Помоги проекту - поделись книгой:
Болезнь, которая угнетала и уродовала нас здесь физически, оставит нас, как отстала при входе в рай та „желтая собачка“, о которой говорит русская терпеливая страдалица - неизлечимо больная Лукерья („Живые мощи“ Тургенева).
Правда Христа, за которую мы боремся, победит после всех победителей. И каждый из нас лично разделит торжество победы. Это наше будущее. Мы его знаем.
Будущее есть и у тех, кто борется против Христа за неправду - но какое? И они заботятся не только о далеком будущем, но и о завтрашнем дне, - и не эта ли забота отравляет их душу? И лишь „тот, кто с Богом, светло глядит вперед“ (Гоголь).
Но у нас есть и настоящее.
Мы принимаем страдание не как удары судьбы. Ибо верим не в слепую судьбу, а в Судию, в Того, Который праведно судит и изрекает судьбу, и даже не в Судию, а в любящего Отца, из рук Которого мы принимаем испытания. Нужна ведь божественная „мера страдания“: ее знает только Бог.
И „Тот, Кто возлагает на нас бремя каждый день, Он же и спасает нас“. „Он причиняет раны, и Сам обвязывает их; Он поражает, и Его же руки врачуют“ [Иов 5, 18].
Он помогает нам переносить страдание, сообщая нам Свою благодатную силу. Вот откуда непобедимость и неутомимость верующего человека.
В то время как силы и самого сильного взвешены и измерены, силы верующего кто может сосчитать, если они заключены в Том, Кто сотворил вселенную, Кто не утомляется и не изнемогает!
„Утомляются и юноши и ослабевают, и молодые люди падают, а надеющиеся на Господа обновятся в силе, поднимут крылья, как орлы“.
Вот где тайна неиссякающей силы и воли к добру у всех этих героев веры, начиная от Моисея и ап. Павла и кончая такими, как Ливингстон, который с компасом и с Евангелием в руках и в сердце пробивается через дикие леса южной Африки на расстоянии тысяч верст, окруженный враждой и клеветой со стороны работорговцев.
Они были среди людей одиноки, но никогда не были одни. „Не бойся, только веруй“. „Не бойся, Я с тобой“. „Око Мое над тобою“. „Не оставлю вас сиротами - приду к вам“, - говорил Христос Своим ученикам.
Молитва, как реальное общение с живым Богом, давала им постоянный приток силы.
„Господь Бог помогает Мне, поэтому Я не стыжусь, поэтому Я держу лицо Мое, как кремень [Ис. 50].
С души как бремя скатится,
Сомненье далеко,
И верится, и плачется,
И так легко, легко...
Так говорит Лермонтов о силе молитвы, к которой он прибегает в минуты грусти. Молитва переносит сознание с маленького „я“ на великое „Ты“, поднимает над жалкой видимостью в духовный, необъятный мир, где царствует Бог (см. пс. 76, которым особенно укреплялся в минуты уныния друг обездоленных детей Георг Мюллер: в этом псалме уныние переходит в состояние ликующего восторга с того момента, когда душа человека переводит свой взор с своего „я“ на Бога).
Через веру в Бога человек находит пути к природе, этой великой утешительнице человека. Через Творца он приходит к общению с тварью.
Оскар Уайльд, будучи в тюрьме, под влиянием Евангелия уверовал в духовное, „мистическое“ начало в жизни, и в связи с этим он говорит в конце своего произведения „De profundis“:
„В обществе, как оно устроено - нет места для меня. Но природа, чей нежный дождь одинаково орошает правых и неправых, имеет для меня деревья в горах, где я могу укрыться, и глухие долины, в чьем молчании я могу рыдать непотревоженный.
Она увесит ночь звездами, чтобы я мог бродить в темноте, не спотыкаясь, и пошлет ветер завеять следы моих ног, чтобы никто не мог преследовать меня: она очистит меня в великих водах и исцелит меня горькими травами“.
Живая вера через молитву не только дает силу переносить скорбь - она претворяет страдание в радость силою любви.
Когда мы страдаем за любимое, то любовь заглушает в нас боль.
Чем больше мы постигаем любовь Христа к нам и Его светлый, совершенный Образ, тем сильнее загорается в душе ответная любовь, жажда жизнь свою отдать за Него.
И в особенности мысли о Его страданиях поднимают усталую душу.
Поэтому и говорит апостол: „Помыслите о Претерпевшем такое над Собою поругание от грешников, чтобы вам не изнемочь и не ослабеть душами вашими. Вы еще не до крови сражались, подвизаясь против греха“. А ведь Он, „вместо предлежавшей Ему радости, претерпел крест, пренебрегши посрамление“ [Евр. 12, 2. 3]. „Я это сделал для тебя, что же ты сделал для Меня?“ - написано на одной картине Распятия Христа.
У креста, где Он распят, мы начинаем постигать тайну страданий, те проблемы, которые неразрешимы для сухого рассудка. Иван Карамазов в своем бунте против мирового устройства заостряет вопросы о несправедливых страданиях людей, а особенно детей, и спрашивает: „Есть ли во всем мире существо, которое могло бы и имело бы право простить?“ Алеша, вместо отвлеченных доказательств, напоминает ему: „Брат... Существо это есть, и Оно может всё простить, всех и вся и за всё, потому что Само отдало неповинную кровь Свою за всех и за всё. Ты забыл о Нем, а на Нем-то и созиждется здание, и это Ему воскликнут: „Прав Ты, Господи, ибо открылись пути Твои!“
Он напоминает о той любви, которую нельзя понять, но нужно принять... о той тайне Божественной Любви, перед которой „да молчит всякая плоть“...
Вчера я до утра читал Божественную повесть О муках Господа и таинствах любви,
И негодующая совесть терзала помыслы мои:
Чего мы ждем еще? Какого откровенья?
Зачем же прячем мы под маскою сомненья Клеймо порока? (Льдов)
И тот, кто принимал эту любовь и в ответ на нее отвергал себя, радовался страданиям и самой смерти за Христа.
В чаше наслаждений этого мира есть горечь на дне. Мир прикрывает свои приманки цветами радости, за которыми таится змея - и она рано или поздно ужалит и отравит смертельным ядом.
Между тем, в самых страданиях за Христа есть радость.
Недавно я видел в Дрезденской галерее картину, на которой изображена смерть св. Севастиана.
Юноша привязан к дереву. Он пронзен стрелами, - но в глазах его, обращенных к небу, отражается одухотворенное спокойствие, переходящее в восторг. Любовь ко Христу превратила эти пернатые стрелы в крылья, и ими душа исторгнута ввысь. „Крепка, как смерть, любовь“.
Вот склоненная перед палачом юная Екатерина (там же, на картине Луки Кранаха). Она вся поглощена неземною радостью в ожидании перехода в небесный мир: удар меча разрубит последнюю преграду, отделяющую ее от лицезрения Небесного Жениха.
Такие факты происходят и в наши дни.
Несколько лет тому назад в одной деревне русской Украины группа молодежи проповедывала Евангелие.
Прибывший туда отряд анархистов-махновцев потребовал прекращения проповеди - и в результате неповиновения юные свидетели Христа были мученически убиты.
Одна из них, девушка 18-ти лет, по словам очевидцев, шла к месту казни с улыбкой восторга на лице. Показывая на небо, она как бы говорила: „Я иду домой“... Она была обезглавлена в числе других.
Наш современник, „Апостол Индии“, Сундар Син, который перенес самые ужасные страдания в Тибете и Индии за Христа, свидетельствует, что страдать за Христа - радость, что испытывая внешние муки, он „был на небе“.
Когда папа Урбан V выражал Екатерине Сиенской свое беспокойство о том, что, пожалуй, ему придется умереть мученической смертью от руки врагов - эта благочестивая и прямая женщина сказала: „Святой отец - вы не столь еще святой жизни человек, чтобы вам удостоиться мученического венца“.
Вот почему Гус с пением псалма восходил на костер: любовь превратила его в огненный престол.
Три отрока в пылающей печи остались невредимы - обгорели только веревки, которыми они были связаны.
Только в христианстве возможны такие слова, которые говорит ап. Павел:
„Нас огорчают, а мы всегда радуемся“.
„Я благодушествую в немощах“.
Однажды один из исповедников Евангелия в России отправлялся из Москвы после долгого тюремного заключения в тяжкую ссылку на далекий север. Его друзья пришли ночью на вокзал, желая хотя бы взглянуть на него в последний раз, так как свидание не было разрешено. Он увидел их издали, и, когда его вводили в вагон, он успел крикнуть им одно слово: „Радуйтесь“.
Поистине, верующий в Иисуса Христа, Сына Божия, „побеждает мир“ и умеет „извлекать драгоценное из ничтожного“.
Древний учитель Церкви Ориген, следуя скудным научным догадкам своего времени, говорил, будто жемчужина образуется в глубинах моря „от сорастворения молнии с водой“.
Применяя этот образ к Евангелию, мы поистине можем сказать, что Христос низвел с неба на землю молнию, огонь которой, сорастворяясь со скорбью человека, претворяет слезы печали в перлы дивной красоты.
Потому-то Франциск Ассизский говорил, что ангелы завидуют людям, так как им не дано страдать за Бога.
И потому Христос сказал: „Блаженны изгнанные за правду“, ибо за правду можно быть изгнанным лишь из царства лжи; и ведь никакая сила „не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе“.
„Страдай с благовестием Христовым силою Бога“, - пишет апостол из темницы своему юному сподвижнику Тимофею.
И те, кто переживал узы и темницу за исповедание Евангелия, знают по опыту, что со Христом и в тюрьме свобода, а без Христа и на воле тюрьма.
Сострадание
Чтобы быть понятым людьми, достаточно иметь право сказать: „Я человек, испытавший горе“.
Но чтобы им поистине помочь, надо иметь право сказать: - „Я человек, нашедший радость жизни через Иисуса Христа“. (Ибо только через Иисуса Христа открывается радость совершенная.)
Ведь на страдание людей надо ответить состраданием.
Люди нуждаются не столько в объяснении своих страданий, сколько в утешении и сочувствии, которое может поднять изнемогающего и оживить его душу. Ведь страдание - это „рана, из которой брызжет кровь, лишь только к ней дотронется рука иная, чем рука любви“ (Уайльд).
В этом мире, на пути из Иерусалима в Иерихон, из горнего мира в дольний, лежит ограбленная разбойниками человеческая душа.
Чем ответим мы на ее стоны? Пройдем ли мимо, как тот священник и тот левит, которые спешили в Иерусалим и, может быть, ограничились тем, что сотворили молитву о страдающем?
Вспомним, что сделал милосердный самарянин.
Он возлил на раны несчастного елей и вино, отвез его в гостиницу и позаботился о его будущем.
Так нужен елей утешения, смягчающий боль скорбного человека нашего времени; может быть, это будет слово ободрения, может быть, только молчание, внимательное и чуткое отношение - потому что человеку иной раз нужно только рассказать, поведать, выплакать перед кем-нибудь свое горе.
На это способна нежная женственность, заложенная в душу человека. Она умеет сказать не суровое нравоучение друзей Иова „тебя Бог наказал“, но слово участия.
„Жалеть человека надо“, каждого, и того, кто глубоко пал.
Ведь каждый грешный человек - „это тоже ты!“ (tat twam asi, как гласит восточное санскритское изречение, которое так любил наш судебный оратор Кони).
„Люби человека в грехе его“, - говорит старец Зосима.
Но именно человека надо жалеть и любить, а не грех его, - больного, а не его болезнь.
Поэтому прав был один писатель, который иронически воскликнул: „Добрые... Они мир погубили!...“
И не слышится ли еще в Ветхом Завете гневное обличение фальшивой доброты лжепророков, которые приходят с „мягкими словами“: „всё к лучшему!“ Так любят говорить и современные добродушные проповедники, которые, вместо того, чтобы решительно извлекать погибающих из болота греха, любезно „пожимают им руки“. Они забывают, что только „любящим Бога все содействует ко благу“ [Рим. 8, 28].
Евангельская помощь возливает на раны не только елей, но и вино, чтобы предохранить от гниения, дезинфицировать. Это мужественная сторона Евангелия.
Оно утешает человека, но в то же время бичует его грех. Оно не противится злому, но до крови сражается против зла, против греха. Оно соединяет женственную мягкость с мужественной твердостью, без которой первая вырождается в гибельную, расслабляющую сентиментальность.
Оно борется с человеком за человека.
Это не опиум, одуряющий человека, но подчас „суровая любовь“.
Христос говорит грешнице: „И Я не осуждаю тебя“... и в этой благости елей. Но дальше Он прибавляет: „Иди и больше не греши“, - это вино, сберегающее от гибели.
„К одним будьте милостивы... а других страхом спасайте“.
Да, в этот мир, лежащий во зле и скорби, нельзя идти без Христовых вина и елея.
А со Христом можно идти и в самый вертеп разбойников, в долину скорби, можно жить в миру.
Часто одно лишь слово Евангелия, сказанное с верой, приносит силу и возвращает к жизни.
Помню, однажды умер в знакомой мне семье единственный сын: он утонул во время купанья. Мать, убитая горем, обратилась ко мне у его гроба с вопросом:
- „Скажите, мой Боря жив?“ - „Если б я утверждал это, что дадут вам мои убеждения? Но вот я напомню вам слова Самого Христа: „Бог не есть Бог мертвых, но живых, ибо у Него все живы“.
Эти слова Христа поддержали ее веру и возвратили ей душевную бодрость.
В тюрьме я встретился с одним смертником, присужденным за многократные убийства к казни. Его
звали Соловьем-разбойником (настоящая фамилия его была Соловьев).
Когда пропала надежда на помилование, обычная энергия стала покидать его. Страх перед будущим, тревога, сознание вины и заслуженное™ кары, что он признавал и сам, - стали угнетать его. В то же время он был безграмотен и почти ничего не знал из Евангелия. Я рассказал ему, как мог, о всепрощении Христа, воспользовавшись и тем, что на груди у него было вытравлено чернью большое распятие, - о помиловании блудного сына, о разбойнике на кресте. В последний раз я принес ему картинку, на которой был изображен Христос и припавший к груди его кающийся юноша. Я спросил его: „Кто это?“ - „Это Христос“... - „А другой кто?“ - „Не знаю!“ Я сказал: „Это - Соловьев!“ Тогда он взволновался, глаза его засверкали. Он схватил картинку, сжал ее в руке и воскликнул: „Это мой мандат. С ним завтра я пойду на смерть!“
Так Евангелие побеждает страх смерти.
Но оно же побеждает и страх жизни.
Там же был один интеллигентный человек, который сидел за отказ от военной службы по нравственным убеждениям. Требуя свободы, он объявил смертельную голодовку. Семь дней не ел и не пил. Пытался покончить с собой.
Мы вдвоем с одним добрым священником (оптинским иноком) старались его успокоить и ободрить.
Больше всего подействовало на него напоминание о престарелой старухе-матери, которая ведь не перенесет удара.
В решительную минуту, чувствуя непреклонность его решения покончить с собой (он уже пробовал крюк,
привинченный к потолку), я спросил его - обращался ли он к Богу в молитве?
Поделиться книгой: