Помоги проекту - поделись книгой:
— Я узнала, что жрицы в Кераке прячут то, на что не имеют права. И решила забрать свое.
— Твое ли? — не глядя на нее, спросил император. — Ты ведь мейритина, да?
Киирис кивнула. Еще один, кто увидел в ней что-то большее, чем рога и чуть заостренные уши. Увидел то, почему ее не показывали ни одному покупателю.
— Скованная, я полагаю.
— У нее шрам вот тут. — Рунн плюхнулся за стол напротив Киирис, схватил нож и полоснул воздух около своего горла. Потом этим же ножом разрезал надвое дольку фрукта и бросил ее в рот, словно заправский жонглер. — Ошейника не было.
— Таэрн, — поправил его Дэйн, — тот ошейник называется «таэрн».
— Мне, строго говоря, плевать, как он называется.
— Я и не сомневался, — уже тише, сказал император.
Под его пристальным взглядом Киирис хотелось раствориться, превратиться в пустоту, которой не будет дела до того, какие химеры и призраки скрываются в черных, словно сама бездна, глазах. Она отпила из кубка и поперхнулась от крепости вина.
— Уйдите. Немедленно. Оба. — Приказ императора прозвучал тихо и жестко. — А ты, матушка. Подумай над тем, какими словами объяснять мне свою очередную бестолковую выходку. И имей ввиду, что во власти императора отдать приказ тебя обезглавить. И, видят боги, это сразу прибавит мне народной любви.
Никто не осмелился ему перечить, и уже через несколько мгновений в опустевшем залепоявилосьдо ужаса обнаженное уединение. Пока она гадала, что будет дальше, Дэйн занял место, где только что сидел Рунн, наполнил кубок вином и сделал несколько ленивых глотков.
— А теперь, мейритина, поведай мне, откуда ты взялась. Таким, как ты, место по ту сторону Зеркала мира, а не здесь. И прежде, чем откроешь рот, имей ввиду, что своенравная мать, бестолковый брат и пара несговорчивых князьков досуха истощили мое терпение. Боюсь, я не расположен слушать вранье, даже если оно будет сочиться из такого соблазнительного рта.
— Мой рассказ слишком долгий, скучный и утомительный, — сказала она сдавленным шепотом, не отважившись поднять взгляд. Так и глядела на собственное отражение в бокале, отчего-то вспоминая времена, когда наставницы украшали ее рога драгоценными подвесками и витыми обручами.
— Думаю, у меня есть немного времени между подавлением двух восстаний, осадой Этира и военным советом, на котором мне предстоит решить, какую часть непокорного населения взятого утром города отправить на виселицу: большую или меньшую.
— Разве не разумнее сохранит жизни… всем? — отважилась высказаться она.
— Разумнее, — согласился он, продолжая лениво потягивать вино. — Это показало бы черни, какой я милосердный и великодушный. Людям почему-то приятнее подчиняться мягкотелым святошам. Но, видишь ли, император должен держать свое слово. Я предлагал капитуляцию. И немного золота взамен на мое благодушие. И предупредил, что в случае отказа, повешу каждого второго. Они отказали. Это было храбро, но совершенно бессмысленно. Скажи мне, мейритина, будут ли люди бояться императора, который бросает слова на ветер?
— Императору не нужен мой ответ, — лаконично ответила она.
— Мне приказать?
Киирис подняла взгляд, в который раз проклиная себя за то, что какая-то часть ее прямо сейчас, сию секунду, стремится к этому мужчине. Стремится заглянуть императору в душу, чтобы познать всю глубину его личной боли.
— Прикажи мне, император Дэйн, — сказала низким шепотом, больше похожим на урчание хищного кота.
Заточенная в ней сущность лениво выгнула спину, наслаждаясь тем, как под взглядом властного мужчины плавятся ее обнаженные нервы. Он просто сидел там, с другой стороны громадного стола — и просто поглаживал взглядом ее выпирающие под грязной одеждой узкие плечи.
