Глава б
Центральный каток Хайрмарга — это и достопримечательность, и чудо света. Самый большой в мире, он открывается в середине осени, когда минусовая температура уже устанавливается днем и держится без перепадов в ноль и плюс. Это огромное ледяное кольцо, окружающее малый центр столицы, но малый центр — это и без того восемнадцать станций на кольцевой аэроэкспресса. Словом, кататься здесь можно очень долго, любуясь праздничными украшениями и голограммами, протянувшимися вдоль бортиков и надо льдом. Здесь же расположены всякие сувенирные магазинчики и кафе, где можно как посидеть на открытых террасах (аэростулья с подогревом и пледы смягчают даже самые колючие холода), так и взять напитки с собой. Правда, алкоголь, даже самый слабый, проносить на каток нельзя, так что если хочется согреться шантвейном, приходится задержаться в кафе или в ресторане.
Это место — как зимняя сказка, оно словно вырвано из города: справа и слева возвышаются высотки, а ты словно провалилась в сказочную долину со своим особым настроением и атмосферой.
— Фух! Я уже думала, не дождусь. Три аэроэкспресса пришлось пропустить, представляешь? Влезть не могла, — сообщает Ринни, падая на скамейку рядом со мной. Лезет в расчерченную сиреневыми полосами сумку за коньками, и тут же подскакивает.
А потом бросается навстречу приближающемуся Сэфлу и, совершенно не стесняясь, целует его в губы. Я вглядываюсь в лицо идущего рядом с ним мужчины: высокий, темноволосый, он точно так же вглядывается в мое. Я поднимаюсь и шагаю к ним.
— Лаура! — Сэфл машет мне.
В отличие от своего друга, он не очень высокий, на полголовы выше Рин и меня, но военная выправка чувствуется в ширине плеч и в каждом движении. У него волосы как огонь, а пламя ледяное, как и у большинства фервернцев, и цвет газ как под его силу подбирали — льдисто-голубой.
— Сэфл! — я улыбаюсь.
— Так, прежде чем мы все пойдем кататься, я вынужден предупредить — Бенгарн этого делать не умеет.
— Отличное представление, — смеется его друг. — Но я лучше сам. Лаура? Или ферна Хэдфенгер?
— Ой нет, только не последнее.
У него теплые глаза. Настолько теплые, что кажется даже странным видеть фервернца с глазами цвета расплавленного золота под темным стеклом.
— Отлично. Меня можно звать просто Бен. — Он протягивает мне руку, и я вижу, как в темных глазах вспыхивают искорки пламени. Друг Сэфла тоже иртхан, но насколько необычная его внешность, настолько необычный и его огонь. Искры не алые, они оранжевые, а это цвет истинного пламени.
Достаточно редкого, ставшего объединением алого с желтым.
Раньше такие знания людям были недоступны, но это раньше. Изменения в нашем мире начались несколько лет назад, с тех пор информацию про пламя иртханов включили даже в школьную программу.
— Здорово, Бен, — я улыбаюсь. — Значит, тебе нужен урок по катанию на коньках?
— Именно, — отвечает он. В глазах пляшут смешинки. — Что нам потребуется для начала?
— Для начала нам потребуются коньки.
— Их у меня нет.
— Зато вот там есть прокат, — я указываю на вывеску.
— Поможешь мне с выбором?
Я смотрю ему в глаза и понимаю, что с удовольствием продолжила бы наше знакомство. С другой стороны, почему продолжила бы?! Когда все закончится с Ландерстергом, я действительно буду свободна. Да о чем я вообще?! Я и сейчас свободна, просто кто-то решил, что я его собственность, потому что идеально ему подхожу и из меня получится «прекрасная супруга».
Настроение стремительно падает, примерно как показатели на внешних термометрах, когда приходит Ледяная волна. Обычно она случается ближе к концу зимы, город накрывает безветрием и морозами, как если бы мы попали под дыхание ледяного дракона. Морозы такие, что выходить на улицы без специальных масок нельзя, температура критическая, и пара минут без защиты может закончиться очень плачевно.
Обычно большинство фервернцев предпочитают брать отпуска на этот сезон, и разъезжаются по теплым странам, либо в города с более мягким климатом. На этот период во всех школах каникулы, во всех университетах не ставятся пропуски (при учете, что все сдаешь, разумеется). Оставшиеся в городе либо сидят по домам и в офисах, либо «переезжают» в торговые центры. Выручка в такие дни чуть ли не выше, чем на предпраздничных неделях, то есть сейчас.
