Олег стоял несколько минут, ничего не слыша и не видя. Наконец, придя в себя, медленно пошёл, куда глаза глядят. Очнулся на площадке перед дверью своей квартиры.
Когда открывал дверь, что-то перевернулось в сознании, и он увидел себя откуда-то сверху за спиной, со стороны правого плеча. Он видел, как он вошёл в прихожую… закрыл дверь на ключ… положил ключ на тумбочку… разулся… прошёл в ванну… тщательно и долго мыл руки… вышел на балкон… снял бельевую верёвку. сложил её вдвое… вышел из комнаты… закрыл дверь… сделал петлю… накинул на шею… встал на колени… привязал другой конец верёвки к ручке. он смотрел на дверную ручку, на верёвку, тянущуюся к ней от шеи, верёвка была длинная и он перевязал, оставив не больше тридцати сантиметров, несколько минут стоял, ничего не видя перед собой и стал заваливаться на бок, петля, затягиваясь, впивалась в кожу на шее, причиняя жгучую боль и от боли он пришёл в себя и испугался… дёрнулся вверх, опираясь руками о пол, но дальше произошло что-то ужасное, перед глазами возникла чёрная пелена и из этой пелены высунулся уродец с омерзительной харей и ткнул в лицо пылающим факелом, он инстинктивно вскинул руки, защищаясь и повис на петле, затягивая её своим весом, снова дёрнулся вверх, опираясь руками, уродец высунулся и ткнул факелом в лицо..
Олег, с посиневшим лицом и, вздувшимися венами на шее, хрипел и бился в петле, отталкивая что-то от себя руками. Она метнулась к нему и, подхватив, рывком приподняла и, удерживая одной рукой, другой ослабила петлю. Он стал приходить в себя, и она развязала узлы на ручке и сняла с его шеи верёвку.
Произошедшее, так сильно напугало её, что она, позвонив на работу и сказав, что заболела, попросила отпуск на три дня в счёт отгулов.
Она никому об этом не рассказала. О том, что нужно бы сходить к психиатру, даже и мысль не промелькнула.
После случившегося, Олег, и без того неразговорчивый, замкнулся и ушёл в себя.
Несколько раз, Ира пыталась с ним поговорить, но Олег, молча ложился на свою кровать и отворачивался к стене.
Утром, на третий день, когда она за ширмой заправляла свою кровать, Олег сказал: — Ты иди на работу, не бойся, глупостей больше не будет.
Она застыла с одеялом в руках, по щекам струились слёзы.
Через две недели пришла повестка из военкомата на призывную комиссию. Олегу в сентябре исполнялось восемнадцать лет.
Комиссия признала годным к строевой и зачислила в ВДВ.
Олег настроился на службу, но Ира, насмотревшись репортажей о дедовщине и, наслушавшись ужастиков от матерей, сыновья которых служили, решила, что сына в Армию не отпустит.
Шла вторая Чеченская.
Ира записалась на приём к военкому.
Стареющий, полнеющий и лысеющий, с круглыми, как у хорька, похотливо бегающими глазками, военком сидел в кресле, когда в кабинет, без стука, вошла женщина.
Закрыв за собой дверь, она повернула защёлку, шагнула к столу и, бросив на него упаковку презервативов, стала раздеваться.
Подполковник таращился, разинув рот: перед ним стояла обнажённая женщина, невысокая, но с фигуркой, словно точеной, с идеально-округлыми формами, жгучая брюнетка с глазами, зелёными как изумруд, обжигающими ледяной неприступностью.
— Кармен — пролепетал он, сползая с кресла и, опустившись на четвереньки, пошёл к ней.
Время было мутное, люди бес чести. Он поимел её и забыл, о чём обещал.
В конце сентября пришла боевая и через две недели, Олег, вместе с другими новобранцами, ехал в поезде в учебку, куда-то под Псков.
Глава четвёртая. Инцест
Три месяца в учебке, присяга и он на Северном Кавказе в роте разведки.
Здесь он подружился с Серёгой.
Как это нередко бывает, подружились два человека, абсолютно несхожие характерами: Олег — молчаливый, даже угрюмый и немногословный и Серёга — рубаха парень, балагур и весельчак. Их часто можно было увидеть вместе: Серёга что-то рассказывает, размахивая руками, то сядет, то встанет пройдётся и Олег, сидит, слушает и молча улыбается.
Война.
Неподготовленная к ужасам войны, неокрепшая психика пацанов не выдерживала: кто-то напивался до чёртиков и поросячьего визга, кто-то, обкурившись, погружался в блаженный дурман, а кто-то молча сходил с ума, скрипя зубами и наливаясь злобой ко всем и вся.
Олег не пил, к наркоте не пристрастился, только копились в душе ожесточение и злоба, не находя выхода даже в боях.
Взвод прочёсывал зелёнку в поисках схронов и напоролся на засаду. Лейтенант, понимая, что перестреляют всех за полчаса, принял решение прорываться. Прорвались трое и, уходя от преследования, отстреливаясь, подорвались на растяжке.
Олег лежал. Высоко в небе парил коршун. Они приближались, переговариваясь.
Короткая очередь, другая и в него уставился черный глаз автомата в руке бородача.
В следующее мгновение, бородач, прошитый очередью, валится на землю рядом с ним.
Боевики отступают, отстреливаясь. Спецназ подоспел.
Погиб Серёга, погиб лейтенант, погиб взвод. Олега, тяжело раненого, но живого, вынесли и отправили в госпиталь.
Ужас войны вошёл и в её жизнь. Она прислушивалась к шагам на лестнице, с замиранием сердца входила в подъезд и обмирая от страха приближалась к почтовому ящику. Но писем не было. Смотрела новости, но как только начинались сводки оттуда, выключала телевизор и падала в подушку. Так и засыпала. Звонила в военкомат и дежурный всегда отвечал одно и то же: ваш сын проходит службу на Северном Кавказе, с ним всё в порядке. Немного отвлекалась на работе, заменяя и подменяя работниц, лишь бы только не сидеть в квартире, одной, в ожидании.
Был как раз тот день, в мае, никого не надо было подменять, и она была дома. Зазвонил телефон. Она долго не брала трубку, надеясь, что звонок оборвётся. Но звонок повторялся и повторялся, и повторялся, и она взяла трубку — Алло.
— Алло, Ирина Алексеевна?
— Да.
— Свиридова?
— Да.
— Дежурный, лейтенант Акимов, я по поводу вашего сына.
Она медленно оседала на пол — Что с ним?
— Сейчас уже всё нормально, он был ранен, тяжело, но сейчас пошёл на поправку. Алло, вы слышите?
— Да, да, где он?
— В Ростовском госпитале. Его демобилизовали по ранению, вы можете приехать и забрать сына домой. В госпитале вам в помощь дадут двух санитаров, для доставки сына домой. Расходы на проезд оплатит Министерство Обороны. Можете оформить билеты через военкомат, но это будет долго, либо можете купить билеты и потом прийти с ними в военкомат.
Всё было как в тумане. Поездка в Ростов. Поездка назад. Она была благодарна двум мальчишкам, санитарам; без них, не смогла бы справится.
Но всё позади и сын, хоть и в бинтах, но в сознании и дома.
Перед нею не стояла проблема, как обращаться с сыном; вызывать медсестру или сиделку, нет, она сразу решила, всё будет делать сама: ходить за ним, менять бинты и обрабатывать раны, мыть его.
Она оформила очередной отпуск и с отгулами вышло 36 дней.
Первую неделю было сложно с туалетом: пописать было просто, она помогала ему сесть и держала ковшик, поддерживая и направляя член, чтобы не разбрызгивалась моча. Он сам ей сказал, что нужно оттягивать крайнюю плоть и тогда струя мочи не будет разбрызгиваться. Чтобы покакать, она помогала ему встать на колени и ставила тазик между ног.
Ей не было противно, ей не было стыдно: — С какой стати- говорила она, сама себе — я обихаживала сына, когда он был грудным и беспомощным, ну и что с того, что он вырос? Для матери, её сын остаётся ребёнком, даже если у него есть внуки.
Первый раз она мыла его прямо в кровати: протирала полотенцем, смачивая в горячей воде из тазика.
Второй раз помыла уже в ванне под душем: Олег сидел в ванне, а Ира намыливала его и поливала из лейки.
На второй неделе она, придя из магазина, сказала: — Встретила твою учительницу, классную вашу в десятом. Спрашивала про тебя — Ира помолчала и добавила- прощения просила, я правда так и не поняла за что?
На лицо Олега набежала тень, но он быстро справился с собой — Мне тоже непонятно, за что.
— Ну и ладно. Я взяла вина, когда сможешь ходить самостоятельно, мы выпьем с тобой за твоё возвращение и выздоровление. Пойду ужин приготовлю.
Ночью Олег лежал без сна: одни воспоминания вытеснялись другими и, сам не заметив, как, он стал поглаживать член, перед внутренним взором встала учителка, и он стал дрочить, представляя её. Он задышал, когда изливалась сперма.
Ира спала, но прерывистое дыхание Олега услышала, встала и, не включая свет, подошла к кровати сына.
Он изливал, закрыв от наслаждения глаза, а она, увидев, как брызжет сперма, подумала: "Надо будет постирать постельное завтра".
В это мгновение он увидел её, дёрнулся, пытаясь подтянуть одеяло, но передумал.
Накопившаяся злость там, здесь трансформировалась в похоть, истекая спермой, а подсознание, извращённая вещь в себе, подсунуло образ другой женщины, другой Иры.
Та была где-то там — эта была рядом. Та была большая — эта маленькая, но, по сравнению с красотой этой, та выглядела дурнушкой.
— Принеси полотенце.
Она принесла полотенце и стала вытирать, обтирая член и промокая простынь. Она была в ночнушке, Олег лежал голый.
— Ты же целовала меня, когда я был маленький, целовала везде..
— Да.
— Ну, поцелуй.
Ира наклонилась к его лицу.
— Нет, я имел ввиду там и там — он взял её руку и коснулся ею члена и ягодиц.
— Олег — она потянула руку, но он удержал.
— Ира, поцелуй, я хочу, чтобы ты поцеловала.
Ира застыла, не вполне понимая, что происходит. Нет — она не испугалась и даже и не видела ничего предосудительного или постыдного в его просьбе. Но всё было неожиданно и сделать это, подчинившись просьбе сына, мешал какой-то барьер внутри, препятствие или запрет, или табу, через которое нужно было перешагнуть.
— Ира, целуй, я скажу за что она — его голос дрогнул — просила прощения. Я, тогда, из-за неё… - он не смог договорить, горло перехватил спазм, как будто на шее затягивалась петля.
Перед её глазами, словно кадры киноплёнки, замелькали сцены того жуткого дня, холодный ужас заползал в душу, она наклонилась и, поддерживая пальчиками член сына, чмокнула в головку.
Глава пятая. Инцест
Он не называл её мамой, матерью.
С того дня, когда она пришла за ним в садик после лечения, Олег стал называть её по имени: Ира.
— Ещё, целуй, там — она поцеловала его в ягодицу.