Тщетно. Она и раньше не слишком умело держала в узде все свои ипостаси, а теперь одна из них окончательно сошла с ума. Интересно, почему?
— Прикажи мне — и увидишь, какой покорной я могу быть…
Она подалась вперед, выразительно очертила взглядом столешницу и грациозно взобралась прямо на нее. Прохладный камень пощекотал голые коленки. Какими-то отголосками мыслей Киирис ощущала приятную ноющую боль в самом низу живота. Как давно это было? В другой жизни, не с ней. Но здесь и сейчас этот мужчина напротив был словно магнит. Это какое-то безумие. Она знает его всего несколько минут, она даже с трудом понимает, готов ли он сохранить ей жизнь за столь непозволительную дерзость. И все же…
— Иди сюда, — приказал он. Мягко хлестнул двумя словами по заднице, словно мастер изощренной порки.
Она поползла к нему через весь стол, пригибаясь и мурлыкая в унисон похотливым мыслям той, что в эту самую секунду окончательно подчинила ее беспомощное тело.
Киирис остановилась перед ним, пригнулась чуть ниже — так, чтобы их взгляды сомкнулись в неразрывную связь. Император Дэйн определенно нравился той раскрепощенной бестии, которую наставницы из храма так долгопытались приручить. Им это не удалось, но стоило на горизонте появиться подходящему мужчине — и развратница сама пошла к нему, без понуканий и угроз.
— Ты грязная, — бросил император, краем глаза рассматривая ее спину и бедра под туго натянутой тканью остатков одежды.
— Не грязнее моих мыслей, император Дэйн, — подзадорила она.
— Сколько вас там, м? — Он макнул большой палец в вино и медленно очертил черничной влагой ее полураскрытые губы. — Двое? Трое?
— Здесь и сейчас для тебя — лишь я.
Киирис прихватила палец зубами, погладила шершавый сгиб кончиком языка. На ум пришли слова Рунна о вкусах и запахах. О да, у Наследника луны был ни на что не похожий вкус: вкус власти, вседозволенности, беспощадности. Такой, должно быть, вкус первой выигранной битвы и аромат сожженной дотла столицы мятежного государства.
— Не уверен, что здесь и сейчас подходящее место, — сказал он медленно, тягуче, как будто смаковал первый весенний мед.
— Место никогда не бывает достаточно подходящим, тебе ли не знать?
Она приподнялась, нарочито соблазнительно потягиваясь. Потом так же соблазнительно повела плечами, позволяя рванью скользнуть вниз. Теперь лишь затвердевшие соски удерживали ткань на теле. Ей до смерти хотелось, чтобы этот холеный мужчина протянул руку, сдернул то немногое, что мешает ему увидеть остальное… Но он продолжал разглядывать ее, поигрывая почти опустевшим бокалом. Черничное вино расплескалось по стенкам, распустилось восхитительным букетом горечи и сладости. Киирис с наслаждением втянула егоносом.
— Ты уже была с мужчиной? — спросил он и, наконец, потянулся было вперед. Стоило ей отозваться на этот порыв — нахмурился и взглядом велел занять прежнее место. Киирис разочаровано выдохнула.
Ничего более. Просто порыв. Ради этого ее и достали с обратной стороны Зеркала мира, чтобы превратить в то, чем она становилась сейчас — идеальной безупречной мечтой любого мужчины. Одна и та же, но всегда разная. Сумасшедшая, развратная, невинная, игривая, романтичная. Она была слишком дорогим сокровищем, чтобы показывать его простым королькам и принцам. Но, волею судьбы, досталась бесплатно единственному мужчине, который мог бы заплатить полную цену — и даже сверх того.
— Императора правда занимает этот вопрос?
— Отвечай, пока мое терпение не лопнуло.
Император хочет ответ, но он жаждет игры. Этот мужчина уже начал игру, бросил кости, и знает, что будет разочарован, если она отступит за ширму личины испуганной пленницы.
