- Эншольдигун, - сказала девушка и, расстегнув несколько пуговиц на блузке, аккуратно извлекла, видимо, из бюстгальтера маленький металлический предмет.
- Вы позволите? – учтиво протянул за ним руку Клименко.
Девушка передала ему медальон.
Клименко не знал, как открыть его, и она помогла ему, нажав маленькую кнопку сбоку.
Медальон со щелчком открылся. На его донышке под слоем лака он увидел маленькую черно-белую фотографию. Вначале Клименко показалось, что на ней изображён молодой человек, поэтому он уточнил у медсестры:
- На этой фотографии действительно мать Гитлера?
- Да, это его мать. Когда она была молодой, - подтвердил слова девушки переводчик.
Клименко пригляделся повнимательней и тоже заметил женские черты на фотопортрете. Затем захлопнул медальон и, разумеется, оставив его в собственных руках, продолжил опрос.
- Вы можете указать, конкретно, кому и какие подарки он давал?
Девушка немного смутилась, закачала головой, но продолжила отвечать.
- Я видела только часы, запонки. В коридоре, когда мы вышли, Петра показала мне ещё какой-то маленький значок.
- Какой значок? - заинтересовался Клименко.
- Не знаю. Маленький такой. Петра сказала, что он из чистого золота.
- Вы знаете адрес Петры? – не показывая своего волнения спросил Клименко.
- Хенрикштраббе, 32, - спокойно ответила девушка.
Не спавший три ночи Клименко вскочил из-за стола и приказал срочно приготовить к выезду оперативную группу с боевым прикрытием. В оставшиеся перед выездом смершевцев минуты он получил у медсестры точные установочные данные на Петру и отдал последний приказ:
- Уведите её. Пусть Мартынюк и Ивлева разденут её догола и вытрясут все, что ещё у неё там может быть.
До восьми утра Клименко никак не мог успокоиться. С минуты на минуту он ждал возвращения оперативных групп. В зависимости от полученных ими результатов он мысленно формулировал различные варианты своего донесения Абакумову. Если мои догадки верны, размышлял он, это будет бомба, и мой доклад пойдёт Сталину. Ну где же оперативники?
В 8.15 во двор отдела контрразведки пришёл первый фургон с задержанными, среди которых была и Петра Зегерс. Сразу отделив её от остальных, два капитана-смершевца доставили пожилую немку в кабинет Клименко. Усадив её на стул, один из капитанов положил на стол перед Клименко маленький тряпичный мешочек и доложил:
- Товарищ полковник, Петра Зегерс доставлена по Вашему распоряжению.
Указывая на мешочек, капитан уточнил:
- А это - то, что было при ней, и то, что мы нашли в комнате.
Клименко сразу же приступил к допросу:
- Петра Зегерс – заведующая отделением лазарета при рейхсканцелярии?
Женщина утвердительно кивнула головой.
Клименко продолжал:
- Вчера, около четырёх часов дня Вы получили от Гитлера подарок. Это так?
Когда женщине перевели вопрос, она впала в истерику и зарыдала. Рыдая, она с горечью о чем-то причитала.
- Что она говорит? –обратился Клименко к переводчику.
- Она говорит, что жизнь все-равно кончена, что ей больше ничего не надо от этой жизни.
Невзирая на рыдания Петры, Клименко строго спросил:
- Что это был за подарок? Отвечайте!
Со слезами в голосе Петра начала быстро говорить:
- Он дарил свои личные вещи, всякую мелочь.
- Что это был за подарок?
- Он отдал мне свой значок.
- Где этот значок?
- Я не знаю, Ваши солдаты все взяли из моей комнаты.
Клименко высыпал на стол содержимое переданного ему капитаном мешочка. Среди всякого женского мусора Клименко сразу увидел маленький металлический кружок со свастикой - золотой партийный значок НСДАП.
- Кто-нибудь, лупу принесите, - быстро скомандовал он.
Вооружившись лупой, Клименко стал внимательно изучать обратную сторону значка. Где-то через минуту он положил лупу на стол и обвёл взглядом всех присутствующих.
- Товарищи! Мы можем себя поздравить!
На тыльной стороне значка была выгравирована цифра 1.
Это было то, чего так ждал Клименко. Пробил его звёздный час. Через полчаса от его имени пойдёт донесение наивысшей оперативной важности об обстановке в бункере фюрера, к тому же подкреплённое информацией от надёжных источников относительно точного местонахождения самого Гитлера.
