. На меня же ты не сердишься. Я слышал, что сказал Иэн. Перед тем, как ты его толкнула.

Я потеряла дар речи от ужаса. Что же именно он тогда сказал? И что понял Арчи из нашей тихой перепалки?

– И что ты слышал?

– У тебя что-то случилось? О чем он заставляет тебя рассказала маме с папой?

Арчи не знает, что произошло! Я расслабилась и откинулась на спинку дивана.

– Нет, все в порядке, – поспешно заверила я брата. По крайней мере, тут врать не приходилось. Пока об этом почти никто не знает, у меня все нормально. Да, меня опозорили, мне разбили сердце. Но ничего по-настоящему плохого не случилось. Поэтому не вижу смысла говорить об этом маме.

Арчи подпер рукой подбородок:

– Тогда в чем дело? Это из-за парня? Наверное, из команды Иэна, раз он так злится?

Какой он догадливый!

Я не выдержала и рявкнула:

– А по-твоему, в меня не мог бы влюбиться популярный футболист?!

– Что?! Я ничего такого не говорил. – Арчи вскинул руки в примирительном жесте и удивленно распахнул синие глаза: – Эдди, почему ты так странно себя ведешь?

Потому что у меня разбито сердце. Потому что парень вроде Кабби и правда никогда не полюбил бы такую, как я. Я подняла взгляд на зеленую спинку дивана и ковырнула ногтем дыру в бархатной обивке. Глаза щипало от слез.

– Мама с Уолтом тоже нас слышали?

Арчи покачал головой:

– Мама тайком обговаривала сделку с клиентом по телефону, а Уолт прикрывал наушники волосами. Он даже не заметил, как вы сорвались, пока суматоха не поднялась.

Что ж, по крайней мере, нас подслушал не Уолт, а Арчи. Из всех моих братьев у Арчи было самое нормальное отношение к тайнам. Остальные двое находились на разных краях спектра. Иэн превращался в живой сейф, и поэтому мне не приходилось переживать, что он сам расскажет родителям про Кабби. А Уолт был его прямой противоположностью. Когда ему доверяли секрет, он ужасно мучился и спешил от него избавиться, в итоге вываливая информацию как раз тому, от кого ее в первую очередь следовало бы скрывать.

– Если какой-то парень тебя обидел, я готов навестить его в кампусе. Допустим, сесть в машину, дождаться, пока он выйдет на дорогу, и как будто нечаянно сдать назад, не проверив зеркало заднего вида. Просто назови имя, и дело в шляпе. – Арчи говорил уже не спокойным, а грозным тоном, что бывало довольно редко.

– Нет, Арчи. Не надо никого сбивать! – с нажимом произнесла я. Никогда не знаешь, шутит он или говорит всерьез.

– Уверена?

– Да, уверена, – твердо ответила я. – К тому же это ничего не исправит.

– Зато он поймет, что не с теми связался.

Я положила ладони на плечи брату:

– Арчибальд Генри Беннетт. Обещай, что ничего не сделаешь.

– Уверена?

– Обещай! – крикнула я.

– Ладно. Обещаю.

Вот зараза. Ох уж эти братья! Все равно что сторожевые псы, которые иногда лают и на тебя тоже. Разговор с Арчи ужасно меня вымотал. Как и весь сегодняшний день.

– Ну, спасибо за компанию, но я хочу немного побыть одна, – сказала я, кивая на дверь. Я давно сообразила, что парни не понимают намеков – по крайней мере, таких, к которым я привыкла. Чем яснее выражаешься, тем лучше.

Арчи грациозно спрыгнул с дивана и неуклюже похлопал меня по плечу.

– Знай, что я всегда рядом, Эдди, – сказал он.

– И я это очень ценю, – ответила я и энергичнее закивала в сторону двери.

– Ладно-ладно, исчезаю. – Он вышел из комнаты, и я буквально увидела, как у него над головой загорелся список дел на сегодня: «Поддержать младшую сестренку. Готово».

* * *

Как только Арчи скрылся из виду, я вытащила путеводитель из-под подушек и зажгла пыльную лампу. Но сосредоточиться на книге не получалось: я то и дело отвлекалась на Иэна. Он до сих пор сидел на стуле и сверлил взглядом экран телефона, а волосы закрывали его лицо.

Он перестал стричься после Рождества, несмотря на все угрозы и протесты нашей мамы. Волосы отросли чуть ли не до плеч и постоянно напоминали мне о том, как несправедливо распределение генов в природе. Братьям достались мамины густые ресницы и темные кудри, а тонкие светлые волосы деда проскочили поколение, пропустив моего отца, и остановились на мне.

Зато у нас у всех были синие глаза; только сегодня у Иэна они выглядели особенно яркими, потому что их оттенял синяк (моя работа). Выглядел он болезненно. И значительно. Как жирная точка в конце мучительного предложения.

Внезапно лицо Иэна озарила улыбка, и у меня защемило сердце. Дело в том, что Иэн всегда улыбается искренне. Он никогда не притворяется, будто ему весело. Рассмешишь его – значит, правда хорошо пошутил. Рассердишь – значит, правда повел себя как дурак.