— Разумеется, — отвечаю. — Рин…
— Я не дам никому стащить твои коньки, — смеется подруга. — Даже Сэфлу.
Сэфл притягивает ее к себе и кусает за мочку уха под плотной шерстяной повязкой, Рин наигранно вскрикивает, а он уже целует ее в губы. В эту минуту я отчетливо понимаю, что хочу так же: целоваться прямо на морозе, не думая о том, что губы потом надо срочно спасать плотной защитной помадой, дурачиться, сходить с ума только от одного присутствия рядом любимого человека.
А не вот это вот все: «Вы обладаете достаточной смелостью, чтобы войти в мой кабинет без стука и достаточной рассудительностью, чтобы не противопоставлять свои эмоции тому, что не можете изменить», — и уж точно не взглядов, под которыми превращаешься в горку льда и покрываешься снегом даже в самый солнечный день.
— Сэфл сказал, что ты с детства катаешься? — спрашивает Бен, когда мы идем по голографическим стрелочками, парящим в воздухе: «Прокат коньков».
— Да. С трех лет.
— С трех лет?!
Киваю.
— Мне кажется, я родилась с мыслью, что должна кататься.
— Супер, — говорит он, — а я родился с мыслью, что должен спасать жизни. В четыре уже бинтовал все порезы и лепил заживляющие пластины.
— Ты врач?!
Бен кивает.
— Невероятно!
— Что именно?
— Что… да не знаю. У меня никогда в жизни не было знакомого врача. Юристы, экономисты, маркетологи…
Он улыбается, останавливается перед дверью проката, чтобы меня пропустить, а я понимаю, что не должна туда заходить вместе с ним, пока не скажу правду. То есть когда я сюда летела, я все это представляла совсем по-другому. И его представляла другим, хотя если честно, я не представляла его никаким. Он просто был безымянным другом Сэфла, с которым я появлюсь на катке в определенное время, которого буду держать под ручку, и с которым сделаю фото для соцсети.
Но сейчас мне от всего этого тошно. Да, я учусь на маркетинговом и тема моей дипломной работы «Хайп как способ продвижения проекта», но я не хочу становиться такой же, как Ландерстерг. Не хочу становиться для него «прекрасной супругой».
— Бен, мне нужно кое-что тебе сказать, — говорю я.
— Звучит серьезно, — он приподнимает брови.
Но в глазах все равно улыбка. Я в жизни не встречала такого позитивного человека… или иртхана
— Да, я…
Я хочу сказать ему то, что не сказала даже Рин, ему, мужчине, которого знаю пять минут, но потом понимаю, что ничего не должна говорить. Я не давала Ландерстергу согласия на то, чтобы стать его женой. Фото в соцсети не будет, а значит, я могу просто отдыхать и наслаждаться вечером.
— Ты знал, что для катания нужны особенные коньки? — спрашиваю я.
— Совершенно точно… нет.
— Теперь знаешь, — я улыбаюсь в ответ.
И первой шагаю в раздвижные двери.
Меня окутывает волна тепла, я останавливаюсь перед интерактивным стендом, где можно выбрать коньки (на любой размер, вкус и цвет). Повезло, что нет очереди, по крайней мере, именно в этом пункте проката. Частенько по вечерам, а особенно по выходным, здесь не протолкнуться. Мы с Рин сюда не заходим, у нас свои коньки, но когда катаемся мимо, видим кренделек, тянущийся к дверям.
— Так, и что здесь что? — Бен встает рядом со мной.
— Тебе нужны самые обычные коньки. Можно взять прогулочные, но если ты намерен серьезно учиться, лучше начинать с фигурных.
— А чем они отличаются?
— Здесь есть зубцы. Видишь? — Я скольжу пальцами по интерактивной панели. — Вот.
Увеличиваю изображение. Затем второе.
— На этих нет. Но учиться лучше сразу на фигурных, чтобы ты мог исполнять некоторые несложные элементы.
— Боюсь, что единственным элементом в моем исполнении будет полет носом вперед надо льдом.
Я смеюсь.
— Тебе это только кажется. Берем?
— Берем!
