«пунктиром намечен курс…»
пунктиром намечен курс и ниточкой рвется пульс на страны и города на лица, вокзалы, года разбросанных «я» не счесть разбитых моих сердец то там, то здесь 2008 Двойная аспирантка
Променяла Канта и Гегеля На эффект упражнений Кегеля, Глубину и суть диссертации — На учет в женской консультации. Заявила: — Ах, мама! У меня личности удвоение — Я — целостность, округлость шара, чреватого великим перевоплощением, разбухшая почка неудержимого завтра, которое — сопли подтерев и оставив парты — очудесит человечество новой чушью. 23.3.2009 Друг
Мы похожи, словно запад и юг, Явь и бред, «никогда» и «вдруг», Свет и полночь, пепел и пыль, Смех и смерть, костер и ковыль, Завтра и затвор, чай и час, Вечность и весна, сон и снасть, Как рукопожатие и прыжок, Как туман и тьма, запрет и глазок, Кровь и крик, сестра и брат как, Целое и цель, зло и злак, Тернии и рана, луна и нуль, Всадник и вершина, рюкзак и куль, Как стрела и строчка, число и ложь, Знание и знак, океан и дождь, Смс и мысль, раченье и речь, Пульс и пуля, мячик и меч, Как герой и грим, страх и стук. Мы похожи тем, что ты другой, друг. 26.1.2009 «так говорит старый шаман…»
так говорит старый шаман молодому охотнику глядя в костер удача отворачивается от того, кто неспокоен сердцем выпусти свои стрелы в небо доверься воздуху но все мои члены немеют уста когда так отвечает шаман охотнику глядя в пустоту желания подобны плотине, преграждающей реку жизни стань полым тростником гибким прочным и пусть годы плывут сквозь тебя но так поёт мертвый шаман о её придыхании её роскошной сладости небывалом исступлении, ведущем в вечность 26.8.2017 Игра
Дан. Р-бергу
1
Любовь как высший дар читаю В покое светло-серых глаз. О, мой слуга, Вы — мой хозяин! Я сердцем сердцу поклялась. Сигарный дым, дразнящий, терпкий, Простившись с Вашей бородой, Плывет сквозь ивовые ветви И тает над речной водой. Еще прохладно, зябнут руки, Но птицы первые вернулись, И, задыхаясь от восторга, Я с флейтой на ветру целуюсь. март 2007 2
игра в мяч на скоростной трассе: я то и дело выскакиваю на дорогу, бросаюсь под колеса, а машины — все до одной — проносятся мимо, мимо и вдруг появляешься ты, хватаешь меня за плечи и спрашиваешь, заглядывая в глаза: «Что же ты делаешь?» апрель 2008 3
Когда ты закуриваешь, Я начинаю слышать тамтамы, Глухое рычание тигра в далеких джунглях, Агонию бубна в руках седого шамана, Игру факира, пьяных матросов ругань; Я слышу ирландский марш, Libertango piano, Мелькающих в воздухе, тающих скрипок блажь, Гортанный арабский вечером у кальянной, Маззина, протяжно читающего фарадж; Я замечаю в листве солнечных драконов, Белесые тени, скользящие сквозь дома, Вижу рабов, колесницы, носильщиков, фараона, На древних камнях иероглифы — знаки — слова, Тихое, в светлой пыли растворенное время, Книги-дома-каталоги-буклеты-библиополис, Входы-порталы в реальность иных измерений, На каждом шагу из асфальта пробившийся лотос. Ты куришь — Я прыгаю с парашютом, взбираюсь на скалы, Танцую фламенко, с кем-то сражаюсь на рубке, Гуляю по крышам, тону, разбиваюсь на ралли, Стреляю из арбалета… ….ты гасишь трубку. Всё исчезает. И вновь повторится — Едва Коснусь прокуренных пальцев губами — Игра: Драконы, порталы, сраженья, Полеты, тамтамы… сентябрь 2017 4
не по имени — по сердцу — звал — пошла за тобой. все твое не-высочество, все, чем ты не герой, обернулось пророчеством солнца с красной горой, и судьбою, и будущим, и чудачеством в рубище. пусть уходят куда-то далеко корабли, месят серую слякоть принцы и короли — есть прекрасное солнце за прекрасной горой, есть безмерная данность — это ты, и ты — мой 20.7.2007 «Солдаты любви никогда не спят …»
Солдаты любви никогда не спят — Их жжет изнутри неизвестный яд. И влажный блеск воспаленных глаз Красноречивей премногих фраз. пой, ласточка, пой о том, как влюбилась весной и был твой герой «не тот», «не такой», но полетел за тобой Солдаты любви никогда не лгут И смело под стрелы амуров идут. Мечтая о новых победах, о плене Гадают на книгах и соке растений. аты-баты! шли солдаты аты-баты! на войну в кухне, в детсаду, в подъезде, на траве и на полу Солдаты любви не считают часов, И время их — вечность, и небо — их кров. Взрываясь, уносится вольной кометой Пульс нервного сердца на скорости света. пой, ласточка, пой о том, что случилось весной как выше небес поднялась над землей пой, милая, пой 5.3.2008 Эксперимент
Увидев меня на пороге, Марк ехидно улыбается:
— Доброе утро, последний герой! Как все прошло?
— Никак. Релаксация с последующим засыпанием, умираешь медленно и незаметно, как будто растворяешься. Лучше бы я еще раз на машине разбилась, — я снимаю в прихожей куртку, ботинки. Мы идем на кухню.
Достаю из рюкзака бутылку пива.
— Мы будем отмечать твое возвращение?
— Если бы ты знал, как я хочу стать невозвращенцем. Горло болит — надо теплого пива попить, — открываю бутылку, выливаю содержимое в кружку, ставлю на газ.
— Знаешь, после этого раза что-то не так, как всегда. Тело всю ночь в холодной воде в ванной пролежало — теперь в горле першит и шрам побаливает.
Закатываю рукав свитера, дотрагиваюсь до запястья.
— Раньше такого не было.
Осторожно снимаю кружку с огня, отливаю немного пива в чашку, сажусь за стол и пью медленно, словно пробуя впервые.
Марк отходит к окну, прихлебывая недопитый чай. Растягивая слова, начинает говорить:
— Все эти твои самоубийства — пустышки, форма без содержания, технический момент, игра дурацкая… И зачем ты это делаешь — не понимаю… В медицинском центре за одну вакцину тысячу унитов просят — это же целое состояние. А ты — то вешаешься, то — он лениво переводит взгляд на мои руки, — вены режешь.
— Это для них тысяча унитов, потому что они знают, что у них жизнь одна и смерть одна. А для меня сейчас жизнь ничего не стоит. — Я наливаю еще немного пива в чашку. — Почему-то в эксперименте Сперанского со всего мединститута только пять человек согласилось участвовать. Тогда еще вакцину только разрабатывали, никто не знал точно, сможет ли она стать «прививкой от смерти». А Сперанский все шутил: «У вас, как у кошек, будет девять жизней».
Около месяца нам вводили инъекции то одного препарата, то другого, что-то проверяли, отправляли на разные процедуры. После дипломирования мы разъехались, кто куда. И вскоре начали твориться чудеса.
Один из нас поехал с группой альпинистов на Кавказ, сорвался в пропасть. Его даже искать не стали. А он остался жив. Решили, что ему просто повезло. Но когда в авиакатастрофе единственным «воскресшим» тоже оказался один из группы Сперанского, стало ясно — эксперимент прошел успешно. По крайней мере, на организм этих двоих препараты профессора оказали ожидаемое влияние.
Я решила превратить это в экстремальный вид спорта.
Но есть одно «но»: если знаешь, что можешь умереть не один раз, а три, пять, девять, можно из человека превратиться в подонка.
— А остальные — как у них судьба сложилась?
— Не знаю, уже почти сорок лет прошло. Мы не любим встречаться. — Я допиваю пиво. Кажется, горло болит теперь не так сильно.
— А вчера какой у тебя по счету раз был?
— Восьмой.
— И что теперь будешь делать?
— Будь уверен — жизнь не побегу покупать.
— А не страшно? Вдруг ты уже без «страховки» осталась?
— В этом, по-моему, и заключается ценность человеческой жизни. — Я встаю из-за стола. — У тебя сегодня будет кто-то?
— Да, должны зайти Чужой и Электроник. Может быть, еще Алик придет — интересную книгу обещал принести.
— Привет передавай. Я, пожалуй, пойду — отоспаться надо.
Мы прощаемся.
Спускаюсь, выхожу из подъезда.
Во дворе играют дети.
Ярко светит солнце, снег почти сошел. Скоро апрель.
Я живу.
18.2.2008. III. Записки репатрианта
1
Не верь, что небо всюду одно и то же, В чужом краю оно суровее, строже, В чужом краю оно бледнее и выше. Взбираться тщетно на холмы или крыши — Родней не станут обозримые виды Красот, мозолящих глаза местным гидам; Не надо строить вавилонские башни, Вовсю подыгрывать, стараясь быть «нашим». Ты вправе сохранять молчание, ворот Подняв от стужи. Но прислушайся — город, Куда ты заявился без спросу, Себя высказывает ясно и просто Шуршаньем шин, листвы, бумажного сора, Базарным гамом, плачами «скорых», Гуленьем, ревом, перестуком, гудками, Покачиваньем, дрожью, рывками, Чем-то слепящим, быстрым, упрямым. Тебя же ни о чем он не станет Выпытывать. 21.4.2009 2
…Будем пить испанское вино и ходить на выставки Шагала, под жужжанье старого метро забывать, что родины не стало. Всё как раньше. Дом — работа — дом. Только ты купил табак покрепче. И друг друга ловим на одном — страх забыть звучанье русской речи. Видишь пальмы вместо тополей, а в прогнозе неизменно лето. Но всего ужаснее, больней пустота обратного билета. Долетают из-за трёх морей отголоски невесёлых хроник — что случилось с родиной моей? почему её живьём хоронят? 17.8.2014 3
Этот город, встречая, душит тебя в объятьях влажным запахом полутропических ярких растений, чьи названия так же пестры, как восточные платья, и лукавы, как вязь арабесок настенных. Убежав от пустынь, он вплотную приблизился к морю и навис над водой чередою ступенчатых кровель, переливами лестниц, стремящихся вниз, в Старый Город, где история с вечностью — квиты, если не ровня. Здесь не старятся женщины. Кофе готовят боги. На прозрачных балконах нежится, дремлет неспешное лето. Научившись вычитывать улочек здешних неровные слоги, только так и узнаешь и смерти, и жизни простые приметы. 2.9.2014 4
а и всей-то планеты — лишь пять континентов пядь земли в океана водах перелёт, переезд в безымянное «где-то» ничего не убавят в твоей несвободе изменяя язык и уклон горизонта, номера, адреса, биографии карту, понимаешь — условности стёрты, у судьбы не бывает билетов обратных ничего, поревёшь, покричишь по ночам всё сильнее себя от себя отделяя приучаясь к тому, что ты «здесь», а не «там» те же солнце и небо, но жизнь — совершенно другая 6.9.2014 5
Действую наверняка, с другого материка посылая нескладные строки об искусстве реинкарнации в сжатые сроки, о науке делить себя нацело наживую, повторяя словно в бреду «элоhим… аллилуйя». Ни о чем не прося, не веря в утраты, осторожно гадаю по зернам граната. Все дороги ведут — нет не в Рим, — на Голгофу, хотя римляне здесь погостили неплохо. Это помнят пустынные камни и небо, город мира, где ты никогда еще не был, слишком яркого солнца неровные блики в беспокойного моря отраженьях двуликих и морщины олив — новой эры рожденья мотив. 17.9.2014 Сара
Старая Сара, та самая Сара, что живет в сердце Адара, старая вдова Сара каждый день с раннего утра сидит на автобусной остановке и каждому прохожему говорит одно и то же, говорит: «Я так устала… с тех пор, как его не стало». Шаркает вдоль шоссе. Голосует безнадежно, бесцельно, нелепо — выходит на середину оживленной трассы, желая сесть в автобус, водители ругаются, жестикулируют, мол, высадка и посадка пассажиров вне остановки запрещена. Пытается собраться с мыслями, собрать воспоминания, вспомнить, где же живут её дети, живы ли её дети, кто они — её дети — три взрослые дочери, одна в Германии, другая в Штатах, третья — в центре, одна в Ницце, другая в столице, третья в километре, каждая сама по себе, сама в себе, ведь никто никому ничего и никого. Старая безумная Сара обматывает больные ноги тряпками, ест холодные макароны, пьет холодный чай на завтрак ест холодные макароны, пьет холодный чай на ужин, смотря перед собой немигающим взглядом, словно видит что-то по ту сторону мира, по ту сторону жизни включает телевизор, смотрит в пустоту сквозь экран смотрит внутрь себя внутрь прошлого пройденного прошедшего безвозвратно Каждый вечер она превращается в маленькую девочку, забирается на чердак Воспоминаний и играет там ночь напролет сколько чудесных неповторимых интересных вещей есть там сломанных пыльных заброшенных никому не нужных Мама-покойница зовет её: «Сара, солнышко, слезай оттуда, иди кушать!» Приходит сиделка, стучит в дверь, начинает волноваться, трезвонит: «Сара, это я, открой же, Сара!» Сара их не слышит. Сара уже не дышит. 2017 «нечем прикрыть эту брешь…»
нечем прикрыть эту брешь каждый миг ты уже не сейчас и не здесь телесно-виртуальная взвесь (мальчик-смерть вынимает занозу) между тобой и тобой — курганы лет, сведённых на нет, эффект двойника, синдром Берлиоза пепел Исаака стучит в тебе золотым свечением анти-материи просачивается, стекает сквозь черную дыру циферблата на мистическую кольцевую Содом у самого синего моря горем, мёдом и молоком богата земля Ханаанская 31.12.2017 «тогда…»
тогда серый камень зажатый в руке начинает говорить на птичьем языке трепыхается бьется о небесную твердь бешено колотится в груди вторя перестуку копыт безмолвию финикийской пустыни песнопению песков обращая кочевое упрямство взгляда в торжество неизменности и пустоты кто ты? вот оно — потаенное ремесло — слепки несказанных слов распылять на песчинки ибо нет господа, кроме страха и камень — пророк его ты поднимаешься в Город 27.11.2017 «езжай в Бахчисарай…»
езжай в Бахчисарай на Кудыкины горы привези мне каменный цветочек краше которого лишь сердечко из олова чтоб я не плакал семь лет состряпанных из тысячи одной ночи захлебываясь немочью одиночьей привези я ударюсь оземь обернусь имяреком уплыву восвояси из варяг в Мекку 17.2.2018 «с чувством человека, покинувшего родину…»
с чувством человека, покинувшего родину наспех налегке навсегда человека, дом которого был разрушен равно как и могилы предков которому нечего терять ничего не осталось только смотреть вдаль за линию горизонта закрывать лицо ладонями быть немым чужим странным рыдать ни с того, ни с сего биться в истерике недоумевая рахат-лукум солёный 2018 Донецк
1
Малая Родина. Малая Русь. Лунная пыль терриконовых бус. Черный увесистый угольный брус В лапе Шахтера. Степь поглотила всю воду. Динь-дон! — Рек уцелевших сухой перезвон От белгородско-пустынных икон До Святогорья. Новые Шлиманы среди холмов Ищут дух Одина, роют Азов: Вместо алан-амазонских даров — Бабы из камня. Здесь каждый третий — кочевник, пришлец. Дикое Поле — Клуб смелых сердец. Ленин спасает бубкинский шест Фигой в кармане. Город на горе. Жизнь кровоточит. Вдовы на вахте посмертнорабочих. Пальма Мерцалова в час неурочный Станет багровой. Малая Родина. Малая Русь. Дончиком, донцем, донцом обернусь, В Кальмиус капелькой влаги вольюсь — И буду дома. 1.11.2008 2
С площади Ленина к завороженному Леннону мчишься как проклятый сквозь купола без крестов, шпиль Михаила болтается, словно приклеенный, на отсыревшей Царь-пушке девиз — «Будь готов!». Сердце стучит во все двери не слыша ответа. Телеэфир нас заглатывает живьем, радиоточки захлебываются враньем. Лучшее, что в нас осталось, — на старых кассетах. Мертвые люди бездарно играют живых. Кто мне расскажет последнюю свежую новость? Буквы сбегают гуськом из прочитанных книг. Мама, нас может спасти только Третий полюс. Клином на юг улетают клочки смс, осень ласкает листвою и ливнями город. Память бросается времени наперерез, только уйти в себя — это наигранный повод. У разноцветных подростков одно на уме — вера в себя как служенье Любви и Свободе. Видишь — на полюсной заиндевевшей кайме девочка-эмо целуется с мальчиком-готом. 18.10.2009 3
нервы города (что ж, что из стали?) устали, истаяли студенты из Ганы первый снег изумленно рассматривали собирали в ладони пакеты карманы не город — грибная поляна шляпки-купола отнюдь не храмов пойдем к реке подростки — подсолнечники — пост-перестроечники лузга — бестолковая мелюзга а вот из ядрышек выпрыгнут бубки но и те, и другие попадут в мясорубку мега-полиса, деньги-полюса, Хроноса-Weba (пойдем к реке, там в воде отражается небо) куй, Кузнец! пой, Кобзон! наполняйся, Стадион! Добрый Шубин и Архангел стерегут донецкий сон! Как у Дона, у Донца нет ни края, ни конца, только степь да курган, терриконы и бурьян, лишь вода была в начале — так написано в Скрижалях мы идем, спускаемся к реке 8.4.2013 4
Все живе спрямоване на схід, Всі годинники спрямовані на смерть, І донецькі зими так далекі від морозів. Переповнені дощами вщерть. Тут трапляються страшенні суховії, І душа жує вугільний попіл. В «Першу лінію» чергуються повії, що дорожче. Що дешевше — там, де «Сокіл». Ми далекі від романтик Стінга і не віримо, що є краї, Де танцюють і живуть фламінго. «Інга» — це ім’я, як кокаін, Перший сніг чи загадкова ковдра, Наче іній, наче тонкий лід. Промовляєш: «Ін-го» — відчуваєш: попри Все, живе спрямоване на схід. 3.4.2007 Партизаны
(текст песни)
Ксюше Горлач
Мы — серые кошки, солдаты бессонниц,
мы погибаем в ночном межсезонье,
под джинсовым флагом перецелованные,
но всё ещё вольные, неокольцованные.
Мы — оккупанты блокадного «завтра»
на перехваченных контурных картах.
Заступив за черту детства и горизонта,
мы идём в партизаны любовного фронта.
Прикрой меня — мне некуда деться,
прикрой меня, прикрой меня сердцем.