Какая же я дура.

Во мне нарастало отчаяние, и я вскочила с дивана с книгой под мышкой. Мне нужен был свежий воздух. Срочно.

Как только мама отвлеклась на разговор с матерью жениха, я бросилась во двор через танцпол, скользя вдоль стены.

Там я остановилась и сделала глубокий вдох. Если бы я сама писала путеводитель по Ирландии, первую же главу уделила бы запахам. Смеси недавнего дождя, влажной земли и некоего секретного ингредиента – вроде лишней щепотки мускатного ореха на французском тосте, тайный рецепт которого мы с папой разрабатывали и совершенствовали все выходные на Четвертое июля.

А вдруг папа обо всем узнает?

Я не позволила себе зацикливаться на этом вопросе и поспешила вниз по лестнице, мимо чаши фонтанчика с переливающейся через край дождевой водой. На дорожку крест-накрест падали блики от желтых ламп, весело потрескивающих там, где их висело чересчур много. В щелях на каменном тротуаре мерцали лужицы, а воздух веял безупречной прохладой и бодрил. Ну как можно настолько отвратительно себя чувствовать в таком красивом месте?

Я впилась ногтями в ладони, сдерживая нарастающую боль в груди. Не знаю, какие воспоминания меня на самом деле мучили: о Кабби или об идиллической картине у меня голове, где мы были счастливы вместе? Мечты у меня всегда были одинаковыми. В середине сентября, через недельку-другую после начала учебного года, когда все уже немного обвыклись, мы шли бы по коридору, его рука лежала бы на моей талии, и мы увлеченно болтали бы, не замечая никого вокруг. А остальные шептались бы: «Это Эдди Беннетт. Они так мило вместе смотрятся! Да. Странно, что раньше мы ее не замечали».

Что ж, кое-что из этого сбудется. Я уже вижу, как все шепчутся у меня за спиной, но говорят совсем не то, о чем я мечтала.

Наконец я дошла до увитой плющом беседки в дальнем конце сада – укрытия вроде библиотеки, только на свежем воздухе, – и села там, скрестив ноги. Под строгую юбку выданного мамой платья подуло холодом. Я проверила телефон и чуть не ахнула, увидев новое сообщение:

ТЫ ГДЕ??????????????????

Лина.

Лина и восемнадцать вопросительных знаков. Я на всякий случай дважды их посчитала. Это был очень-очень плохой знак. Обычно Лина писала, как школьная учительница из девятнадцатого века, которая впервые увидела телефон: каждое предложение начинала с большой буквы, не пренебрегала точками, смайликов почти не добавляла. Восемнадцать вопросительных знаков для Лины – чуть ли не богохульство. С таким же успехом она могла бы встать посреди службы в церкви и начать выкрикивать ругательства в мегафон. Она не просто сердилась: она была в бешенстве.

Я нажала «ответить» и поспешно вбила максимально размытый ответ: «Извини, сейчас не могу разговаривать. По уши в свадьбе:(».

У меня все лучше получались размытые ответы. И избегать звонков я научилась мастерски. Грустный смайлик посмотрел на меня с осуждением.

– Что? – огрызнулась я. – Между прочим, я не отвечаю на ее звонки по уважительной причине.

Я не говорила с Линой, потому что не могла. Она слишком хорошо меня знала и сразу поняла бы по голосу, что дело нечисто, а я не желала – категорически не желала – рассказывать ей про Кабби по телефону. Уж лучше пусть Лина осуждает меня вживую, лицом к лицу. Я многим хотела с ней поделиться. Она ничего не знала о Кабби, так что придется пересказать события всего лета.

Осталось только прилететь в Италию, разобрать чемодан и излить душу, ничего не утаив. Я уже знала, как Лина отреагирует. Сначала придет в ужас, потом растеряется, а потом ее внезапно посетит гениальная идея, как мне пережить будущий год, и она примется убеждать меня в том, что все образуется.

По крайней мере, так я себе это представляла.

* * *

Кабби впервые заговорил со мной на пятый день после нашего переезда в Сиэтл. Я готовила вафли. Точнее, взятку в виде вафель, и давалось мне это нелегко. Арчи с Уолтером отвечали за распаковку коробок на кухне и каким-то образом умудрились превратить ее в пещеру ужасов, полную ловушек. Я споткнулась о хлебопечку, уронила целую коробку яиц, а на голову мне упала упаковка пергаментной бумаги. Но когда тесто разлилось по форме и от вафельницы пошел ароматный дымок, я подумала: «Оно того стоило!»

Я втянула носом воздух. Вафли должны были получиться идеальными. Это был мой пропуск на утреннюю прогулку, куда Иэн наотрез отказывался меня брать. Ну кто будет кричать «Пошлавонотсюда!» человеку с целой тарелкой горячих вафель? Даже если этот кто-то хочет произвести впечатление на своих новых друзей.

– У тебя тесто в волосах.