Она обеими ладонями обхватила его руку, потянула на себя, удерживая контакт с его, наконец, заинтересованным взглядом.
— Так проверь сам.
Она оседлала его ладонь, развратно вильнула бедрами, присаживаясь все ниже и ниже, пока колени не разомкнулись максимально широко. Ткань не выдержала и скользнула ниже, обнажая упругую грудь с темно-красными сосками, плоский живот с крохотной капелькой украшения в нижней части пупка. Единственное, что осталось после того, как натасканные Королевой-матерью мародеры отобрали все. Даже серьги из ушей.
Его ладонь была прохладной, а пальцы — соблазнительно твердыми, мужскими. Он определенно не гнушался по многу часов упражняться с мечом.
Киирис негромко вскрикнула, когда палец скользнул внутрь нее. Откинулась назад, опираясь на руку, чтобы не упасть. Она была гибкой, и дьяволица внутри нее от души использовала это качество, бессовестно выставляя тело так, чтобы император видел каждый изгиб. Та, другая, пусть скромничает и хныкает, но это все равно будет потом, после насыщения.
— Ты просто как шелк. — Он залпом допил вино, бросил кубок под ноги и ухватил пленницу за шею. Надавил пальцем на линию шрама. — Встань — и сядь снова.
Она подчинилась, зажигаясь от одних лишь слов. Палец выскользнул — и она торопливо насадила себя на него. Выкрикнула, закусила губу. Это не то, совсем не то вожделение, но вряд ли сейчас можно рассчитывать на большее.
— Ты доволен моим ответом, император Дэйн? — мурлыкнула она.
— Никогда не понимал, отчего всем непременно нужна девственница. — Кажется, это означало «да».
— Был всего лишь один. — Она наклонилась, вынуждая его опустить ладонь ниже, на ключицу.
Ох, она думала быть соблазнительницей, а теперь едва ли не скулит от желания поскорее попробовать этого мужчину. Увидеть, каков он в минуты страсти, увидеть, что станет с его лицом, когда она пустит в ход язык.
— Еще хоть слово о том, что было до меня — и я сверну тебе шею. — Он не угрожал, он сделал все, чтобы пленница поняла всю категоричность заявления.
— Хочет ли мой император, чтобы я была послушной?
— Сиди смирно, Киирис.
Она замерла, хоть сидеть недвижимой, когда его рука скользнула ниже по ее телу и накрыла одну грудь, было все равно, что уговаривать возведенного на костер не кричать и наслаждаться огоньком. Он мягко, почти невесомо, прихватил пальцами сосок, чуть потянул на себя — и недовольно зарычал, стоило ей потянуться за этой неожиданной лаской.
— Я велел сидеть смирно. Мои слова недостаточно ясны?
Ответить она не успела, потому что внутрь нее проскользнул еще один палец. Было немного больно, но сладко и одуряющее, как будто ее всю щекотали самым невесомым перышком. Пальцы на ногах вытянулись, колени разошлись так широко, что от натуги заныли сухожилия на внутренней части бедер. Пятки сомкнулись под ягодицами, бедра сделали виток, пуская его все глубже.
— Не закрывай глаза, — предупредил он, когда Киирис, уступив слабости, сомкнула веки.
Она распахнула глаза и, наконец, увидела, что его взгляд затуманился от желания. Не огнем и пока не бешенной страстью, но какая-то часть этого мужчины была бы рада овладеть ею прямо сейчас на жестком столе.
В дверь поскреблись. Киирис попыталась отмахнуться от раздражающего звука, но он повторялся снова и снова.
— Узнай, что там, — бросил Дэйн кому-то за спину.
И Киирис с изумлением обнаружила, что все это время они были вовсе не одни. Из тени дальнего угла вынырнула щуплая женская фигура. Ее голова тоже была до блеска выбритой, из всей одежды — черная необъятная хламида. Возраст женщины угадывался с трудом, но она была определенно младше той, за дверью.
