‘Пришел мужчина’.
Такой анализ сразу же объясняет тот факт, что отношение между вставным и полнозначным субъектом локально в том же смысле, в каком локальны аргументные цепочки (например, отношение между поверхностным субъектом пассивного предложения и его «следом», пустой позицией объекта, в которой семантически интерпретируется поверхностный субъект:
счету оба отношения должны подчиняться ограничениям на локальность, таким как релятивизированная минимальность, о чем см. ниже): в обоих случаях сохраняется одна и та же конфигурация на уровне ЛФ
На деривационном уровне экономия выражается принципом, который гласит, что передвижение — это операция на крайний случай: не бывает «свободного», подлинно факультативного передвижения, всякое удлинение цепочки должно быть мотивировано какой-то вычислительной потребностью. Неплохую интуитивную иллюстрацию этой идеи дает передвижение глагола к словоизменительной системе, которое мотивируется потребностью глагола подобрать аффиксы времени, согласования и пр., которые сами по себе не составляют отдельных слов: таким образом, определенные виды передвижения мотивируются потребностью выразить структуру как последовательность грамматичных и произносимых слов. Такого рода связь между передвижением и морфологическими требованиями помогает, кроме того, объяснить некоторые диахронические обобщения: утрате передвижения глагола к флективной системе в английском языке сопутствовало или непосредственно предшествовало радикальное ослабление флективной парадигмы (см.
Непосредственной иллюстрацией передвижения как крайней меры служит модель согласования причастий прошедшего времени в романских языках. Причастие прошедшего времени, скажем, во французском языке, не согласуется с неподвижным прямым дополнением, но согласуется, если объект передвигается, как, например, в относительной конструкции:
(35)
‘Жан поставил(*Agr) машину в гараж’.
(36)
‘Машина, которую Жан поставил(-fAgr) в гараж (букв.:
Машина, которую Жан имеет поставленной в гараж)’.
Следуя классической теории причастного согласования Кейна
(37)
‘Машина, которую Жан поставил -f Agr в гараж’.
(38)
букв. ‘Жан имеет машину, поставленную в гараж’.
Почему так? Как всякое субстантивное выражение, прямое дополнение должно получить падеж, и надо полагать, что оно получает аккузатив в своей канонической позиции объекта (или во всяком случае в позиции, расположенной ниже, чем причастный глагол). Стало быть, причин передвигаться выше у него нет и (38) исключается потому, что это «бесполезное» передвижение. С другой стороны, в (37) объект, как относительное местоимение, не может не передвинуться далее на левую периферию предложения, ибо только так он сможет законным образом пройти через позицию, которая вызывает согласование причастия прошедшего времени.
Подход к передвижению как к крайней мере подразумевает, что подлинно факультативного передвижения не бывает. Это обстоятельство заставило заново проанализировать случаи видимой факультативности, в результате чего нередко вскрывались тонкие различия в интерпретации. К примеру, так называемая «инверсия субъекта» в итальянском и других языках с опущением субъекта, которая прежде анализировалась как полностью факультативный процесс, как оказалось, с необходимостью предполагает фокусную интерпретацию субъекта в поствербальной позиции либо топикальную интерпретацию, сигнализируемую интонационной паузой и снятием интонационного выделения
(39)
‘Мне это сказала Мария (-fFoc)’.
‘Мне это сказала, Мария (+Тор)\
6.3. Неинтерпретируемые признаки
Деривационная и репрезентационная экономия — обе нашли отражение в идее о том, что синтаксическое передвижение всегда продиктовано целью устранить неинтерпретируемые элементы и свойства. Типичным показателем, который рассматривается как неинтерпретируемый, является структурный падеж (номинатив или аккузатив): элемент, несущий показатель номинатива в английском языке, способен нести любую тематическую роль (агенс, бенефактив, экс- периенцер, пациенс/тема) и даже не нести никакой роли вовсе, как в (40 е):
(40)
‘Он пригласил Мэри’.
‘Он увидел Мэри.
‘Она была приглашена/увидена Джоном’.
е.
Аккузатив столь же безразличен к интерпретативным аргументным свойствам:
(41)
Другие типы падежей, глубинные падежи, связаны с конкретными тематическими интерпретациями: в языках с богатыми падежными системами аргумент, маркированный локативом, обозначает местоположение и пр., однако номинатив и аккузатив все же представляются тематически безразличными. В этом смысле они рассматриваются как неинтерпретируемые (языки, допускающие субъекты с косвенным падежом, так называемые «чудные» (quirky) субъекты, по всей видимости, позволяют субстантивным составляющим иметь одинаковые падежные свойства (см. (
Также неинтерпретируемыми считаются грамматические показатели лица, числа и рода (и иные аналогичные показатели, такие как показатели класса в языках банту) при предикатах, например в следующем итальянском примере:
(42)
букв. ‘Девушка есть бывшая увиденной’
(ж. р., 3 л., ед. ч.) (3 л., ед. ч.) (ж. р., ед. ч.) (ж.р., ед. ч.).
Показатели рода, числа и (по умолчанию) лица при именной группе
Передвижение в этой системе видится способом устранения неинтерпретируемых признаков. К примеру, в результате передвижения прямого дополнения в позицию субъекта оно помещается в такое локальное окружение, в котором его неинтерпретируемый падежный признак может быть согласован с грамматическим ядерным элементом и вычеркнут; одновременно в результате этой операции будут вычеркнуты неинтерпретируемые согласовательные признаки при грамматической составляющей. Вычеркивание признака равнозначно его устранению с деривационного пути, ведущего к исчислению логической формы. Таким образом, передвижение — это крайняя мера в том смысле, что оно должно мотивироваться целью устранения неинтерпретируемых признаков, что в свою очередь позволяет удовлетворить принцип полной интерпретации на интерфейсных репрезентациях
Принцип передвижения как крайней меры, несмотря на свой телеологический привкус, может реализоваться вполне элементарным образом, требуя лишь локальных решений и не нуждаясь в сложных для вычисления процедурах, таких как трансдеривационные сравнения, прогнозирование и т. п. (о локальной экономии см.
(43)
‘Мужчина находится в саду’.
Однако в более сложной структуре, включающей более высоко расположенный поднимающий глагол (как в (44 а)), возникает следующее любопытное ограничение: либо никакого вставного элемента не выбирается и именная фраза передвигается до самой позиции субъекта поднимающего глагола (как в (44 Ь)), либо вставной элемент вставляется уже во вложенное предложение и затем поднимается (как в (44 с)); априорно остающийся вариант (44 d) с именной группой, передвигаемой в позицию субъекта вложенного предложения, и вставным элементом, занимающим позицию субъекта главного предложения, исключается:
(44)
‘Мужчина кажется находящимся в саду*.
‘Кажется, что мужчина находится в саду’.
*
По-видимому, если вставной элемент выбирается, то он должен вводиться как можно раньше: структура (44 d), включающая частичное передвижение именной группы и затем введение вставного элемента, исключается. Почему? Простое объяснение этой парадигме дает допущение, что merge обходится дешевле, чем передвижение, так что если в (44 а) выбирается вставной элемент, вариант сцепления его с
6.4. Локальность
Изучение локальности — это важное самостоятельное исследовательское направление в современной формальной лингвистике, указывающее на роль экономии в устройстве языка. Если длина и глубина языковых выражений, вследствие рекурсивной природы синтаксиса естественного языка, не имеют верхнего предела, то ядро вычислительных процессов и отношений в основе своей локально, т. е. может иметь место исключительно в структуре ограниченного объема. Локальность разумно истолковать как некий принцип экономии, в том смысле что она ограничивает объем структуры, исчисляемой в ходе одного применения локального вычислительного процесса, и тем самым вносит свой вклад в понижение сложности языковых вычислений. Так, принцип локальности, известный как условие прилегания, который упоминался в связи с вводом понятия параметров (см. выше), сужает поиск цели передвижения до отрезка структуры, содержащегося внутри двух соседних ограничивающих узлов
Релятивизированная минимальность — еще один принцип локальности, ограничивающий поиск цели локального отношения ближайшим потенциальным носителем этого отношения
(45)
... X ... Z ... Y ...
между X и Y не может установиться локальное отношение, если есть вклиненный элемент Z того же структурного типа, что и X, так что Z способен каким- то образом вступить в локальное отношение с Y (здесь есть явное фамильное сходство с принципами «минимального расстояния» для контроля
(46)
*
‘Как ты гадаешь [кто решил проблему t]\
В соответствии с принципом релятивизированной минимальности
(47)
‘Какую проблему не знаешь, как решить t t’ ?’
*
‘Как не знаешь, какую проблему решить t t’?’
О факторах, детерминирующих избирательную извлекаемость слабых островов с видимым нарушением релятивизированной минимальности, см. подходы
6.5. Теория копирования следов
Все направления исследований, упоминавшиеся в предыдущих параграфах, указывают, что устройство языка чувствительно к принципам экономии и хорошо приспособлено для упрощения и упорядочения
языковых вычислений. Как далеко могут вести эти наблюдения? Минималистская программа разрабатывает этот вопрос, исследуя самый сильный тезис, какой только можно предусмотреть: может ли быть так, что язык — это система, устроенная оптимально, при определенных критериях оптимальности? Минимальная потребность, какую должны удовлетворять языковые исчисления, — это соединение интерфейсных репрезентаций, через которые языковая способность «говорит» с другими компонентами разума: фонетическая форма соединяет язык с сенсомоторными системами восприятия и артикуляции, а логическая форма соединяет язык с мыслительными системами концептов и интенций. Так можно ли сказать, что язык — это система, оптимально устроенная для того, чтобы соединять репрезентации, которые прочитываются сенсомоторной и мыслительной системами?
Минималистская программа поставила на повестку дня исследователей трудную задачу — пересмотреть все результаты, достигнутые в изучении универсальной грамматики, с тем чтобы осмысленным образом реконструировать их в соответствии с минималистскими требованиями. В некоторых случаях оказалось возможно показать, что принятие более «минимального» набора допущений может даже улучшить эмпирическую адекватность анализа. Типичным примером является теория копирования следов и то объяснение, которое она дает эффектам реконструкции. Рассмотрим следующие предложения:
(48)
a.
букв. ‘Какой портрет себя предпочитает Джон?’
b. *
** Какой портрет
С предложением (48 а) все в порядке, а анафора
(49)
*