Мы выбираем фигурные, несколько размеров, и проходим к ячейкам выдачи. Здесь же нужно будет оплатить выбранную пару после примерки. Пока Бен примеряет, я разглядываю движение на катке через стеклянные двери. Мне кажется, оно никогда не затихает, даже ночами. Каток работает круглосуточно, как и прокат, и, хотя я ни разу не каталась ночами, мне это кажется на удивление притягательным. Ты одна, а вокруг море льда и иглы сияющих огнями высоток.
— Я определился, — сообщает Бен и показывает на темно-синие коньки с белыми полосами. — Пойдет?
— Вполне.
Карточка на оплату примагничена к стенке шкафчика, Бен забирает ее и оплачивает прокат тут же, в терминале. Как раз в тот момент, когда в прокат вваливается целая компания раскрасневшихся девушек. Они что-то громко обсуждают, но заметив Бена, тут же понижают голоса и бросают на него взгляды из-под ресниц.
Мне иррационально хочется взять его за руку, но раньше это делает он.
— Обещай, что не позволишь мне опозориться.
— Пф, — говорю я. — Когда я первый раз встала на коньки, я упала раз двадцать, не меньше.
— Тебе было три года!
— Думаешь, в три года поражения воспринимаются менее серьезно?
Теперь уже смеется он, а у меня таксе чувство, что я знаю его всю жизнь. Мы возвращаемся к скамейке, где оставили Ринни с ее будущим мужем: они уже надели коньки и пьют безалкогольный шантвейн. Аромат от него такой зимний, что сразу представляется опутанная искрящимися лентами ель, разукрашенная сверкающими игрушками. Здесь, кстати, она уже есть, в самом центре катка, ее установили пару недель назад.
— Вы там что делали? — интересуется Рин со смехом. — Я уже всю жо отморозила.
— Мы подошли к выбору со всей ответственностью, — замечает Бен.
— Вам еще повезло, что там не было очереди, — добавляю.
— Э… да они спелись, по ходу. — Ринни смотрит на Сэфла. — Кажется, мы сегодня играем командами.
Сзфл забирает у нее пустой пластиковый стаканчик с плотной крышкой, и кидает вместе со своим в специальный контейнер. Пока я надеваю коньки, Бен смотрит на меня, как я их шнурую, и от этого взгляда почему-то покалывает кончики пальцев. Зимнее настроение создает ощущение нереальности происходящего, и мне кажется, что все, что случится сегодня — это как короткая праздничная сказка.
Мы подходим к выходу на каток, пропускаем вперед Ринни и Сэфла.
— Снимай защиту, — командую я, — и давай мне.
Бен не захватил сумку, поэтому чехлы для коньков я убираю в свою.
— Помочь? — спрашивает он. А потом перехватывает сумку и вешает к себе на плечо. — Так тебе будет проще меня держать.
Мне на самом деле смешно. Он держится за бортик, такой взрослый солидный мужчина, врач — и смотрит на меня большими глазами.
— Нечего отлынивать, — отвечаю. — Шагай.
И первой выхожу на лед.
Движение, общий ритм, легкость скольжения тут же подхватывают меня. Мне хочется взлететь над катком, хочется танцевать, пусть даже сегодня я взяла старые фигурные коньки, а те, что для танцев, остались дома. Музыка льется из динамиков, врывается в мое сердце, и мне кажется, что отпустить ее я могу только в движении, раскинув руки и взлетая в прыжке. Сколько себя помню, так было всегда.
— Лаура? — голос Бена возвращает меня в реальность.
Ринни смеется.
— Ну, мы погнали. Догоняйте!
Они с Сэфлом вливаются в общий поток движения, а я улыбаюсь и протягиваю Бену руку.
— Поехали.
— Что, прямо вот так?
— Да, вот так!
Его пальцы сжимают мои, второй ладонью он цепляется за бортик.
— Видишь вон ту черту? — говорю я ему, указывая на красную линию, отделяющую голографическую стену от реальной. — Там тебе станет не за что держаться. Это значит, что…
— До моего позора осталось десять метров.
Я качаю головой.
— Поехали
Решительно отталкиваюсь — ему остается либо отпустить мою руку, либо скользить вместе со мной. Мне самой интересно, что он выберет, и Бен выбирает второе.
— Чуть согни колени. Так будет проще.
— Уверена?
— Сто процентов.