Black Sabbath. Добро пожаловать в преисподнюю!

– Я до сих пор помню, как мы впервые услышали об этом на радио. Мы ехали на концерт в «Манчестер-Политехник», в те дни альбомные чарты всегда объявляли по Radio One в субботу днем, и мы их слушали. Мы включили радио в микроавтобусе, и тут говорят: «Двадцать восьмое место этой недели, Black Sabbath!» И мы такие: «ЧТО-О-О?!» Мы чуть не сдохли. Мы поверить не могли! Мы были в шоке – и это мы просто ехали в Манчестер и слушали радио!»

Буквально за несколько недель Black Sabbath поднялся до восьмого места. Но если группа и ее поклонники были в восторге, то вот лондонская музыкальная пресса оказалась ошеломлена и даже откровенно враждебна.

– Они просто возненавидели нас, когда мы добились успеха, – сказал Гизер, – потому что о нас никто не написал ни единой статьи, они нас не знали. Когда наш альбом в первую же неделю попал в чарты, они удивились: это что вообще за херня происходит?

Впрочем, не все было плохо. International Times, тогда – самая передовая музыкальная и культурная газета Великобритании, конечно, тоже не преминула поругать альбом – по довольно справедливому выражению рецензента Марка Уильямса, «заявления Vertigo в прессе об интересе группы к черной магии» являлись просто «хайпом, лишь дополнявшим изначальную пластичность релиза». Но в конце концов Уильямс пришел к выводу, что «Black Sabbath нашли сравнительно несложную формулу из прямолинейных мелодий и контрапункта, добавили к этому мощи и огня и исполняют композиции с большим инструментальным мастерством (особого внимания заслуживает гитарная работа Тони Айомми) и заразительным удовольствием». Группе было не все равно, хотя они всячески и притворялись, что все равно; успех тем временем становился все заметнее, и за концерт им уже платили не пять, а двадцать фунтов. По словам Гизера, они на самом деле осознали, что добились успеха, когда приехали в марте в «Бот-Клуб» в Ноттингеме, «нас привезли туда на машине, а не в микроавтобусе, и в гримерке мы нашли унцию гашиша. Мы такие: да, вот это жизнь!»

К лету за концерты им платили уже даже не двадцать фунтов, а трехзначные суммы. И все это пришло без хитовых синглов, без интереса музыкальной прессы, практически без радиоэфиров, вообще без телевидения и лишь с очень небольшой долей веры в себя. Скорость их взлета была настолько потрясающей, что они были ошеломлены. После того как они взяли себе имя и музыкальную идентичность Black Sabbath, реакция на их первые концерты всегда была положительной. Но не настолько, чтобы они могли представить, насколько быстро разлетятся слухи об их дебютном альбоме. Билл говорил:

– Я был удивлен, потому что всегда жил с настроением «ничего и никогда не получится», понимаешь? Я привык жить у черты бедности, как и мы все. Это было удивительно и совершенно неожиданно.

– Это было здорово, – вспоминал Тони, по-прежнему улыбаясь даже десятилетия спустя. – Все были так взволнованы. Я лично испытывал невероятный кайф, потому что это было таким достижением, чем-то, что ты в принципе себе не представлял. И не забывай, что в те дни нас просто все на х*й ненавидели, и в прессе не писали ничего хорошего. Не знаю, почему. Может быть, потому, что мы тогда были другими. А может быть, м-м-м… может быть, мы просто были недостаточно утонченными, не знаю.

3. Приносящие войну

Название Black Sabbath, может быть, ничего и не значило до того, как одноименный альбом вломился, словно непрошеный гость, в двери Топ-10, но сейчас, весной 1970 года, весь мир, похоже, восполнял упущенное время. Буквально через несколько недель с Джимом Симпсоном связался исполнительный вице-президент Warner Bros. Records Джо Смит с предложением выпустить альбом Black Sabbath в Северной Америке. Смит, болтливый бывший промоутер из Нью-Йорка, был среди тех, кто пытался осовременить каталог компании. Отпочковавшийся от кинокомпании Warner Bros. Pictures лейбл Warner Bros. Records добился немалого успеха в Штатах в начале шестидесятых благодаря таким артистам, как Петула Кларк, The Everly Brothers и Peter, Paul & Mary. Но лишь когда в 1967 году Смит возглавил их отдел подбора артистов и репертуара, лейбл впервые обратил внимание на новое, «длинноволосое», альбомно-ориентированное поколение музыкантов. Первым его удачным контрактом стали The Grateful Dead, чей одноименный дебютный альбом стал золотым. Но отношения с The Grateful Dead у Смита не сложились. Вскоре после того, как Смит стал вице-президентом компании, он произнес речь на вечеринке в честь группы в Сан-Франциско, в которой объявил, «какой огромной честью стало представить The Grateful Dead и их музыку всему миру»; лидер группы Джерри Гарсия саркастически возразил: «А я хочу сказать, какой огромной честью для The Grateful Dead стало представить миру Warner Bros. Records». Когда на второй альбом Dead, Anthem Of The Sun, ушло почти 100 000 долларов и шесть месяцев работы, а в американских чартах он провалился, Смит умыл руки. Следующий значительный проект Смита, Ван Моррисон, чей первый альбом, Astral Weeks[5], записанный всего за три дня, стал классическим и разошелся тиражом в несколько сотен тысяч. Тогда Смит понял, как лучше всего работать дальше: искать нетребовательные британские коллективы, которые хотят добиться успеха в Америке и готовы для этого прилежно работать. Он лишь укрепился в этой идее, когда следующий альбом Моррисона, Moondance, записанный опять-таки сравнительно быстро и дешево, попал в Топ-30 американских чартов и разошелся общим тиражом в три миллиона.

Купаясь в лучах критического и коммерческого успеха Moondance, в марте 1970 года Смит, читая британский профессиональный журнал Music Week, заглянул в альбомные чарты и заметил в первой десятке группу, о которой даже не слышал никогда: Black Sabbath. Он тут же снял трубку и сделал несколько звонков. Узнав, что у группы нет ни контракта в США, ни менеджера-тяжеловеса, Смит тут же ухватился за шанс, предложив Симпсону договор, где все пункты были составлены в пользу «Уорнеров»: скромный аванс наличными и «стандартные контрактные» отчисления (редко больше нескольких центов за одну проданную пластинку). С точки зрения музыки у Смита просьба была всего одна – убрать Evil Woman с американской версии альбома, потому что эта песня уже хорошо известна в Америке и, как правильно догадался Смит, не совсем репрезентативна для творчества Sabbath. Вместо нее в альбом попала песня, записанная во время того самого однодневного лондонского сеанса, но не прошедшая первоначальный отбор – Wicked World. Это была одна из многих песен, которую группа придумала, по словам Гизера, «лежа на спине в студии, покуривая травку и слушая Led Zeppelin». Они с удовольствием поставили ее на американский альбом вместо Evil Woman, которую ненавидели.

Больше ничего на американской версии Black Sabbath Warner Bros. менять не стали – кроме списка песен на обложке и самой пластинке. Обеспокоенный тем, что альбому не будет предшествовать сингл, Смит предложил разделить длинные треки на части – по крайней мере, названиями, – чтобы они показались более доступными для американского радио, да и покупатели, по его словам, тоже подумают, что не зря тратят деньги. Группа, радуясь просто тому, что издаст пластинку в Америке, с удовольствием согласилась, хотя, судя по предложенным названиям, они не совсем осознавали всей серьезности просьбы Смита. Таким образом, Behind The Wall Of Sleep оказалась разбита на два трека – колдовское акустическое вступление получило собственное название, Wasp. Сорокасекундное вступление Гизера к N.I.B. назвали Bassically. Центральные треки второй стороны пластинки, Sleeping Village и The Warning, теперь соединялись свежеименованным вступлением A Bit Of Finger.

– Мы тогда все еще жили в микроавтобусе, так что для нас это ничего не значило, – вспоминал Оззи. Но вот когда Black Sabbath вышел в США в июне 1970 года и тут же взлетел в чартах, Джим сразу же сообщил ребятам эту новость.

– Мы были совершенно потрясены!

Впрочем, не так, как лондонский музыкальный бизнес, ключевые игроки которого поняли, что название Black Sabbath нужно воспринимать очень серьезно.

– Никто вообще не представлял, кто они такие, – много лет спустя рассказывал мне их будущий менеджер Дон Арден. Самопровозглашенный «Аль Капоне поп-музыки», как его назвали в заголовке самого непристойного британского воскресного таблоида News Of The World в 1969 года, Дон Арден был самым одиозным дельцом лондонского шоу-бизнеса. Бывший певец, танцор и фанатик культуризма из Манчестера, который стал промоутером еще в пятидесятых, весьма искусно устраивая концерты новых американских рок-н-ролльщиков вроде Билла Хейли и Джерри Ли Льюиса. Арден быстро расширил свой бизнес в шестидесятых, стал менеджером, агентом и даже главой фирмы грамзаписи для ряда всемирно известных артистов – сначала Литтл Ричарда и Джина Винсента, а затем занялся карьерами The Animals, The Nashville Teens, Amen Corner, The Small Faces и The Move.

Подход Дона, как он описал его, был простым: «Выйти с первым же ударом гонга и избить противника до полусмерти». Результатом такого подхода явились печально знаменитые приключения, вошедшие в рок-н-ролльный фольклор: однажды он, высунувшись с балкона, держал за грудки многообещающего поп-импресарио Роберта Стигвуда, угрожая швырнуть его вниз, если он хотя бы попытается увести у него The Small Faces. Есть и менее известный, но такой же пугающий рассказ о том, как он прижимал к полу бывшего менеджера The Move Клиффорда Дэвиса одной рукой, а другой тыкал ему в лицо сигарой. В 1979 году Дон предупредил журналиста-расследователя Роджера Кука перед радиоинтервью: «Я тебя завалю, даже если мне одну руку привяжут к жопе».

Когда Black Sabbath в 1970 году впервые появились на радаре Ардена, Дон пытался «убедить» Capitol Records потратить целое состояние на маркетинг и рекламу дебютного альбома одного из его подопечных коллективов, Judas Jump, под названием Scorch. Judas Jump состояли из бывших музыкантов Amen Corner и The Herd и играли то же самое студенческое буги и прогрессивный рок, благодаря которым в то время прославились Deep Purple и Jethro Tull. Но пока ничего не получалось. Увидев, что еще одна группа с примерно такими же музыкальными наклонностями, Black Sabbath, ворвалась в чарты вообще без рекламы, Дон смотрел на них с раздражением и завистью. Когда четверка в следующий раз, в мае, выступила в лондонском «Марки», он пришел на концерт, как и еще несколько ведущих фигур в шоу-бизнесе. Следуя своей максиме «выйти с первым же ударом гонга», Дон действовал быстро: говорил всем, кто его слышал, что «они просто зря тратят время, и у них нет никаких шансов», но в то же время постарался встать поближе ко входу в гримерку, чтобы первым поздороваться с ними после того, как они сойдут со сцены.

– Оззи выглядел реально душевнобольным, он не переставал двигаться, постоянно общался со зрителями, заводил их. Может быть, он и не был лучшим певцом в мире, но вот фронтменом был отличным. После этого я решил, что Black Sabbath будет моей следующей группой.

В маленькой гримерке «Марки» Дон начал разговор со следующих слов: «Вы суперзвезды, и я заработаю для вас миллион долларов». Но четверка лишь жалобно посмотрела на него.

– Они были просто ребятами из бедных районов, которые никогда не видели даже банкноты в десять фунтов, не то что миллиона долларов, и я их жутко перепугал.

Тем не менее Дон настоял, чтобы на следующий день они пришли к нему в офис. Секретаршей там работала восемнадцатилетняя дочь Дона, Шэрон; тогда, конечно, никто из них об этом знать не мог, но позже она оказала огромнейшее влияние на их жизни и карьеры.

На жаргоне шоу-бизнеса Шэрон Арден «родилась в чемодане». Она была младшей дочерью профессиональных шоуменов – ее мать Хоуп, также известная как Паддлс, до войны работала танцовщицей в Ирландии под псевдонимом Падди O’Ши, а отец Дон (настоящее имя – Гарри Леви) играл в телешоу Black And White Minstrels. Первые ее сознательные воспоминания были связаны с гостиницами и вокзалами: родители постоянно ездили. Шэрон, родившаяся в 1952 году, выросла папиной дочкой. И, хотя ее старший брат Дэвид почти всю жизнь работал на отца, Шэрон оказалась слишком похожей на самого Дона и не пожелала слишком долго подчиняться приказам. Она отучилась в частной школе, а потом поступила в театральное училище «Италия Конте», желая стать танцовщицей, как мать. Но, кроме ума и темперамента, Шэрон унаследовала от отца короткие толстые ноги, и в подростковом возрасте ее мечта оказалась окончательно разрушена: она стала страдать от обжорства и набрала вес, который потом всю жизнь пыталась сбросить.

– Торты, жареное, сыр, все, что угодно. Каждый раз, когда я чего-то боялась, я ела, – вспоминала она.

Дон, чья исполнительская карьера «поднималась и опускалась, как стульчак в туалете» – один год он выступал хедлайнером в лондонском «Палладиуме», а на следующий открыл пансионат для гастролирующих артистов варьете, – считал, что «деньги порождают деньги». Недостаточно просто быть успешным: нужно еще, чтобы все видели твой успех. Став самым одиозным предпринимателем в музыкальном бизнесе – кем-то вроде Саймона Кауэлла из шестидесятых, который, правда, предпочитал ходить на деловые встречи с пистолетом, – он всегда следил, чтобы они с Хоуп одевались в самую дорогую одежду и украшения, детей возили в школу и из школы в одном из трех принадлежавших семье «Роллс-Ройсов», а ели они только в самых эксклюзивных ресторанах. Он легко мог потратить зараз несколько тысяч фунтов – например, на антикварную мебель или картину, – и ни в чем не отказывал детям. Семнадцатилетнему Дэвиду разрешали устраивать дома роскошные вечеринки для всех менее богатых друзей и даже играть на ставках в букмекерской конторе. Шэрон тоже приглашала приятелей в семейный особняк и старалась всегда выглядеть самой богатой и модно одетой девушкой среди всех присутствующих.

Окончив школу и без особого энтузиазма поискав «нормальную работу», она вслед за Дэвидом пошла к отцу, для начала – секретаршей в его офисе в Мэйфейре. Ей было восемнадцать; внешне она казалась умной и болтливой, но на деле была очень неуверенной в себе и ранимой. От первой же сексуальной связи – с миловидным молодым гитаристом одной из групп Дона – она забеременела. Разъяренная мать сказала ей, что от ребенка придется «избавиться». На следующий же день она дала Шэрон адрес местного абортария и отправила ее туда одну.

– Я была в ужасе, – говорит Шэрон. – Там было полно других молодых девчонок, мы все в ужасе переглядывались, но никто даже гребаного слова не сказал. Я выла всю процедуру, жутко было. Самое худшее, что я сделала.

Она полностью посвятила себя работе в отцовском офисе; на тот концерт Black Sabbath в «Марки» она пошла вместе с ним.

– Я подумала: «Что это вообще за херня?» Они не были похожи ни на кого.

Когда группа на следующий день пришла на Керзон-стрит, она старалась держаться от них подальше.

– Я поняла, что в них что-то есть, увидев их в «Марки», но вот вживую они мне показались какими-то ужасными вонючими хиппи, – рассказала мне Шэрон. – Помню, они сидели на полу и курили, и у них были очень длинные волосы. Мне были привычнее хорошо ухоженные американские артисты, с которыми отец обычно работал. А эти ребята показались сумасшедшими! На Оззи я обратила внимание только потому, что он выглядел как чокнутый, я реально думала, что он лунатик.

Впрочем, она познакомилась с ним поближе через несколько месяцев, на новогодней вечеринке в лондонском доме одного из новых менеджеров Sabbath, Патрика Миэна-младшего. Она все еще настороженно относилась к этому странно одетому молодому хулигану, но обнаружила, что он на удивление застенчив и довольно забавен. Между ними, опьяненными шампанским и компанией друг друга, пробежала сексуальная искра. Но была одна проблема: наивный бирмингемец, все еще получавший еженедельную зарплату, несмотря на потрясающий успех группы, даже в пьяном виде отлично осознавал, что Шэрон – ни много ни мало дочь устрашающего Дона Ардена – ему точно не пара. Страдавшая от лишнего веса Шэрон, которая нуждалась в одобрении противоположного пола еще больше, чем Оззи, тоже понимала, что вместе им не быть: она знала, что у Оззи в Бирмингеме есть невеста по имени Тельма Мэйфейр. Они познакомились в бирмингемском ночном клубе, где Тельма работала гардеробщицей, с тех пор они были неразлучны и собирались пожениться. Более того, у Тельмы уже был пятилетний сын Эллиот от предыдущего брака, и Шэрон не была готова вступать на такое минное поле. Уверенная, что Оззи видел в ней лишь партнершу на одну ночь, она не собиралась предпринимать никаких шагов в этом направлении, как бы весело ей с ним ни было. Лишь через три года их пути пересеклись снова, и тогда обстоятельства сложились иначе.

Ни Дон, ни Шэрон Арден летом 1970 года не знали, что двое самых доверенных подчиненных Дона, Патрик Миэн и Уилф Пайн, собирались увести Black Sabbath не только у Джима Симпсона, но и у самого Дона. Дон так и не простил ни их, ни самого себя – за то, что не предвидел такого развития события. Они хорошо усвоили уроки начальника, так что попытки захватить контроль над Sabbath были предельно незаметными. Первым ушел Миэн, объявив о том, что «покидает» музыкальный бизнес. Патрику было уже за пятьдесят – по меркам музыкального бизнеса семидесятых он был древним стариком, – так что Дон не удивился. Но вот когда всего через несколько недель Уилф тоже объявил об уходе от Ардена, Дон всерьез начал что-то подозревать. На Уилфа Пайна «работали хорошие ребята – персонажи вроде Канадца Дейва, Джинкси и Большого Арни». Дон много лет помогал им, поселил на верхнем этаже своего бывшего офиса на Денмарк-стрит, платил зарплату даже в самые тяжелые времена. Куда они пойдут без него? И зачем вообще уходить сейчас, когда все идет так хорошо? Вскоре он получил ответы на эти вопросы.

Четверка Black Sabbath тем временем переживала свои взлеты и падения. В первую неделю июня альбом Black Sabbath вышел в США и повторил свой британский успех, тут же попав в Топ-30 чартов. Он парил там несколько месяцев, словно стая мух, и добрался до двадцать третьего места. Джо Смит из Warner Bros. был в экстазе и тут же подписал для группы договор с лучшим букинг-агентом Америки Фрэнком Барсалоной, который недавно устроил прорывные гастроли для Led Zeppelin. Тот быстро организовал шестнадцать концертов, начиная с трех подряд выступлений в июле в престижном зале «Филмор-Уэст» в Сан-Франциско – именно там Led Zeppelin по-настоящему впечатлили публику, прежде чем отправиться на завоевание Америки. Группа уже собрала вещи и была готова ехать в лондонский аэропорт «Хитроу», но поздно вечером Джиму Симпсону позвонил раздосадованный Джо Смит. Американский тур отменили. Не из-за плохих продаж билетов, как можно было подумать – на самом деле билеты на все три концерта в «Филморе» были распроданы практически мгновенно, – а потому, что Warner Bros. опасались пиар-катастрофы: концерты Sabbath должны были пройти в одно время с судом над настоящим сатанистом по имени Чарльз Мэнсон.

Мэнсон и его сумасшедшие последователи, которых в конечном итоге все же посадили за убийство актрисы Шэрон Тейт, жены Романа Полански, и нескольких других жертв, попали в газетные заголовки по всему миру – не только из-за совершенно не мотивированного с виду преступления, но и из-за того, какими жуткими были убийства. Тейт, которая была на девятом месяце беременности, шестнадцать раз ударили ножом в живот, а затем ее кровью на двери дома написали слово «Свинья». 24 июля Мэнсон явился на первое заседание суда, вырезав у себя на лбу косой крест, в прессе сразу же появились новые громкие заголовки с предположениями о его связях с оккультизмом. Как оказалось, Мэнсон отправился убивать невинных, получив «тайные послания» из битловской песни Helter Skelter. В этот момент тема оккультного рока стала настолько громкой и противоречивой, что американские гастроли группы под названием Black Sabbath, исполнявшей на концертах песню War Pigs, сочли, мягко говоря, не самой удачной идеей. А когда Мэнсон заявил в суде: «Почему вы вините меня? Я не сочинял музыку», Warner Bros. приняли окончательное решение. Гастроли Sabbath отменялись – по крайней мере, на ближайшее время.

Вот что уже нельзя было отложить, так это «Парад Black Sabbath», который должен был пройти по Фолсом-стрит в Сан-Франциско незадолго до выступления группы в «Филмор-Уэст». Организовывал его вроде как Антон Ла Вэй, самопровозглашенный глава Церкви Сатаны, при поддержке рекламного отдела Warner Bros., и все это произошло еще до решения отменить гастроли. Бритоголовый Ла Вэй явился на парад в образе Черного папы: в длинном черном плаще, с перевернутым крестом на шее и огромным скипетром, – и торжественно смотрел с главной платформы на собравшихся фриков, устроивших собственное шоу: целую толпу «модниц» – трансвеститов, геев в странных одеждах и ухмылявшихся случайных прохожих, никто из которых, похоже, вообще не понимал, что происходит. Были там и группы чернокожих, которые, скорее всего, совершенно неправильно поняли название группы; они выглядели довольно нелепо, стоя под большим белым транспарантом с надписью «Warner Bros. Records приветствует Black Sabbath – восход эры Водолея». Парад двинулся вперед, возглавляемый белым «Роллс-Ройсом», специально задрапированным в черное; за ним следовали платформы, изображавшие астрологические сцены, странные лимузины с открытым верхом а-ля Кеннеди, в которых ехали другие трансвеститы и не менее странные персонажи, от мексиканского мариачи-оркестра до человека-волка в красном платье. Еще по улице ехал грузовик без бортиков, на котором собранная наспех группа играла ужасные песни, отдаленно напоминающие каверы на Sabbath. Все это действо, довольно забавное в своей отвратительности, засняли местные телевизионщики, и небольшие отрывки попали в вечерние новости нескольких штатов. Когда группе, вернувшейся в Бирмингем, позже показали фотографии, они были просто в ужасе.

– Я подумал: «Что за глупости?» – сказал Гизер. – Мне это показалось странным. Смехотворным.

Оззи отнесся ко всему более серьезно.

– Помню, я сказал: «Чувак, это же не может быть в нашу честь». Но это действительно был «Парад Black Sabbath», и его провели в какой-то сраный астрологический день. Я настолько перепугался, что, б*я, неделями из дома не выходил. Месяцев шесть видел только тараканов и пиццу!

У Тони Айомми на уме были более серьезные вещи. Группа не гастролировала из-за отмены американских концертов, и он с изумлением наблюдал, как их новый британский сингл Paranoid внезапно взлетел в чартах. Второй альбом Sabbath записали в течение пяти дней в июне – снова на «Риджент-Саунд» и с Роджером Бэйном за стеклом звукорежиссерской комнаты, – и планировали выпустить после возвращения из Америки в сентябре. Сингл, который выпустили скорее наудачу, чем чего-либо ожидая, вышел 29 августа, и Vertigo были поражены не меньше, чем сама группа, когда он поднялся на четвертое место. Все снова произошло очень быстро. И хотя остальная группа была просто счастлива попасть на Top Of The Pops, самое популярное еженедельное британское музыкальное телешоу («Ваш сингл обоссал все чарты!» – услышал удивленный Гизер от знаменитого ведущего шоу, Джимми Сэвила), Тони Айомми уже смотрел в будущее и оказался особенно уязвимым для натиска новообразованной менеджерской команды из Патрика Миэна и Уилфа Пайна. В компанию, которую назвали World Wide Artists (судя по всему, специально, чтобы детище Джима Симпсона по контрасту показалось еще более мелким и местечковым), также входил амбициозный сын Патрика, Патрик-младший, который вскоре занялся повседневными делами группы. Поначалу Тони с осторожностью относился к телефонным звонкам, которыми его начали бомбардировать. Впрочем, его отношение быстро изменилось, когда Симпсон представил гастрольный список на сентябрь, где фигурировали такие дыры, как «Спа-Холл» в Бридлингтоне и клуб «Грейхаунд» в Кройдоне. В том же месяце в Великобритании выходил второй альбом Sabbath, и Тони считал, что группе нужны варианты поинтереснее. Ребята из World Wide Artists были с ним согласны и пообещали исправить ситуацию, как только группа подпишет контракт. Ровно за две недели до релиза второго альбома Джим Симпсон получил письмо от юриста, в котором его уведомляли, что он больше не представляет интересы Black Sabbath и ему запрещается напрямую общаться с группой. Он, конечно, отлично понимал, как устроена «игра музыкального бизнеса», но тем не менее новость оказалась просто убийственной.

– Что меня больше всего удручило, в письме говорилось, что они уходят, потому что я плохо выполняю свою работу. Но когда они от меня ушли, у них был альбом в чартах Великобритании и Америки и сингл в британском Топ-5. И после этого я неправильно выполнял свою работу?

Джим был не единственным, кого разочаровало такое развитие событий. В то время Дон Арден все еще пытался зайти в группу через черный ход, через общего друга Карла Уэйна, бывшего участника любимчиков Бирмингема The Vikings, музыканта The Move (группы, с которой работал Арден). Когда Дон узнал, что двое его бывших подчиненных сговорились у него за спиной, чтобы увести Black Sabbath, он был разъярен. Пригрозил расправой обоим Миэнам, и старшему, и младшему, и предложил финансовую помощь Симпсону, которому порекомендовал обратиться в суд за компенсацией ущерба. При поддержке Дона Джим сделал именно это, но процесс продлился не один год, и в результате ему присудили жалкие 35 000 фунтов. Джим качает головой и вздыхает.

– После оглашения решения нам выплатили 8000 фунтов – из которых 6000 забрали представители Legal Aid, 1000 – мой юрист, а еще 1000 – я. Понадобилось четырнадцать лет, чтобы наконец получить всю сумму. Я сделал все, что мог, но для того, чтобы добиться правосудия, нужно потратить деньги.

К тому времени, как дело наконец-то закрыли, в Black Sabbath уже более пяти лет не было Оззи, а их карьера группы высшего эшелона казалась законченной. Тем не менее Джим говорит, что не чувствует обиды на четверку «ловкачей», которым помог, когда они больше всего в этом нуждались.

– Мне нравился Оззи и до сих пор нравится. Он очень честный, верный, прямолинейный человек, и именно он не хотел уходить, когда пришло время выбирать. Я хорошо отношусь к Оззи, встречался с ним пару раз, и с ним было просто отлично. Пару раз я виделся с Тони, общение было очень формальным, но дружелюбным. Мы были очень степенны и вежливы друг с другом – а как еще можно, все-таки столько лет прошло. Я столкнулся с Гизером в «Хаус-оф-Фрэзер» в Бирмингеме, но он сбежал. А вот с Биллом я не виделся вообще.

Тогда Black Sabbath задали шаблон поведения в любых, по выражению Тони, «щекотливых ситуациях», которые встречались им в карьере: они просто притворились, словно ничего не случилось. Но именно второй альбом – сочиненный и записанный под влиянием Джима Симпсона – стал их первой общепризнанной классической работой. У них уже был один хитовый альбом, так что Джим уговорил Vertigo дать им для следующей пластинки более солидный бюджет. Группа перебралась в студию «Рокфилд» в Монмуте на юге Уэльса и целую неделю интенсивно репетировала под руководством продюсера Роджера Бэйна.

– Мы играли в каком-то довольно старом амбаре. У него вся крыша ходуном ходила.

Они вернулись в Лондон, чтобы записать основные треки на «Риджент-Саунд», а потом отвезти этот костяк на роскошную 16-дорожечную студию «Бейсинг-стрит», которую Island Records построили на Ноттинг-Хилл-Гейт, чтобы сделать наложения и финальное сведение. Это была та же самая студия, на которой Led Zeppelin только что дописали завершающие штрихи для своего легендарного четвертого альбома.

Работу начали с песни, которая открывала первую сторону и должна была изначально стать заглавной – War Pigs. War Pigs была потрясающе мощной песней. Один из первых монстров, появившийся полностью сформированным из первобытного болота ранних 40-минутных джемов на сцене «Стар-Клуба», в котором зародились и многие другие классические работы. Длилась она более семи минут – опять-таки, весьма смелое решение для открывающего трека.

– Как и многие песни Paranoid, мы сочинили ее еще до первого альбома, – вспоминает Гизер. – Но записали лишь для второго, потому что раньше просто не было времени.

War Pigs – искренняя антивоенная песня, обращенная непосредственно к поколению молодых американцев, которых забирали в армию и отправляли во Вьетнам, с зажигательными строчками о горящих телах в перепаханных пулями полях, «As the war machine keeps turning/Death and hatred to mankind/Poisoning their brainwashed minds…»[6]

– Мы придумали War Pigs, когда выступали на американских военных базах в Германии, – объяснил Гизер. – Базы больше напоминали реабилитационные центры. Они прилетали из Вьетнама и перед возвращением в Америку проводили пару недель на этих базах в Германии, чтобы заново освоиться с реальностью. Они рассказывали жуткие истории о Вьетнаме, о героине и о том, как люди сидели на наркотиках просто для того, чтобы сбежать от этого всего – настолько там было ужасно. Вот тогда и появился текст War Pigs.

Большинство остальных песен появились из того же туманного источника. Не менее титанической была композиция Iron Man, которая до записи несколько месяцев проходила под рабочим названием Iron Bloke, Оззи сказал, что медленный, топочущий рифф «звучит так, словно идет какой-то железный чувак». Но такое название явно не соответствовало угрожающему звучанию. Как и немалая часть альбома, эта песня стала краеугольным камнем для концертных шоу Sabbath и Оззи на десятилетия вперед. Iron Man – плод воображения Гизера, распаленного научной фантастикой и комиксами. Позже он говорил, что задумал ее как предупреждение человечеству о том, как опасно выпускать технологию из-под контроля, но, скорее всего, текст был написан однажды поздно вечером под травку и размышления о том, как живется в железном костюме Тони Старку. Курение травы вообще стимулировало работу с текстами, рассказывал Гизер. К сожалению, шутку поняли далеко не все.

– Как мне кажется, все тексты, которые мы когда-либо писали, всегда понимали неправильно.

В том же духе была выдержана и Fairies Wear Boots, мощный рифф, подслащенный до прекрасного злобной мелодией; Гизер утверждал, что песня написана по мотивам происшествия в Бирмингеме, когда на группу напала банда скинхедов. Но эту историю опровергает последняя строчка текста, в которой главный герой обращается за помощью к врачу, но ему говорят, что уже слишком поздно, и он зашел слишком далеко: «‘Cos smokin’ and trippin’ is all that you do»[7].

Более трогательными оказались по-настоящему серьезные треки вроде Hand Of Doom, такого же до боли точного и ужасного описания героиновой наркомании, какое давали в своих текстах Мик Джаггер или Лу Рид. «First it was the bomb/Vietnam napalm/Disillusioning/You push the needle in…»[8] С музыкальной точки зрения песня не менее мощная, чем War Pigs, такая же длинная и взрывная, но еще более смелая – она то смертельно медленная, то быстрая, словно лесной пожар, а потом снова погружается в блестящую вспышку статического электричества. От Electric Funeral волосы дыбом, наверное, могут встать даже у мертвого: рассказанная с отрешенностью робота история о постапокалиптическом мире, где измученные радиацией создания безуспешно пытаются цепляться за остатки человечности. Если War Pigs выступала против американской войны во Вьетнаме, то Electric Funeral стала загробным посланием всем правительствам мира: ядерная война – это не просто угроза, а то, что ждет нас впереди.

По иронии судьбы две песни, которые больше всего отличают второй альбом Black Sabbath от конвейера других откровенно тяжелых рок-альбомов, вышедших в 1970 году, звучат наиболее непохоже на характерный тяжеловесный саунд первой, самой великой эпохи группы: Paranoid, за которой на первой стороне пластинки следует Planet Caravan. Вторая песня – мерцающая металлическим блеском причудливая пьеса, в которой «звезды блестят как глаза», а «черная ночь вздыхает», с неожиданно джазовым звучанием гитары Айомми и даже фортепиано. Тони рассказывал:

– Остальные спросили: «Ну, и куда это пойдет?» Я попытался объяснить: «Такую песню хорошо иметь в альбоме, потому что тогда тяжелые треки зазвучат еще тяжелее». И она придает альбому определенную силу…

Он оказался прав. Ну а первая песня оказалась хитом, который вообще едва не зарубили. Paranoid была последней записанной для альбома композицией, «немного бессмысленной, – вспоминал Тони, – и мы очень удивились, когда Роджер Бэйн предложил нам ее записать».

– Они мне говорят: «Да ты шутишь. Мы просто прикалываемся. Только что ее придумали». Я ответил: «Ну и отлично, давайте сделаем!»

Гизер, в частности, был резко против.

– Я сказал Тони: «Это слишком похоже на Led Zeppelin, мы не можем такое играть». Я считал, что это Communication Breakdown. Наша песня была настолько на нее похожа, что нам бы это точно с рук не сошло. Но все остальные этого не видели. Я до сих пор считаю Paranoid римейком Communication Breakdown, и я просто не хотел ее играть.

Гизер считал, что и так уже один раз закрыл глаза, когда предпоследним треком на второй стороне поставили Rat Salad. Этот короткий инструментал демонстрировал умения Билла Уорда и практически во всех отношениях был похож на Moby Dick, такое же короткое и яростное барабанное соло Джона Бонэма (второй с конца трек на второй стороне альбома Led Zeppelin II).

– Они были нашей любимой группой. Мы только их и слушали, – сказал Гизер. – Я знал Планти и Бонзо по Бирмингему, и мы были очень рады, что они наконец-то смогли чего-то добиться. Но мы под них удалбывались вместе, понимаешь – лежали на полу, курили траву и слушали Zeppelin.

А вот у Тони, отлично знавшего о скверной привычке Led Zeppelin «заимствовать» чужой лучший материал, подобных сомнений не было. Он тоже дружил и с Бонэмом, и с Плантом, особенно сблизившись с молодым вспыльчивым барабанщиком, но практически не знал ни Джимми Пейджа, ни Джона Пола Джонса, за исключением того, что они были известными лондонскими сессионными музыкантами – а это был мир, совершенно чуждый Айомми, которому трудно было адаптироваться в обществе. (Айомми подружился с Пейджем лишь много лет спустя, когда лучшие дни их групп были давно позади.) Песню записали за два дубля, Оззи напел текст, на скорую руку сочиненный Гизером (слова «параноик» в тексте нет вообще), и она стала не только первым – и единственным – хит-синглом Black Sabbath, но и гимном группы – таким же, каким Whole Lotta Love для Led Zeppelin или All Right Now, вышедшая тем же летом, для Free. Песня настолько прочно ассоциировалась с группой, что когда Warner Bros. отказались выпускать альбом под названием War Pigs, которую четверка считала лучшей песней пластинки, было выбрано название Paranoid. От названия War Pigs отказались на тех же основаниях, что и отменили тур: менеджеры лейбла опасались, что музыкальные магазины откажутся продавать альбом со слишком явным критичным отношением к Вьетнамской войне, которая в 1969 году собрала рекордный «урожай» жертв.

– По-моему, никто из нас даже не представлял, что такое «параноик», – вспоминал Тони. – Но тогда это слово звучало часто, и даже можно сказать, что оно служило неплохим описанием тех времен.

Было поздно менять изображение на обложке альбома – странную размытую фигуру, одетую в розовое трико и вооруженную щитом и мечом (она должна была символизировать «военную свинью»), но это никак не сказалось на результате – Paranoid стал британским альбомом номер один. Он вышел в тот же день, когда появилась новость о смерти Джими Хендрикса. Black Sabbath снова не досталось такого же внимания прессы, как Led Zeppelin, которых они теперь считали своими ближайшими конкурентами и у которых в том же году тоже вышел альбом, занявший первое место в чартах. Как отмечал Роб Партридж в Record Mirror, «альбом Black Sabbath Paranoid поступил в музыкальные магазины пару недель назад. Без всякой шумихи. Альбом вышел так же тихо, как и их дебютная работа в начале года».

– У нас никогда не было хорошей прессы, даже когда мы заняли первое место, – сокрушался Оззи. – Мы думали: если уж после этого они не возьмутся за ум, то уже не возьмутся вообще. И они не взялись…

Собственно, именно тогда имя Black Sabbath стало в так называемой серьезной рок-прессе синонимом всего, что они считали «неправильным» в новом поколении тяжелых британских рок-групп, в том числе и Led Zeppelin, которые скрывали свою боль, просто отказываясь в каком-либо виде сотрудничать с музыкальной прессой.

– Думаю, Zeppelin радовались, что рядом с ними были мы, – размышлял Тони, – потому что главный груз критики обрушился именно на нас.

На той же неделе, когда Paranoid вышел в Великобритании, американский журнал Rolling Stone выдал запоздалую рецензию на Black Sabbath, написанную знаменитым рок-журналистом Лестером Бэнгсом – который позже будет расхваливать группу за те самые «изначальные добродетели», за которые здесь ругал. Рецензия выражала превалирующие тогда взгляды; альбом в ней назвали шелухой – «несмотря на мутные названия песен и бессмысленные тексты, которые звучат, словно Vanilla Fudge, решившие сочинить вирши в честь Алистера Кроули. Альбом никак не связан ни со спиритизмом, ни с оккультизмом, вообще ни с чем, кроме неуклюжего подражания штампам Cream, которые звучат так, словно музыканты вычитали их в какой-то книжке, а теперь играют и не могут остановиться». А затем последовал решающий удар: «Прямо как Cream! Только хуже».

Это была их первая и последняя рецензия в Rolling Stone; после этого журнал демонстративно игнорировал их многие годы, упоминая разве что в шутку.

Группа тогда еще не чувствовала себя звездами – Гизер вспоминает, как шел из гостиницы в Шепердс-Буш на студию BBC, где записывалась Top Of The Pops, и с изумлением увидел Энгельберта Хампердинка в «Роллс-Ройсе» с шофером. На том же шоу выступали Клифф Ричардс и Силла Блэк.

– Отлично помню, что взял у Силлы Блэк автограф, – со смехом рассказывал он мне.

Но все изменилось, когда они в последнюю неделю октября 1970 года наконец-то впервые прибыли в Америку. Новая структура менеджмента уже устаканилась, а Джо Смит из Warner Bros. настоял, чтобы на всех плакатах и рекламных объявлениях о концерте напечатали фразу «Громче, чем Led Zeppelin». Они начали с двух разминочных концертов в колледже «Глассборо» в Нью-Джерси и в Университете Майами во Флориде, выступив на разогреве у Canned Heat. Очень немногие из посетителей концертов знали альбом Black Sabbath, не говоря уж о пяти композициях из Paranoid. На следующий день – в понедельник, 1 ноября 1970 года – они полетели на Стейтен-Айленд, на важнейший показательный концерт перед Джо Смитом и остальными руководителями Warner Bros. в «Унганос-Ритц-Театре». Концерт вышел не очень хорошим.

«Унганос» оказался «самым маленьким залом, в котором я играл», – жаловался Гизер. Маленький, обшарпанный подвальный клуб в нескольких милях от Нью-Йорка, «самая большая дыра, которую можно себе вообразить, – вспоминал Тони. – Я подумал: п*здец, и это Америка? Маленький занюханный клубик! Дно сортира! И это все?» Впрочем, было слишком поздно поворачивать назад, и, несмотря на проблемы с электропитанием посреди сета («Наши техники ничего не знали о разнице между английскими и американскими электросетями», – вспоминал Оззи), группа все же доиграла программу до конца, надеясь, что не провалилась. И после этого по стране поползли новости о новой британской тяжелой рок-сенсации. Sabbath, может быть, и не снискали любви печатной прессы, но они пользовались поддержкой куда более влиятельной сети, раскинутой по всей Америке, – «сарафанного радио», слухов, которые разносили групи и самые отчаянные фанаты. Вдруг выяснилось, что все, что они ни делают, все хорошо.

– Zeppelin уже там побывали, в каком-то смысле приоткрыв для нас дверь, – сказал Гизер. – Но такое впечатление, что они никогда не видели никого похожего на нас. Они просто с ума сходили!

В гастрольный график поспешно добавили еще несколько больших концертов. 10 ноября они выступили на разогреве у The Faces в «Филмор-Ист», где, по словам Тони, настолько понравились зрителям, что хедлайнеров «закидали бутылками! Когда мы вышли на сцену, зрители обезумели! А потом вышел Род Стюарт, и в него стали кидать всем подряд. Невероятно. После этого мы стали самой крутой андеграундной группой Америки».

Между 11 и 15 ноября они отыграли резидентуру (выступая по два раза за вечер) на разогреве у Элиса Купера в «Виски-А-Гоу-Гоу» в Лос-Анджелесе. После этого они дали четыре концерта в «Филмор-Уэст» в Сан-Франциско на разогреве у James Gang. К 25 ноября, добравшись до Детройта, уже и сами выступили в качестве хедлайнеров, дав два концерта в «Ист-Таун-Театре» при поддержке Savoy Brown и Quatermass. По словам Билла, именно эти шоу стали «поворотной точкой» в Америке. Обескураженный отсутствием реакции на начало их сета, Оззи начал материться на зрителей. Потом Билл разозлился, бросил несколько запчастей от ударной установки в зрителей и ушел. Остальная группа робко последовала за ним.

– И зрители подняли шум, понимаешь? Они такие: «Что вообще за х*йня творится?» В общем, вскоре мы вернулись на сцену и буквально взяли их штурмом, играли очень громко, и постепенно все поменялось. Отыграв наш сет, мы еще семь раз вышли на бис. Новости о концерте в «Ист-Таун-Театре» разлетелись по Америке, словно лесной пожар. Когда мы приехали туда в следующий раз, мы уже играли в спорткомплексах.

Гастроли закончились 27 ноября; они снова выступили хедлайнерами, на этот раз в клубе в Нью-Джерси под названием «Саншайн». На разогреве сыграла местная группа Steel Mill, фронтменом которой был молодой Брюс Спрингстин.

Альбом Paranoid вышел в США 1 января 1972 года. В Великобритании он уже держался на первом месте, а в Америке стал первым для Sabbath хитом в Топ-20, добравшись до двенадцатой позиции. Через несколько недель они поехали на вторые гастроли, которые начались двумя аншлаговыми концертами в «Филмор-Ист» 19 и 20 февраля. Через два дня выступили хедлайнерами в огромном лос-анджелесском «Форуме» с Grand Funk Railroad на разогреве. К тому времени имя Black Sabbath стало синонимом чего-то нового и важного, хотя и совершенно неприемлемого для мейнстримовой прессы вроде Rolling Stone. Группа притворялась, что ничего не замечает. У них и без того было дел невпроворот.

– Я даже не знал, насколько престижным местом был «Форум», – признался Билл. – Просто подумал: ну вот, мы играем, хороший концерт…

Для Оззи Америка была огромной площадкой для приключений, ему казалось, что из-за угла вот-вот выйдет Пулемет Келли[9].

– Помню, когда я впервые сел в самолет, мы летели вместе со Стиви Уинвудом и Traffic, и я подумал: ух ты! Я думал, что все большие рок-звезды летают одним и тем же самолетом. Я думал, что это такой «Рок-звездный экспресс», понимаешь? А потом, помню, мы летели уже часов шесть, и я подумал: «Б*я, этой штуке скоро придется дозаправляться!» Я удивился, что самолет может лететь так долго, не останавливаясь на заправку. Помню, мы вышли из аэропорта, было очень тепло и влажно. И тут мимо нас проехал аэропортовый лимузин, в нем было дверей двенадцать, желтый такой. И мы такие: «Ох*еть вообще, большие же тут машины!»

А еще именно в Америке Оззи, несмотря на приближавшуюся свадьбу с Тельмой, «впервые познакомился с силиконовыми сиськами». Они вернулись в Нью-Йорк в феврале 1971 года и дали два концерта в «Филмор-Ист» с J. Geils Band на разогреве.

– Мы пошли в гостиницу, дрянное место на углу Восьмой авеню и Сорок восьмой улицы. Тогда впервые за все время у нас были отдельные комнаты. И менеджер притащил нам этих подстилок, и они выглядели, бл*ть, как доберманы, Богом клянусь. Но мы отвели их в свои номера и трахнули. Помню, я постучался в соседнюю дверь к Тони и сказал: «П*здец, Тони, посмотри, что́ лежит у меня в кровати, она похожа на победительницу скачек в 3.30 в Келсо, – хохотал он, вспоминая один из самых известных британских ипподромов. А Тони говорит: «Думаешь, у тебя все плохо? Посмотри на это у*бище!» И у них у всех были гигантские сиськи! Но с этого все и началось. Теперь, куда бы мы ни ехали, мы везде разоряли и трахали.

Позже Оззи шутил:

– Даже техникам других групп доставались групи красивее, чем нам. Они были такими уродинами, что приходилось надевать им пакеты на голову. А самых жутких мы называли «Два пакета». Один пакет – ей на голову, чтобы не видеть, что ты делаешь, а другой – себе на голову, чтобы если кто-нибудь зайдет, то хотя бы не узнает, что это ты.

Это была лишь часть тщательно проработанного клоунского образа, который сбивал с толку Тельму и других жен музыкантов.

– Ну, понимаешь, тогда в Англии, если ты хотел трахнуть телку, то надо было ее кормить, поить, водить в кино, и, может быть, где-нибудь, блин, через три недели можно было завести разговор «про это». Забудь, чувак, в Америке на такое ни у кого нет времени. Там скорее все так: бабы сами подходят и говорят: «Вдуешь мне?», и я такой думаю: «Что это вообще на х*й значит?» Ну, на всякий случай я отвечаю: «Ну да, хорошо». Я не сразу понял, что это значит. Это значит, что они хотят с тобой трахаться. Девчонки буквально из ниоткуда появлялись и говорили такое!

Двадцать пять концертов закончились хедлайнерским выступлением в театре «Спектрум» в Филадельфии 2 апреля (на разогреве выступали Humble Pie и Mountain). Билл вспоминал:

– Второй американский тур просто взорвал нам мозги. Именно тогда я стал понимать, что мы делаем что-то очень крутое.

Все стало еще круче, когда они добрались до Лос-Анджелеса и их поставили хедлайнерами на два концерта в 15-тысячном зале «Инглвуд-Форум».

– Нас просто несло по течению, – говорил Тони. – По-моему, мы даже до конца не осознавали, что делаем. Вокруг нас все происходило настолько быстро, что мы и не понимали толком, в чем дело. Мы не понимали, какими крутыми и влиятельными становимся. Мы просто выходили и играли. Понимаешь?

Группе приходилось еще и не забывать об «оккультном» имидже. Как выразился Тони:

– К нам тянулось огромное количество чокнутых – от сатанистов до жертв кислоты. Любого фрика назови – он наш.

– Я боялся, – хмурился Оззи. – К нам подходили какие-то люди и говорили: «Чувак, мы знаем, что ты знаешь, что мы знаем, что ты знаешь». А мы такие: «Ну, да, хорошо, знайте дальше, ребята». Всяческие сатанисты, христианские фрики…