И надо же было адъютанту именно в этот, самый сладостный момент - момент наивысшего служебного возбуждения - всё испортить, заявившись к нему с каким-то совершенно идиотским докладом о том, что во дворе отдела происходит какая-то чертовщина. Из сбивчивого объяснения адъютанта Клименко ничего не понял и зло выругался:
- Нечего ко мне ходить со всякой херней! Ты понял?
- Так точно, товарищ полковник, - ответил адъютант и закрыл за собой дверь.
Этой, как выразился полковник, херней оказался припаркованный во дворе пустой Студебеккер, вокруг которого уже было выставлено оцепление из автоматчиков.
Группу-невидимку с Колесовым во главе, наконец-то доставили в управление контрразведки. В Берлине было 9 часов утра 30 апреля 1945 года.
10.30 - 11.00 Анхальский вокзал - Дворец Принца Альберта
На перекрёстке, всего в квартале от Анхальского вокзала, произошла еще одна непредвиденная задержка. Один из угловых домов оказался опорным пунктом обороны немцев. С 6 часов утра расположенные в этом доме огневые точки блокировали проходы наступающих частей к стратегически важной Потсдамской площади. Не снижая темпа наступления, некоторым подразделениям армии Чуйкова удалось обойти эту преграду по расчищенным параллельным улицам, и они уже вели бой в районе зоопарка. Командир полка, упёршись в эту преграду, на сеансе связи со штабом дивизии охрипшим голосом кричал в трубку, что для подавления обороны противника ему не хватает артиллерии. Наблюдательный пункт охрипшего полковника размещался в чудом уцелевшем кафе, куда связисты тянули кабели через простреливаемую улицу.
Внезапно, на позицию незадачливого полка верхом на танке ворвался представитель штаба армии. Генерал был значительно моложе командира полка, однако высокое звание и должность позволяли ему разговаривать с подчинёнными властно и грубо. Ко всему прочему, по устоявшейся штабной моде в руках он держал хлыст, которым время от времени он задумчиво похлопывал по голенищу своего сапога.
- Сколько на ваших часах, полковник? – обратился он к командиру полка.
- Десять двадцать, товарищ генерал, - отрапортовал тот.
- В десять двадцать вы должны были уже занять предмостные позиции у объекта 114 и своим правым флангом поддержать соседей.
- Товарищ генерал… - попытался оправдаться полковник.
- Не хотите воевать? – генерал перешёл на крик. Бережёте солдат? Пусть умирают другие, да? Думаете отсидеться на этом перекрёстке до самой победы?
- Товарищ генерал… - опять попытался вставить полковник.
- Молчать! Через 20 минут перекрёсток должен быть полностью очищен. Штурмовую группу поведете лично.
- Слушаюсь, товарищ генерал.
- Время пошло, - сверив время по своим наручным часам, сказал генерал.
После этого генерал сел за столик кафе и, как ни в чём не бывало, попросил адъютанта принести чаю.
- Господа, - обратилась Настя к туристам. Вы, наверное, уже проголодались. Мы тоже можем воспользоваться этой паузой для первого завтрака.
Алексей внёс в зал большой термос с кофе и коробку с сухим пайком.
- К сожалению, это заменитель кофе, так называемый эрзац-кофе. Другого в Берлине сейчас нет, - предупредил всех Алексей.
Приступив к дегустации напитка, туристы, словно в кинотеатре, приготовились наблюдать сцену штурма здания на противоположной стороне площади. Это был ещё не Рейхстаг, но уже было очень интересно.
Прошло 7 минут из 20 отпущенных, а штурм не начинался. Всё это время командир полка планировал со своим личным составом и артиллеристами, как они будут прикрывать огнём выдвижение его группы. Наконец, на девятой после приказа минуте по дому напротив был открыт шквальный огонь из всех имевшихся в наличии орудий и пулемётов. От сотен одновременных попаданий пуль угловую черно-серую пятиэтажку с засевшими в ней немцами окутало облаком цементной пыли, и в этот момент полковник с автоматом в руках скомандовал:
- За мной! – и первым выбежал на пустую площадь.
За полковником, пригнувшись и не спеша, засеменили солдаты штурмовой группы, которую составляли пятеро молодых киргизов и простой русский мужик лет под 50 совсем не спортивного вида. На самодельных тележках киргизы катили через площадь десятки нагруженных на них ящиков.
- А зачем они тащат эти ящики? – спрашивали одни туристы.
- Почему не все пошли в атаку? – недоумевали другие.
- Да это никакая не атака – разочаровывались третьи.
Алексей молчал, не желая выглядеть большим знатоком в военном деле, чем был на самом деле. Если смотреть на войну с того ракурса, с которого её видели туристы его группы, то выглядела она совершенно не кинематографично. Потому что это была настоящая, не постановочная война.
Когда пыль и дым от обстрела рассеялись, убитых на площади не наблюдалось. Это означало, что штурмовая группа преодолела смертельную стометровку и укрылась в чреве дома.
Генерал взглянул на свои часы. С момента его приказа прошло 12 минут. Следующие 3 минуты он нервно ходил взад и вперёд, резко постукивая стеком по сапогу. Затем он нервно закурил папиросу и, быстро забравшись на башню танка, скомандовал механику-водителю:
- Разворачивай оглобли!
- Товарищ генерал, я не развернусь здесь, - донеслось из глубины башни.
- Разворачивай, я сказал!
- Зачем разворачиваться, товарищ генерал, лучше я дам задний ход.
- Я задом не езжу! – свирепым голосом осадил его генерал.
Круша витрину кафе, где сидели туристы, и стену противоположного дома, танк начал медленно разворачиваться на узенькой улочке. Выбросив папиросу, генерал опустился внутрь башни и закрыл за собой люк. В этот же миг над улицей раздался свист выпущенного из фаустпатрона снаряда, поразившего заднюю, незащищённую часть генеральского танка. Прогремел оглушающий хлопок, а через секунду раздался второй, уже десятикратно усиленный взрыв. Сдетонировавший внутри танка боекомплект привёл к подрыву такой силы, что башню танка оторвало от корпуса и выбросило на центр площади.
От этого мощного взрыва обрушились внешние стены ближайших домов, а улица была залита огнём. Кафе, в котором туристы только что пили эрзац-кофе, больше не существовало. Второй раз за этот тур Колесов оказался с группой в так называемой «проблемной» зоне. Своей группы он больше не наблюдал. В том месте, где она располагалась минуту назад, была груда дымящихся кирпичей, высотой с двухэтажный дом. Сам Колесов вновь видел всё, как бы, со стороны, словно его душа отлетела от тела и безучастно наблюдала за происходящим с ним.
«Погибнуть они не могли, - подумал Алексей. В худшем случае они просто будут выброшены из этой реальности обратно в Москву».
И словно первых двух разрывов было недостаточно, над площадью объемно бухнул третий взрыв. 100 килограмм тротила, которые штурмовая группа заложила под опоры дома, сделали своё дело: удерживаемое немцами здание осыпалось как карточный домик, надёжно погребя под грудой камней своих защитников. С момента приказа о штурме прошло ровно 20 минут, и командир полка выбежал на площадь, чтобы доложить об этом генералу. Но на площади он увидел лишь оторванную башню штабной «тридцать четвёртки».
Чтобы не мешать проходу техники, остатки сгоревшего танка оттащили на площадь, и через несколько минут безлюдный прежде перекрёсток уже заполнился колоннами наступающей бронетехники и автотранспорта.
Колесов сидел на развалинах дома и не знал, что ему дальше делать. И, вдруг, он услышал обращённый в его сторону знакомый голос:
- Колесов, ёпт-вашу-мать, где твоя группа?
Это был Талль, его начальник и руководитель агентства, собственной персоной. Должно быть, он пожаловал в Берлин с инспекцией. И, как назло, в самый неподходящий момент. Облачённый зачем-то в американскую военную форму, Талль молодцевато выпрыгнул из открытого Виллиса (во всём он обожал театральность).
- Здесь, - указывая на гору кирпичей, ответил Колесов.
- А какого хера ты их сюда завёл?
- Эдгар Вильгельмыч, рано или поздно это должно было случиться. Я же говорил, что 30 апреля еще очень опасный день для прогулок по Берлину.
- Это не тебе решать. Где Настя?
- Не знаю.
- Я тебя отстраняю от тура. Группу поведёт другой гид.
- Так группу восстановят? Каким образом?
- Тебя это не должно волновать. Мои ребята над этим уже работают.
- Так я могу возвращаться обратно, на аэродром в Штраусберг?
- Нет. Ты мне ещё понадобишься.