— Ты смутилась?
Киирис медленно выныривала из омута дурмана, в котором ее без спроса утопили. Сквозь пелену забытья, словно завороженная, разглядывала собственное наполовину обнаженное тело, впитывала ощущения чужих пальцев у себя между ног.
Лысая выскользнула за дверь, но тут же вернулась. Бесшумной тенью подошла к императору, что-то коротко шепнула ему на ухо. Дэйн с сожалением покачал головой, высвободил руку и вытер пальцы о салфетку. Все методично, четко, но с некоторым раздражением.
Киирис потянула одежду вверх, укутала плечи. Было бы хорошо, если бы император не заметил, как она трясется от страха, как не знает, куда спрятать взгляд, с трудом держится, чтобы не рвануть со всех ног куда глаза глядят.
— Боюсь, я несколько преувеличил время, которое могу посвятить простым радостям жизни. — Он поднялся и одним неуловимым движением подхватил ее на руки. Поморщился. — Все же тебя нужно хорошенько вымыть, мейритина. Ты могла нахвататься вшей.
Она была бы рада отрезать уши, выколоть глаза и провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть, не слышать и больше никогда не поддаваться слабости той, непокорной ипостаси. Но, кажется, ничего из этого больше не в ее власти.
— Какая бы часть тебя не пыталась только что меня заинтересовать — она преуспела в этом больше всех тех женщин, что были раньше. Надеюсь, мейритина, в следующий раз нас не побеспокоят.
— В следующий… раз? — почти беззвучно переспросила она.
Дэйн поставил ее на ноги и принялся отдавать распоряжения лысой «тени»:
— Позаботься о том, чтобы мейритину привели в порядок. Все, что нужно. Если я по возвращению буду недоволен ее видом — спущу с тебя шкуру.
— Она будет в арахане? — только и спросила «тень».
Император смерил Киирис взглядом.
— Нет, Киирис — гостья Королевы-матери. Я напомню Королеве, если вдруг она забыла, о ее обещании оказатьмейритине радушный прием.
У Киирис даже язык зачесался от желанияспросить, чего ей будет стоить такая опека. Но молчание — золото. Тем более в моменты, когда император даже не пытается скрыть свое раздражение. Киирис вдохнула и выдохнула, пытаясь привести мысли в порядок. Между тем, Дэйн твердым шагом уже направлялся к двери, и лысая «тень» не слишком-то любезно подтолкнула мейритину следом. Уже в коридоре Дэйн оглянулся на гостью, но на этот раз в его взгляд вернулась прежняя непроницаемая пустота. Как будто он скупился на любые проявления эмоций, боясь, что окружающие не смогут заплатить за них достойную цену.
— Куда мы идем? — рискнула спросить Киирис, когда лысая надзирательница провела ее хитросплетениями пустынных, наполненных сквозняками коридоров.
— Исполнять волю императора, — ответила та.
Киирис мысленно пожала плечами. Страх оказаться в очередной передряге никуда не делся, но теперь она хотя бы не боялась открыть рот. Император достаточно ясно высказался на ее счет, и вряд ли эта «тень»…
Провожатая так резко сграбастала ее за руку и пихнула в какой-то пыльный, темный закоулок, что Киирис не успела и подумать о защите. Так и стояла, прижатая спиной к холодным стенам, пока над ней, словно потревоженная гадюка, нависала чья-то фигура. Киирис скорее догадалась, чем почувствовала приставленный к горлу кинжал. Сглотнула, соображая, что успела натворить за столь короткое время. На ум пришло только одно, и знакомый голос подтвердил это шипящим:
— Даже не думай пробраться к нему в постель, тварь рогатая. — Рука твердо и умело надавила на кинжал, лезвие противно вонзилось в зарубцевавшийся шрам. — Здесь не место ни тебе, ни твоим фокусам.
Вот тебе и неприглядная «тень».
От собственной неосторожности Киирис захотелось как следует поучить себя плеткой по мягкому месту. Ведь ее же учили, множество раз предупреждали о подобном. А она вместо того чтобы вспомнить мудрость наставниц, непростительно размечталась о таких простых, и таких желанных вещах: горячей ванне, душистом мыле, гребне, чистой одежде. Можно сколько угодно убеждать себя, что всему виной та, другая ипостась, которая превратила ее тело в нашпигованную желанием и развратными помыслами оболочку, но разве не она, Киирис, должна властвовать над своими ипостасями? Разве не она должна решать, когда и которую из них выпускать из заточения в темнице ее сознания?
— Я всего лишь гостья, — стараясь придать голосу мягкость, ответила Киирис. Вряд ли лысой «тени» требовался ее ответ, но нужно было потянуть время. На тот случай, если надзирательница решит, что самое время прирезать пришлую диковинку. — Я не собиралась становиться кому-то поперек дороги.
— Заткнись, рогатая, и слушай в оба уха. Дернешься — изуродую твою грязную мордашку так, что на тебя не позарится и кастрированный хряк.
Киирис просто кивнула. Так должна была поступать рас’маа’ра, в случае, если ее жизнь подвергалась опасности. Она — слишком ценная вещь, слишком дорогой цветок, чтобы позволить придворным козням причинить ей вред.
— Здесь все идет своим чередом: наследники развлекаются со своими фаворитками в арахане. Время от времени кто-то из наложниц умирает, подавившись виноградной косточкой, или, споткнувшись, случайно накалывается глазом на столовый нож. На их место приходят новые. Со стороны это может показаться хаосом, но поверь, все в арахане подчинено единому своду порядков. И знаешь, каков первый пункт этих порядков?
— Не заходи на чужую территорию? — предположила Киирис.
— Верно. Значит, ты не совсем бестолковая. Хотя, честно, я рассчитывала на другой ответ. И мне до зуда в заднице хочется выпустить тебе кишки. Ты здесь как бельмо на глазу.
Ну и на кого же работает эта лысая стерва? Кому служит? Первой фаворитке императора? Той, о которой говорят, что она красивее луны и великолепнее солнца? Или ее первой сопернице, которая предпочитает медленно, но верно избавляться от возможных конкуренток, ведь те могут занять так долго и старательно подготавливаемое для себя место?
— И вот еще что, — уже спокойнее, спохватилась «тень». — Ты, конечно, можешь пожаловаться императору на мои угрозы. А он может приказать меня выпороть. Моей спине не привыкать. Но прежде чем вытворить подобное, имей ввиду: это будет лишь твое слово против моего. За меня есть кому замолвить словечко, рогатая. А кто вступиться за тебя, когда ты в первый же день примешься клеветать на личную этару[8] императора?
На это вопрос Киирис тоже предпочла промолчать.
Кажется, этара осталась довольна ихнемногословным диалогом, потому что убрала кинжал и, как ни в чем не бывало, вытолкнула Киирис обратно в коридор.
— Сейчас я сделаю все, что приказал император, но на твоем месте я бы не рассчитывала на личные покои. Ты, как и многие другие до тебя, ухватила толику его внимания. Не раскатывай губу на большее, если, конечно, не хочешь быть одной из тех, кто случайно поскользнулся во время ночной прогулки по внешней стене.
За следующим поворотом их ждал долгий и утомительный подъем по узкой винтовой лестнице внутри сырой башни. Этара нарочно подтолкнула Киирис первой и все время подъема мейритина не могла отделаться от мысли, что провожатая только и делает, что ищет предлог, как бы подтолкнуться жертву к тому самому последнему полету. И, что хуже всего, Киирис остро осознавала всю глубину своей беспомощности. Что она может сделать? Только защищаться напускной краткостью. По крайней мере, пока не раздобыла мало-мальски подходящее оружие.
Поделиться книгой: